ее  что
местный священник все объясняет старинными легендами, а деревенский староста
уверяет, что вот уже тридцать лет, как у них в деревне  не  было  ни  одного
случая убийства или загадочной смерти. Раз только и  случилось,  что  пьяный
столяр зарубил свою жену, да и та после этого жила целый год.
   Зиму, как вы знаете, я провел в Париже.  А  весною  меня  и  потянуло  на
охоту. Вот я и предложил вам поехать в мое,  хотя  еще  и  не  утвержденное,
поместье в Карпатских горах.
   Замок выглядит сумрачно, и я велел пока отделать Охотничий дом.
   Карл Иванович забрался сюда раньше и глотает архивную пыль.
   - Если б мистер Гарри разрешил посмотреть архив замка,  -  заявил  старый
библиотекарь.
   - Хорошо, хорошо. Это от вас не уйдет, мы все пойдем осматривать замок.
   Друзья, по последней сигаре, -  предложил  хозяин.  -  Продолжайте,  Карл
Иваныч.

   27-е
   Ночи стали темнее, сплю хорошо, и нервы совершенно успокоились.
   Вчера заходил к Генриху. Он бледен, но, видимо, тоже  успокоился.  Старик
усердно подмалевывает крестики и разводит чеснок.
   На мои насмешки по поводу чеснока ответил:
   - Эх, связываться с тобой только не хочу, а уж порассказал бы!
   Надо подпоить старика, авось развяжет язычок.

   28-е
   Все идет спокойно и скучно. По ночам запах  чеснока  из  церковного  сада
проникает даже и в мою комнату.

   29-е
   Сегодня зашел к нам церковный  сторож,  принес  Мине  в  чистку  какие-то
церковные вещи.
   Я его зазвал в кабинет и угостил чаем, куда успел влить ложки две рому.
   Старика живо развезло, и он начал  ораторствовать:  говорил  о  замке,  о
порядках в нем, о гончих, о прекрасной бедной графине.
   - А вот поди ж ты, - развел он руками, - чуть она меня не загрызла!
   - Кто, гончая сука? - спрашиваю я.
   - Какая там сука, графиня. Умерла это она, а как полнолуние, так и пойдет
ходить. Пристанет к кому - известно, погиб человек! Иной тянет месяца два, а
иной и сразу ноги протянет. Выпьет у человека жизнь. Много тогда  народу  из
замка разбежалось... А вот единожды идем это мы опушкой, а матерый-то волк и
прысь на меня.., повалил; я уже Богу душу представил! А она-то, моя  голубка
Нетти, красавица, как разъярится, да ему, паскуде, в загривок впилась...
   - Кто, графиня мертвая? - удивился я.
   - Ну тебя, путаешь все только! Гончая Нетти, я сам ее вынянчил; и  ни  за
что пропала собака! В ту ночь и погибла, когда змея укусила молодую графиню.
Знаешь, та, с зелеными глазами...
   Чем дальше, тем рассказ его путался все больше и больше,  и  окончательно
нельзя было уже отличить, о ком идет речь: о суке Нетти,  о  графине  или  о
змее. Кто кого укусил и у кого были зеленые глаза.
   - Я ее утопил в старом колодце! - с гордостью закончил старик.
   Он пошел домой, я его не удерживал. На пороге  он  оглянулся  и,  смеясь,
спросил:
   - Что, помогает?

   5-е
   Наступило полнолуние. Я тоскую, меня  гнетет  неведомое  желание,  кругом
какая-то пустота.
   Что она хотела, о чем просила?
   Каждую ночь, помимо своей воли, я жду ее и прислушиваюсь...
   Тихо.
   Только противный чесночный запах стоит в комнате. При  открытом  окне  он
легче, несмотря на свободный доступ воздуха.
   Чего я жду? Сна.., видения?..
   Днем я совершенно покоен, но к ночи становлюсь раздражительным,  не  могу
найти себе места. Меня тянет куда-то, что-то надо сделать,  но  все  неясно,
неопределенно, а потому еще мучительнее. Состояние становится невыносимым.
   Завтра пойду и принесу ненюфар.

   6-е
   День я был сам не свой, к вечеру пробрался за деревню, сбежал в долину, к
озеру и сорвал прекрасный ненюфар. Причем по колено попал в болото.
   Крадучись, точно вор, принес его в свою комнату.
   Сижу у стола и жду. Ничего! Надо лечь.
   Всю ночь не мог спать, ждал и ждал - ничего!
   Ненюфар недвижим, и только запах чеснока царит в комнате.
   Что делать? Как добиться ее возвращения? Чувствую, она страдает, но как и
что?!

   11-е
   Был на озере несколько раз,  но,  кроме  промоченных  ног  и  испачканных
сапог, ничего не добился.
   Тоска моя нарастает.., она для меня не видение, не  призрак,  а  любимая,
желанная...

   13-е
   Был у Генриха. Старик  хитро  улыбается.  На  мой  вопрос  о  суке  Нетти
довольно обстоятельно объяснил, что у графов, в  замке  была  отличная  стая
гончих, а Нетти была любимицей самой графини и имела привилегию лежать у  ее
ног.
   - Уже не иначе, как старый, американский  дьявол  уходил  ее,  -  говорил
старик. -  С  первого  же  дня  она  его  невзлюбила!  Чуяла.  Как  завидит,
ощетинится, оскалит зубы.., а  в  ночь,  как  захворала  графиня,  на  Нетти
смотреть было страшно.
   - Когда я вбежал в комнату, Нетти стоит и трясется,  шерсть  на  ней  вся
дыбом, изо рта пена,  а  глаза  дикие,  зубы  щелкают.  Некогда  было  тогда
заняться ею, а помню, это я хорошо помню, как открыл  я  дверь  на  террасу,
Нетти как  сумасшедшая  бросилась  вон  и  скрылась  по  направлению  старой
капеллы...
   Больше ее и не видели...
   - Ты думаешь, что змея укусила Нетти? - спросил я.
   - Нет, змея укусила графиню.
   - Откуда же взялась змея в замке? - удивился я.
   - Из футляра, старый дьявол привез...  Когда  я  уходил,  старик  спросил
меня: хорошо ли я сплю и перестал ли ходить на озеро.
   - Кто тебе сказал, что я был на озере?
   - Да где же вы сапоги-то пачкаете, ведь все в тине, не ототрешь.  Ничего,
будете спать хорошо, - прибавил он и засмеялся.
   Придя домой, я все раздумывал, почему старик интересуется, хожу ли  я  на
озеро, и почему он уверен, что я буду спать хорошо.
   Раздумывая, я ходил по комнате и нечаянно задел занавес  у  окна:  из-под
него что-то скользнуло и упало на пол - поднимаю и  что  же!..  Гирлянда  из
засохших цветов и луковиц чеснока! Так вот откуда этот противный запах, а  я
думал из церковного сада. Не иначе, как сумасшедший старик подкинул мне ее.
   - Здесь опять перерыв, - сказал старик библиотекарь.
   - И отлично. Пора спать, а то половина наших гостей дремлет, капитан Райт
так и похрапывает, - заявил хозяин. -  Доброй  ночи  и  побольше  прекрасных
сновидений.
   Все охотно  разошлись  по  комнатам  деревенской  гостиницы  -  усталость
охотничьего дня давала себя знать.

Глава 4

   Утром за чаем веселый хозяин спросил:
   - Господа, кого посетили ночью здешние девы? Неужели никого!
   - Меня, - робко  заявил  один  молодой  человек,  скорее  мальчик  -  лет
шестнадцати, болезненный, нервный.
   - Что, как, расскажите? - посыпались вопросы.
   - Она пришла и просила открыть дверь, где она давно томится,  и  сказала,
что берет меня в свои рыцари, - конфузясь, сообщил мальчик.
   - Какую дверь, где? - спросил Гарри.
   - Не знаю. Она сказала "ищи".
   - Ну, конечно, она была с распущенными волосами и с ненюфарами? - смеясь,
сказал доктор.
   - Совсем нет, - ответил юноша, -  я  рассмотрел  ее  хорошо  и  узнаю  из
тысячи. У нее темные волосы и  большой  черепаховый  гребень  держит  их  на
затылке.
   - Галлюцинация, - пробормотал доктор.
   - Лошади готовы!  -  доложил  слуга.  Все  бросились  к  ружьям,  сумкам.
патронташам, и все женщины и вампиры мира были забыты. Охота.

Глава 5

   Вечером охотники собрались вместе. Результат  охоты  был  великолепен,  а
потому и состояние духа у всех повышенное. После  хорошего  ужина  и  многих
стаканов вина разговор с охотничьих приключений снова перешел на вурдалаков.
   Вытребовали старика библиотекаря и приступили  к  нему  с  вопросами,  не
нашел ли он продолжения дневника учителя.
   - Нет, господа, в церкви идут приготовления  к  празднику  Богородицы,  а
потому ризница и архив подле нее замкнуты. Но если мистер Гарри позволит, то
я могу прочесть письма, найденные сегодня в Охотничьем доме.
   Мы были там с управляющим, и дом, как уже известно, не успели приготовить
к сегодняшнему вечеру. Он очень запущен. Даже  к  завтрашнему  будет  готова
только часть дома: столовая и несколько спален, - говорил библиотекарь.
   Убирая одну из спален, управляющий нашел в столе пачку писем и передал ее
мне. Я просмотрел их, мне кажется, что письма эти имеют  связь  с  Дневником
учителя, и вот  если  господа  пожелают,  я  их  прочту,  -  предложил  Карл
Иванович.
   - Просим, просим!
   - Я предполагаю, - продолжал Карл Иванович, - что это пишет один  товарищ
другому; место отправления, судя по пометке, Венеция. Италия.

ПИСЬМА К АЛЬФУ

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

   Милый Альф!
   Ты не можешь себе представить, как я счастлив. Мне разрешено,  вернее,  я
могу вернуться на родину, которую оставил семилетним мальчиком. До  сих  пор
для меня тайна, почему я был отослан из родительского дома.
   Я много раз тебе рассказывал, как богато и весело жилось в родовом  замке
отца, но я как-то стеснялся рассказать тебе последние мои впечатления.
   Сегодня мне хочется это сделать. Не знаю сам, что побуждает меня к тому.
   Начинаю.
   Был прекрасный, весенний вечер, солнышко еще не закатилось, сад благоухал
запахом цветов; все собрались на террасе. Я и малютка Люси,  моя  сестренка,
также присутствовали. Любимая собака мамы лежала около нас.
   Вдруг входит слуга и  докладывает,  что  старый,  чужой  господин  просит
разрешения переговорить с отцом.
   На разрешение отца ввести его на террасу явился старый,  седой  господин,
одетый  в  длинное  полумонашеское  платье.  Я  заметил,  что  у  него  были
красноватые глаза и пунцовые губы на бледном лице.
   При первых звуках его голоса Нетти, любимая собака  матери,  вскочила  и,
ощетинившись, бросилась на него. Она точно хотела вцепиться в его  ноги,  но
страх перед палкой, которую держал незнакомец, заставил ее отступить.
   - Поразительно, что с Нетти, - сказала моя мать. - Извините, - обратилась
она к незнакомцу, - это первый раз, что Нетти бросается на чужих.
   - Петро, выведи собаку, - приказал отец.
   Незнакомец, казалось, не обратил никакого внимания на выходку собаки и  с
низким поклоном подал отцу большой запечатанный конверт.
   Пробежав несколько строк, отец обратился к матери  и  начал  сообщать  ей
содержание письма. Я, конечно, не понял, да и не все слышал. Дело  кончилось
тем, что отец и мать предложили посланному сесть и изъявили свое согласие на
его просьбу.
   Пропустив первое мимо ушей, незнакомец спросил:
   - Когда же позволите привезти гроб?
   - Завтра, если хотите, - ответила мать.
   Поклонившись, незнакомец удалился.
   О чем говорили отец с матерью, я не  разобрал;  поминали  капеллу,  деда,
старый портрет, но какую все это имело связь, я тогда не понял.
   Вчера мне не удалось кончить письма: пришел Сильвио и уговорил меня ехать
прокатиться на Лидо. Вечер был чудесный.  Гондола  наша  тихо  скользила  по
воде. Отблеск заходившего солнца  золотил  облака.  Кругом  нас  раздавались
пение и музыка с соседних гондол.
   Я, настроенный на воспоминание о  прошлом,  думал  о  моей  матери  и  ее
преждевременной кончине. Она умерла,  когда  я  уже  был  в  Нюрнберге.  Как
прекрасна она была и как быстро увяла. До сих пор я  не  знаю  болезни,  что
свела ее в могилу. На мои вопросы отец не отвечал, так же, как  не  объяснил
мне причины, почему я был отослан из замка.
   - Это желание твоей матери.
   Но почему? Она так любила меня?
   Я ясно представлял себе мою мать: высокая, стройная,  с  тяжелыми  русыми
косами. Голубые глаза любовно и нежно смотрят на меня...  Я  точно  чувствую
их.., и что же.., два глаза смотрят на меня, но это не голубые глаза матери,
а жгучие, черные.
   Они промелькнули и исчезли.., а я не могу их забыть!.. Мне необходимо  их
еще раз видеть!..
   Пока прощай.
   Твой Д.

ПИСЬМО ВТОРОЕ

   Милый Альф.
   Вот уже две недели, как я не писал тебе. Представь, я  даже  не  заметил,
что прошло так много времени!.. Ты простишь мне, если я скажу, что счастлив,
безмерно счастлив!!
   Я нашел ее, т.е. нашел обладательницу тех черных глаз,  что  смотрели  на
меня на Лидо. Глаза эти, при свете солнца, еще  прекраснее.  Да  и  вся  она
хороша! Возьми описание красавиц Венеции, и  ты  будешь  иметь  понятие,  но
думай не о ней, а только о ее тени...
   Она знатного рода, но сирота  и  небогата.  Живет  под  присмотром  своей
кормилицы; вот все, что пока я о ней знаю.
   Я уже тебе сообщал, что мое невольное изгнание с родины  кончилось,  и  я
могу вернуться  в  родительский  дом.  Возвращение  мое  невесело,  так  как
возможность вернуться я получил только благодаря смерти отца.
   Много лет я уже не имел известий из родного дома. Отец, под  угрозой  его
проклятий, запретил мне самовольно явиться в замок: "Когда придет  время,  я
позову тебя".
   И вот старый слуга пишет, что отец  скоропостижно  скончался  от  разрыва
сердца, как определил врач.
   Петро был моим дядькой и отвозил меня  в  Нюрнберг.  Он  просил  прислать
нотариуса для продажи замка и прибавляет,  что  это  желание  отца.  О  моем
возвращении он не говорит ни слова. Точно этого и быть не может...
   Нет и нет! Я еду домой, хотя бы это стоило мне жизни!  Я  хочу,  наконец,
знать тайну, что окружает смерть моей матери.
   Да и сказать ли тебе, я мечтаю, что поеду туда не один...
   Прощай!
   Твой Д.

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

   Милый Альф!
   Может ли быть кто-либо несчастнее меня? С семи лет у меня не было матери,
и я не знал ее забот и ласк;  не  было  родины;  никто  меня  не  любил;  ты
скажешь, что я жил в довольстве, окруженный достатком. Да, но это не  то!  Я
все же чужой; вот и она прошла вчера мимо меня и  даже  не  взглянула!  А  я
знаю, знаю, что она видела, знала, что я стою за колонной и жду ее  взгляда.
А прошла мимо. Несчастный я, ты можешь плакать на могиле матери, а я... Еду,
еду домой!
   Ты спрашиваешь, о каком гробе я писал тебе, да о гробе дедушки,  что  его
слуга привез из Америки. Отчего дед был в Америке и что с  ним  там  было  -
сказать тебе не сумею. Есть какое-то предание, но детская моя память его  не
удержала. Знаю одно, что дед завещал  перевезти  себя  в  родовой  замок  из
страны ацтеков.
   - Как ацтеков? - вскричал молодой хозяин, - ведь и я из страны ацтеков, я
потомок их.
   - Быть может, это есть тот самый  родственник,  документов  о  погребении
которого и недостает, чтобы быть введенным  в  права  наследства,  -  сказал
доктор.
   - Жаль, что нет здесь нашего нотариуса.  Но  дальше,  дальше,  -  торопил
Гарри.
   На другой день, - опять читал Карл Иванович, - после посещения старика  с
красными глазами перед вечером в ворота нашего замка въехали дроги, а на них
большой черный гроб.
   Отец и мать весь день были заняты хлопотами к его принятию.
   Открыли двери склепа, что  из  капеллы.  Капеллу  всю  убрали  зеленью  и
свечами, решили пригласить  священника.  Склеп  также  очистили  от  пыли  и
паутины и на одном из запасных каменных гробов отец приказал высечь  надпись
с пометкой "Привезен из Америки".
   Долго ожидали старика, и только к вечеру он  явился  со  своей  печальной
кладью.
   Гроб оказался страшно тяжел.
   Старик с красными глазами выразил сомнение, пройдет ли гроб  по  узкой  и
крутой лестнице, что вела из капеллы в склеп.
   - Не лучше ли открыть западные двери склепа, выходящие в  сад,  -  сказал
он.
   - Откуда вы можете все это знать? - удивился отец.
   - По рассказам графа, - сумрачно ответил старик.
   Пришлось отказаться от внесения тела в капеллу и  от  похоронной  службы,
что очень огорчило мою мать.
   Наскоро открыли западные двери склепа и через них внесли гроб и  опустили
в назначенное место.
   Когда хотели снова замкнуть двери замком, который изображал крест  и,  по
слонам стариков слуг, был прислан самим папою из Рима, не оказалось ключа.
   Поднялись суматоха и спор - кто держал ключ, но ключ не находился.
   Красноглазый старик попросил у отца разрешение поселиться в развалившейся
сторожке, близ дверей склепа, обещая их охранять, как собака.
   - Да ведь сторожка непригодна для жилья, - сказал отец.
   - Ничего, я ее поправлю, а для меня  только  и  осталось  на  свете,  что
посещать могилу моего господина.
   - В таком случае - хорошо.
   Старик низко поклонился  и,  вынув  из  кармана  большой  темный  футляр,
подошел к моей матери.
   - По словесному приказанию моего умершего господина, графа, на  память  о
нем, - сказал он, передавая футляр.
   На нежно-голубом бархате лежало чудное колье из жемчуга. Застежкой к нему
служила  голова  змеи  художественной  работы,  с  двумя  большими  зелеными
глазами.  Изумруды,  их  изображавшие,  были  большой  стоимости  и   как-то
загадочно мерцали.
   Все колье было особенно и стоило немало денег, конечно.
   Вдруг Гарри прервал чтение.
   - Не знаю, известно ли вам, что на груди у Вицли-Пуцли было  ожерелье  из
жемчуга, вернее из жемчужной змеи с зелеными глазами, и оно  имело  какую-то
таинственную  силу.  Ожерелье   пропало,   когда   испанцы   разорили   храм
Вицли-Пуцли.
   Подождав минуту, но видя, что Гарри молчит, Карл Иванович продолжал:
   Мать взглянула на отца, тот утвердительно кивнул головою.
   Мать приняла подарок. Лучше бы она отказалась от него!..
   Но прощай, "она" послала за мной.., о, я счастливейший из людей!
   Д.

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

   Альф, милый Альф, дорогой Альф, она меня любит, любит.., мы объяснились!
   Она меня любит. Это нарочно она прошла мимо. Ей хотелось, чтобы  я  пошел
за ней. Как я счастлив! "Она" и родина, что нужно еще человеку?
   Прощай. Бегу за розами.
   Д.

ПИСЬМО ПЯТОЕ И ПИСЬМО ШЕСТОЕ

   Как я уже писал тебе, все шло по-старому, и если смерть дочери  садовника
и огорчила мать, но все же она была совершенно здорова.
   - Какая смерть, когда? - раздались вопросы.
   - Видимо, пропущено одно письмо, - ответил Карл Иванович.
   - Ну, дальше, - сказал хозяин.

***

   ... совершенно здорова, вплоть до роковой ночи.
   Происшествия этой ночи крепко врезались мне в память, хотя до сих пор  во
многом они для меня загадочны.
   Люси и я, мы спали через комнату от нашей матери, под надзором Катерины.
   Среди ночи меня разбудил страшный крик: откуда он,  я  не  знал.  Сев  на
кровати, я стал слушать: в доме была суматоха, хлопали двери, слышались шаги
и голоса.
   Окликнув Катерину, я убедился, что ее нет в комнате. На меня напал страх.
   Босиком, в одной рубашке, я бросился в спальню  матери.  Там  было  много
народа.
   Мать лежала без чувств на высоко приподнятых подушках,  бледная,  как  ее
белые наволочки и ночная кофта.  На  груди,  на  белом  полотне,  я  заметил
кровавые пятна. Отец наклонился над больной, а старый наш доктор  вливал  ей
лекарство в рот.
   Кругом толпились испуганные слуги.
   Через несколько минут мать очнулась и боязливо осмотрела комнату.
   - Фреди, это ты, Фреди, ты прогнал его?
   - Кого его, моя дорогая?
   - Его, дедушку, не пускай его, не пускай!
   - Успокойся, милая, никого нет, дедушка умер, а ты видела сон.
   - Сон, да, сон, но как ясно, - пробормотала мать.
   - Нет, это не сон!... - снова заговорила она.
   - Правда, я уснула, но вдруг почувствовала, что кто-то вошел  в  комнату,
лампада перед образом зашипела и погасла.
   - Нет. Быть может, она и раньше погасла, а это шипела змея. Не знаю...  В
комнате был полумрак, - продолжала больная после короткого перерыва, - но  я
ясно узнала его, деда. То же бархатное платье и золотая цепь, а главное,  те
же злые глаза, чуть-чуть отливающие кровью. Горбатый нос и сухие  губы.  Это
был он и не он!
   - Полно, успокойся, - прервал ее отец.
   - Нет, слушай. - Он наклонился ко мне. - Почему ты не хочешь носить моего
подарка? - тихо спросил он, - попробуй.  -  В  руках  его  было  ожерелье  с
головою змеи. Он надел его на меня, целуя в губы, -  при  этих  словах  мать
вытерла рот, - губы были холодные, точно лягушки, и от него  скверно  пахло:
гнилью, сыростью... Вместо ожерелья на моей шее висела змея, которая  тотчас
же меня и укусила...
   - Тут я потеряла сознание и ничего не помню... - закончила мать.