амени,  но  постепенно
они затухали, а жар за его спиной спадал, становилось прохладнее,  треск
горящего дерева стих.
   Внимание его привлекло  какое-то  движение  за  спиной  Кристины.  Ее
сопровождал Охотник, однако он остался стоять в стороне,  низко  пригнув
голову, дрожа от напряжения и не сводя пристального взгляда с  лестницы,
ведущей в подвал. Вырывавшиеся из его приоткрытого  рта  скулящие  звуки
больше походили на горестный детский плач.
   Эш был настолько обессилен пережитым кошмаром,  что  смог  встать  на
ноги только с помощью Кристины. Она подхватила его под руки, приподняла,
но для того чтобы обрести равновесие, ему пришлось схватиться  за  косяк
двери.
   Когда Эш оперся на плечи Кристины, девушка  буквально  согнулась  под
его тяжестью. Он обернулся, чтобы взглянуть на бушевавшее  внизу  пламя,
но обнаружил, что от огня и жара не осталось и следа.
   Деревянные ступени по-прежнему вели  в  холодный  сырой  подвал,  где
единственная тускло светившая  лампочка  отбрасывала  тени  на  каменные
стены.
 
*** 
 
   Эдит проснулась, но в голове ее все еще проносились  картины  ночного
кошмара. Она резко села в кровати, охваченная ужасом, связанным  с  тем,
что ей пришлось пережить во сне.
   В горле пересохло, а в воздухе,  которым  она  дышала  в  собственной
спальне, казалось, по-прежнему витал дым из ее сна. В  груди  оставалось
ощущение тяжести, дышать было трудно, от воображаемого  дыма  и  пламени
трахея словно сжалась, боль постепенно перемещалась, распространялась  в
груди.
   Эдит хорошо были знакомы эти симптомы, она знала, что ощущение жжения
внутри не было результатом ночного кошмара, оно  было  вполне  реальным.
Она с трудом дотянулась до  лампы  возле  кровати,  стараясь  сдерживать
охватывающий ее страх, смахивая вызванные не  то  болью,  не  то  ужасом
слезы. Онемевшими пальцами нащупала выключатель.  Зажегся  свет,  и  она
увидела стоявшую рядом с лампой  баночку  с  таблетками.  Она  торопливо
отвинтила крышку и вытряхнула одну на ладонь. Эдит положила ее под  язык
и стала ждать, пока таблетка растает и уничтожит эту  дьявольскую  боль,
хотя вполне допускала, что на сей раз терзающий ее грудь зверь откажется
подчиниться.  Однако  мучительная  боль  постепенно   ушла   и   дыхание
выровнялось. Озноб прекратился, оставив после себя лишь слабую дрожь.
   Иногда Эдит выплевывала таблетку, прежде чем та успевала раствориться
окончательно, потому что вызванная ею головная боль пугала и  мучила  не
меньше, чем боль в груди.
   На этот раз, однако, Эдит не сделала этого.
 
*** 
 
   Опираясь на девушку, Эш добрался до  двери  своей  комнаты.  Он  шел,
словно пьяный, но слабость  и  тошнота  были  вызваны  не  алкоголем,  а
пережитым  ужасом.  Даже  дыхание  требовало  таких  усилий,   что   Эша
покачивало.
   Кристина уложила его навзничь на кровать и подняла  ему  ноги.  Потом
подошла к бюро и налила в стакан водку.
   - Огонь... - бормотал он, когда она вернулась обратно.
   Кристина вложила ему в руку стакан.
   - Там не было никакого огня, Дэвид. Неужели вы  не  поняли?  Это  все
лишь часть того, что мы называем властью призраков. Они владеют домом.
   Дэвид приподнялся, оперся на локоть и  молча  сделал  большой  глоток
водки. Ядовитый вкус заставил его  поморщиться.  Лишь  придя  немного  в
себя, он взглянул на Кристину и покачал головой.
   - Это невозможно. Жар...
   - Он всего лишь плод  вашего  воображения,  -  мягко,  но  настойчиво
пыталась убедить его Кристина. - В  подвале  не  было  никакого  пожара,
сохранилась лишь память о нем.
   Мысли в его голове путались.
   - Ваша сестра... это правда, у вас была сестра-близнец. Она много лет
назад устроила пожар в подвале...
   В устремленном на него взгляде Кристины промелькнула жалость.
   - Вам ничто не угрожает, Дэвид. Вы в полной безопасности.
   - Она сгорела там, внизу...
   - Вы весь дрожите. Позвольте, я вас укрою.
   Кристина помогла ему снять пиджак,  потом  стащила  с  него  ботинки.
Укрыв его одеялом, она присела на краешек  кровати  и  мягким  движением
руки убрала темные волосы с его лба. Ее пальцы гладили его щеку.
   Ему пока не удалось выровнять дыхание.
   - Кристина, скажите мне наконец, что  все-таки  происходит  здесь,  в
Эдбруке? - умоляюще сказал он.
   - А разве не вы сами собирались рассказать нам об  этом?  -  ответила
она вопросом на вопрос, но в словах ее не было при этом ни резкости,  ни
упрека. Рука девушки скользнула к  его  плечу.  -  Отдыхайте,  Дэвид,  и
выбросьте из головы все неприятные мысли.  Вы  так  бледны  и  выглядите
таким усталым.
   Дэвид, однако, не унимался.
   - Вчера... вскоре после того, как  я  приехал...  Мне  показалось,  я
видел вас в саду вместе с Саймоном. Но это не могли быть вы...
   - Постарайтесь успокоиться.
   - Здесь есть еще одна девушка...
   - Именно  это  мы  и  пытались  вам  объяснить.  Дэвид,  вам  следует
отдохнуть.
   С трудом борясь с усталостью, он схватил ее за руку.
   - Незадолго до этого я подходил к вашей комнате. Вас там не было...
   В противоположность его возбуждению, голос ее звучал успокаивающе.
   - Я ушла в свою комнату рано вечером и все время находилась там,  как
вы и просили. Должно быть, я заснула и не слышала,  как  вы  стучали.  Я
сплю очень крепко, Дэвид.
   - Но мисс Вебб... Она тоже не ответила, когда я постучал в  дверь  ее
комнаты.
   Кристина ободряюще улыбнулась, как улыбается мать, пытаясь  успокоить
испуганного ребенка, боящегося  чудовища  с  красными  глазами,  которое
прячется в туалете возле спальни.
   - Няня часто принимает на ночь снотворное, ее уже  много  лет  мучает
бессонница. Сомневаюсь, что вам удалось бы ее разбудить, даже если бы вы
вышибли дверь. - Она задумчиво  провела  рукой  по  одеялу,  разглаживая
складки. - Не знаю, возможно, вы  все  же  разбудили  меня.  Мне  снился
какой-то кошмар. Я проснулась с  неприятным  ощущением,  что  происходит
что-то нехорошее. Вот почему я  нарушила  ваши  инструкции,  Дэвид.  Мне
пришлось выйти из комнаты, чтобы выяснить, что случилось.
   - Я очень рад, что вы сделали это, - ответил он  и  устало  вздохнул,
осознавая наконец, насколько он измотан. Глаза его на секунду закрылись,
и он поставил стакан на грудь. Кристина взяла его, намереваясь убрать на
место.
   Дэвид снова открыл глаза.
   - Расскажите мне о вашей сестре...
   Кристина, глядя куда-то в сторону, покачала головой, словно давая ему
понять, что эти воспоминания чересчур тяжелы для нее.  По  бледной  щеке
медленно скатилась слеза. Эш нежно притянул ее к себе.
   - Я понимаю, Кристина, - прошептал он, - знаю, как это больно. Я тоже
потерял сестру, и хотя это случилось очень давно... она... она...
   Кристина подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.
   - Почему вам так трудно сказать это? Она утонула, но вы  по  какой-то
причине отказываетесь произнести это слово. Почему оно вас  так  пугает,
Дэвид?
   Ответ  его  прозвучал  как-то  холодно  и  бесстрастно,   он   словно
констатировал факт.
   - Потому что в этом виноват я.
   В глазах Кристины промелькнуло не то неверие, не то  смущение,  а  он
повторил:
   - Она утонула по моей вине.
   Он устремил взгляд куда-то мимо Кристины, словно  видел  перед  собой
картины далеких времен. Его охватили воспоминания детства, так  долго  и
тщательно скрываемые в самых далеких тайниках души,  словно  они  могли,
вырвавшись на свободу, подобно страшной болезни, опустошить мир.  И  вот
теперь они разбили оковы и возникли из глубин сознания. Он плыл в бурном
потоке, удивляясь, каким  образом  удалось  воспоминаниям  выйти  из-под
контроля, нахлынуть, чтобы мучить его, воскресить те времена и  события,
о которых он предпочел бы забыть навсегда. Но, как оказалось,  ничто  не
пропало, не исчезло в лабиринтах  памяти:  душевные  травмы  могут  быть
скрыты, могут затаиться, затихнуть, пусть не окончательно, иногда просто
ожидая подходящего момента, чтобы  возникнуть  из  небытия.  Однако  они
игранным образом принесли ему облегчение. По мере того, как Эш  говорил,
перед его  глазами,  сменяя  друг  друга,  возникали  видения,  а  затем
медленно  уплывали,  постепенно  уступая  место  следующим.   При   этих
воспоминаниях Эш внутренне содрогнулся.
   - Джульетта была злой девочкой. Даже сейчас, по  прошествии  стольких
лет, я не могу забыть об этом. По правде говоря, у меня  не  осталось  о
ней ни одного светлого воспоминания. Не кажется ли  вам,  Кристина,  что
это ужасное признание? Моя сестра погибла будучи совсем еще ребенком,  а
я не  могу  сказать  о  ней  ни  одного  доброго  слова,  не  могу  даже
утверждать, что сожалею о ее смерти. Видите ли, она  была  двумя  годами
старше меня, и ее самым любимым  развлечением  было  дразнить  и  мучить
меня. Уверен, что она не желала делить со мной любовь  наших  родителей.
Но ее шалости и проделки выходили далеко за рамки детской ревности...
   Он словно вновь увидел себя маленьким мальчиком.
   -  ...В  ее  поддразнивании,  в  ее  выходках   всегда   было   много
жестокости...
 
*** 
 
   ...Лицо маленького мальчика морщится, слезы текут градом, в то  время
как сестра с очаровательной улыбкой отламывает крыло от его новой модели
самолета, и глаза ее при этом полны презрения...
   ...Маленькая ножка незаметно высовывается из-под  стола,  и  мальчик,
несущий стопку тарелок к раковине, спотыкается и падает...
   ...Мальчик, уже чуть постарше, просыпается от толчка и чувствует, как
чья-то жесткая лапа  гладит  его  по  щеке.  Дэвид  кричит,  в  коридоре
слышатся шаги, и его сестра быстро прыгает в свою  кровать,  а  страшная
лапа мгновенно исчезает под одеялом...
   Эш погрузился в воспоминания,  он  снова  видит  то,  что  уже  видел
однажды...
   ...Дрожа от возбуждения, затаив дыхание, он следит,  как  белая  рыба
медленно и осторожно подплывает к леске;  время  от  времени  она  вдруг
резко дергается, шевелит плавниками, борясь с подводным  течением.  Рыба
берет наживку, и рука мальчика напрягается, крепки  сжимая  удилище.  Но
вдруг он издает отчаянный, полный разочарования крик - ком земли с шумом
падает в воду, поверхность которой тут  же  покрывается  рябью,  а  рыба
резко отскакивает от лески и быстро уплывает прочь.
   Дэвид резко оборачивается и оказывается лицом к лицу с хохочущей  над
ним  Джульеттой.  Его  звенящий  от  негодования  и  ярости  крик   лишь
подзадоривает  ее,  и  она  веселится  еще  больше.   Положив   короткое
самодельное удилище на тропинку, он бросается к сестре, сжимая кулаки  и
собираясь ударить ее, но она с легкостью увертывается и хватает с  земли
удилище. Она дразнит его, размахивая бамбуковой палкой, тыкая ею в живот
брату, не позволяя ему приблизиться.
   Острый конец удилища царапает щеку, на ней появляется кровь, и  Дэвид
кричит от боли.
   Он  проводит  пальцами  по  щеке  и  потом  внимательно  смотрит   на
оставшиеся на них красные полоски.
   Девочка пятится от него назад, но отнюдь не от страха - она  хохочет,
издевается над ним, насмехается над его царапиной. Она подходит к самому
краю  берега  и  с   презрительной   усмешкой,   портящей   ее   личико,
поворачивается и медленно  бросает  удилище  в  реку.  Бамбуковую  палку
подхватывает сильным течением и стремительно несет на  середину  бурного
потока.
   Отнюдь не один  этот  хладнокровный  и  презрительный  жест  приводит
мальчика в ярость - это уже далеко не первая злобная выходка его сестры.
Годы изощренных и жестоких издевательств копили в его  душе  отчаяние  и
гнев, но до сих пор ему удавалось прятать их  глубоко  в  груди.  И  вот
теперь долго сдерживаемая ярость смела все преграды и вырвалась  наружу.
Широко расставив руки и  кипя  от  ненависти,  он  бросается  к  сестре,
намереваясь схватить ее.
   Точно  так  же,  как  прежние  ее  издевательства  пробудили  в   нем
ненависть, эта ненависть породила в душе ее страх.  Пытаясь  увернуться,
она пятится назад.
   Дэвид уже  видит  опасность,  руки  его  вновь  напрягаются,  тянутся
вперед, на этот раз чтобы удержать ее.
   Но она не понимает его истинного намерения,  а  быть  может,  слишком
презирает и ненавидит, чтобы позволить ему дотронуться до себя. Еще один
шаг назад... И она падает...
   Он успевает схватиться рукой за ее  платье,  и  это  резкое  движение
заставляет его потерять равновесие, тянет  его  вперед.  Брат  и  сестра
вместе падают, тела их  тесно  соприкасаются  друг  с  другом.  Они  оба
оказываются в реке.
   Холодные, ледяные  объятия  воды.  Мутное  пространство,  наполненное
приглушенными звуками, теснящимися тенями. Лишающая  возможности  дышать
серая мгла.
   Мальчик выныривает на поверхность, но  не  благодаря  силе  воли  или
ловкости - просто подводные течения, словно  поплавок,  выталкивают  его
наверх. Он переворачивается на спину,  удерживая  над  водой  голову,  и
хватает ртом воздух, краем глаза успевая увидеть бегущего к реке отца  и
следующую за ним по пятам мать с зажатой в руке корзинкой  для  пикника.
Рты их широко раскрыты в крике, но до него не доносится ни звука.
   Чьи-то сильные руки вновь утаскивают его под  воду,  и  он  закрывает
глаза, на которые, причиняя боль, давит мощный поток. Он  понимает,  что
кричать нельзя, потому что горло и легкие  тут  же  наполнятся  холодной
серой водой, но все-таки не в силах сдержать вопль.
   Теперь уже его действительно подхватывают чьи-то руки, и  в  бурлящей
воде он видит рядом с собой отца. Эти руки  выхватывают  его  из  других
объятий, и он сейчас похож  на  сломанную  куклу,  за  которую  борются,
вырывая ее попеременно друг у друга, два претендента - бешеное течение и
властный человек. И постепенно человек выигрывает эту битву.
   Дэвиду снова удается приподнять над водой голову, и на  этот  раз  он
видит темные волосы сестры, мелькающие пока  еще  не  очень  далеко,  но
стремительно уносимые прочь.
   Дэвид чувствует, что  ударяется  о  берег,  руки  матери,  наконец-то
бросившей корзинку, вытаскивают его, промокшего и обессиленного, наверх.
Отец снова бросается в глубину, лихорадочными движениями будоража  воду.
Он ныряет, и на какое-то  мгновение  в  воздухе  мелькают  его  ноги,  а
женщина и прижавшийся к ней всем телом мальчик сидят  на  тропинке  и  в
ужасе наблюдают за ним.
   Время, кажется, тянется бесконечно. Но вот  наконец  отец  появляется
над водой, хватает ртом воздух и снова исчезает в глубине.
   Для  мальчика  наступает  вдруг  Абсолютная   тишина,   вокруг   него
наполненная скорбью и страданием пустота, лишенная звуков и времени.  Но
движение осталось:  течение  бурного  потока,  трава,  склоняющаяся  под
порывами легкого ветерка.
   Бесконечное ожидание, полное неопределенности затишье.
   Оно  было  нарушено  воплем  отчаяния  отца,  вновь  вынырнувшего  на
поверхность и теперь уже окончательно осознавшего, что его дочь навсегда
исчезла в холодной и мрачной глубине.
   Дэвид  вздрагивает,  потрясенный  беспредельным  отчаянием  и  горем,
прозвучавшими  в  крике,  а  мать  еще  теснее  прижимает  его  к  себе,
обхватывает руками, словно пытаясь защитить ребенка,  навсегда  удержать
его в безопасности.
   Он прячет  лицо  у  нее  на  груди,  одним  глазом  косясь  на  реку,
похитившую сестру. Отец приближается, крики и плач  его  становятся  все
громче... Взгляд мальчика затуманивается,  а  шум  реки  превращается  в
поистине оглушительный грохот...
 
*** 
 
   ...Голова Эша лежала на подушке рядом с головой Кристины, и перед его
глазами стоял  такой  же,  как  и  тогда,  на  берегу,  туман.  Лишающая
возможности двигаться и даже дышать боль тоже была не менее острой.
   - Я так и не осмелился сказать им, - ровным голосом произнес Эш, -  я
никому не сказал, что все случилось по моей вине,  что  это  я  столкнул
Джульетту в воду.
   - Но это ведь был несчастный случай! - ответила Кристина.
   - Нет, я хотел, чтобы она утонула. Я словно обезумел в тот  момент  и
желал ей смерти. Да, я пытался  помочь  ей,  но...  но  когда  мой  отец
выбрался из реки, я почувствовал облегчение, какая-то темная часть моего
существа  радовалась.  -  Это  признание,  сделанное  после  многих  лет
неуверенности и отрицания, до глубины души потрясло его. -  Я  не  знаю,
что мучило меня больше все эти годы - сознание вины за то, что я сделал,
или угрызения совести за мои мысли после этой трагедии.
   - И все  эти  годы  вы  казнили  себя?  Но  вы  ведь  были  маленьким
мальчиком!..
   - Я так боялся, что меня накажут. Меня не покидало сознание того, что
я заслуживаю наказания за этот ужасный поступок. Мне казалось,  что  все
узнают о нем и прочтут на моем лице мои мысли. А мои родители никогда не
простят меня, когда узнают... Джульетта никогда не простит меня...
   - Джульетта?
   Эш перевернулся на спину и уставился в потолок,  избегая  встретиться
глазами с Кристиной.
   - Иногда мне кажется, что я вижу ее,  как  будто  краешком  глаза.  Я
замечаю  какую-то  зыбкую  тень,  а  когда  поворачиваюсь,  она  тут  же
исчезает. И все же что-то остается... Мне  кажется,  я  вижу  ее  такой,
какой она была тогда - одиннадцатилетней девочкой, и одета она в  то  же
платье, что... что и в тот день.
   Он закрыл глаза, и перед  его  мысленным  взором  явственно  предстал
образ Джульетты. Но не ее лицо - оно  было  как  в  тумане,  черты  лица
невозможно было различить. Взгляд ни на чем не фокусировался. Еще  более
расстроенный этим неясным видением, призрачным обликом  мертвой  сестры,
Эш снова открыл глаза.
   - Ночью, накануне похорон, я услышал ее  голос.  Она  звала  меня.  Я
спал, и голос ее ворвался в мой сон. Когда  я  проснулся,  она  все  еще
продолжала звать меня. Тело ее лежало в открытом гробу на  первом  этаже
дома. Я потихоньку прокрался туда - мне было очень страшно, но  я  не  в
силах был противостоять ее зову. Я должен был ее  увидеть.  Возможно,  в
глубине души я хотел, чтобы она вновь ожила, или, быть может,  стремился
снять с себя груз вины. - Дыхание его сделалось неровным, и он с  трудом
продолжал:
   - Джульетта пошевелилась, Кристина. Ее тело пошевелилось в  гробу.  И
она говорила со мной.
   Кристина как завороженная не сводила с него глаз. Он повернул  голову
к ней.
   - Вполне возможно, все это было лишь ночным кошмаром. Не знаю. Я  был
совсем еще ребенком, и мне только что пришлось  пройти  сквозь  страшное
испытание. Но что-то говорило мне, что все  происходит  наяву.  Родители
услышали мой крик. Когда они нашли меня, я валялся на полу  без  чувств.
Не выдержав, я потерял сознание.
   В горле у него пересохло, словно  оно  действительно  воспалилось  от
охватившего подвал невыносимого жара. Он облизал языком губы, но и  язык
был сухим, а потому ему не удалось даже смочить их.
   - Две недели после этого я горел в лихорадке  -  заупокойные  службы,
похороны, горе моих родителей  после  столь  свежей  утраты  -  все  это
миновало меня. Они решили,  что  виной  всему  мое  падение  в  реку.  Я
простудился. Можете ли вы в это поверить? Но я был рад, что  они  думали
именно так.
   - О, Дэвид, - тихо произнесла Кристина, касаясь его  руки.  -  Это  и
есть причина, не так ли?
   Он покачал головой, не понимая, о чем она говорит.
   -  Поэтому  вы  и  посвятили  свою  жизнь  исследованиям  в   области
парапсихологии,   стремлению   доказать,   что   сверхъестественное   не
существует, что жизни после смерти быть не может?  Неужели  вы  сами  не
понимаете? - Она крепче взяла его за руку. - Ваш  скептицизм  происходит
от сознания вашей вины. Вы не хотели допускать даже мысли о  возможности
существования призраков. Вас испугал тот ночной кошмар, вы боялись  даже
думать о том, что это не был сон, что Джульетта действительно говорила с
вами  и  действительно  шевелилась  в  гробу.  Вас  приводила   в   ужас
вероятность того,  что  все  произошло  на  самом  деле  и  что  однажды
Джульетта  потребует  возмездия.  Дэвид,  неужели  вы  до  сих  пор   не
понимаете, каким