е сравнится с холодом того вечера. Роуан стояла рядом и терпеливо ждала. Майклу хотелось заплакать, но он до такой степени устал, что не осталось сил даже на это. Он чувствовал себя совершенно раздавленным. Промелькнувшие перед глазами образы словно изрешетили его насквозь. Не было желания шевельнуть хоть пальцем.
     Однако Майклу все же открылось нечто новое - маленькая подробность, о которой он не знал до сих пор. Деталь, связанная с Роуан... Тогда он в первые же секунды узнал, кто она, узнал все о ее жизни. И ее имя - Роуан.
     Но можно ли считать достоверными эти воспоминания? От напряжения болела душа. Майкл лежал на палубе, раздавленный, злой, ощущая кипевшую внутри ярость и одновременно отчетливо сознавая глупость своего положения. Не будь рядом Роуан, он наверняка бы разрыдался.
     - Попробуйте еще раз, - сказала она.
     - Бесполезно. Это другой язык. Я не умею им пользоваться.
     - И все же попытайтесь.
     Он последовал ее совету. Но на этот раз не увидел ничего, кроме множества разных людей. Замелькали картины солнечных дней, лицо Элли, Грэма, калейдоскоп других лиц. Вспышки света словно перемещали его взгляд то в одном направлении, то в другом... Дверь рубки, хлопающая от ветра, какой-то высокий мужчина без рубашки, поднимающийся из трюма наверх... И Роуан. Да, Роуан, Роуан, Роуан. Она была рядом со всеми, кто возникал перед его внутренним взором. Всегда Роуан, иногда - счастливая Роуан. Майклу не удалось увидеть на борту этой яхты ни одного человека, рядом с которым не было бы Роуан.
     Майкл поднялся с досок, встал на колени. Вторая попытка ошеломила его сильнее, чем первая. Уверенность в том, что он что-то узнал о Роуан уже тогда, когда бездыханный лежал на палубе, была лишь иллюзией, тонким слоем, снятым с густого покрова ее образов, наполнявших яхту. Это знание просто перемешалось с другими слоями видений, сквозь которые он продирался. Возможно, он обрел знание о Роуан только потому, что держал ее руку. А может, все объясняется еще проще: прежде чем он вновь оказался на палубе, Роуан рассказала о том, как это было. Утверждать что-либо наверняка невозможно.
     Словом, суть в том, что он по-прежнему ничего о ней не знает и по-прежнему не в состоянии вспомнить самое важное! А она просто очень терпеливая и понимающая женщина. Надо сказать ей спасибо и уходить отсюда.
     Майкл сел на палубе.
     - К черту все, - прошептал он.
     Он натянул перчатки, потом достал носовой платок, высморкался и поднял воротник куртки, чтобы защититься от ветра. Впрочем, что ветру такая тонкая курточка?
     - Пойдемте в дом, - сказала Роуан.
     Она взяла его за руку, как маленького. Как ни странно ему это понравилось. Едва они перелезли через борт проклятой яхты с ее скользкой и качающейся палубой и оказались на пирсе, Майкл почувствовал себя намного лучше.
     - Благодарю вас, доктор, - сказал он. - Попытаться все же стоило, и у меня нет слов, чтобы выразить вам благодарность за то, что вы позволили мне это сделать.
     Роуан обняла его за талию, почти вплотную приблизив к нему лицо.
     - Может, в другое время у вас получится.
     Снова ощущение... Еще одна деталь: он знает, что под палубой есть каюта, где она часто спит и где к зеркалу приклеена его фотография... Неужели он опять краснеет?
     - Пойдемте в дом, - повторила приглашение Роуан и буквально потащила его за собой.
     Внутри было уютно. Однако усталость и разочарование оказались слишком велики, чтобы позволить Майклу размышлять об уюте. Ему хотелось отдохнуть, но он не осмеливался даже помыслить об этом. Нет, надо ехать в аэропорт. Брать чемодан и ехать. Там он вздремнет на пластиковом стуле в зале ожидания... Один путь к открытию перерезан, и нужно как можно скорее воспользоваться другим.
     Оглядываясь на силуэт яхты, Майкл поймал себя на желании еще раз сказать им, что не отказывается от своей цели, а просто пока не может вспомнить. Он ведь даже не знает, действительно ли портал служит входом куда-то. И еще число... Там ведь было число. Причем очень важное, Он подошел к стеклянной двери и прижался лбом к ее прохладной поверхности.
     - Я не хочу, чтобы вы уезжали, - прошептала Роуан.
     - Я сам не хочу, - признался Майкл - Но должен. Понимаете, они на самом деле чего-то ждут от меня. Тогда они объяснили, чего именно. Я обязан сделать все возможное и уверен, что возвращение в Новый Орлеан - это часть пути к успеху.
     Роуан молчала.
     - С вашей стороны было очень любезно привезти меня сюда.
     И вновь молчание в ответ.
     - Может... - после долгой паузы прошептала она.
     - Может... что? - Майкл резко обернулся.
     Роуан стояла спиной к свету. Она успела снять куртку, и в своем свитере крупной вязки выглядела очень стройной и грациозной: длинные ноги, удивительно красивые скулы и узкие запястья рук...
     - Скажите, а вам никогда не приходило в голову, что так и должно быть: расчет в том и состоял, чтобы вы все забыли?
     Ее предположение застало Майкла врасплох, и потому он ответил не сразу:
     - Вы верите в истинность моих видений? Я хочу сказать, вы читали то, что печатали об этом в газетах? Так вот, в том, что касается видений, они написали правду. Конечно, журналисты сделали из меня дурачка, полного идиота. Но суть-то в том, что тогда там было столько всего, столько всего и...
     Жаль, что ему не удавалось отчетливо разглядеть выражение ее лица.
     - Я верю вам, - спокойно сказала Роуан и, помолчав, добавила:
     - Всегда страшно оказаться на волосок от гибели, случайное стечение обстоятельств, круто меняющее жизнь, способно испугать каждого. Вот почему нам нравится думать, что так было предначертано...
     - Это действительно было предначертано!
     - Хочу только добавить, что в вашем случае волосок был слишком тонким. Когда я заметила вас, уже почти стемнело. Пятью минутами позже я вряд ли разглядела бы вас в воде, и мы бы не увиделись сегодня.
     - Вы пытаетесь найти объяснения, и это очень любезно с вашей стороны. Я искренне ценю ваши усилия. Но, видите ли, мои воспоминания, точнее говоря, те ощущения, что мне довелось испытать... они настолько сильны, что не нуждаются ни в каких объяснениях. Я видел их, доктор Мэйфейр, они там действительно были. И...
     - И что же?
     Майкл покачал головой.
     - Это что-то вроде эмоционального всплеска - в какой-то бредовый момент я словно бы вспоминаю, но в следующее мгновение все исчезает. То же самое происходило со мной и тогда, на палубе. Знание... да, едва открыв глаза, я еще отчетливо помнил, что происходило там... А потом это ушло...
     - Слово, которое вы тогда сказали, точнее, прошептали...
     - Я не уловил его - не видел себя произносящим какое-либо слово. Но вот что я вам скажу: мне кажется, что уже тогда я знал ваше имя. Знал, кто вы.
     Она молчала.
     - Однако я не уверен...
     Майкл в замешательстве обернулся. Почему он тянет время? Где его чемодан? Ему действительно пора в аэропорт. Но он настолько устал, что никуда не хотел ехать.
     - Я не хочу, чтобы вы уезжали, - снова сказала Роуан.
     - Вы серьезно? Значит, я могу побыть здесь еще? Он посмотрел на нее, на темную тень худощавой фигуры на фоне слабо освещенного стекла.
     - Как жаль, что я не встретил вас раньше, - сказал Майкл. - Жаль, что... я хотел сказать... Это так глупо, но вы очень...
     Он шагнул вперед, чтобы лучше видеть ее. Эти глаза... Глубоко посаженные и тем не менее очень большие, удлиненные. Нежные, соблазнительные губы... Но что за странная иллюзия? Едва Майкл сделал еще несколько шагов, выражение лица Роуан, озаренного мягким, приглушенным светом, проникавшим сквозь стены, сделалось вдруг угрожающим и злобным. Нет, здесь, конечно же, какая-то ошибка. На самом деле он даже не может толком разглядеть ее лицо. И все же во взгляде, устремленном на него из-под густых светлых волос, явственно читалась неприкрытая ненависть.
     Майкл буквально застыл на месте. Должно быть, у него разыгралось воображение. Однако перед ним стояла именно Роуан, стояла неподвижно и либо не подозревала о его страхе, либо ей было все равно.
     Потом она двинулась к нему и оказалась в полосе тусклого света, проникавшего сквозь северную дверь.
     Как она прекрасна! И как печальна! А он? Непростительно! Допустить такую ошибку! Ужасно! Видеть печаль на ее лице, ощущать вспыхнувшее внутри ее безмолвное желание и бурю эмоций...
     - Что это? - прошептал Майкл.
     Он раскрыл руки. И Роуан нежно прижалась к нему грудью, большой и удивительно мягкой. Майкл заключил ее в объятия и пробежал закованными в перчатки пальцами по шелковистым волосам.
     - Что это? - снова прошептал он.
     То не был вопрос. Скорее, то была своего рода словесная ласка, делавшая его смелее. Майкл чувствовал, как бьется ее сердце, слышал прерывистое дыхание.
     И сам дрожал всем телом, охваченный горячим желанием защитить ее, уберечь от чего-то, почти мгновенно перешедшим в страсть.
     - Я не знаю, - прошептала в ответ Роуан. - Не знаю.
     Она беззвучно плакала. Потом она подняла голову и осторожно поцеловала его полураскрытыми губами, словно опасаясь, что он воспротивится этому. Она давала ему время для отступления. И конечно же, он не имел ни малейшего намерения отступать.
     Майкла мгновенно поглотило желание, как это уже было в машине, когда он коснулся руки Роуан. Но сейчас он обнимал ее нежное, чувственное, такое податливое и одновременно упругое тело, целовал ее снова и снова, касаясь губами шеи, щек, глаз, проводил пальцами по гладкой коже тела под свитером. Боже, если бы он только мог содрать проклятые перчатки... но, если он это сделает, все пропадет, страсть испарится, оставив лишь ощущение замешательства. От отчаяния он ухватился за эту страсть, да, от отчаяния. А она по ошибке приняла ее за чистую монету и по-глупому испугалась.
     - Да, да, конечно, - произнес Майкл. - Как ты могла подумать, что мне не захочется, что я не стану... как ты могла?.. Обними меня, Роуан, обними крепче. Я здесь. С тобой.
     Плача, она обмякла в его руках. Ее рука скользнула к поясу его брюк, к замку молнии, но движения эти были какими-то неуклюжими и бестолковыми. Роуан негромко вскрикнула, и в этом возгласе было столько боли, что Майклу стало не по себе.
     Он вновь принялся покрывать поцелуями ее лицо, а когда голова Роуан запрокинулась, прижался губами к шее. Потом подхватил женщину на руки, осторожно пронес по комнате и стал медленно подниматься по чугунным ступеням винтовой лестницы, вираж за виражом, пока не оказался в большой и темной спальне с южной стороны дома Они буквально рухнули на низкую кровать. Майкл снова и снова осыпал Роуан поцелуями, гладил по волосам. Даже сквозь перчатки он наслаждался ощущением ее тела. Когда он попытался снять с нее свитер, она не воспротивилась - напротив, принялась помогать и в конце концов стянула свитер через голову.
     Майкл поцеловал ее груди под тонкой нейлоновой сорочкой, коснулся языком темного кружочка соска, тем самым стремясь усилить собственное возбуждение. Интересно, какие ощущения испытывала Роуан, когда черная кожа перчаток скользила по ее обнаженной коже, ласкала нежные соски? Слегка приподняв тяжелые груди, Майкл поцеловал сладостную впадинку между ними, а потом припал губами к соскам, целуя и лаская их по очереди.
     Роуан извивалась, дрожа всем телом, то слегка прикусывая зубами его плохо выбритый подбородок, то сладострастно прижимаясь губами к его рту. Ее руки скользнули Майклу под рубашку...
     Он сжимал в руках ее груди, чувствуя, как острые ноготки в ответ прищипывают его плоские соски. Все, еще немного - и он перейдет вожделенную грань. Майкл слегка отстранился, приподнялся на локтях, пытаясь совладать с дыханием, затем лег рядом с Роуан, ожидая, пока она стащит с себя джинсы. Как только с ними, было покончено, он притянул Роуан к себе и провел руками по гладкой коже ее спины сверху вниз, до изгиба маленьких ягодиц.
     Нет, он больше не может ждать! В яростном нетерпении Майкл сорвал очки и бросил их на столик у кровати. Без них Роуан превратится для него в вожделенное размытое пятно, но мысленно он будет отчетливо видеть каждую мелочь, каждую деталь ее фигуры - настолько прочно они запечатлелись в его памяти. Он лег на нее сверху, и тонкая рука немедленно потянулась к молнии его брюк, расстегнула ее, резким движением выдернула его член и несколько раз похлопала по нему, словно проверяя степень готовности. Майкл чуть с ума не сошел от этих прикосновений. Он почувствовал, как его кольнули жесткие завитки волос на ее лобке, потом ощутил жар внутренних губ и, наконец, тесное, пульсирующее влагалище.
     Кажется, он даже вскрикнул. Роуан слегка приподнялась на подушке, не отрывая губ от его рта, и потянула Майкла к себе, изо всех сил прижимаясь к нему лобком.
     - Давай же, возьми меня, - прошептала она.
     Ее слова хлестнули его словно бичом, разом высвободив накопившуюся и едва сдерживаемую страсть. Сознание полноты власти над этим хрупким телом, этой нежной, беззащитной плотью лишь подстегивало нетерпение. Ни одна из сцен грубого изнасилования, порожденных его воображением и увиденных в неконтролируемых снах, не шла ни в какое сравнение с тем, что он делал сейчас.
     Их бедра бились друг о друга Майкл как в тумане видел ее раскрасневшееся лицо и два жарких красных пятна сосков. Роуан стонала. Он входил в нее снова и снова, а потом увидел, как вдруг обмякли и опустились ее руки... Через мгновение он закрыл глаза и излился в горячее лоно.
     Разжав объятия, они, утомленные до изнеможения, расслабленно лежали на мягких простынях. Майкл зарылся лицом в душистые волосы тесно прижавшейся к нему Роуан. Чуть позже она нащупала рукой смятую и отброшенную в сторону простыню, прикрыла их обоих и, повернувшись к Майклу лицом, задремала.
     Пусть самолет подождет, и его цель - тоже. Пусть уходит боль и спадает возбуждение. В другое время и при других обстоятельствах он нашел бы Роуан неотразимой. Но сейчас она воплощала в себе нечто гораздо большее, чем наслаждение, страсть, загадочность и неукротимый огонь. В его восприятии она уподобилась божеству, в котором Майкл отчаянно нуждался.
     Какое-то время спустя Майкл почувствовал, как его неотвратимо потянуло провалиться в сон. Он рывком сел на постели и кое-как сдернул с себя остатки одежды, потом лег, совершенно обнаженный, если не считать перчаток, рядом с Роуан и прижался к ней всем телом, с восторгом вдыхая ее восхитительный запах. Она в ответ сонно вздохнула, и этот вздох был сродни ласковому поцелую.
     - Роуан... - прошептал он.
     Да, он знал ее и знал все о ней.

***

     Они были внизу. Они звали: "Просыпайся, Майкл, спускайся вниз". Они разожгли большой огонь в камине. Или огонь был вокруг них, похожий на лесной пожар? Майклу показалось, что он слышит грохот барабанов. Что это - неясный сон или воспоминание о шествии гильдии Комуса в тот далекий зимний вечер? Воспоминание о неистовом, наводящем ужас ритме оркестров и о факелах, мелькающих меж дубовых ветвей. Они были там, внизу, и от него требовалось всего лишь встать и спуститься. Но впервые с того момента, как они покинули его, впервые за все долгие недели он не хотел их видеть, не хотел вспоминать.
     Майкл сел на постели, вглядываясь в блеклое, белесое утреннее небо. По телу струился пот, сердце колотилось.
     Раннее утро. До восхода солнца еще слишком далеко. Он взял со столика очки и надел их.
     В доме ничего не происходило. Не было ни барабанов, ни запаха дыма. И не было никого, кроме них двоих... Но и Роуан уже не лежала рядом с ним в постели. Он слышал поскрипывание балок и свай, но звуки эти были вызваны биением о берег волн. Чуть позже возник новый звук - низкий, вибрирующий. Майкл догадался, что это пришвартованная у пирса яхта ударяется о его стенку. Призрачный левиафан словно напоминал о своем существовании, говоря: "Я здесь, здесь".
     Майкл посидел на постели еще некоторое время, оглядываясь вокруг, изучая спартанскую обстановку спальни. Все было добротно сделано, из того же первосортного тонковолокнистого дерева, что и мебель внизу. Чувствовалось, что владельцам дома нравились деревянные вещи, превосходно гармонировавшие между собой, - в отсутствии вкуса их явно не обвинишь. Вся обстановка комнаты - кровать, письменный стол, стулья - была невысокой, дабы ничто не мешало наслаждаться видом, открывающимся из высокого, от пола до самого потолка, окна.
     Однако ноздри Майкла все же уловили запах дыма, а минутой позже он услышал и потрескивание огня. Ему был приготовлен халат - уютный, из плотной белой махровой ткани, именно такой, какие ему нравились больше всего.
     Набросив халат, Майкл спустился вниз, разыскивая Роуан.
     Действительно, в камине ярко пылал огонь. Но созданий, порожденных его сном, возле него не было. Роуан в одиночестве сидела на каминной скамье, скрестив ноги. Ее стройное тело тонуло в складках почти такого же, как на Майкле, халата. И все же он отчетливо видел, что плечи ее вздрагивают, - она снова плакала.
     - Прости меня, Майкл. Мне правда очень жаль, - донесся до него низкий бархатный шепот.
     По изможденному, осунувшемуся лицу тянулись дорожки от слез.
     - Милая, ну зачем же ты так говоришь? - Он сел рядом и обнял ее. - О чем ты можешь жалеть?
     Слова хлынули из нее потоком. Она говорила так торопливо и сбивчиво, что Майкл едва улавливал смысл... Ей жаль, что она обрушила на него свои непомерные требования, что так хотела быть с ним, что последние несколько месяцев были самыми скверными в ее жизни, когда одиночество сделалось почти непереносимым...
     Майкл снова и снова целовал ее щеку.
     - Я рад, что сижу сейчас рядом с тобой, - сказал он. - Я хочу быть здесь, и мне не надо никакого другого места в мире...
     Он умолк, вспомнив о самолете на Новый Орлеан. Ладно, самолет подождет. С трудом подбирая слова, запинаясь, он попытался объяснить Роуан, что в доме на Либерти-стрит чувствовал себя словно в западне.
     - Я не пришла раньше, потому что была уверена: все именно так и произойдет, - сказала она. - Ты был прав. Я хотела знать, хотела, чтобы ты коснулся моей руки, чтобы дотронулся до кухонного пола, где он умер. Я хотела... Видишь, я совсем не такая, какой кажусь.
     - Я знаю, какая ты, - ответил он. - Очень сильная личность, для которой невыносимо признаться в малейшей слабости.
     Она молча кивнула.
     - Если бы только это, - прошептала Роуан, и слезы вновь хлынули из ее глаз.
     Она высвободилась из рук Майкла и босиком принялась мерить шагами комнату, не обращая внимания на холод, исходящий от почти ледяного пола. И опять слова полились с громадной скоростью - поток длинных, точно построенных фраз, заставивший Майкла напряженно вслушиваться в попытке до конца понять суть монолога. Манящая красота ее голоса завораживала.
     Ее удочерили, когда ей был всего один день от роду, и сразу же увезли от матери. Кстати, известно ли ему, что она родилась в Новом Орлеане? Она писала об этом в письме, которое Майкл так и не получил. Да, конечно, он должен это знать, ибо тогда, на палубе, едва открыв глаза, он схватил ее за руку и крепко держал, никак не желая отпускать. Возможно, среди множества образов в его мозгу возникла на миг и какая-то безумная мысль о связи между Роуан и Новым Орлеаном. И тем не менее правда состоит в том, что в действительности она никогда не видела родного города. От нее скрыли даже имя ее настоящей матери.
     А известно ли ему, что в сейфе за картиной, вон там, у двери, хранится некий документ - обещание, подписанное ею и гласящее, что она никогда не вернется в Новый Орлеан, не станет даже пытаться разузнать хоть что-нибудь о своих настоящих родителях? Прошлое вырвано с корнем. Перерезано, точно пуповина, и ей никоим образом не восстановить того, что было уничтожено. Но в последнее время ее не покидают мысли о прошлом, о жуткой черной бездне неведения и о том, что ее приемные родители, Элли и Грэм, ушли навсегда, а бумага по-прежнему лежит в сейфе. А еще она вновь и вновь возвращается в памяти к