собые  помещения,  в  которых  держат  живыми
запасные жертвы и по мере надобности закалывают их у ног идола.
   - Да, в Индии все храмы имеют свои подземелья, известные только жрецам, и
нет ничего удивительного, если там существуют и тюрьмы, - сказал  кто-то  из
офицеров.
   - Что подземелья, что кровавая богиня, вот бы сюда десяток-другой молодых
баядерок, да еще в костюмах из лотоса! - мечтал молодой прапорщик.
   - Ну,  этого-то  добра  всегда  довольно,  было  бы  золото,  -  возразил
старожил.
   - Вот капитан Райт у нас самый богатый, за деньгами бы он не  постоял!  -
кричал прапорщик.
   Я вынул полный кошелек золота и, помахивая им, смеясь, проговорил:
   - За пару баядерок: кто  больше!  Вид  золота  напомнил  о  картах.  Живо
составились партии, и игра началась.
   Мы с Джемсом отказались и вышли под  колоннаду  храма  в  сад.  Бронзовый
слуга-индус принес нам сигары. Курим.
   - Знаете, Райт, в этих сигарах что-то примешано, - говорит Джемс.
   Я и сам чувствую какой-то особенно приятный вкус. А главное, после каждой
затяжки в голове шумит и куда-то тянет; хочется, а чего - и сам не знаешь.
   Любви, страсти, приключений. Кровь толчками приливает к сердцу.
   Мы сидим в глубоких креслах. В двух шагах от нас  начинается  напролазная
стена деревьев. В темноте блестят два глаза... Они  смотрят  на  меня...  Не
тигр ли? - проносится в мыслях.
   Нет. Это человек. Вернее скелет,  обтянутый  темно-бронзовой  кожей,  вся
одежда которого состоит из  лоскута  бумажной  материи  вокруг  бедра.  Лицо
окаменелое, только глаза блестят и живут.
   - Кошелек баядерки, тайна, - шепчет он, наклоняясь близко ко мне. Тем  не
менее Джемс слышит, соскакивает, хватает меня за руку и говорит:
   - Идем, идем!..

***

   Кошелек в ту же минуту в руках  соблазнителя.  Он  прикладывает  палец  к
губам и делает знак следовать за ним.
   Мы ныряем в узкий проход между стеною храма и кустарником. Затем входим в
храм по боковому входу. Отсюда нам слышны голоса наших друзей и  при  плохом
освещении можно разобрать, что мы позади внутренней колоннады.
   Таинственный спутник нажимает невидимую пружину, и  большой  хобот  слона
тихо-тихо поднимается, а под ним узкая дверь и крутая лестница вниз.
   Лестница вьется все ниже и ниже... Мы в  темном  коридоре.  Где-то  вдали
мерцает светлая точка.
   - Тише, - шепчет проводник, и мы скользим как привидения.
   - Ждите, - вновь шепчет  он,  и  мы  остаемся  одни.  Воздух  подземелья,
пропитанный запахом пряностей, еще больше кружит нам головы.
   Время идет, мы теряем терпение.
   А свет впереди так заманчиво мерцает.
   - Вперед, вперед, - коридор тянется бесконечно, но вот и  зал.  Огромное,
темное, сколько ни всматриваешься направо  и  налево  -  видишь  только  лес
колонн, строенных из черного гранита, украшенных золотым рисунком.
   Проходим.
   Перед нами занавес,  тяжелая  золотая  парча  стоит  как  стена.  Наверху
круглое отверстие, из которого и идет свет, видимый из коридора,  и  который
чуть-чуть освещает зал.
   - Вперед! - Мы за занавесом  и  стоим  ослепленные.  Стены  из  розового,
прозрачного сердолика, из них, или через них, льются волны  розовато-желтого
света; с потолка идут голубые волны эфира и,  смешиваясь  с  розовыми,  дают
небывалый эффект.
   Что-то волшебное. На  полу  пушистый  шелковый  ковер,  усыпанный  белыми
свежими цветами лотоса.
   Перед нами  небольшое  возвышение,  пьедестал  и  на  нем  стоит  женщина
неземной красоты. Она  совершенно  голая.  Черные  густые  волосы  подобраны
сначала кверху, а потом заплетены в четыре толстые косы. На голове корона  в
виде сияния из самоцветных камней. Две косы висят по обе стороны  лица,  как
рама, и спускаются на пышную грудь; две другие косы висят вдоль спины.
   Ожерелье и пояс на  бедрах  также  из  самоцветных  камней.  Лодыжки  ног
обвивают изумрудно-сапфировые змейки, положив головы на ступни.
   В руке у нее бесцветный голубой лотос.
   Драгоценные камни ее наряда блестят и переливают,  но  лучше  их  блестят
черные большие глаза. Это чудные, огромные звезды! Коралловые  губки  плотно
сжаты. Линии лица и тела так чисты, так безукоризненны, так прекрасны!
   - Кто ты, прекрасная из прекрасных! Будь ты не-божительница  или  исчадие
ада - мы твои верные рабы. - И под влиянием опьянения становимся на колени.
   Чудное видение улыбнулось и, тихо  скользя,  приблизилось  к  нам.  Белая
ручка поднялась, и голубой лотос прикоснулся к левому плечу каждого из  нас.
В ту же минуту мы потеряли сознание.
   Нас привел в себя адский шум, визг, стоны, завывания. Мы лежим связанными
посреди зала с черными колоннами, и кругом нас беснуются желтые  дьяволы.  В
них  мы  без  труда  узнали   индийских   фанатиков,   факиров:   нечесаные,
всклокоченные волосы, испитые лица, тела факиров в клубах черного дыма,  они
были истинными представителями ада.
   - Богиня оскорблена! Жертву, жертву, да льется кровь нечестивцев! - можно
было разобрать среди визга и стона.
   Нас повлекли куда-то. Наступила полная тьма.
   Опять замелькали факелы, и  скоро  свет  их  позволил  разглядеть  другую
картину.
   Ужас сковал нас! Перед нами страшная богиня Бовами... Сомневаться  мы  не
могли.
   Грубо высеченный из темного мрамора истукан-женщина. На черной шее у  ней
ожерелье из белых человеческих черепов; пояс состоит из бахромы ног и рук  -
тут есть черные, желтые и белые, большие и маленькие, видимо, руки  детей  и
женщин. И все это свежие, не успевшие еще разложиться!
   Огромная ступня богини попирает человеческую голову, и в этой  голове  мы
узнаем голову нашего солдатика, якобы унесенного тигром, из израненного тела
бегут  струйки  крови,  омывая  подножие  кровожадного   идола.   Тело   еще
содрогается последними судорогами.
   - Жертву, жертву, -  кричат  кругом,  и  через  мгновение  мы  совершенно
обнажены. Смерть неизбежна.

***

   Но какая смерть! Бесславная, постыдная, у ног омерзительного истукана, от
ножа фанатика!
   Судьба.
   Мы лежим рядом: я грызу потухшую сигару. Джем-ми молчит.
   К нам подходит высокий худой  брамин.  На  голове  золотой  обруч,  белая
одежда в виде хитона подпоясана шнурком, в руках широкий жертвенный нож.
   Закрываю глаза.
   Вдруг наступает мертвая тишина. Жрец, с высоко поднятой рукой, где  зажат
страшный нож, откинулся назад, на лице изумление и страх. Еще минуту, и  нож
со звоном катится на полу.
   Жрец, а за ним и все остальные падают на колена  с  криком:  "Избранники,
избранники!"
   Нас осторожно  поднимают,  развязывают,  завертывают  в  мягкие  шелковые
одежды и несут прочь.
   Вот мы на ложе из душистых лепестков роз, вокруг носятся волны курений.
   Музыка сладостно звучит.
   Перед нами прежняя красавица, но при блеске огней это не живая женщина, а
статуя.
   Кругом нее целый хоровод прекрасных молодых женщин: это  баядерки  храма.
Ноги и руки украшены браслетами,  звон  которых  мелодично  звучит  в  ушах.
Одежда их только из одних  тонких  цветных  покрывал  еще  больше  усиливает
впечатление наготы.
   Они пляшут, они подходят к нам и подают  янтарные  кубки  с  питьем.  Как
вкусно, как освежительно оно! Это напиток богов.
   Нас окружают, ласкают, увлекают в танцы. Нам  вновь  подают  вино,  дарят
поцелуями...
   -  Господин  капитан,  господин  капитан!  Открываю  глаза.  Передо  мной
вестовой.
   - Господин капитан, приказ от командира, - и он подает мне пакет.
   Не могу опомниться, сажусь.
   День. Моя спальня. Вот и гамак Джемса: он спит спокойно. Открываю  пакет:
приказ о выступлении через несколько часов.
   Наконец соображаю. Сон.
   - Джемс, Джемс, выступление, вставайте, пора, бужу я товарища.
   Джемс вскакивает и изумленно смотрит на меня.

***

   - Фу, ты, черт, ведь это сон! - наконец произносит он. - Наверное, сигары
вчера были с опиумом, ну и сыграли они со мной шутку!
   Я начинаю расспрашивать.
   Джемс рассказывает "мой" сон.
   И когда в середине я его  перебиваю  и  продолжаю  рассказ,  он  стоит  с
открытым ртом от удивления и спрашивает,  откуда  я  знаю  "его"  сон.  Дело
мало-помалу  выясняется;  мы  видели  один  и  тот  же  сон  до   мельчайших
подробностей.
   Вопрос: возможно ли это?
   Наскоро отдав приказание готовиться к походу,  мы  бросились  осматривать
стену храма, ища боковой ход. Но стена была совершенно  гладкая,  не  только
хода, даже трещины не было.
   Осмотрели храм изнутри за колоннами.
   - Ну, а ваш кошелек? - вспомнил Джемс.
   Ищу в карманах, на столе, всюду: нет. Спросили денщика, и он подал пустой
кошелек, поднятый в зале пиршества одним из слуг.
   Вскоре забил барабан и пришлось оставить храм, сделавшийся для нас  очень
интересным.
   Капитан Райт замолчал.
   - И это все? - спросил кто-то из гостей разочарованно.
   - Все или почти все, - ответил Райт.
   Только через месяц, купаясь в море, мы увидели с Джемсом друг у друга вот
это, - и он, сбросив тужурку, отворотил рукав рубашки.
   Все присутствующие увидели на белом плече татуированный рисунок лотоса.
   Рисунок безукоризненно изящен и прекрасного голубого цвета.
   - Вы нас мистифицируете, капитан? - спросил старый гость.
   - Помните условие: не просить объяснений, -  отрезал  сухо  Райт  и  этим
прекратил всякие расспросы.

Глава 2

   Наступил день маскарада.
   С утра все, и гости и слуги, в хлопотах и волнении.
   Хотя ночь предвидится светлая, так как наступило полнолуние, но все же  в
саду развешаны фонари и расставлены плошки.

***

   Залы, и без того блестящие и нарядные, украшены зелеными гирляндами.
   Темная  зелень  дубов  и  елей  еще  ярче  оттеняет  белое  электрическое
освещение.
   Во многих комнатах под тенью тропических муз, пальм и  магнолий  устроены
укромные поэтические уголки.
   Буфеты ломятся под тяжестью изысканных закусок и вин.
   Маленькие киоски  в  виде  индийских  пагод,  с  шампанским,  фруктами  и
прохладительными, разбросаны всюду.
   Над главным дамским буфетом  красиво  спускается  флаг  Америки.  Голубое
шелковое поле заткано настоящими золотыми звездами.
   Зимний сад, по приказу Гарри, только полуосвещен и  для  прохлады  в  нем
открыты окна.
   Смитт и Миллер  летают  вверх  и  вниз,  устраивая  и  отдавая  последние
приказания прислуге и музыкантам.
   Кухни полны поваров и их помощников.
   Гости тоже в волнении; каждый занят своим нарядом. Оказывается, у  одного
все еще не доставлен костюм из города; у другого  оказались  узкими  сапоги;
доктор ворчит, что золотой шнурок "дважды  рожденного"  недостаточно  толст.
Парикмахеры и портной завалены просьбами, их рвут на части...
   Гарри тоже озабочен: он примеряет костюм набоба. Райт сидит перед  ним  в
кресле с сигарой, а Джемс с усердием хлопочет возле Гарри.
   - Отлично, отлично, ты настоящий раджа! Теперь бы вокруг тебя штук десять
"нотчей", индусских танцовщиц, - восклицает он.
   - А, по-моему, не мешало бы  побольше  бриллиантов  и  вообще  камней  на
тюрбан и на грудь, - говорит Райт.
   - Это правда, - соглашается Гарри, - но где взять теперь?
   - Постой, ты, Гарри, не открывал шкатулку, что  стояла  на  шифоньере,  в
комнате умершей невесты, помнишь ту, что мы видели в первый день  приезда  в
Охотничий дом, - спросил Джемс. - Она была тяжела и в ней, вероятно, дамские
украшения.
   - А ведь ты, пожалуй, прав, Джемми, пошли сейчас же за ней Смита. Сказано
- сделано.

***

   Смит отряжен, через полчаса шкатулка привезена.  Что  за  чудная,  тонкая
работа.
   Но молодым людям не до красот шкатулки: они спешат открыть ее. Но открыть
нельзя: крышка крепко сидит на своем месте, нет и признаков замка.
   Гарри вертит ее из стороны в сторону.
   - Какая досада, что я раньше не подумал о ней и  не  призвал  мастера,  -
сожалеет он.
   - Ну мастер-то едва ли бы что тут сделал: замка ведь нет, - говорит  Райт
и, в свою очередь, вертит шкатулку.
   - Постой, постой, дай мне! - перебивает Джемс и берет ящик.
   Он нажимает что-то, и крышка с мелодичным звоном открывается. Ура!
   Увлеченные костюмом, ни Гарри, ни Райт не обратили внимания  на  то,  что
Джемс так легко открыл шкатулку. Им не пришло в ум спросить его,  откуда  он
знает секрет замка.
   Сам же Джемс только слегка сдвинул  брови,  что  у  него  было  признаком
запавшей думы.
   В шкатулке  несколько  отделений-этажей  и  все  они  наполнены  дамскими
украшениями старинной художественной работы: тут кольца,  браслеты,  серьги,
ожерелья и пр., и все лежит на своих местах-выемках.
   Порядок образцовый.
   В одном из средних отделений не хватает ожерелья  из  каких-то  коральков
или бус. Осталась пустая ложбинка  с  ямочками.  Да  в  нижнем  этаже  такая
большая пустота. Трудно определить, что  тут  лежало...  Скорее  всего,  что
большой дамский гребень.
   На месте его лежит тоненькая тетрадка, исписанная женским почерком.
   Друзья ее раскрывают, и не знают, на каком языке она написана.
   - Должно быть, по-итальянски, - решает Джемс.
   - Это дадим перевести Карлу Ивановичу, а теперь пора выбирать  подходящие
украшения, - спешит Гарри и кладет тетрадку на место.
   Украшения выбраны, и наряд набоба сразу выиграл вдвое.
   - Это в самом деле набоб, богач, увешанный драгоценностями, как индусский
идол.

Глава 3

   Вечер. Близко полночь. Бал удался на славу! Залы переполнены гостями.
   Множество дорогих и интересных костюмов. Шелк  и  бархат  всех  цветов  и
оттенков. Кружева, ленты, бриллианты...
   Вот гордая  венецианская  догаресса  в  жемчужной  шапочке  и  с  длинным
парадным шлейфом, который несет голубой паж.
   Вот благородная испанка в черных кружевах и с огромным красным веером.
   А вот маленькая японская мусмэ в расшитом цветами и птицами халатике.
   Здесь турчанка в шелковых шальварах и белой воздушной чадре.
   А сколько боярынь, боярышен, полек, румынок и даже китаянок!
   Кажется, все нации мира прислали своих лучших  представительниц  на  этот
пир.
   Между костюмами мужчин преобладают домино. Музыка гремит.  Танец  сменяет
танец. Хозяин, хотя и под маской, но всеми узнанный,  по  богатству  костюма
раджи, внимателен и приветлив со всеми.
   Всюду разбросанные буфеты-пагоды с шампанским, дорогими винами и фруктами
не успевают удовлетворять желающих.
   Уютные уголки под тенью пальм и муз, где розоватый или  голубоватый  свет
фонарика располагает к излияниям любви, скрывают счастливые парочки.
   Джемс, Райт и даже сам доктор ухаживают  вовсю.  Каждый  выбрал  даму  по
своему вкусу.
   Вскоре после полуночи хозяин входит  в  главный  зал  под  руку  с  новой
гостьей.
   Между публикой пробегает шепот одобрения. И правда, более  красивой  пары
не найти. Но кто она?
   Раньше ее не видели, не заметить же ее было невозможно. Она так хороша!
   Высокая стройная фигура, маленькая головка с  пышными  черными  локонами,
подобранным под большой гребень. Тонкое  венецианское  кружево  заложено  за
гребень и прикрывает собою лицо, вместо маски, до самых глаз.

***

   Глаза открыты. Это большие черные, полные неги и  страсти.  Под  кружевом
можно рассмотреть правильные черты лица, коралловый ротик с  белыми  острыми
зубками.
   Незнакомка одета в голубое шелковое платье:  материя  старинная  и  фасон
средних веков. На шее у ней нитка розовых кораллов. У корсажа пучок пунцовых
роз. На пальцах дорогие кольца.
   Она идет по залу с видом владелицы замка, едва отвечая на поклоны.
   В глазах ее властная, притягательная сила.
   Гарри совершенно очарован своей дамой. Он проходит с ней все бальные залы
и подходит к главному буфету.
   Но на все предложения любезного хозяина  незнакомка  качает  отрицательно
головкой.
   Умоляя ее отпить из бокала шампанского, Гарри берет ее за руку.
   - Боже, какая холодная ручка.  Вам  холодно!  -  и  он  торопливо  отдает
приказание затопить камин у себя в кабинете.
   Кабинет, спальня и уборная хозяина - почти единственные  комнаты  в  этом
этаже, закрытые для гостей.
   Музыка играет веселый вальс.
   Гарри делает несколько туров со своей  дамой.  Она  танцует  превосходно,
точно скользит по полу, отдаваясь в объятия своего кавалера.
   - Довольно, - шепчет она, и Гарри тотчас же останавливается.
   Джемс на другом конце зала занят усиленным флиртом с маленькой испанкой в
желтой шелковой юбке; он в это время поднимает голову, и взгляд  его  падает
на красавицу рядом с Гарри.
   Он слегка вскрикивает, и веер, который  он  выпросил  у  своей  дамы,  со
стуком падает к ее ногам.
   Кое-как проговорив "извините", Джемс бросается через зал к Гарри, но пока
он пробирается между танцующими, пара исчезла.
   Он хочет бежать дальше... Рука Райта его останавливает.
   - Джемми, что с тобою, ты бледен, как мертвец? - говорит капитан.
   - Но это она, она, я узнал ее, пусти меня, - вырывается Джемс.
   - Нет. Кто "она", говори, - властно приказывает Райт.
   - Та, в голубом платье, из Охотничьего дома. Райт вздрагивает и бледнеет,
в свою очередь.
   - Где она? - тревожно спрашивает он.
   - С Гарри под руку, с Гарри, надо предупредить; я чувствую сердцем, Гарри
грозит опасность, - взволнованно твердит Джемс, порываясь бежать.
   - Да, ты прав; надо искать, надо узнать, кто она? - решает Райт.
   Они обегают все залы, невежливо толкая танцующих, нахально заглядывают  в
уютные уголки, прерывая жаркие признания. И уже готовы спуститься в сад, как
Райту приходит на ум спросить камердинера: "Где господин хозяин?"
   - Мистер приказал затопить камин в кабинете; вероятно, он там, - отвечает
Сабо.
   - Идем туда!

Глава 4

   Между тем Гарри, окончив вальс, повел свою даму к двери кабинета.
   - Я сейчас вас согрею, - шептал он, - там топится камин, и никто туда  не
войдет.
   Его тешила мысль остаться  наедине  с  красавицей  и  упросить  ее  снять
кружево с лица.
   Лакей распахнул перед ними двери кабинета.
   "Сейчас я увижу ее рядом с собою, - подумал Гарри, -  зеркало  висит  как
раз против двери".
   Они входят. Что за странность: Гарри видит себя  в  зеркале,  но  одного;
рядом нет ничего; видно только, как лакей закрывает дверь.
   Прежде чем ошеломленный Гарри мог что-либо сообразить, спутница  увлекает
его на низенький диван, кладет себе под руку мягкую подушку. Она это  делает
с таким видом, точно бывала не раз в этой комнате.
   Грациозным  движением  вытаскивает   розовую   сердоликовую   булавку   и
откидывает кружево.
   Если через кружево она казалась красавицей, то теперь она была еще лучше.
   Гарри позабыл весь мир: он  соскальзывает  с  дивана  на  ковер  к  ногам
красавицы и кладет голову на ручку дивана.
   Дама наклоняется низко-низко;
   Гарри чувствует одуряющий запах лаванды и  неизъяснимую  сладкую  истому.
Глаза сами собой закрываются.
   Он сознает, как сквозь сон, что холодные пальчики с острыми ногтями  ищут
расстегнуть ворот его костюма...
   Вдруг дверь с шумом открывается: это  Райт  и  Джемс,  вопреки  настоянию
лакея, входят в кабинет.
   Женщина поднимает голову, и взгляд, полный злости и ненависти, на  минуту
останавливает молодых людей.
   Она встает, а Гарри безжизненно падает на ковер. Он в глубоком обмороке.
   Райт бросается к незнакомке, чтобы задержать ее; но  уже  поздно.  Она  у
двери, портьера скрывает ее.
   Друзья, не зовя слуг, освещают  и  обыскивают  все:  спальню,  уборную  -
никого. Все двери заперты и заложены изнутри.
   Гарри кладут на диван и приводят в чувство. Первое его слово о красавице.
   Райт старается уверить его, что он ошибся, что  душный  воздух  зала  был
причиною его обморока.
   - Полноте, я отлично все помню. Она была здесь; вот и подушка, на которую
она опиралась; вот и ямка от  локтя;  затем  он  быстро  нагибается,  что-то
поднимает и с торжеством, показывая сердоликовую булавку, восклицает:
   - А это что? Вы и теперь будете отрицать ее существование! И какая у  вас
цель? - и ревность, горячая ревность загорелась у него во взгляде.
   - Полно, Гарри, только не это! -