зкий удар  колокола,  еще,  еще;
поздно. Слуги изменили.
   Набат гудит в самом замке.
   Толпа во дворе, ворота открыты. Неистовый шум, гам, проклятия долетают  в
зал.
   - За мной, в подвал, - командует граф Карло. - Смит, ломы, кирки, топоры,
что возможно, - кричит он. -  Одна  сторона  колодца  примыкает  к  замковой
стене; мы пробьем эту стену!!!
   Конец

ЭПИЛОГ

(Из семейной хроники графов Дракула-Карди. По желанию Е. Л. X.)

   Палуба большого американского парохода. Чудный закат солнца; огненный шар
вот-вот погрузится в волны,  море  охвачено  светом,  точно  пожаром.  Волны
плещут о борт парохода и навевают на душу безотчетную грусть.
   В привилегированном месте палубы сидит общество мужчин. Это Гарри, теперь
граф Дракула-Карди, и его спутники, все старые, неизменные  друзья:  капитан
Райт, доктор Вейс, Джемс и старый библиотекарь  Карл  Иванович.  В  памятную
ночь бегства из старого замка в Карпатских  горах  Карл  Иванович  бежал  со
всеми, как-то не возник даже вопрос, что он может остаться,  что  ему  лично
опасность не грозит.
   Позднее, когда, уставшие, грязные, оборванные, после тяжелого и  опасного
спуска с горы, они явились в  город,  то  Гарри  не  захотел  расстаться  со
стариком. Тем более, когда выяснилось, что Карл Иванович  одинок  на  свете,
ничего не имеет и существует тем, что  занимается  библиотекарством,  где  и
когда случится.
   - Нет, мистер Гарри, я не могу, я слишком стар, я буду вам в  тягость,  -
твердил старик.
   Гарри с всегдашним своим тактом уверил Карла Ивановича, что он  будет  не
только полезен, но даже прямо необходим ему, самому  Гарри,  что  ему  нужен
личный секретарь, а в Америке огромная библиотека в полном беспорядке.
   Карл Иванович, со слезами на глазах, согласился, и у Гарри  с  этого  дня
стало одним верным человеком больше.
   Вот  уже  три  дня,  как  пароход  отошел  из  Гамбурга.  Спешные  сборы,
ликвидация дел, расчеты поглотили последние дни перед отъездом.  Теперь  все
хлопоты и заботы отошли в область прошедшего, и друзья  вздохнули,  наконец,
свободно.
   - Слава Богу, кончено; теперь долго не заманите меня в Европу, -  говорит
Гарри. - По мне уж лучше иметь дело с команчами или хищными зверями,  чем  с
прекрасными женщинами, которые спускаются по лучу  месяца  и  кусаются,  как
гадюки; достаточно с меня всякой чертовщины!
   - Кстати, Гарри, мы до сих пор ничего не знаем, о чем сообщил  тебе  граф
Карло, - сказал доктор.
   - Да, да, за тобой рассказ, - подхватил Джемс.
   - Извольте, если это вас еще интересует, - согласился Гарри.
   Закурили новые сигары, уселись поудобнее и приготовились слушать.
   - И время-то самое подходящее: закат солнца, - сказал Джемс.
   - Вы, конечно, поймете, - так начал Гарри, - мое удивление, когда  монах,
которого  я  принял  за  бедного  просителя,  оказался   графом   Карло,   а
следовательно, и настоящим владельцем "моего" замка.
   С первых же слов он уверил меня, что никаких прав на замок более не имеет
и не желает иметь, что он давным-давно отказался от всякой  собственности  и
посвятил свою жизнь посту и молитве. Что страшный грех тяготил его  душу,  и
он надеялся, вдали от света, замолить и забыть его. Он дал  обет  больше  не
покидать своей кельи.
   Вдруг до него дошли слухи о здешних событиях; т.е. о моем приезде в замок
и о появлении в окрестности загадочной смертности.
   Известие это поразило его, как громом!
   Ведь он-то знал, что это за болезнь, откуда она, это и был его  грех.  Но
его слабости, когда-то близкие  ему  женщины:  мать  и  невеста  -  не  были
уничтожены,  сделавшись  вампирами.  И  вот  теперь  они  губили   окрестное
население, выпивая его кровь.
   Он знал также, что с годами их вампирическая сила увеличилась, и бороться
с ними людям не посвященным очень трудно.
   Сердце и разум сказали  ему,  что  он  обязан  нарушить  свою  клятву  не
посещать мир и идти вновь в замок в Карпатских горах; несмотря на весь  ужас
и тяжесть его положения, он должен хоть и поздно, но исполнить свой долг.
   Он спросил совета у своего духовника, очень ученого  и  старого  прелата,
который давно знал всю  печальную  историю  Карло.  Прелат  одобрил  решение
графа, дал ему  священных  облаток,  без  которых  человек  бессилен  против
нечистой  силы,  и  предупредил,  что  по   старым   книгам   ему   известно
существование "не мертвого" в горах Карпат, как очень сильного и хитрого,  и
гибель которого зависит от мужественной женщины, но что время гибели еще  не
настало.
   Относительно женщин, как более слабых, граф Карло  предложил  мне  борьбу
под его наблюдением и помощью.
   Это, как вы знаете, не удалось. Мятеж вспыхнул скорее, чем мы рассчитали.
   Видя подобную случайность, граф решился остаться один  и  силою  заговора
вернуть женщин в положение спящих, ограничив их подвижность стенами замка.
   В замке же без моего разрешения никто жить не может и не  будет.  Вы  уже
знаете,  что  через  комиссионную  контору   все   имущество   замка,   мною
приобретенное, распродано, осталось только то, что до меня находилось в нем.
   Теперь разрешение некоторых вопросов, относящихся собственно к вампирам и
оставшихся для нас загадками.
   Граф Карло в тяжелые минуты своей жизни вел записки, а теперь отдал их  в
мое распоряжение.
   Они довольно обширны, но читать их все нет  надобности.  Многое  нам  уже
известно, многое не подлежит общему оглашению, те же отрывки, которые  могут
представить для вас интерес, я позволю себе прочесть.
   Гарри принес толстую тетрадь и начал, перелистывая ее, рассказывать:
   - Выводы Джемми, в большинстве случаев, верны, - сказал он. - Причиною  и
началом всех несчастий  был  старый  граф  Дракула,  ухитрившийся  сам  себя
привезти в гробу из Америки под видом старого слуги; с его приездом началась
первая загадочная эпидемия, во время которой и погибла мать  Карло,  молодая
графиня Мария Дракула.
   Она - это вампир с золотыми волосами и ненюфарами. Отец Карло знал  тайну
ее смерти, но от безмерной любви не решился воткнуть ей  в  сердце  осиновый
кол.
   Охраняя себя и других, они со старым Петро и домашним доктором уложили ее
в новый склеп и крепко заговорили. Затем граф Фредерик решил  отказаться  от
света и караулить дорогую и страшную покойницу.  Он  молился  день  и  ночь,
надеясь вымолить ей прощение и спокойную смерть.
   Оберегая память жены, граф запретил  сыну  своему  Карло  возвращаться  в
замок, а с Петро и доктора взял страшную клятву ничего  не  говорить  ему  о
причине смерти матери, а также и о последствиях этой смерти.
   Этим распоряжением граф Фредерик сделал страшную ошибку. Он не  рассчитал
того, что Карло может захотеть вернуться на родину, и  связал  клятвою  двух
человек, могших его предупредить об опасности.
   Как думал распорядиться граф Фредерик перед своей смертью - неизвестно.
   Он умер, не успев написать завещания.
   Старый Петро похоронил графа в  заранее  приготовленном  гробу,  рядом  с
графиней, и проделал опять все, что требовалось для заклятия.
   Затем он, по обету, пошел в Рим к папе за святыми облатками и  по  дороге
зашел в Венецию отдать отчет новому владельцу замка.
   Решение графа Карло вернуться в родовой замок привело  Петро  в  страшный
ужас и в то же время он не смел нарушить клятвы.
   Упросив Карло ждать полгода, он  бросился  в  Рим,  ища  там  спасения  и
разрешения клятвенных уз.
   Старый доктор, желая спасти сына своего друга, нарушил  свою  клятву,  но
это стоило ему временного помешательства, а главное, Карло ему не поверил.
   Тем  более  что  ученый  друг  Альф,  перед  знаниями  и  умом   которого
преклонялся Карло,  отверг  и  высмеял  существование  вампиров.  И  доказал
ненормальность старика.
   К несчастию, граф не дождался возвращения  старого  Петро  и  переехал  в
замок, привезя туда и невесту Риту.
   Вначале все шло хорошо.
   Новый склеп не был открыт,  а  старый  Дракула  спокойно  лежал  в  своем
каменном гробу.

***

   "Потом все пошло прахом, - начал читать Гарри,  -  Рита  начала  хворать,
хандрить; она бледнела, худела не по дням, а по часам, в то же время была ко
мне нежна и как-то застенчиво ласкова. Она не отказывала мне в поцелуях,  но
как-то оглядывалась, оберегалась,  точно  боялась  строгого  взгляда  старой
тетушки. Меня это очень забавляло".
   Загадочная смерть Франчески сильно повлияла на Риту, и Карло решил, и  по
совету старого доктора, который все требовал увезти Риту  "чем  дальше,  тем
лучше", и по своему личному мнению - веря в благоприятное  влияние  перемены
места, - переселить невесту в лесной дом под надзор друга Альфа.
   Он так и сделал.
   Но и там больная продолжала хворать и наконец впала в летаргический  сон,
принятый за смерть.
   "Мы одели дорогую покойницу, - вновь читал Гарри, -  в  голубое  шелковое
платье, я воткнул ей в волосы знаменитую гребенку императрицы - ведь она так
любила ее. О гробе хлопотали Альф и Лючия, а я просил только одно: ничего не
жалеть.., я хотел, чтобы моей милой было хорошо лежать между лент и кружев.
   Капеллу обтянули черным сукном, и я велел срезать все розы  до  единой...
пусть умирают со своей госпожой.
   Мы с Альфом, с помощью Лючии и Цецилии, вынесли Риту из ее салона. Мы  не
хотели, чтобы чужие входили в эту священную для нас комнату. И Альф и  Лючия
сразу откликнулись на мое предложение закрыть салон навсегда. Так он стоит и
поныне.
   При звоне колоколов в сопровождении всей дворни и деревни мы отнесли тело
Риты в капеллу. Наутро была назначена заупокойная служба.
   С вечера ничего не предвещало бури, а ночью  вдруг  поднялся  ураган,  да
какой! Старики говорят, что давно не помнят такой грозы.  Гром  грохотал  не
смолкая. Черную тьму прорезывала поминутно яркая молния, ветер рвал с  такою
силою, что казалось, стены замка не выдержат.
   Мы все собрались в столовой. Нервное напряжение от  пережитого  горя  еще
усилилось от воя бури и грохота грома.

***

   Все молчали. Мне казалось, что мир разрушается,  что  никто  и  ничто  не
хочет существовать после смерти той, кто была лучшим украшением жизни.
   И вот через шумы грозы мы слышим дикие голоса людей, в них нечеловеческий
ужас, какой-то вой...
   Двери с силою открываются,  и  в  комнату  врываются  человек  пять-шесть
прислуги; все они бледны, волосы в беспорядке и с криками: "Она встала,  она
идет!" кидаются кто ко мне, точно ища защиты, кто в противоположную дверь.
   И прежде чем из отрывочных слов и восклицаний испуганных людей мы поняли,
в чем дело, в дверях, к нашему ужасу, показалась Рита;  сама  Рита,  умершая
Рита.
   В первую минуту я ничего не думал,  не  понимал,  смотрел  кругом,  видел
Риту, в голубом нарядном платье, с розами у груди; видел старика  доктора  с
выпученными глазами и трясущейся нижней челюстью; видел бледного Альфа...
   Сколько мгновений продолжался наш столбняк, не знаю. Нас  привел  в  себя
радостный крик Лючии:
   - Господи, это был обморок, ты жива, жива, Рита, о, как мы все счастливы!
   Оцепенение  снято.  Сразу  все  заговорили,   поняли   положение   вещей,
обрадовались, бросились к Рите. Один доктор-старик стоял, как истукан.  Лицо
его выражало растерянность и недоумение.
   Рита была бледна и слаба, да это и понятно,  такой  глубокий  обморок.  А
затем прийти в себя, в гробу, тоже чего-нибудь да стоит! Впрочем,  она  была
так слаба, что ни мрачное убранство капеллы, ни гроб, казалось, не произвели
на нее впечатления.
   По крайней мере, ни тогда, ни после она  ни  слова  не  сказала  о  своих
ощущениях.
   В эту же ночь в замке умерла молодая служанка,  точно  смерть  не  хотела
уйти от нас без жертвы.
   Смерть пришла и воцарилась в замке.
   Не проходило недели без покойника, мы даже как-то привыкли к  этому,  тем
более что эпидемия свирепствовала также и на деревне".
   - Наступила так называемая вторая  эпидемия,  -  сказал  Гарри,  прерывая
чтение и перекидывая несколько листов тетради.
   Карло сообщает о смерти Лючии, Альфа, итальянских лакеев  и  т.д.  и  при
этом жалуется, что Рита,  прежде  такая  нежная  и  сострадательная,  теперь
спокойно и безразлично относится к смерти близких людей.
   Дальше он пишет (и Гарри снова начал читать):
   "На деревне погребальный звон  не  прекращается,  и  как  это  напоминает
детство, и как жутко становится... Какие страхи встают кругом... А  тут  еще
этот доктор со своими вампирами!
   Бедный старик совершенно сошел с ума! Он, как  привидение,  день  и  ночь
бродит по замку, всюду является неожиданно, распространяя скверный чесночный
запах  и  разрисовывая  везде,  где   возможно,   пентаграмму,   этот   знак
средневекового заклятия нечистой силы.
   Особенно сильно он украшает им мои комнаты и мои вещи, я  уже  не  спорю,
лишь бы он избавил меня от букетов чеснока, а то повадился украшать ими  мою
спальню... Так что теперь у нас с ним по этому поводу молчаливое соглашение.
   Пусть, зачем раздражать сумасшедшего! Зато с Ритой они теперь враги!
   Раньше он рыцарски ухаживал за ней, и она относилась к нему ласково,  как
к старому человеку,  другу  моих  родителей.  Теперь  же  она  не  переносит
старика, прямо ненавидит его.
   Я думаю, что это одна из причин, почему она завтракает и обедает  одна  у
себя в комнате.
   Этой же причине  я  приписываю  отказ  Риты  принять  от  меня  последний
подарок. А ведь вещица была заказана по ее личному желанию..,  и  вышла,  на
удивление, удачно! Это на тонкой золотой цепочке знак пентаграммы, усыпанный
бриллиантами, и камни самой чистой воды, точно летняя роса...
   А Рита даже не хотела взять ее в руки. Обидно  немного...  Эх,  буду  сам
носить и помнить, что счастье обманчиво.., и любовь.., и дружба..."
   Гарри прервал чтение и отодвинул тетрадь.
   Причиною всех несчастий и на  этот  раз  был  старый  граф.  Заговоренный
Петро, он 15 лет лежал смирно в гробу,  но  был  еще  настолько  силен,  что
внушил Карло мысль привести в склеп Риту, а ей желание опереться о  каменный
гроб. Прикосновение живого женского тела сняло заклятие, и старый вампир был
свободен.
   Он начал с того, что погубил свою  освободительницу,  наградив  ее  своей
любовью и страшными последствиями этой любви.
   Рита, с его помощью, в недолгое время стала сильным  вампиром.  Она  вела
двойное существование: днем жила между живыми, ловко обманывая их,  а  ночью
являлась вампиром и губила их.  Страстная  любовь  к  другу  своего  жениха,
Альфу, заставила ее забыть осторожность и сильно  ее  выдала,  хотя  Альф  и
умер, не успев ничего сказать Карло, не открыв тайны Риты.
   Прощальное письмо Альфа, вложенное в библию, так и не дошло по адресу.
   Граф Карло его не видел.
   Все же у графа проснулись неясные  подозрения  и  ревность,  и  он  начал
следить за Ритой.
   Тут граф Карло переживает страшную драму.
   "Она какая-то бесстыдная, сладострастная", - пишет он, - или "чем  больше
я за ней слежу и наблюдаю, тем больше становлюсь в тупик. Она или  сходит  с
ума, или у ней какая-нибудь таинственная болезнь,  но  болезнь  психическая,
так как физически она цветет и хорошеет день ото дня".
   "Чем объяснить такой поступок, - пишет он дальше:
   - Рита, тихонько оглядываясь,  входит  в  мой  кабинет,  берет  со  стола
тяжелое каменное пресс-папье и с силою кидает  его  в  большое  простеночное
зеркало. Стекло вдребезги.
   В ту же минуту она сталкивает с подставки тяжелую китайскую вазу и  та  с
грохотом падает на пол. Вбегают слуги.
   - Ничего особенного, - объявляет холодно Рита, - скажите  барину,  что  я
нечаянно столкнула вазу, а она, падая, разбила стекло.
   - Идите прочь. - Слуги, переглядываясь, молча уходят".
   - Как раз в это время, - рассказывал Гарри дальше, -  Карло  подвернулась
латинская книга "о ламиях". Он взял ее из лесного дома, на память об  Альфе,
и от бессонницы, которая его преследовала, принялся читать.
   Карло признается, что ничего бы не  понял  в  ней,  если  б  не  рассказы
старого доктора на эту тему. Тем не менее  он  не  в  состоянии  поверить  в
существование вампиров, а тем более причислить к ним свою невесту. "В  книге
ясно сказано, что "они"  выходят  из  могил,  -  пишет  он.  -  Затем  книга
говорит..."
   - Впрочем, это я вам прочту, - говорит Гарри, перекидывая листы.

***

   "Книга говорит, что большей опасности подвергаются близкие люди. Вот если
б была правда, то я первый должен бы был умереть. А я жив и здоров  и  никто
ко мне по ночам не ходит.., вот только я спать не могу... Что это, крик  или
мне показалось? Вероятно...
   Фу, какая-то огромная, черная кошка  подкралась  к  моей  двери,  я  даже
испугался, а увидев меня, она тоже испугалась, шмыгнула по темному  коридору
и пропала. Откуда она? Кажется, в замке нет такой; должно быть,  забрела  из
соседнего леса. Надо будет..."

   19-е
   Ну, и ночка! Сейчас светит ясное солнышко, а я все еще не  могу  сбросить
ночной кошмар.., а, быть может, и действительность.., а впрочем,  я  потерял
мерило...

   19-го. Позже
   Вчера ночью ко мне в комнату заглянула черная кошка и исчезла. Не успел я
снова взяться за перо, как ворвался сумасшедший, на нем был халат, на голове
чеснок, а в руках знаменитый кол, с которым он не расстается.
   Оказывается, что кол у него  осиновый,  и  чтобы  добыть  его,  он  ходил
куда-то далеко, так как у нас в окрестности осины нет.
   Старик  вбежал  и  принялся  что-то  искать  в  двух  моих  комнатах.  Он
заглядывал под кровать, в шкаф, под стулья, за портьеры  и  даже  смотрел  в
печке.
   - Нету, ушел.
   - Да кто ушел, кого вы ищете? - спрашиваю я.
   - Да "его". Эхе-хе, понимаю,  сюда-то  не  сунется!  -  весело  засмеялся
сумасшедший, показывая на знак пентаграммы, вырезанный  им  на  пороге  моей
комнаты.
   - Знаешь, - продолжал он, - я  двери-то  чесноком,  чесночком  замазал  и
завесил, так "он" в окно да черной кошкой.., сюда, вверх.., а я за ним,  да,
видишь, ноги старые, не поспел, ушел он... - Старик тяжело вздохнул и присел
на стул.
   Из отрывочных фраз  и  бормотанья  я,  наконец,  понял,  что  он  завесил
чесноком двери капеллы, а сам сторожил "его" с колом. Этот-то "он" старика -
выходит не кто иной, как Рита, она же вампир.
   Будь передо мной  не  старик,  я  бы  вздул  его,  несмотря  на  все  его
сумасшествие. Я думал тогда, что всякий  вздор,  даже  сумасшествие,  должен
иметь меру.
   Пока я соображал, как образумить старика, он  вдруг  опомнился,  вскочил,
схватил меня за руку и зашептал:
   - Идем, идем, "он", наверное, у  итальянца,  у  художника,  засосет  "он"
беднягу.
   Постараться вырваться, нечего было и думать, и я покорно  пошел,  вернее,
побежал за сумасшедшим. Он быстро взобрался по лестнице, в третий этаж,  где
живет итальянский художник, и затем мы, словно воры, тихо стали красться  по
коридору.
   Подошли к комнате итальянца. Старик осторожно приотворил дверь.
   Комната была залита  лунным  светом,  окно  открыто,  и  занавес  на  нем
отодвинут.
   Каково же было мое удивление, а потом  бешенство,  когда  я  увидел,  что
Рита, моя невеста, полулежит на груди итальянца, к нему поцелуем.
   Должно быть, я крикнул, потому что Рита подняла голову и обернулась..,  и
о ужас, ужас!.. При ярком свете месяца глаза ее светились  сладострастием  и
злобой, а по губам текла свежая, алая кровь.
   - Видишь, видишь, - закричал старик и  кинулся  вперед...  Сильный  порыв
ветра хлопнул створками окна, взметнул штору и ударил  ею  по  старику,  тот
упал.
   Я поспешил к нему на помощь, но луна померкла и в комнате воцарился мрак.
Нескоро я отыскал спички и свечку.
   При слабом освещении я оглянул комнату - никого нет.  Сумасшедший,  охая,
поднимался с полу, итальянец мирно спал.
   Я готов был все признать за галлюцинацию, как старик подошел к кровати и,
поднимая за плечи художника, спокойно объявил:
   - Вот я и прав, "она засосала его". В самом деле художник был мертв.
   Лицо бледное, руки болтают