на пощечину.
     - Я не хочу тебя обидеть, - продолжала Моник,  -  но  все  как-то  уж
слишком быстро.
     Тереза решительно не собиралась допускать, чтобы что-то  омрачило  ее
счастье.
     - Я понимаю, что ты хочешь предостеречь меня, - сказала она сестре, -
но у Рауля есть деньги. Отец оставил ему небольшое наследство, к  тому  же
он не боится трудом зарабатывать себе на жизнь.
     Взяв руку сестры, она умоляюще проговорила:
     - Пожалуйста, Моник, порадуйся за меня. Я никогда не думала, что  мне
дано это испытать. Я просто умираю от счастья.
     И все трое стали обнимать ее и говорить, как они рады за  нее,  затем
принялись возбужденно обсуждать подготовку к свадьбе.
     Ранним утром  следующего  дня  Тереза,  стоя  на  коленях  в  церкви,
молилась:
     "Благодарю Тебя, Господи. Спасибо Тебе за дарованное мне  счастье.  Я
сделаю все, чтобы быть достойной Твоей любви и Рауля. Аминь".


     Не чувствуя под собой  ног,  Тереза  словно  влетела  в  универмаг  и
сказала:
     - Будьте добры, месье,  я  хотела  подобрать  материал  на  свадебное
платье.
     Рауль, рассмеявшись, обнял ее.
     - Ты будешь очаровательной невестой.
     И Тереза не сомневалась в его искренности. Это было похоже на чудо.
     Венчание должно было  состояться  через  месяц  в  городской  церкви.
Моник, естественно, была подружкой невесты.
     В пятницу в  пять  часов  вечера  Тереза  разговаривала  с  Раулем  в
последний раз. В половине первого в субботу, когда Тереза стояла в ризнице
церкви, ожидая опаздывающего уже на тридцать минут Рауля,  к  ней  подошел
священник. Взяв ее за руку, он отвел ее в сторону, и Тереза  с  удивлением
отметила его волнение. Ее сердце тревожно забилось.
     - Что? Что случилось с Раулем?
     - О, дитя мое, -  произнес  священник,  -  моя  бедная,  моя  дорогая
Тереза.
     Ее охватила паника.
     - Что случилось, падре? Скажите же!
     - Я... я только что получил известие. Рауль...
     - Несчастный случай? Он ранен?
     - Сегодня рано утром Жирадо уехал из города.
     - Он уехал? Наверное, возникло какое-нибудь  срочное  обстоятельство,
что заставило его...
     - Он уехал с твоей сестрой. Их видели, когда они садились в парижский
поезд.
     Все закружилось у нее перед  глазами.  "Нет,  -  подумала  Тереза.  -
Только бы не упасть. Нельзя опозориться перед Господом".
     Она лишь смутно помнила, что происходило дальше. Словно издалека, она
слышала, как священник  что-то  объявил  собравшимся  гостям  и  в  церкви
послышался какой-то шум.
     Обняв свою дочь, мать Терезы сказала:
     - Бедная Тереза. Как твоя родная сестра могла так жестоко  поступить?
Это ужасно.
     Но Тереза неожиданно стала спокойной. Она знала, что ей делать.
     - Не волнуйся, мама. Я не виню Рауля за то, что он полюбил  Моник.  С
любым бы случилось то же самое. Мне следовало знать, что ни  один  мужчина
никогда не полюбит меня.
     - Ты не права, - со слезами на глазах сказал отец. - Ты стоишь десяти
Моник.
     Но его сострадание было слишком запоздалым.
     - Сейчас я хочу домой.
     Они прошли сквозь толпу. Собравшиеся  в  церкви  расступились,  давая
дорогу, и молча смотрели им вслед.


     Когда они вернулись на виллу, Тереза тихо сказала:
     - Прошу вас, не  беспокойтесь  обо  мне.  Я  обещаю,  что  все  будет
замечательно.
     Потом она поднялась в комнату отца и,  взяв  его  бритву,  перерезала
себе вены.



                                    12

     Открыв глаза, Тереза увидела возле своей кровати их семейного доктора
и городского священника.
     - Нет! - закричала она. - Я не хочу  возвращаться.  Я  хочу  умереть.
Дайте мне умереть!
     - Самоубийство - смертный грех, - сказал священник. - Жизнь дана тебе
Господом, Тереза, только он  решает,  когда  она  должна  закончиться.  Ты
молода. Тебе еще жить и жить!
     - Зачем? - рыдала Тереза. - Чтобы еще  страдать?  Я  не  вынесу  этой
боли. Я больше не могу.
     - Христос терпел боль и умер ради нас, - ласково сказал священник.  -
Не отворачивайся от него.
     Доктор осмотрел Терезу.
     - Тебе надо отдохнуть. Я уже сказал твоей матери, что тебе  некоторое
время нужно побыть на легкой  диете.  -  Доктор  погрозил  ей  пальцем.  -
Исключить из употребления бритвы.
     На следующее утро Тереза с трудом встала с кровати. Когда она вошла в
гостиную, мать встревоженно спросила ее:
     - Зачем ты встала? Доктор сказал тебе...
     - Мне нужно в церковь, - охрипшим голосом ответила Тереза. - Я должна
поговорить с Богом.
     Помедлив, мать предложила:
     - Я пойду с тобой.
     - Нет, я должна идти одна.
     - Но...
     - Пусть сходит, - кивнул отец.
     Они смотрели вслед вышедшей их дома безжизненной фигуре.
     - Что будет с ней? - подавленно проговорила мать.
     - Одному Богу известно.
     Она вошла в знакомую церковь  и,  подойдя  к  алтарю,  опустилась  на
колени.
     - Я пришла в Твой  храм,  Господи,  чтобы  кое-что  сказать  Тебе.  Я
презираю Тебя. Я презираю  Тебя  за  то,  что  Ты  уготовил  мне  родиться
уродиной. Я презираю Тебя за  то,  что  моей  сестре  Тобой  было  суждено
родиться красивой. Я презираю Тебя за то, что Ты позволил ей отнять у меня
единственного человека, которого я любила. Я плюю на Тебя.
     Последние слова были произнесены ею так громко, что многие  прихожане
обернулись на нее. Они молча следили, как она поднялась и, шатаясь,  вышла
из церкви.


     Тереза никогда не верила,  что  может  быть  так  больно.  Боль  была
невыносимой. Она была не в состоянии думать ни о чем другом. Она не  могла
ни есть, ни спать. Мир казался ей закутанным в туман и каким-то далеким. В
голове, точно кадры из фильма, мелькали обрывки воспоминаний.
     Ей вспомнился день, когда они с Раулем и  Моник  гуляли  в  Ницце  по
пляжу.
     - Сегодня такой хороший день, что можно искупаться, - сказал Рауль.
     - Я бы с удовольствием, но Тереза не умеет плавать.
     - Я не против,  если  вы  искупаетесь  вдвоем,  а  я  подожду  вас  в
гостинице.
     Она так радовалась, что Рауль и Моник нашли общий язык.
     Они обедали в маленьком трактире неподалеку от Каньес.
     - Сегодня особенно хороши омары, - сказал метрдотель.
     - Я попробую, - отозвалась  Моник.  -  А  бедной  Терезе  нельзя.  От
моллюсков ее выворачивает наизнанку.
     Сен-Тропез.
     - Я соскучился по верховой езде. Дома я ездил на лошади каждое  утро.
Хочешь покататься со мной, Тереза?
     - Боюсь, что у меня ничего не получится, Рауль. Я...
     - Я бы с удовольствием покаталась, - сказала Моник. - Обожаю верховую
езду.
     Их не было все утро.
     Можно было вспомнить сотни подобных моментов,  но  тогда  она  их  не
замечала. Она их не видела потому,  что  не  хотела  видеть  ни  взглядов,
которыми они обменивались, ни невинных прикосновений рук,  ни  шепота,  ни
смеха.
     "Как можно было быть такой глупой?"


     Ночью, когда Терезе наконец  удавалось  задремать,  ей  снились  сны.
Каждый раз она видела новый сон, но все они были одинаковыми.
     Рауль и Моник едут в поезде, обнаженные, они  занимаются  любовью,  а
поезд идет над глубоким каньоном, мост рушится, и все, кто был  в  поезде,
летят в объятия смерти.
     Рауль и Моник,  обнаженные,  в  постели  гостиничного  номера.  Рауль
роняет сигарету, в комнате вспыхивает пламя,  и  они  оба  сгорают.  Терез
просыпается от их криков.
     Рауль и Моник падают с горы, тонут в реке, погибают в авиакатастрофе.
     Сны были всегда разными.
     Сны были всегда одинаковыми.


     Мать и отец Терезы были в отчаянии. Дочь угасала на  глазах,  но  они
ничем не могли ей помочь. И вдруг Тереза начала есть. Она без  конца  ела.
Казалось, она никак не могла насытиться. Она быстро набрала свой вес и все
продолжала полнеть, пока не стала совсем тучной.
     Когда отец с матерью пытались поговорить с ней о ее  страданиях,  она
отвечала им:
     - Я чувствую себя прекрасно. Не беспокойтесь обо мне.
     Тереза продолжала жить, как будто ничего не произошло. Она  ходила  в
город за покупками и делала все, как и прежде. Каждый  вечер  она  ужинала
вместе с отцом и матерью,  читала  или  шила.  Она  словно  окружила  себя
невидимой крепостью, куда твердо решила никого  не  впускать.  "Теперь  ни
один мужчина не захочет больше взглянуть на меня. Никогда".
     Внешне  казалось,  что  у  Терезы  все  замечательно.  Душой  же  она
пребывала в бездне отчаянного одиночества.  Даже  в  окружении  людей  она
словно сидела совсем одна в пустой комнате одинокого дома в одиноком мире.


     Прошло немногим более года с тех пор, как Рауль  оставил  Терезу.  Ее
отец собирался в Авилу.
     - У меня там есть дела, - сказал он Терезе, - но потом я  освобожусь.
Почему бы тебе не поехать со мной?  Авила  -  очаровательный  город.  Тебе
будет полезно на некоторое время уехать отсюда.
     - Нет, спасибо, папа.
     Посмотрев на жену, он вздохнул.
     - Ну что ж, хорошо.
     В гостиную вошел слуга.
     - Прошу прощения, мадемуазель де Фосс. Только что принесли письмо для
вас.
     Тереза еще не успела распечатать конверт,  как  ее  охватило  смутное
дурное предчувствие.
     В письме было написано:
     "Тереза, милая моя Тереза.
     Бог свидетель, я не вправе называть тебя "милой" после той  подлости,
которую совершил по отношению к тебе. Клянусь  искупить  свою  вину,  даже
если на это понадобится вся моя жизнь. Не знаю, с чего начать.
     Моник сбежала, оставив меня с  нашей  двухмесячной  дочуркой.  Честно
говоря, я вздохнул с облегчением. Должен признаться, что с того дня, как я
ушел от тебя, моя жизнь превратилась в ад. Я сам никогда не смогу  понять,
почему я так поступил. Я словно оказался во власти каких-то волшебных  чар
Моник, понимая при этом с самого начала, что совершаю страшную  ошибку.  Я
всегда любил только тебя. Теперь я понимаю, что смогу обрести счастье лишь
рядом с тобой. К тому времени, как ты получишь это письмо, я буду на  пути
к тебе.
     Я люблю и всегда любил тебя, Тереза. Ради всей нашей с тобой жизни  я
прошу твоего прощения. Я хочу..."
     Она не могла больше читать. Мысль  о  том,  что  ей  вновь  предстоит
увидеть  Рауля  с  ребенком  -  ребенком  его  и  Моник,  -  казалась   ей
непостижимой, оскорбительной.
     В истерике швырнув письмо, она закричала:
     - Я должна уехать отсюда. Сегодня. Сейчас же. Пожалуйста... Прошу!
     Родители были не в состоянии ее успокоить.
     - Раз Рауль приедет сюда, - сказал отец, -  тебе,  по  крайней  мере,
стоит поговорить с ним.
     - Нет! Я убью его, как только увижу. - Вся  в  слезах,  она  схватила
отца за руки. - Возьми меня с собой, - взмолилась она.
     Она готова была ехать куда угодно, лишь бы сбежать отсюда.
     И тем же вечером Тереза с отцом отправилась в Авилу.


     Отец Терезы был убит горем дочери. По натуре он  не  был  жалостливым
человеком, но за последний год он проникся к Терезе уважением,  восхищаясь
ее стойкостью. Она с достоинством встречала взгляды горожан и  никогда  не
жаловалась. Он  чувствовал  себя  беспомощным,  неспособным  облегчить  ее
страдания.
     Помня о том утешении, которое Тереза когда-то находила в  церкви,  он
сказал ей по приезде в Авилу:
     - Местный священник отец Беррендо - мой старый друг. Может, он как-то
поможет тебе. Поговори с ним.
     - Нет.
     Она больше не хотела иметь никаких отношений с Господом.
     Тереза оставалась в  одиночестве  в  гостиничном  номере,  пока  отец
занимался делами. Когда он возвращался, она все так же  сидела  на  стуле,
безучастно глядя на стену.
     - Прошу тебя, Тереза, поговори с отцом Беррендо.
     - Нет.
     Он был в отчаянии. Она не желала выходить из  номера  и  отказывалась
возвращаться в Эз.
     Священник сам пришел к Терезе, это было последней надеждой.
     - Ваш отец говорит, что раньше вы регулярно ходили в церковь.
     Тереза посмотрела в глаза тщедушному священнику и холодно ответила:
     - Церковь меня больше не интересует. Ей нечего предложить мне.
     - У церкви есть что предложить любому, дитя мое, - с  улыбкой  сказал
отец Беррендо. - Церковь дарит нам надежду и мечты...
     - Я уже сыта мечтами. С меня хватит.
     Взяв ее руки своими тонкими пальцами, он обратил  внимание  на  белые
шрамы, оставленные  бритвой  на  ее  запястьях,  словно  давние  поблекшие
воспоминания.
     - Господь не верит этому. Поговори с Ним, и Он сам скажет тебе.
     Тереза продолжала сидеть, уставившись на стену, и, казалось, даже  не
заметила, когда священник вышел из комнаты.
     На следующее утро Тереза вошла в прохладу церковных  сводов  и  почти
сразу же почувствовала, как  на  нее  нахлынуло  знакомое,  давно  забытое
чувство умиротворения. В последний раз  она  приходила  в  церковь,  чтобы
послать Господу свои проклятия. Ее переполнило чувство глубокого стыда. Ее
подвела собственная слабость, Господь не предавал ее.
     - Прости меня, - прошептала она. - Я грешна. Я жила  с  ненавистью  в
сердце. Помоги мне. Прошу Тебя, помоги мне.
     Подняв глаза, она  увидела  отца  Беррендо.  Когда  Тереза  закончила
молиться, он отвел ее в свой кабинет за ризницей.
     - Не знаю, что мне делать, падре. Я больше  ни  во  что  не  верю.  Я
утратила веру.
     Ее голос был полон отчаяния.
     - А верила ли ты раньше?
     - Да. Очень.
     - Тогда ты и сейчас веришь,  дитя  мое.  Вера  неизменна.  Преходящим
является все остальное.
     В тот день они проговорили несколько часов.
     Тереза вернулась в гостиницу к вечеру.
     - Мне нужно возвращаться в Эз, - сказал ей отец. - Ты готова ехать?
     - Нет, папа. Позволь мне ненадолго остаться здесь.
     Он помедлил.
     - С тобой будет все в порядке?
     - Да, папа. Обещаю тебе.
     После этого Тереза и отец Беррендо встречались  ежедневно.  Священник
всем сердцем полюбил Терезу. За некрасивой внешностью этой полной  женщины
он видел ее прекрасную несчастную душу. Они говорили о Боге, о мироздании,
о смысле жизни, и медленно, почти помимо своей воли, Тереза  вновь  начала
обретать покой. Как-то отец Беррендо сказал то,  что  нашло  отклик  в  ее
душе.
     - Дитя мое, если ты разуверилась в этом мире, поверь  в  другой  мир.
Поверь в мир, где тебя ждет Иисус.
     И  впервые  со  дня  ее   несостоявшегося   венчания   Тереза   вновь
почувствовала умиротворение. Церковь, как и прежде, стала ее убежищем.  Но
надо было думать о будущем.
     - Мне некуда пойти.
     - Ты могла бы вернуться домой.
     - Нет. Я бы никогда не смогла вернуться, не смогла бы  встретиться  с
Раулем. Не знаю, что мне делать. Я хочу спрятаться, а спрятаться негде.
     Отец Беррендо долго молчал, затем наконец сказал:
     - Ты могла бы остаться здесь.
     Несколько озадаченная, она обвела глазами комнату.
     - Здесь?
     - Неподалеку отсюда есть цистерцианский монастырь. - Слегка подавшись
вперед, он продолжал. - Я расскажу тебе о нем. Это - особый мир, обитатели
которого посвятили свою жизнь Господу.  Это  место,  где  царят  тишина  и
покой.
     Тереза почувствовала воодушевление.
     - Это прекрасно.
     - Но я должен предупредить тебя. В монастыре действует один из  самых
строгих уставов в мире. Те, кого  туда  принимают,  дают  обет  безбрачия,
молчания и послушания. Пришедшие в монастырь остаются там навсегда.
     Эти слова привели Терезу в трепет.
     - У меня никогда не возникнет желание покинуть монастырь. Это то, что
я искала, падре. Я презираю мир, в котором живу.
     Но отца Беррендо все еще не  оставляло  беспокойство.  Он  знал,  что
Терезу ожидает жизнь, совершенно непохожая на ту, которой она жила все это
время.
     - Оттуда нельзя будет вернуться.
     - Я не захочу возвращаться.


     На следующий день рано утром отец Беррендо отвел Терезу  в  монастырь
познакомить с преподобной матерью Бетиной. Он ушел, оставив их вдвоем.
     Только  переступив  порог  монастыря,  Тереза  уже  не   сомневалась.
"Наконец-то, - ликовала ее душа. - Наконец".
     После беседы с настоятельницей она сразу же позвонила матери с отцом.
     - Я так волновалась, - сказала мать. - Когда ты вернешься домой?
     - Я уже дома.


     Обряд посвящения совершал епископ Авилы.
     - Господь,  Создатель  наш,  пошли  благословение  рабе  Твоей,  дабы
укрепить ее в святой добродетели и сохранить ее веру и преданность Тебе.
     - Я отрекаюсь от царства мира сего и всех мирских радостей ради любви
Господа нашего, Иисуса Христа, - отвечала Тереза.
     Епископ осенил ее крестом.
     - Обручаю тебя с Иисусом Христом,  сыном  Отца  Всевышнего.  Скрепляю
печатью Духа Святого  этот  союз  и  объявляю  тебя  Невестой  Господа.  И
Царствие Небесное обретешь ты преданностью своею Господу во веки веков.  -
Епископ поднялся. - Боже, Отец Всемогущий, Создатель наш,  соблаговоливший
избрать тебя невестой, подобно Пресвятой  Марии,  Матери  Господа  Нашего,
Иисуса Христа - ad beatae Mariae,  matris  Domini  nostri,  Jesu  Christi,
consortium - да святится имя Твое.  Перед  лицом  Господа  и  ангелов  Его
благословляю тебя хранить чистоту,  целомудрие,  терпение  для  исполнения
предназначения твоего, любви  к  Господу  и  добродетели,  ибо  ждет  тебя
великая награда на небесах - в вечном Царстве Христа, Господа  Нашего.  Да
укрепит Господь силы твои,  когда  они  иссякнут,  да  утешит  он  тебя  и
руководит помыслами твоими благими,  да  наставит  тебя  Господь  на  путь
истинный. Аминь.


     И  вот  теперь,  тридцать  лет  спустя,  лежа  в  лесу  и  глядя   на
поднимающееся над горизонтом солнце,  сестра  Тереза  думала:  "А  ведь  я
пришла  в  монастырь  совсем  не  потому,  что  стремилась  к  Господу.  Я
стремилась уйти от этого мира. И Господь все прочел в моем сердце".
     Ей было шестьдесят, и последние тридцать лет были самыми  счастливыми
в ее жизни. И вдруг неожиданно она вновь очутилась  в  мире,  от  которого
бежала. С ее рассудком стало происходить что-то неладное.
     Она  утратила  ощущение  реальности.  Прошлое  и  настоящее  странным
образом переплелись. "Почему это со мной происходит? Что Господь  уготовил
мне?"



                                    13

     Поход   казался   сестре   Миган   увлекательным   путешествием.    С
поразительной для нее самой быстротой она привыкла к окружавшим  ее  новым
видам и звукам.
     Ее спутники казались ей очаровательными. Ампаро  Хирон  была  сильной
женщиной. Ни в чем не уступавшая двум мужчинам,  она  вместе  с  тем  была
очень женственной.
     Феликс Карпио - рослый, с  рыжеватой  бородой  и  шрамом  -  выглядел
дружелюбным и приветливым.
     Но для Миган самой яркой личностью из  них  был  Хайме  Миро.  В  нем
чувствовалась какая-то  непреодолимая  сила,  непоколебимая  вера  в  свои
убеждения, сродни той, что была у монахинь в монастыре.
     Когда их путешествие только началось, Хайме, Ампаро и Феликс несли на
плечах спальные мешки и винтовки.
     - Дайте мне понести какой-нибудь из мешков, - предложила Миган.
     Хайме Миро удивленно посмотрел на нее.
     - Хорошо, сестра, - пожав плечами, ответил он и протянул ей мешок.
     Он оказался тяжелее, чем Миган предполагала, но  она  не  жаловалась.
"Пока мы вместе, я буду разделять с ними все тяготы".
     Миган казалось, что они шли уже целую вечность, спотыкаясь в темноте,
натыкаясь  на  ветви,  царапаясь  о  кустарник,   искусанные   насекомыми,
сопровождаемые лишь светом луны, указывавшей им путь.
     "Кто они? - думала Миган. - Почему их преследуют?" И поскольку  Миган
с монахинями тоже  преследовали,  она  чувствовала  что-то  очень  схожее,
сближающее ее с этими людьми.
     Они почти не  разговаривали,  но  время  от  времени  перебрасывались
какими-то загадочными фразами.
     - В Вальядолиде все готово?
     - Да, Хайме. Рубио с Томасом встретят нас возле банка  во  время  боя
быков.
     - Хорошо. Передайте Ларго Кортесу, чтобы ждал на