ингеме, вспомнил троих мужчин, сосредоточившись, мысленно произнес формулу и волевым усилием передал ее Лондону, а потом отдал ситуацию на волю камня. Он постарался полностью отказаться от любых собственных желаний, они представлялись не столько опасными для него самого, сколько ставящими под угрозу весь замысел спасательной операции. Судье было проще. Его не трогали, как Хлою, все эти титулы, цари и пророки, но мысли его текли сходным путем. Он по-прежнему не знал, обладает ли камень собственной волей, но не стал добиваться ответа на этот вопрос, сосредоточившись на конкретной задаче вызволения Пондона. Он не представлял себе, как именно сможет помочь ему, но эксперимент есть эксперимент. Особенно внимательно судья следил за тем, чтобы не провалиться в Бирмингем.
     Он просто воссоздал в памяти время, место и обстоятельства, предоставил их в распоряжение камня и теперь ждал, что за этим последует.
     Долго - ему казалось, что очень долго - не происходило решительно ничего. Сосредоточившись на своей задаче, судья почти сразу перестал видеть лицо Хлои перед собой и только спустя некоторое время почувствовал некоторые изменения. Что-то давило на глаза изнутри. Кресло слегка качнулось и словно бы стронулось с места. Накатил и прошел легкий приступ тошноты, в голове возникло ощущение слабости. Кажется, вокруг была все та же комната, но нет, что-то в ней изменилось. Стол справа от судьи как будто размножился. Такие же столы вытянулись в бесконечную линию, это же произошло и с остальной мебелью, каждый предмет словно обретал бесконечную протяженность. Стены мерцали, то становясь прозрачными и пропуская сквозь себя вереницы отражений предметов, то обретая плотность и отсекая ряды шкафов и столов. Он видел и себя самого в разных позах, с разных ракурсов, но пока каждый раз все-таки узнавал себя. Когда он останавливался на каком-нибудь из этих фантомов, призрак приобретал рельефность, краски, зато все остальные блекли и выцветали. Затем сознание расслаблялось, и фантасмагория тут же продолжала свои бесконечные метаморфозы.
     Постепенно к нему все острее возвращалось ощущение самого себя, сидящего в своем кабинете, на его руке по-прежнему лежала рука.., чья, Хлои? Нет, это была явно другая рука, мужская, высохшая, старческая кисть... Хаджи! "Но тогда - это пятница", - с усилием подумал лорд Эргли. Все труднее становилось удерживать в сознании первоначальную задачу.
     Множество образов роились вокруг. Экономка, Хлоя, Хаджи...
     Он о чем-то говорил с ними.., что-то делал... Сон.., и все-таки не совсем сон. Память, его собственная память окружала его. Все больше силы уходило на то, чтобы не дать этим образам хлынуть в сознание и затопить его, чтобы удерживать только один определенный момент. Восприятие стремительно обретало глубину и разрасталось вширь, но не за счет охвата соседних территорий. Пространство явно меняло свои свойства. Вот под немыслимым углом вклинилась соседняя комната, ее изображение наложилось на картину беседующих за столом Хаджи и лорда Эргли. Но и в самой вклинившейся комнате возникали какие-то цветные шары, разрастались, отрывались, порождая новые пространства, теперь уже не всегда узнаваемые. Вот в одном из слоев мелькнул образ Джайлса, совершающего одновременно, словно многорукий Шива, разные действия. Полыхнула белая вспышка, и сквозь все слои миража проступило лицо все того же Джайлса, но внимательно наблюдающего, с огоньком жадного интереса в глазах. В одном из слоев лорд Эргли отвернулся от Джайлса, он хотел взглянуть на Пондона, но обнаружил лишь зыбкий образ человека, идущего к нему по полу, расположенному прямо на уровне глаз. Лондон обреченно шагал и шагал, казалось, скоро он войдет в переносицу лорда Эргли. Последнее видение вызвало у судьи крайне неприятное ощущение, но он сдержался. Теперь Лондон, уменьшенный до размеров крохотной частицы, был прямо перед глазами. Неприятные ощущения исчезли.
     Рука - не Хлои, и не Хаджи - сомкнулась вокруг камня внутри его собственной руки. Лорд Эргли открыл свое сознание камню. Теперь все времена были здесь и все были равны. Пленнику, заточенному в прошлом, оставалось лишь понять это... Кажется, камень становится мягче... Но едва это ощущение возникло, как он опять затвердел, а чужая рука исчезла. Послышался слабый треск, сквозь все существо лорда Эргли прокатилась волна неистовой мощи.., и он очнулся, стоя на ногах и с трудом переводя дух, а перед ним в кресле, мертвенно-бледная, с закрытыми глазами, лежала Хлоя.
     Несколько секунд судья постоял, успокаивая дыхание, потом преодолел легкую дурноту, сел и взял Хлою за руку.
     Между их ладонями оказался камень. Не спуская глаз со своей секретарши, он протянул левую руку, нащупал стол и удовлетворенно вздохнул.
     - Хотел бы я знать, - сказал он сам себе, - что же у нас получилось и получилось ли вообще. О Небо, как я устал! И кто бы мне сказал, что стряслось с этим ребенком? Вид у нее такой, словно она тоже прошла через весь этот кошмар...
     Интересно, чего это Джайлс так дергался? Он-то ведь ничего не делал... Или делал? Господи, хотел бы я знать, где Пондон, где Джайлс, где я сам, в конце концов, и самое главное - где мой замечательный секретарь?
     Очень бережно он высвободил свою ладонь, но совсем не убрал, оставив руки в том же положении, как и в начале сеанса. Часы показывали шесть сорок семь.
     - Как же все-таки узнать, - произнес судья, не сводя глаз с циферблата, - уловил ли Пондон мою подсказку? Как все это сложно... Стоп! Кажется, я уже говорил это раньше!
     Впрочем, это - потом. - Он чуть наклонился вперед и тихо, но отчетливо позвал:
     - Дитя мое! Хлоя! Хлоя!

Глава 10

Мэр Рича

     Оливер Донкастер, вероломно покинутый и Шилдрейком, и лордом Белсмером, решил не задерживаться в Лондоне, где его никто больше не ждал, и возвращаться к себе в деревню. Идя на станцию, он испытывал немалое раздражение от оказанного приема. Что это за манеры, в конце концов, думал он. Сначала какой-то полицейский чин просит его не отказать в любезности и принять участие в какой-то дурацкой конференции, а потом его выставляют за дверь вместе с прочими, видно, совсем никчемными людьми. Никто ему ничего не объяснил, никто не познакомил с другими приглашенными. Ну да, он слышал, конечно, о лорде Эргли и даже смутно припомнил нашумевшую несколько лет назад книжку сэра Джайлса о свадебных обрядах каннибалов Полинезии. Но кто такой этот Пеллишер или, например, та девушка, которая так ловко вывалила оного Пеллишера из кресла, - он не имел ни малейшего представления, равно как и о том, почему она это сделала. Чего ради ей понадобилось откручивать голову сэру Джайлсу?
     "Уж лучше бы она на меня бросилась, - подумал он, - или на Шилдрейка. А я бы с радостью помог ей свернуть шею этому американскому индюку. Интересно, сильно она поранилась? Ну, взяла она один из камней, и что такого?
     Черт побери, надо было и мне захватить парочку. Хоть бы кто объяснил, зачем все это. Зачем сэр Джайлс поделил камень на кусочки? Почему девушка была против?" Вопросов Оливеру хватило до самого Рича.
     За время его отсутствия городишко не только не успокоился, но даже стал выглядеть еще более сердитым. На улицах и возле дверей то и дело собирались возбужденные группки, разговорам и пересудам не было конца. Вокруг сновала полиция.
     Стараясь выглядеть как можно незаметней, полицейские то тут, то там пробирались через враждебно настроенную толпу. Утро не отличалось от предыдущего вечера. Сначала Донкастер решил дать крюка, проведать сестру миссис Фергюсон, но скоро начал сомневаться, удастся ли ему это сделать. Чем ближе он подходил к нужному дому, тем гуще становилась толпа. По улице все же можно было пройти, хотя и не без труда, но вскоре Донкастера остановил пронзительный вопль: "Где камень? Отведите меня к камню!" Оливер растерянно оглянулся на людей вокруг.
     Ближайший к нему мужчина кивнул и равнодушно пояснил:
     "Опять этот псих". Остальные угрюмо прислушивались. Разговоры смолкли. Проходивший мимо полицейский встретил взгляд Оливера и чуть заметно пожал плечами.
     - Где камень? - не унимался голос неподалеку. - Я хочу видеть! Неужели не найдется ни одного доброго человека? Неужели никто не отведет меня к камню?
     - Кто это кричит? - спросил Оливер у соседа слева.
     - Да старый Сэм Маттон, - угрюмо ответил тот. - Слеп, как филин, да еще и рехнулся почти. Прослышал про здешний камень и заставил внучку водить его по городу, чтобы прозреть, значит. Эй, Сэм! - неожиданно крикнул он через головы. - Что толку орать! Камень давно полиция сцапала. Нам с тобой от него добра уже не видать. - Слова незнакомца прозвучали вызывающе.
     С другого конца улицы снова послышался голос слепца:
     - Я же не вижу. Я хочу видеть! Пустите меня к камню!
     Каждая его фраза заканчивалась каким-то собачьим прискуливанием. Оливер прошел немного вперед и увидел слепого. Это был дряхлый старик, совершенно лысый, иссохший. Он медленно переставлял ноги, сильно опираясь одной рукой на палку, а другой - на плечо девушки лет двадцати, что-то сердито внушавшей ему. Даже на расстоянии Оливер заметил, какая она бледная и как дрожит ее рука на плече старика. Слепец грубо тряхнул плечом и снова затянул жутким, агонизирующим голосом:
     - Я хочу ви-и-идеть! Отведи-и-и меня к камню!
     И в этот момент силы оставили девушку. Она осела на землю, выпустив руку старика, и забилась в истерике. Две-три женщины бросились к ней, а над толпой, заглушая всхлипы и стоны несчастной, снова вознесся голос ее деда:
     - Где камень? Я же не вижу. Нэнси, я же не вижу!
     Отведи меня к камню!
     Полицейский что-то втолковывал недавнему собеседнику Оливера. Тот хмуро слушал.
     - Надо отвести его домой, - расслышал Донкастер.
     - Вам надо, сами и отведите, - огрызнулся человек, - если сумеете.
     Молодой полицейский с несчастным видом подошел к старику и заговорил с ним. Старый Сэм быстро повернулся на голос, вцепился в мундир и разразился такими душераздирающими стенаниями, что у Оливера мурашки по спине побежали.
     - Я умираю! Я видеть хочу, пока живой! Умираю!
     Люди добрые, да неужто никто не отведет меня к камню?
     - Сказано тебе, камень полиция забрала, - сообщил слепцу сосед Оливера. - Плевать им на твои глаза, понял?
     Полиция забрала камень.
     - Гром ее разбей, эту полицию, - пожелал кто-то в толпе, а молодой рабочий, ровесник Оливера по виду, вдруг яростно рванулся к констеблю.
     - Будьте вы прокляты! - хрипло выкрикнул он. - Вы мою жену убили! Она этим утром умерла, и малыш мой вместе с ней. Они живые были бы, а вы их к камню не пустили, сволочи! - Он замахнулся на полицейского, и тому пришлось отступить в сторону. Через толпу начали проталкиваться еще несколько людей в шлемах.
     Вдруг новый голос позади Оливера резко произнес:
     - Эй, вы, там! Что здесь происходит?
     Оливер оглянулся. К ним быстро приближалась небольшая группа людей. Возглавлял ее маленький человечек весьма свирепого вида с воинственно торчащими усами. Рядом с ним шагал человек повыше и постарше со значительным лицом. За ними шли полицейский инспектор и два-три констебля.
     - Что все это значит? - сердито спросил коротышка собравшихся.
     - Констебль, очистить улицу! Вы что, порядка не знаете? Кто это такой? - Он ткнул пальцем в старика-слепого. - Почему он так орет? Почему вы допустили, что его на весь город слышно? Да вы что, констебль, службы не знаете?
     Я с вами еще разберусь!
     Молодой констебль открыл рот, собираясь, видимо, возразить, но передумал. Рослый мужчина положил руку на плечо своему спутнику.
     - Послушайте, комиссар, один человек не может за всем уследить, - тихо проговорил он. - А Сэм Маттон - трудный тип. Пусть лучше здешний инспектор разбирается. Я думаю, они поладят в конце концов. Тут надо по-тихому.
     - По-тихому? - взорвался начальник полиции. - По-тихому? Послушайте, господин мэр, вы мне с утра твердите, что надо по-тихому. Я вам раз уступил, два уступил, и вот, полюбуйтесь, к чему это привело! - Он оглянулся. - Инспектор, вы что, оглохли? Я же приказал очистить улицу. И скажите этому старому идиоту, что если он не заткнется, я его в тюрьму посажу за скандал в общественном месте.
     Мэр повысил голос.
     - Его нельзя арестовать, комиссар. Это слишком известная в городе фигура. Ему многие сочувствуют, ему и его внучке. Да и как ему не кричать о своем горе?
     - Мне наплевать, как! - отрезал комиссар. - На улице я ему орать не позволю. Ну, инспектор, долго мне ждать?
     Инспектор сделал знак своим людям, и они с разных сторон поодиночке стали продвигаться вперед. Но уже после двух-трех шагов застряли. Окрепшие было голоса "Эй, вы, нечего тут шляться", смолкли. Толпа оставалась угрюмо-неподвижной.
     - Инспектор! - нетерпеливо окликнул комиссар.
     Инспектор посмотрел на Оливера - он стоял ближе всех - и, видимо выбрав его как наиболее законопослушного, сказал невыразительным тоном:
     - Давайте, сэр. Если вы подадите пример, они тоже разойдутся.
     - А чего ради нам расходиться? - громко спросил Оливер.
     Толпа вокруг одобрительно прошелестела и смолкла, предвкушая развлечение. Мэр и комиссар одновременно посмотрели на Донкастера.
     - Ты поговори у меня еще, голубчик, - зловеще процедил комиссар, - я тебя живо упеку за сопротивление властям.
     - Я знаю, что лорд Верховный судья считает подобные действия незаконными! - выкрикнул Оливер громче прежнего.
     Он в общем-то не собирался этого говорить. Но едва сказав, тут же подумал, что на утреннем совещании по виду Верховного судьи не похоже было, чтобы он одобрял действия властей. Конечно, Оливер имел в виду одно, а толпа поняла совсем другое. Люди зашумели.
     Комиссар полиции побагровел и приготовился отвечать, но мэр остановил его.
     - Я вас правильно понял, сэр, - переспросил он Донкастера, - что Верховный судья рассматривает действия властей как незаконные? И у вас достоверные сведения?
     Оливер хотел было объяснить, что насчет законности господин Верховный судья прямо не высказывался, но представил себе, как слабо это прозвучит, и передумал. Перед ним отчетливо встала утренняя потасовка в Министерстве иностранных дел, лорд Белсмер, сэр Джайлс, кровь, выступившая на пальцах девушки...
     - Сегодня утром, - во весь голос произнес он, - получил серьезные ранения секретарь Верховного судьи. Он протестовал против определенных действий некоторых членов правительства. Верховный судья намерен предпринять самое тщательное расследование.
     Кажется, он слегка перегнул палку. Лорд Эргли официальных заявлений не делал, да и рану девушки вряд ли стоило называть серьезной. Но все-таки...
     Полицейский инспектор стоял столбом и ел глазами начальство. Комиссар сопел, как буйвол. Мэр внимательно разглядывал Донкастера. Чей-то голос позади выкрикнул:
     "Слышали? Власти нарушают закон!"
     При такой оценке собственных слов Оливера пробрал озноб. В наступившей вслед за тем тишине снова взвыл слепец:
     - Я хочу-у камень!
     - Мы все хотим камень! - поддержал его чей-то бас.
     - Да не слушайте вы их! Камень давайте! - раздалось сразу несколько голосов.
     Толпа одобрительными выкриками поддержала требования. Кто-то сильно толкнул инспектора, и он едва не сшиб с ног начальника полиции. Дело могло закончиться свалкой, но тут вмешался мэр. Он поднял руки над соловой и громко крикнул:
     - А ну, тише! Тише, я говорю! Дайте мэру сказать.
     Поманив за собой Оливера, он подошел к каменной поилке для лошадей, взобрался на высокий бортик и, придерживаясь за фонарь, обратился к народу.
     - Люди добрые! - зычно раскатился над улицей его голос. - Вы меня знаете. Я прошу вас разойтись по домам и дать мне возможность самому разобраться в этом деле. Я - мэр Рича, и если жители терпят ущерб, мое дело - помочь им защитить свои права. Если камень в самом деле лечит болезни и правительство будет использовать его по назначению, значит, вы просто должны подождать немного. Но у вас есть полное право убедиться в том, что правительство делает все возможное, работая днем и ночью, что ни одна минута не будет потеряна зря, и исцеление обретут все страждущие. Я обещаю вам выяснить все. Я знаю, найдутся такие, кто будет мешать использовать камень ко всеобщему благу, уже есть люди, мешающие разобраться в наших здешних событиях. Я собираюсь отправиться в Лондон. - Он помолчал и продолжил после паузы. - Многие из вас знают, что у меня сын умирает от рака. Но если речь идет о порядке и честных действиях, я последним попрошу помощи. Я говорю вам это, чтобы вы знали: никто не будет страдать лишней минуты из-за обычной тупости чиновников. Возвращайтесь по домам и завтра в это же время вы будете знать столько же, сколько и я. - Он снова помедлил и закончил неожиданным возгласом:
     - Боже, храни королеву!
     - Боже, храни королеву! - с воодушевлением заорал Оливер и помог мэру спуститься на землю. Мэр тут же повернулся к нему, отодвинув плечом начальника полиции.
     - Вы мне нужны, - озабоченно сказал он. - Я должен располагать всей полнотой информации и рассчитываю на вашу помощь. Вы свободны? Впрочем, это неважно. Я требую вашего содействия именем Королевы и именем закона.
     Давайте пройдем в мэрию. Баркер, - обратился он к одному из сопровождающих, - подайте машину к мэрии и будьте готовы. Инспектор, проследите, чтобы мое заявление было напечатано и расклеено по городу. Имейте в виду, чтобы никаких скандалов! Комиссар, я благодарю вас за проявленное внимание, но в настоящий момент ситуация контролируется, и магистрат вполне обойдется без посторонней помощи. Идемте, молодой человек. Кстати, как вас зовут?
     По дороге Оливер не очень последовательно изложил мэру все, что знал, сделав упор на большом значении камня и необходимости побудить правительство к немедленным действиям.
     Едва войдя в мэрию, Оливер окунулся в царившую там суету. Моментально возник какой-то коренастый олдермен, заместитель мэра, его сменил рыжий первый секретарь магистрата, кругом роились машинистки, рассыльные, готовые по первому требованию броситься хоть на другой конец Англии (но почему-то все-таки остававшиеся на месте), в коридорах толпились шоферы, члены местного совета, звонили телефоны, - Оливер и предположить не мог, что захолустный городишко располагает такой мощной администрацией. Он долго не мог узнать, как же зовут самого мэра, пока не углядел на одном из многочисленных документов, развешанных по стенам, подпись: "Мэр Юстэс Клершоу". Как только он решил эту проблему, обладатель подписи тут же появился перед ним.
     - Я собираюсь в Лондон, - сообщил мэр, - и хочу взять вас с собой.
     - Да зачем я вам нужен? - попробовал отговориться Оливер, едва поспевая за быстро шагавшим Клершоу. Правда, в душе он, пожалуй, рад был снова оказаться участником каменной лихорадки.
     - Хотя бы на тот случай, если понадобится встретиться с лордом Эргли, - ответил мэр. - Но сначала - в Министерство внутренних дел!
     - Ну, если оно не сильно отличается от министерства дел внешних, - протянул Оливер, - вы там на месяц застрянете.
     Мэр и ухом не повел. Он выставил Оливера за дверь и вышел сам.
     Их появления, оказывается, ожидала большая толпа, тут же разразившаяся приветственными возгласами. Подскочил полицейский и предупредительно распахнул дверцу автомобиля. Донкастер узнал давешнего молодого констебля. Они еще устраивались внутри, когда полицейский захлопнул дверцы, сунул голову внутрь и пожелал:
     - Удачи вам, сэр! Всыпьте им там как следует!
     "О боже! - подумал Оливер. - Преторианская стража готовит мятеж".
     Всю дорогу до Лондона он отвечал на бесконечные вопросы мэра и только в предместьях наконец более или менее удовлетворил его любопытство. Откинувшись на спинку сиденья, Оливер с удовольствием вытянул ноги.
     - Мои люди связались с мэрами всех городов, расположенных неподалеку, - сообщил Клершоу. - В воскресенье по крайней мере пять соседних городов направили в Рич свои депутации. Конечно, они вер