обой.
     - Но если камень может все это, почему бы ему самому опять не стать единым и не вернуться к прежним хозяевам? - задал вопрос лорд Эргли.
     - Камень ничего не станет делать для себя, - ответил Хаджи. - Он не будет ни разделяться, ни воссоединяться. У копии нег власти над оригиналом, как, впрочем, и у оригинала над копией. Если только они не подчиняются одному и тому же человеку. Разве что... - старик замолчал.
     - Разве - что?
     - Разве что кто-нибудь пожелает вернуться в лоно Непостижимого вместе с камнем, - тихо произнес Хаджи. - Но кто же осмелится на такое? А даже если и найдется такой человек, то риск все равно очень велик. Ведь он может не справиться, и тогда неизбежно погибнет, а камень останется в том мире, где смерть подстережет человека. Камень станет неразделим с этим человеком, и пойдет не дальше, чем человек. И только если человек достигнет Предела.., нет, не знаю, это уж очень жутко.
     - Но разве никто из Дома Хранителей не рискнет собой ради того, чтобы вырвать камень из рук врагов?
     - Я спрашивал их, - печально промолвил Хаджи. - Но все мы знаем одновременно и слишком много, и слишком мало. Мы знаем, что недостойны, и не знаем воли камня. Али Хан рвется освободить камень ради веры, я - ради чести моего Дома, а мои братья в Персии - во славу мусульманского мира, но никто из нас не осмелится положить все это к ногам Непостижимого.
     Лорд Эргли молчал. Он понимал, о чем говорил Хаджи, но не находил в себе отклика на эти слова. Подобные рассуждения давно перестали занимать Верховного судью, и только изредка в нем вспыхивала на краткий миг надежда: а не является ли сама природа закона частью природы Бога? Но даже если так оно и было, то было в тварном мире, а отнюдь не в Непостижимом. Поэтому через пару минут лорд Эргли снова вернулся к тому, что беспокоило его сейчас больше всего.
     - Если я правильно понял вас, камень может помочь мне узнать о делах и намерениях Джайлса? - уточнил он.
     - Так утверждает традиция, - кивнул Хаджи. - Но это небезопасная затея. Нетрудно пуститься в странствие по мирам мысли, трудно вернуться оттуда.
     - Что ж... Наверное, вы правы, - пожал плечами лорд Эргли. - Во г только если Джайлс поймает меня своим извращенным сознанием...
     - Может быть, вы напрасно беспокоитесь, - перебил его Хаджи. - Ведь не ваша сила будет выручать вас.
     Верховный судья замолчал, но в душе ощутил гордую потребность немедленно бросить вызов Джайлсу и всем его делам. Немного успокоившись, он заговорил:
     - Но что же теперь делать мне? Представляете, что будет, если уже нынче ночью какая-нибудь уборщица попадется в эту западню?
     "Смешно, - тут же подумал лорд Эргли, заметив, что мысли его слишком часто возвращаются к этой самой кухарке. Почему-то он видел перед собой худую, растрепанную, седую женщину, воспользовавшуюся камнем по недоумию и теперь вынужденную вечно убирать какой-то каменный коридор. - Да нет, все это - ерунда, даже с позиции метафизики. Или.., не ерунда? Во всяком случае, такая картина не менее реальна, чем полеты сквозь пространство или деление камня с прекрасным пренебрежением к закону сохранения массы и энергии".
     - Вам надо всего лишь взять камень и захотеть, - сказал Хаджи.
     - А вы не составите мне компанию? - предложил лорд Эргли.
     Кажется, Хаджи растерялся.
     - Это.., это почти святотатство, - пробормотал он. - Однако в самом желании узнать нет ничего плохого. Я едва ли посмею воспользоваться своей волей, но быть рядом с вами, когда действует ваша воля, наверное, смогу. Клятве это не противоречит. - Он решился. - Возьмите камень, положите на ладонь, я положу свою руку тоже, а вы направьте желание на то, чтобы узнать о делах и намерениях сэра Джайлса.
     - А как я вернусь обратно? - поинтересовался лорд Эргли.
     - На все воля Аллаха, - ответил Хаджи. - Ну, решаетесь?
     Лорд Эргли не стал отвечать. Он подвинул свое кресло к креслу старика, сел и положил руку на подлокотник. На его раскрытой ладони мерцал камень. Хаджи накрыл его своей почти высохшей ладонью, и оба замерли.
     В сознании лорда Эргли начал проступать образ Джайлса Тамалти. Судья поспешно подавил неприязнь, с трудом удержался от соблазна увидеть своего родственника в критическом свете и сосредоточился на основной задаче: беспокойство, владевшее им, преобразовал в простое желание знать и послал это желание в туман перед собой. Снова возникла антипатия, всегда сопровождавшая мысли о Джайлсе, но он не дал ей окрепнуть и потребовал доступа в сознание ученого. Краем рассудка лорд Эргли отмечал легкую дрожь ладони Хаджи, свет лампы над столом, но постепенно эти чувства отступили, растаяли, а им на смену пришло ощущение чего-то живого, пульсирующего, зажатого у него в руке.., ненавистного. В этот миг распались все физические взаимосвязи и остался один лишь ментальный план восприятия. Только он и существовал теперь, и доминантой в нем по-прежнему пребывало отвращение. Пришлось согласиться и впустить это чувство - оно хлынуло в него, чтобы тут же всосаться и исчезнуть. Словно качнулись какие-то весы, качнулись и успокоились. Всякое усилие пропало. В сознании возник и мгновенно установился четкий порядок. Еще одно маленькое усилие, даже не усилие, просто шаг вперед, и лорд Эргли остановился лицом к лицу с огромным, всепобеждающим желанием.
     Впрочем, желание оказалось чисто интеллектуальным.
     Привычные эмоции, осложнявшие работу рассудка, отсутствовали. Не хотелось ни судить, ни обвинять, ни извинять это желание; он просто наблюдал его. Лорд Эргли не мог уловить работу собственного мышления, пока прямо напротив него не возникло из тумана лицо, этакая молодая жизнерадостная физиономия с выражением явного внимания в карих глазах.
     Рыжие волосы, нос картошкой, румянец, чуть приоткрытый, невыразительный рот... Только что этого лица не было, но оно появилось, а вместе с ним сознание лорда Эргли отметило крайне неприятные чувства, вызванные этим лицом. Преобладало желание увидеть его разбитым, искалеченным, но не просто так, а чтобы и боль, и само существование лица несло некую важную личную выгоду. Перспектива немного изменилась, теперь стала видна вся фигура молодого человека. Манера держаться выдавала представителя среднего класса.
     Кажется, он что-то говорил. Тут же в сознании лорда Эргли зазвучал далекий, но ясно различимый голос.
     - Да, сэр, да, понял. А потом?
     Новый, странно знакомый, резкий и скрипучий голос ответил ему:
     - Вот в этом-то все и дело, понимаешь?
     Лорд Эргли ощутил чье-то чужое удовлетворение и тут же подумал: "Господь Всемогущий! Так оно и есть!"
     Внимание его отвлеклось, и картина задрожала и поблекла. Отчаянным усилием воли лорд Эргли вернул сосредоточенность и с облегчением заметил, что видит, почти не тратя сил. Молодой человек находился в комнате, заставленной приборами, заваленной книгами, а рядом с ним стоял высокий, сутулый, пожилой мужчина с беспокойным лицом и поигрывал каким-то предметом.., нет, не камнем, о, это была корона! Наконец-то рассудок лорда Эргли разобрался, где он находится и что собой представляет. Несомненно, судья смотрел глазами Джайлса, испытывал желания Джайлса и участвовал в эксперименте Джайлса, и только сознание, понимавшее это, принадлежало лорду Эргли. Впрочем, оно оставалось словно бы само по себе и любая попытка вернуть утраченную целостность тут же заставляла всю картину дрожать и терять резкость. Здесь присутствовали и другие мысли, видимо Джайлсовы, но лорд Эргли узнавал среди них и знакомые отголоски собственных рассуждений. Они вспыхивали какими-то обрывками фраз. "А если он просто исчезнет.., время и место.., интересно, что бы сказал на это Эргли?.." Молодой человек протянул руку и взял что-то у высокого мужчины.
     "Стой, дурак!" - сознание лорда Эргли узнало свою собственную мысль и тут же переключилось на близкий громкий голос Джайлса.
     - Теперь - спокойно, совершенно спокойно. Вспомни как можно точнее, что ты делал тогда.
     Сознание судьи при этих словах содрогнулось от ужаса, но тут же вернулось к своим обязанностям, укрощенное мыслью о невозможности вмешаться и что-либо изменить.
     Оставалось слушать и наблюдать, отгоняя рой дьявольских любопытствующих вопросов, вьющихся вокруг.
     "Я нахожусь здесь, - сказало что-то, принадлежащее лорду Эргли, - по своей воле и силой камня. Я ничего не могу сделать. Мне нужно вернуться". Он попытался отгородиться от происходящего, попытался вспомнить и вернуть себя себе, и это ему удалось. В тот же миг лорд Эргли услышал вопрос:
     - Вы видели? Видели?
     Он лежал, откинувшись в кресле, а Хаджи, перегнувшись к нему, заглядывал в глаза. Камень? Да, камень по-прежнему лежал на ладони судьи. Он уставился на него, словно видел впервые. С трудом поднявшись на ноги, лорд Эргли положил камень на стол. Хаджи повторил вопрос:
     - Вы видели?
     - Да, - медленно произнес лорд Эргли. - Видел. И если то, что я видел - правда, я вытряхну из Джайлса его мерзкую душонку! А вы видели?
     - Да... - неуверенно ответил Хаджи. - Мне кажется, я спал и видел сны. И там, во сне... - он в двух словах описал комнату и людей вокруг стола. Троих людей... У одного из них, невысокого и смуглого, глаза горели любопытством и желанием. - А еще я видел, - старик задрожал, - что они опять поделили камень. Ведь они дали ему не корону, а только камень. Это не люди, это шайтаны!
     - Мне кажется, вас больше беспокоит деление камня, а не тот вред, который они могут причинить с его помощью, - проговорил судья.
     - Вы правы, - ответил Хаджи. - Деление посягает на святое Единство, а их действия - всего лишь на человека.
     Грех делящего Единое несравним с грехом злоумышляющего на брата своего.
     - Возможно, - холодно сказал лорд Эргли. - Я ничего не знаю о Едином, но зато знаю кое-что о людях! - Он в ярости ударил кулаком по спинке кресла. - Ну почему я вернулся?
     - Это - поступок мудрого, - заметил Хаджи. - Вы отправлялись наблюдать, а не сражаться. Теперь я знаю, я видел, вам едва ли удалось бы разрушить волю Тамадти. Что же до ваших худших опасений - да, так оно и есть; но, думаю, сознание этого молодого человека пострадало не слишком сильно. Он ведь никогда не узнает, что раз за разом проживает один и тог же отрезок своего прошлого. Так будет, пока не наступит Предел Стремлений. Судя по тому, что мы знаем, этот юноша уберегся от многих опасностей.
     - Я не знаю, от чего он там уберегся, - с застывшим лицом промолвил лорд Эргли, - но пока я жив, ни один человек не станет больше заводным автоматом по воле Джайлса Тамалти. - Помолчав, лорд Эргли продолжал:
     - Наверное, вы правы. Мы ведь не знаем условий эксперимента, не знаем, где камни и сколько их. Надо действовать предельно осторожно. Завтра с утра я снова поеду в Министерство иностранных дел, а после этого продолжим наш разговор.
     Хаджи Ибрагим встал.
     - Мир да пребудет с вами, - произнес он ритуальную фразу.
     - Если он действительно пребудет с нами, то мне его не понять, - проворчал судья, провожая своего гостя к дверям.

Глава 5

Камень потерян

     Утром следующего дня лорд Эргли не смог приблизиться к обретению этого таинственного мира ни на йоту. Все нужные ему люди не упустили возможность удрать на выходные из Лондона. Брюса Кумберленда ждали только в понедельник, равно как и Реджинальда Монтегю, и Энгуса М. Шилдрейка. Сэр Джайлс теоретически мог появиться в любой момент, но все говорило о том, что момент этот раньше понедельника не наступит. По сообщению "Тайме", сегодня с утра посол Ирана отправился в Седринхейм (не сказать, чтобы там его очень ждали), где намеревался заняться дипломатией в компании с лордом Бслсмером. Таким образом, население Лондона, к великому раздражению Верховного судьи, состояло теперь из него самого, Хаджи и Хлои, однако ни от кого из них толку сейчас не было. Судья даже подумал, не попробовать ли все же потягаться с Джайлсом, но по здравому размышлению отказался от этой затеи, чтобы не раскрывать раньше времени свои карты и не давать Джайлсу фору.
     Надо потерпеть денек. Копить неприязнь - не очень полезно для изношенного сердца, и настроение на все выходные, считай, испорчено, но для пользы дела...
     Вряд ли судья стал бы счастливее, узнай он о происшествии, случившемся в то утро милях в пятидесяти от Лондона, в небольшом сельском доме, принадлежащем мистеру Шилдрейку. Бывая в Англии по делам, он иногда прятался здесь от финансовых забот и производственных проблем. Верховный судья напрасно ограничил сферу деятельности Шилдрейка горшками и склянками. На самом деле непросто было отыскать отрасль производства или сбыта, в которую не вкладывал бы свои деньги американец. Немало контрольных пакетов акций досталось ему от отца, Райвингтон Корт он унаследовал от матери, сам прикупил несколько крупных моторостроительных заводов, а под них основал Трансатлантическую Авиакомпанию. Вообще-то он основал эту компанию ради Сесилии Шилдрейк, которая хоть и не стала первой женщиной, перелетевшей через Атлантику, но постаралась, чтобы как можно больше людей совершали такой перелет только с ее разрешения. Энгус М. Шилдрейк перестроил дело, купил летчиков, самолеты и аэродромы, чтобы его жене было чем поиграть. Из тех же соображений он приобрел у Реджинальда Монтегю и камень Соломона. Правда, уговаривать его пришлось куда дольше, чем сообщил племянник Судье. Энтузиазма Реджинальду придали события, помчавшиеся вскачь.
     Едва дядя Джайлс ни с того ни с сего вручил ему камень, как на каком-то случайном совещании ему немедленно подвернулся Шилдрейк. Американец явился, немного отстав от слухов о себе: богач из Айдахо, богатейший человек в Америке, во всем мире (масштабы варьировались в зависимости от источника слухов). А когда выяснилось, что легендарный нувориш почти одного возраста с Реджинальдом, последний и вовсе счел это перстом Провидения, а деловой хватки ему всегда было не занимать. Реджинальд перехватил Шилдрейка и сразу ошеломил, выложив в один присест мешанину из транспорта будущего, дяди Верховного судьи и волшебного камня. Он умудрился одним ударом задеть в душе американца сразу три струны: деловую сметку, гарантированную надежность сделки и чувство романтизма. Поначалу дело чуть не провалилось, когда выяснилось, что в обычном понимании камень не относится к драгоценным. Пришлось второпях демонстрировать другие его сильные стороны, и здесь возникла новая опасность. Опыт настолько поразил американца, что сделка опять же чуть не сорвалась. Однако трезвый коммерческий ум Шилдрейка сразу ухватил две перспективы, о которых он и не подумал намекнуть Реджинальду. Первая касалась автомобилей и авиалиний, а вторая - его жены. Поддержать первые и порадовать вторую - ради этого стоило потратить и время, и деньги. Ну а то, что вся затея обошлась ему в семьдесят три тысячи гиней, не имело значения. Ни один ни другой впоследствии так и не смогли объяснить, откуда взялась именно эта цифра. На гинеях настаивал Реджинальд - они казались ему куда респектабельнее, чем просто фунты стерлингов. Он было пристал к Шилдрейку с просьбой соблюдать особую секретность, но скоро сам же проболтался о существовании других камней, а Шилдрейк быстро вытянул из него имена владельцев. Зато о возможности делить камень американец не узнал ничего. Реджинальд был тверд, как скала.
     Но и Шилдрейк не стал рассказывать, что намерен посвятить в тайну свою жену, а потом досконально выяснить, где, у кого и в таком количестве еще могут оказаться такие камушки. На том они и расстались. Окрыленный успехом Реджинальд помчался к себе в контору, в Брайтон, а Шилдрейк погнал машину в Райвингтон.
     Однако с подарком он спешить не стал. С утра пораньше он еще поэкспериментировал в маленьком лесочке за домом, надо сказать, весьма осторожно - через ручеек и обратно, до середины поля и назад, - зато закончил эффектным возвращением прямо в собственный кабинет, где, заперев камень в сейф, удовлетворенно вздохнул и отправился завтракать. Позднее, уже перед ленчем, как раз в тот момент, когда Верховный судья клокотал в Лондоне от бессильной ярости, Шилдрейк провел жену через солнечные лужайки в маленький летний домик и только там открыл свой секрет.
     Однако и секрет, и сам камень Сесилия восприняла довольно прохладно. Нет, конечно, она обрадовалась, конечно, взвизгнула от удовольствия, но ее восторги тем и ограничились. В самом деле, чему тут особенно удивляться, они ведь оба знали: если на свете существуют такие диковинки, то конечно для Сесилии Шилдрейк. Жизнь только однажды сурово обошлась с Сесилией, лишив ее возможности стать первой женщиной, перелетевшей через Атлантику; вполне понятно, что такой удар требовал компенсации. Конечно, упущенный шанс ничем не заменить, в том числе и этой штукой, но отвлечься это поможет. Она разрешала чудесам существовать, разумеется, при условии, что они будут происходить для нее. Энгус соображал помедленнее, но и он полагал, что в мире, уже породившем одно чудо - Сесилию, да еще в качестве его жены, вполне может найтись и еще несколько, способных ее позабавить. Цена заставила Сесилию широко открыть глаза, но она тут же успокоилась. Ведь такие деньги заплатили за вещь для нее, значит, все в порядке. Что же касается экспериментов, то здесь жена оказалась куда решительнее мужа. Тут же было совершено путешествие, ставшее на тот момент рекордом дальности, по крайней мере с использованием таких необычных средств сообщения. Сесилия отправилась прямиком в свою лондонскую спальню и вернулась с платьем, оставленным поначалу в городе, но, как потом выяснилось, совершенно необходимым здесь. Едва появившись, она воскликнула:
     - Дорогой, как это мило с твоей стороны! У меня никогда не было ничего подобного!
     - Да уж, немногие могут похвастаться подобной вещицей, - резонно заметил Энгус, - не каждому, знаешь, выпадает случай.
     - Ты что, хочешь сказать, что такая штука еще у кого-нибудь есть? - спросила неприятно пораженная Сесилия.
     - Если и есть, то не больше полудюжины, - успокоил ее Энгус. - Вряд ли на них найдутся покупатели.
     Сесилия расстроилась не на шутку.
     - Откуда они взялись? - спросила она через минуту.
     - Какой-то сэр Джайлс Тамалти, ученый и путешественник, привез их с Востока, так, кажется, говорил этот Монтегю, - ответил Энгус.
     Жена с мрачной задумчивостью смотрела на него.
     - Но ты же не думаешь, что он все продаст? - спросила она. - О, Энгус, если такие будут еще у кого-нибудь...
     - Но у сэра Джайлса уже есть.
     - Да нет, - с досадой отмахнулась Сесилия, - я имела в виду кого-нибудь из нашего круга. - Она помолчала и вдруг порывисто подалась вперед. - Энгус! А как насчет авиакомпании?
     - Я уже подумал об этом, - ответил муж. - Не так-то просто. Видишь ли, прежде чем одолжить кому-нибудь камень, придется удостовериться, насколько человек надежен.
     Сесилия недоверчиво покачала головой.
     - Здесь никогда нельзя знать наверняка, - сказала она. - Запросто могут обмануть. Слушай, так этот твой Монтегю не сказал, что камень только один?
     - Радость моя, он, наоборот, сказал, что камень не один, - заметил Энгус.
     - Значит, он взял с тебя лишку, - заявила Сесилия. - Энгус, надо распорядиться камнем с умом. В конце концов, должна же авиакомпания контролировать свои транспортные средства!
     - Тут есть одна маленькая тонкость, - поморщился Энгус. - Понимаешь, один из камней принадлежит Верховному судье Соединенного Королевства.
     Сесилия удивленно заморгала.
     - А разве судьи могут иметь финансовые интересы в делах? - воскликнула она. - Это же коррупция! Послушай, Энгус, но они ведь не делают их?
     - Что? - изумленно переспросил муж. - Делают камни? Нет, конечно, нет. Я же сказал: они с Востока.
     - Ну и что, что с Востока? А вдруг они их делают на Востоке, или добывают, или магнетизируют, или еще что? - настаивала Сесилия. - Энгус, милый, ты же понимаешь, про что я говорю. Представь себе, что существует такой рудник...
     Это было бы ужасно!
     - Дорогая, по-моему, ты