Скользя губами по гладкой, упругой коже, он вдруг с болью вспомнил о том, что их с Роуан разделяет восемнадцатилетняя, если не больше, разница в возрасте.
     Потом Майкл написал на бумажке название отеля - "Поншатрен" - и телефонный номер.
     - Могу я позвонить тебе в клинику? - спросил он, протягивая ей листок. - Или не стоит?
     - Позвони обязательно. На работе я периодически прослушиваю сообщения с автоответчика. - Роуан подошла к кухонному столу и на вырванном из блокнота листке написала свои номера, - Вот, держи. И если возникнут проблемы, скажи, что я жду твоего звонка, - Она встала чуть поодаль, засунула руки в карманы и тихо попросила:
     - Только не пей больше.
     - Слушаюсь, доктор, - засмеялся он. - Я бы мог встать на одно колено и дать тебе торжественную клятву, но... А вдруг в один прекрасный момент стюардесса подойдет и предложит...
     - Майкл, не пей в самолете и, когда прилетишь туда, тоже. Тебя захлестнут воспоминания. А рядом не будет никого.
     - Вы правы, доктор, - кивнул он. - Я буду осмотрителен и постараюсь вести себя хорошо.
     Майкл раскрыл чемодан и достал из бокового кармана плейер фирмы "Сони". Потом проверил, на месте ли приготовленная в дорогу книга.
     - Вивальди, - пояснил он, запихивая в карман куртки плейер и маленькие наушники. - А вот мой Диккенс. В полете я без них просто свихнусь. Клянусь, это лучше, чем водка и транквилизатор. Роуан рассмеялась.
     - Подумать только! Вивальди и Диккенс...
     - У всех есть свои слабости, - пожал плечами Майкл. - Боже, ну почему я уезжаю отсюда? Наверное, я действительно сошел с ума.
     - Если ты не позвонишь мне вечером...
     - Я позвоню тебе раньше и буду звонить чаше, чем ты думаешь.
     - А вот и такси.
     Майкл тоже услышал сигнал машины.
     Он обнял Роуан, поцеловал, порывисто прижал к себе и надолго застыл, не в силах сдвинуться с места. Ему вновь вспомнилось ее предположение, что во всем случившемся виноваты те самые таинственные существа и они же могли вызвать у него потерю памяти. Майкл почувствовал, как по спине пополз холодок, и ощутил нечто похожее на безотчетный страх. А что, если все-таки остаться здесь, с нею, и навсегда выбросить их из головы? Пока у него еще есть такая возможность, последний шанс...
     - Мне кажется, я люблю тебя, Роуан Мэйфейр, - прошептал он.
     - Я слышу тебя, Майкл Карри, - ответила она. - И полагаю, что это чувство взаимно.
     На лице Роуан вновь засияла ослепительная улыбка, а в глазах ее Майкл увидел ту же силу, что так будоражила его в течение нескольких последних часов, и одновременно великую нежность. И грусть.

***

     До самого аэропорта Майкл, закрыв глаза, слушал Вивальди. Но это не помогало. Теснившиеся в голове мысли не давали покоя и попеременно то уносили его в Новый Орлеан, то вновь возвращали к Роуан - туда-сюда, словно маятник... Казалось бы, она не сказала ничего особенного, но ее слова потрясли Майкла, перевернули душу. Все это время он цеплялся за идею о некой величественной картине событий, о стоявшей перед ним высокой цели. Но стоило Роуан задать ему несколько элементарных, но вполне логичных вопросов, и вера его улетучилась, рассыпалась в прах.
     Нет, он не согласен с тем, что случившееся с ним было кем-то подстроено. Все гораздо проще: его смыло волной со скалы и в результате он оказался в ином мире, куда до него попадали и другие. Там и нашли его эти существа. Но они не способны действовать во вред и манипулировать людьми словно марионетками!
     "А как, дружище, насчет твоего спасения? - тут же вопросил внутренний голос. - Каким образом Роуан перед самым наступлением темноты оказалась на своей яхте именно в том месте?"
     Боже, безумие возвращается снова! Майкл был сейчас в состоянии думать лишь о том, как бы оказаться рядом с Роуан или... раздобыть хорошую порцию бурбона со льдом.

***

     Только когда Майкл сидел в аэропорту в ожидании посадки, в голову ему неожиданно пришла мысль, до тех пор его не посещавшая.
     Они с Роуан трижды были близки, а он и не подумал предпринять обычные меры предосторожности и даже не вспомнил о презервативах, которые постоянно таскал с собой в бумажнике. И ничего не спросил на этот счет у Роуан. Ничего себе! Впервые в жизни он утратил контроль в подобной ситуации.
     Хотя... ведь она же врач и уж конечно позаботилась о безопасности. Наверное, стоит позвонить ей сейчас и спросить об этом. Вряд ли ему будет больно услышать ее голос. Майкл закрыл "Давида Копперфильда", встал и поискал глазами телефон.
     И вдруг он наткнулся взглядом на уже знакомого человека - седовласого англичанина в твидовом костюме. Тот сидел через несколько рядов от Майкла, держа в руке сложенную газету; рядом лежали зонтик и портфель.
     "Нет уж, - мрачно подумал Майкл, снова опускаясь на стул. - Только его мне сейчас и не хватает".
     Объявили посадку. Майкл с тревогой смотрел, как англичанин поднялся с места, собрал свои вещи и двинулся к выходу.
Ho, когда спустя несколько минут Майкл прошел мимо него и занял свое место у окна почти в самом конце салона первого класса, пожилой джентльмен даже не поднял голову. Его портфель был открыт, а сам он что-то быстро записывал в объемистую тетрадь в кожаном переплете.

***

     Прежде чем самолет поднялся в воздух, Майкл заказал себе порцию бурбона и упаковку холодного пива. К тому времени, когда они прилетели в Даллас, где по расписанию у самолета была сорокапятиминутная стоянка, Майкл пил шестую банку пива и читал седьмую главу "Давида Копперфильда". Про англичанина он и думать забыл.

7

     Майкл попросил таксиста притормозить и отправился за очередной полудюжиной банок пива. От ощущения вновь окутавшего его теплого летнего воздуха все внутри, ликовало. Машина свернула со скоростной магистрали на знакомую и незабываемо грязную мостовую Сент-Чарльз-авеню, и Майкл едва не заплакал при виде темнолиственных старых дубов с их черной корой и длинного узкого трамвая, который все так же, со звоном и грохотом, катился по рельсам.
     Даже в этой своей части, с множеством убогих закусочных, обшарпанных деревянных баров и заброшенных бензоколонок, среди которых торчали к небу новые многоквартирные дома, возвышавшиеся над тентами магазинных витрин, это был его родной город - старый, прекрасный, полный зелени. Майкл с любовью смотрел даже на сорняки, пробившиеся сквозь трещины в асфальте. Там, где асфальта не было, росла сочная, ярко-зеленая трава. Ветви ползучего мирта были густо усыпаны цветами - розовыми, сиреневыми, густокрасными, как мякоть арбуза.
     - Да ты посмотри вокруг! - сказал он водителю, который без умолку болтал всю дорогу, жалуясь на резкий рост преступности и вообще на плохие для Нового Орлеана времена. - Это фиолетовое небо я вспоминал все эти проклятые годы и видел так явственно, как будто кто-то раскрашивал его в моей памяти цветными карандашами.
     Майклу хотелось плакать. За все время, пока утешал плачущую Роуан, сам он не пролил ни слезинки. А сейчас ему хотелось буквально разрыдаться. И отчаянно не хватало рядом Роуан.
     Таксист слушал его с иронической улыбкой.
     - Ну и что? Да, фиолетовое небо, если тебе так нравится.
     - Нравится, и еще как, - сказал Майкл. - А ты родился между Мэгазин-стрит и беретом реки, точно? уж этот выговор я узнаю где угодно, - добавил он.
     - Ишь, завел тут речи, а сам-то как говоришь? - не дал ему спуску таксист. - Если тебе интересно знать, я родился между Вашингтон-авеню и Сент-Томас-стрит и был самым младшим из девяти детей. Теперь таких больших семей не встретишь.
     Машина медленно двигалась по улице, и сквозь открытые окна в салон проникал влажный августовский ветерок. Только что зажглись уличные фонари.
     Майкл закрыл глаза. Даже нескончаемые монологи таксиста казались ему музыкой. А это мягкое тепло... Как долго он всей душой тосковал по нему! Разве в мире существует еще одно такое же место, где воздух буквально живой, где ветер целует и ласкает тебя, а небо пульсирует, будто по его жилам течет кровь? Боже мой, как это здорово - не ощущать больше пронизывающего холода!
     - Поверь, честное слово, никого сейчас нет счастливее меня, - сказал Майкл. - Никого... Да ты только взгляни на деревья!
     Он во все глаза смотрел на черные изгибы ветвей.
     - Черт побери, где же ты торчал, сынок? Таксист был невысок, коренаст; на голове привычно сидела фуражка с козырьком. Он управлял машиной, наполовину высунув в окно локоть.
     - Я был в аду, дружище, - ответил ему Майкл. - И знаешь, что я тебе скажу: там совсем не жарко. В аду ужасно холодно... А вот и отель "Поншатрен" - все тот же, ничуть не изменился.
     Нет, пожалуй, отель выглядел более элегантным и холодно-суровым, чем в прежние дни. Аккуратные голубые навесы, и такая же, как и раньше, гвардия привратников и охранников возле стеклянных дверей.
     От волнения Майкл ерзал на сиденье. Ему не терпелось выйти из машины, пройтись, ощутить под ногами старые тротуары. Но он попросил таксиста подбросить его до Первой улицы и там немного подождать. А потом они вернутся к отелю.
     К тому моменту, как они подъехали к светофору на перекрестке с Джексон-авеню, Майкл успел опустошить вторую жестянку пива. Вид за окнами машины совершенно изменился. Майкл не помнил, чтобы переход был столь резким. Но дубы стали выше и гуще, многоэтажные дома сменились белыми особняками с коринфскими колоннами, и весь призрачный, сумеречный мир неожиданно наполнился нежными отблесками зеленого покрова.
     - Роуан, если бы ты была сейчас рядом, - прошептал Майкл.
     На углу Сент-Чарльз и Филип стоял превосходно отреставрированный дом Джеймса Галье. На другой стороне находился дом Генри Хоуэрда, красующийся свежевыкрашенными стенами. За чугунными решетками виднелись лужайки и сады.
     - Боже мой, я - дома! - шептал Майкл.
     Когда самолет приземлился, Майкл пожалел, что успел напиться. В таком состоянии нелегко тащить чемодан и искать такси. Но теперь все позади. Когда такси свернуло налево, на Первую улицу, и въехало под сень густой зелени Садового квартала, Майкл пребывал в состоянии экстаза.
     - Понимаешь, здесь все осталось прежним! - возбужденно воскликнул он, обращаясь к водителю.
     В порыве огромной признательности Майкл достал банку пива и протянул ее таксисту, но тот лишь усмехнулся и отдал обратно.
     - Попозже, сынок. Куда теперь поедем? Словно в замедленном сне они скользили мимо массивных особняков. Майкл не мог отвести взгляд от кирпичных тротуаров и высоченных магнолий с темными блестящими листьями.
     - Поезжай помедленнее. Пусть этот парень обгонит нас. Я скажу, где остановиться.
     Майкл пришел к выводу, что для своего возвращения выбрал самый прекрасный час вечера. Переполненный счастьем, он не вспоминал ни о видениях, ни о своем таинственном предназначении и мог думать только о том, что открывалось его глазам, и... о Роуан. "Вот оно, испытание любви, - мечтательно размышлял он, - когда тебе невыносимо быть счастливым, поскольку рядом нет другого человека". Слезы готовы были ручьем хлынуть у него из глаз.
     Таксист продолжал болтать, не умолкая ни на секунду. Теперь он говорил о родном церковном приходе Майкла, о том, каким он был в прежние дни и в каком запустении находится сейчас. Майклу, конечно же, хотелось увидеть старую церковь.
     - А знаешь, мальчишкой я был прислужником в алтаре церкви Святого Альфонса, - сказал он.
     Но церковь может ждать хоть вечность, и он пойдет туда позже, потому что сейчас Майкл наконец увидел тот дом.
     Длинное темное крыло здания, протянулось от самого угла, узор чугунных решеток по-прежнему составляли завитки розеток. Столетние дубы с гигантскими ветвями, похожими на мощные руки, все так же охраняли покой дома и его обитателей.
     - Вот он! - Майкл понизил голос до едва слышного шепота - Давай, сверни направо и остановись.
     Взяв с собой банку пива, он вышел из машины и зашагал к углу, чтобы оказаться напротив дома, чуть по диагонали.
     Все звуки города словно перестали существовать. Впервые с момента своего приезда Майкл услышал пение цикад; их сочное стрекотание исходило отовсюду, словно взвихривая воздух вокруг, отчего каждая тень казалась живой. А чуть позже до Майкла донеслись пронзительные крики птиц. Надо же! Он успел напрочь позабыть о них.
     Как в лесу, думал он, вглядываясь в мрачные, погруженные в ранние сумерки, заброшенные террасы. Ни единого лучика света не мелькнуло из-за многочисленных узких и высоких деревянных ставен.
     Раскинувшееся над крышей фиолетово-золотистое, словно остекленевшее небо мягко освещало самую дальнюю колонну на высокой галерее второго этажа и беспорядочно свисавшие сверху великолепные плети ползучей бугенвиллеи, густо обвивавшиеся вокруг консолей карниза. Даже в темноте Майкл отчетливо различав пурпур ее чудесных цветов. Еще видны были в полумраке и завитки чугунной решетки, и детали капителей колонн. Здесь удивительно органично сочетались все три архитектурных ордера: боковые колонны были дорическими, нижний ряд колонн фасада украшали капители ионического ордера, а верхний - коринфского.
     Майкл вздохнул - протяжно и печально. Он не мог понять причину невыразимой грусти, всегда омрачавшей любую радость, поселявшуюся в его душе. И тем не менее даже на вершине счастья он всегда ощущал какую-то неясную печаль. Память обманула его лишь в одном: дом оказался намного больше, чем ему помнилось. И весь квартал - обширнее. На какое-то время все вокруг показалось ему невообразимо громадным.
     Тем не менее его охватило ощущение живой, пульсирующей близости ко всему окружающему: к густой листве, сливавшейся с темнотой за ржавым металлом ограды, к пению цикад и к густым теням, протянувшимся от дубов.
     - Как в раю, - прошептал он.
     Майкл взглянул на покрытые зеленым наростом дубовые ветви, и слезы брызнули у него из глаз. Память вновь вернула его к видению - оно сделалось зловеще близким и словно хлестало по нему своими темными крыльями. Да, Майкл, этот дом.
     Он застыл, буквально пригвожденный к месту. Банка пива холодила руку даже сквозь перчатку... Темноволосая женщина... Неужели она действительно говорила с ним тогда?
     Майкл знал наверняка, лишь одно: сумерки как будто ожили, все вокруг него пело, даже напоенный жарой воздух. Наконец он отвел взгляд от таинственного дома и принялся рассматривать соседние здания, отмечая плавную гармоничность оград, изящество кирпичной кладки и колонн. Он отчетливо видел даже тоненькие побеги, в борьбе за жизнь цеплявшиеся за бархатную зелень других растений. Что-то теплое наполнило и умиротворило его душу, на какое-то мгновение изгнав оттуда память о видениях и о данном обещании выполнить предназначенную ему миссию. Назад, назад во вновь обретенное детство, но не за воспоминаниями, а во имя целостности и непрерывности бытия. Мгновение разрасталось, вырывалось за пределы разума, и любые слова были бессильны выразить то, что чувствовал сейчас Майкл.
     Небо темнело, однако по-прежнему играло оттенками аметистового цвета, словно пытаясь своим неярким, переливчатым сиянием сопротивляться надвигающейся ночи. Тем не менее свет медленно отступал. Слегка повернув голову и взглянув вдоль улицы в направлении реки, Майкл увидел, что небо в том краю обрело цвет чистого золота.
     В глубине его души, конечно же, жили воспоминания о мальчишке из прибрежного квартала густонаселенных домишек, приходившем по вечерам на эту улицу, на то же самое место... Но настоящее продолжало затмевать собою все, и Майкл, не желая вторгаться в мир охвативших его чувств и тем самым нарушать момент истинного покоя в душе, не стремился воссоздавать перед глазами картины былого.
     Только сейчас, неторопливо обводя пристальным взглядом давно знакомый дом, Майкл обратил внимание на вдающийся вглубь здания и сделанный в виде громадной замочной скважины вход и опять вспомнил о своем видении. Вход... Да, конечно, они же говорили ему про какой-то вход! Но ведь речь не шла о входной двери в буквальном смысле... И все же эта огромная "замочная скважина" и темный холл за ней... Нет, они не могли иметь в виду какую-то реально существующую входную дверь! Чувствуя, что впадает в транс, Майкл несколько раз моргнул, потом перевел взгляд на окна комнаты второго этажа, выходящей на северную сторону, и вздрогнул, увидев вдруг зловещий отблеск огня.
     Нет, не может быть... И тут его осенило: это всего-навсего пламя свечей. Свет продолжал мерцать. Ну и странные вкусы у обитателей дома! Надо же - жить с таким освещением!
     Сад все больше погружался во тьму. А ведь Майкл хотел еще пройти вдоль ограды и посмотреть, что делается вокруг. Надо поторопиться. Но северное окно на втором этаже по-прежнему притягивало его к себе, не позволяя тронуться с места. За кружевной занавеской промелькнула тень женщины. Приглядевшись, в верхнем углу комнаты Майкл различил цветочный узор старых, поблекших обоев.
     Что-то стукнулось о камни тротуара. Майкл вздрогнул и опустил взгляд. Выпавшая из его руки жестянка с пивом валялась под ногами, и пенный ручеек стекал в канаву. "Да я совсем пьян! Опять, идиот, допился до чертиков!" - мысленно выругался он. Но сейчас это не имело значения, ибо Майкл ощущал в себе неизмеримую силу. Сам того не ожидая, он вдруг пересек улицу и подошел к воротам. Несмотря на охватившую его внутреннюю решимость, шаги были тяжелыми и неуверенными.
     Вцепившись пальцами в чугунное кружево ограды, Майкл обвел взглядом пыль и мусор, скопившиеся на обшарпанных досках передней террасы. Камелии разрослись, и крупные ветки перевешивались через ограду. Дорожка из плит песчаника завалена листьями. Майкл встал ногами на чугунные завитки. Через такие ворота несложно перемахнуть.
     - Эй, приятель, ты что?
     Майкл изумленно обернулся и увидел рядом с собой таксиста. Совсем коротышка - маленький человечек с большим носом. Тень от козырька фуражки не позволяла как следует разглядеть, какие у него глаза Словно злой тролль из сказки, таксист разрушил всю возвышенность момента.
     - Что это за трюки, дружище? Ты, верно, потерял ключи?
     - Я здесь не живу, - ответил ему Майкл. - И ключей у меня нет и не было.
     Он вдруг рассмеялся над полной нелепостью ситуации. Голова кружилась. Легкий ветерок, дувший с реки, был таким ласковым и ароматным, а темный дом высился прямо перед ним, почти на расстоянии вытянутой руки.
     - Пошли отсюда, - сказал таксист. - Давай я отвезу тебя в отель. В "Поншатрен" - ты ведь там остановился? Помогу тебе добраться до номера.
     - Не торопись. Постой еще минутку.
     Майкл повернулся и пошел вперед по улице. При виде расколотых, выщербленных плит тротуара его охватила горечь. Он помнил, что они тоже были темно-фиолетовыми. Да есть ли здесь хоть что-нибудь, что не выглядело бы запущенным, обшарпанным и не вызывало бы раздражения? Майкл вытер лицо. Надо же - слезы! Потом повернулся и заглянул в боковой двор.
     Ползучие мирты невероятно разрослись. Их бледные, отливающие воском стволы, стали довольно толстыми. Лужайку, которую он помнил, заполнили сорняки, а заросли старых самшитовых деревьев, давно не видевшие ухода, превратились в непроходимые джунгли. Но Майкл все равно смотрел на них с любовью. Ему было приятно видеть даже старые деревянные решетки для вьющихся растений в глубине двора, прогнувшиеся под тяжестью неуемного плюща.
     Знакомое миртовое дерево в дальнем конце двора все так же тянулось ввысь, карабкаясь по стене соседнего дома. Именно там всегда стоял тот человек...
     - Где же ты? - прошептал Майкл.
     Видения вдруг снова плотно окружили его. Он почувствовал, как упал на забор, услышал скрип ржавых чугунных завитков... Совсем рядом, справа, послышался негромкий шелест листвы в саду. Обернувшись в ту сторону, Майкл заметил в листве какое-то движение. На землю падали цветы камелии. Майкл опустился на колени, просунул руку сквозь решетку и подхватил один из них - красный, со смятыми лепестками... Кажется, таксист что-то говорит ему?
     - Я в порядке, приятель, - откликнулся Майкл,