беспомощно смотрела на него.
     - Я не знаю, - прошептала она, дико озираясь  по  сторонам.  -  Я  не
знаю.
     - Только что ты говорила, что он в Эзе.
     Его голос был похож на удары кнута.
     - Да. Господь сказал мне.
     Полковник Акока решил, что с  него  хватит.  Эта  женщина  была  либо
сумасшедшей, либо блестящей актрисой. Как бы там ни было, он  был  сыт  по
горло всей этой болтовней о Боге.
     Он повернулся к своему адъютанту Патрисио Арриете.
     - Сестре нужно освежить память. Отведи ее  в  интендантскую  палатку.
Может быть, ты со своими людьми поможешь ей вспомнить, где Хайме Миро.
     - Понятно, полковник.
     Патрисио Арриета со своими людьми был в числе тех, кто  участвовал  в
нападении на монастырь. Они чувствовали, что  монахини  сбежали  из-за  их
оплошности. "Ну что ж, вот мы за это и отыграемся", - подумал Арриета.
     Он повернулся к сестре Терезе.
     - Иди со мной, сестра.
     - Хорошо.
     "Слава Тебе, Боже милостивый".
     - Мы уже уезжаем? Вы не допустите того, чтобы они забрали меня в  Эз?
Нет? - продолжала она свой лепет.
     - Нет, - заверил ее Арриета. - В Эз ты не поедешь.
     "Полковник прав, - думал он. -  Она  играет  с  нами  в  игрушки.  Ну
хорошо, мы предложим ей другие игры. Интересно, она будет тихо лежать  или
закричит?"
     Когда она подошли к интендантской палатке, Арриета сказал:
     - Мы даем тебе последнюю возможность. Где Хайме Миро?
     "Разве они меня уже не спрашивали об этом? Или это был кто-то другой?
А здесь ли это было или... все как-то ужасно перемешалось".
     - Он похитил меня для Рауля, потому  что  Моник  бросила  его,  и  он
думал...
     - Bueno. Если ты этого хочешь, - сказал Арриета. - Посмотрим,  сможем
ли мы освежить твою память.
     - Да. Пожалуйста. Все так запутано.
     С полдюжины людей Акоки и несколько солдат Состело в  форме  вошли  в
палатку.
     Сестра Тереза подняла на них глаза и изумленно заморгала.
     - Сейчас эти люди отведут меня в монастырь?
     - Они сделают тебе нечто более приятное, - Арриета ухмыльнулся. - Они
проводят тебя на небеса, сестра.
     Подойдя ближе, они окружили ее.
     - Какой на тебе прелестный наряд, -  сказал  один  из  солдат.  -  Ты
уверена, что ты монахиня, милая?
     - Да, конечно, - ответила она.
     Рауль тоже называл ее "милой". Может, это Рауль?
     - Понимаете, нам пришлось переодеться, чтобы скрыться от солдат.
     "Но это и есть солдаты. Все смешалось".
     Кто-то толкнул Терезу на раскладушку.
     - Ты не красавица, но посмотрим, что там у тебя под платьем.
     - Что вы делаете?
     Протянув руку, он сорвал с нее блузку, кто-то другой стаскивал с  нее
юбку.
     - Неплохое тело для старушки, а, мужики?
     Тереза закричала. Она смотрела  на  окруживших  ее  мужчин.  "Господь
покарает их всех смертью. Он не позволит им дотронуться до  меня,  я  ведь
Его избранница. Я едина с Господом, напоенная Его источником чистоты".
     Один  из  солдат  уже  расстегнул   ремень.   Через   мгновение   она
почувствовала, как чьи-то грубые руки раздвинули ей ноги, солдат навалился
на нее, и она опять закричала, ощутив, как его плоть проникает в нее.
     - Господи! Покарай же их!
     Она ждала раската  грома  и  яркой  вспышки  молнии,  которая  должна
поразить их всех.
     На нее улегся уже другой солдат. Красная пелена  застлала  ей  глаза.
Тереза лежала в ожидании Божьей кары, почти  не  замечая  насиловавших  ее
мужчин. Она уже не чувствовала боли.
     Лейтенант Арриета стоял возле раскладушки. Каждый раз после того, как
очередной солдат вставал с нее, он спрашивал Терезу:
     - Ну что, хватит, сестра? Ты можешь прекратить это  в  любой  момент.
Тебе нужно лишь сказать мне, где Хайме Миро.
     Сестра Тереза не слышала его. Она мысленно взывала к Господу: "Порази
их, Боже Всемогущий. Сотри их с лица земли, как Ты  уничтожил  нечестивцев
Содома и Гоморры".
     К ее удивлению, он не отвечал. В это трудно было поверить, потому что
Бог вездесущ. И тут она поняла. Когда на ней был  уже  шестой  мужчина,  к
Терезе неожиданно пришло прозрение. Господь не слушал ее, потому  что  Его
вообще не было. Все эти годы она  обманывала  себя  верой  во  всемогущего
Всевышнего и преданно служила Ему. Но  на  самом  деле  не  было  никакого
всемогущества. "Если бы Господь существовал, он бы спас меня".
     Красная пелена, застилавшая глаза Терезы, рассеялась, и  она  впервые
отчетливо увидела, что творилось вокруг. Не менее дюжины солдат  толпились
в  палатке  в  ожидании  своей  очереди.  Лейтенант  Арриета  стоял  возле
раскладушки,   наблюдая   за   происходящим.   Солдаты   были   в   полном
обмундировании и даже  не  трудились  раздеться.  Когда  очередной  солдат
поднимался с Терезы, другой тут же занимал его место и через мгновение уже
насиловал ее.
     "Бога нет, а есть Сатана, и это -  его  помощники,  -  думала  сестра
Тереза. - Они должны умереть. Все до одного".
     Когда на ней был уже следующий солдат, сестра Тереза выхватила из его
кобуры пистолет. Никто еще не успел ничего сообразить, как она  выстрелила
в Арриету. Пуля попала ему в горло.  Направляя  пистолет  на  других,  она
продолжала стрелять. Четверо упали замертво, прежде чем остальные, придя в
себя, начали стрелять в нее. Из-за лежавшего на ней солдата им было трудно
целиться.
     Сестра Тереза погибла одновременно со своим последним насильником.



                                    21

     Разбуженный звуком какого-то движения  на  краю  опушки,  Хайме  Миро
неожиданно проснулся. Он бесшумно вылез из спального мешка и встал,  держа
в руке пистолет. Подкравшись, он увидел Миган, которая молилась,  стоя  на
коленях. Остановившись, он рассматривал ее. В образе  этой  очаровательной
женщины, молившейся в лесу среди ночи, была какая-то неземная красота. Это
вдруг вызвало у него негодование. "Если бы Феликс Карпио  не  проболтался,
что мы  направляемся  в  Сан-Себастьян,  я  бы  сейчас  не  был  обременен
присутствием этой сестры".
     Ему было  необходимо  попасть  в  Сан-Себастьян  как  можно  быстрее.
Полковник Акока и его головорезы обложили их  со  всех  сторон.  Им  будет
непросто миновать расставленные сети, а с дополнительной  обузой,  с  этой
женщиной, тормозившей их продвижение, опасность возрастала раз в десять.
     Сердитый, он подошел к Миган и резко сказал ей:
     - Я велел вам спать. Я не собираюсь завтра  из-за  вас  тащиться  как
черепаха. - Его голос прозвучал грубее, чем он сам ожидал.
     Подняв на него глаза, Миган тихо ответила:
     - Простите, если я разозлила вас.
     - Сестра, свою злость я поберегу на более важные дела. Такие, как вы,
просто действуют мне на нервы. Вы живете, прячась за каменными стенами,  и
ждете, пока вас  бесплатно  доставят  в  другой  мир.  Меня  от  всех  вас
откровенно воротит.
     - Из-за того, что мы верим в другой мир?
     - Нет, сестра. Из-за того, что вы верите в этот. Вы убежали от него.
     - Чтобы молиться за вас. Мы проводим свою жизнь в молитвах за вас.
     - И вы считаете, что это решит все проблемы на земле?
     - Со временем, да.
     - У нас нет времени. Ваш Бог не слышит  ваших  молитв  из-за  грохота
пушек и криков гибнущих под бомбами детей.
     - Когда веришь...
     - О, я верю во многое, сестра. Я верю в то, за что борюсь. Я  верю  в
своих товарищей и в свое оружие. А вот в кого я не верю, так это в святош.
Если ты считаешь, что ваш Бог нас сейчас слушает, попроси его  помочь  нам
скорее добраться до монастыря в Мендавии, чтобы я от тебя отделался.
     Он был зол на себя за то, что не сдержался. Она была  не  виновата  в
том, что Церковь бездействовала, в то время как фалангисты Франко  мучили,
насиловали и убивали басков и  каталонцев.  "Она  не  виновата  в  том,  -
сказала себе Хайме Миро, - что моя семья оказалась среди этих жертв".
     Хайме был тогда еще совсем мальчишкой, но это навсегда врезалось  ему
в память...


     Он проснулся среди ночи от грохота рвущихся бомб. Точно  смертоносные
цветы, они  сыпались  со  зловещим  звуком  с  неба,  сея  повсюду  семена
разрушения.
     - Вставай, Хайме! Скорее!
     Страх  в  голосе  отца  испугал  мальчика  сильнее,  чем  жуткий  рев
бомбежки.
     Цитаделью басков была Герника, и генерал Франко  решил  преподать  им
урок: "Уничтожьте ее".
     Наводивший ужас нацистский легион "Кондор" и с полдюжины  итальянских
самолетов предприняли массированную атаку,  они  были  беспощадны.  Жители
города пытались бегством спастись от смертоносного дождя, обрушившегося на
них с небес, но от него не было спасения.
     Хайме с матерью, отцом и двумя старшими  сестрами  бежали  вместе  со
всеми.
     - В церковь, - крикнул отец Хайме. - Церковь они не будут бомбить.
     Он был прав. Все знали, что церковь поддерживала  каудильо  и  сквозь
пальцы смотрела на жестокость по отношению к его противникам.
     С трудом пробиваясь сквозь толпу бегущих в панике людей,  семья  Миро
устремилась к церкви.
     Мальчик судорожно вцепился в руку отца, стараясь не  слышать  жуткого
грохота вокруг. Он помнил то время, когда отец не  боялся  и  не  спасался
бегством.
     - Папа, будет война? - спросил он как-то отца.
     -  Нет,  Хайме.  Все  это  газетная  болтовня.  Мы  лишь   просим   у
правительства  предоставить  нам  чуть  больше  независимости.   Баски   и
каталонцы имеют право на свой язык, свой флаг и  свои  праздники.  Мы  все
одна нация. И испанцы никогда не будут воевать с испанцами.
     Хайме был слишком молод и не понимал, что на  карту  было  поставлено
нечто большее,  чем  спор  с  басками  и  каталонцами.  Это  был  глубокий
идеологический   конфликт   между   республиканским    правительством    и
националистами правого крыла, и из  искры  разногласий  быстро  разгорелся
огромный пожар войны, вовлекший в нее с десяток иностранных государств.
     Когда превосходившие силы Франко разгромили республиканцев и у власти
в Испании утвердились националисты, Франко сосредоточил свое  внимание  на
непокоренных басках: "Их надо наказать".
     Продолжала литься кровь. Группа баскских  лидеров  сформировала  ЕТА,
движение за свободное государство басков, и  отцу  Хайме  было  предложено
вступить в эту организацию.
     - Нет. Я против этого. Мы должны получить то, что принадлежит нам  по
праву, мирным путем. Войной мы ничего не добьемся.
     Но ястребы  войны  оказались  сильнее  голубей  мира,  и  ЕТА  быстро
превратилась в грозную силу.
     У Хайме были  друзья,  чьи  отцы  принимали  участие  в  ЕТА,  и  они
рассказывали об их героических подвигах.
     - Мой  отец  и  его  друзья  взорвали  штаб  гражданской  гвардии,  -
рассказывал один из приятелей Хайме.
     Или:
     - Ты слышал об ограблении банка в Барселоне? Это мой отец. Теперь они
смогут купить оружие, чтобы драться с фашистами.
     А отец Хайме говорил:
     - Насилие бессмысленно, нужно идти путем переговоров.
     - Наши взорвали в Мадриде один из их заводов. Почему твой отец  не  с
нами? Он что, трус?
     - Не слушай своих приятелей, Хайме, - говорил ему отец. - То, что они
делают, - преступление.
     - Франко приказал казнить без суда и следствия нескольких басков.  Мы
начинаем всеобщую забастовку. Твой отец присоединится к нам?
     - Папа?...
     -  Мы  все  испанцы,  Хайме.  Мы  не  должны  допустить,  чтобы   нас
разъединяли.
     И мальчик терзался сомнениями. "Неужели друзья правы? Мой отец трус?"
Хайме верил отцу.
     И вот - Армагеддон. Мир  рушился  вокруг  него.  Улицы  Герники  были
заполнены толпами кричащих людей, пытавшихся спастись  от  падавших  бомб.
Повсюду взрывались здания,  монументы  и  тротуары,  разлетаясь  осколками
бетона и брызгами крови.
     Хайме,  его  мать,  отец  и  сестры  добежали  до  большой  церкви  -
единственного уцелевшего здания на площади. С десяток людей  барабанили  в
дверь.
     - Впустите нас! Во имя Христа, откройте!
     - Что происходит? - крикнул отец Хайме.
     - Священники заперлись в церкви. Они нас не пускают.
     - Давайте выломаем дверь!
     - Нет!
     Хайме с удивлением посмотрел на отца.
     - Мы не будет вламываться в Божий храм, - сказал отец. -  Он  защитит
нас, где бы мы ни были.
     Когда они увидели появившийся из-за угла отряд фалангистов, открывший
по ним пулеметный огонь, было слишком поздно. Безоружные мужчины,  женщины
и дети падали на  площади,  сраженные  пулеметными  очередями.  Смертельно
раненый отец Хайме схватил сына и прижал его к земле, укрывая своим  телом
от смертоносного града пуль.
     После атаки землю окутала зловещая тишина.  Как  по  волшебству  стих
грохот орудий, топот бегущих ног и крики. Открыв глаза,  Хайме  еще  долго
лежал, чувствуя на себе тяжесть тела  отца,  заботливо  укрывшего  его  от
смерти. Отец, мать и его сестры были мертвы, как и сотни других  людей.  И
над их телами возвышались запертые двери церкви.


     Той же ночью Хайме выбрался из города и, добравшись через два дня  до
Бильбао, вступил в ЕТА.
     Принимавший его офицер взглянул на него и сказал:
     - Ты слишком молод, чтобы вступать в наши  ряды,  сынок.  Тебе  бы  в
школу.
     - Вы и будете моей школой, - тихо сказал Хайме.  -  Вы  научите  меня
драться, чтобы я мог отомстить за смерть своих близких.
     Он никогда не сомневался в правильности своего выбора. Он сражался за
себя и за свою семью, его подвиги стали легендарными.
     Хайме продумывал и совершал  отчаянные  налеты  на  заводы  и  банки,
казнил тиранов. Когда кто-то из его людей попадал в плен,  он  осуществлял
дерзкие вылазки, чтобы их спасти.
     Услышав о том, что для подавления баскского движения формируется ГОЕ,
он с улыбкой сказал: "Хорошо. Значит, нас заметили".
     Он никогда не задавался вопросом, ради чего идет на риск. Было ли это
связано с не раз услышанным в детстве: "Твой отец трус", или же он пытался
что-то доказать себе и другим. Он просто вновь и  вновь  подтверждал  свою
храбрость и не боялся рисковать жизнью ради того, во что верил.


     Теперь из-за  того,  что  один  из  его  людей  проявил  в  разговоре
некоторую неосторожность, на Хайме свалилась эта монахиня. "Есть  какая-то
ирония в том, что ее церковь теперь на нашей  стороне.  Но  она  опоздала,
разве что ей удастся устроить второе пришествие и  воскресить  моих  мать,
отца, сестер", - с горечью думал он.


     Они шли по ночному лесу, пестревшему вокруг бледными пятнами  лунного
света. Они держались  подальше  от  городов  и  крупных  дорог,  постоянно
настороже, готовые  к  малейшей  опасности.  Хайме  не  обращал  на  Миган
никакого внимания. Они шли вместе с Феликсом и делились  воспоминаниями  о
своих приключениях. Миган с интересом прислушивалась к  их  разговору.  Ей
никогда не доводилось  встречать  таких  людей,  как  Хайме  Миро.  В  нем
чувствовалась твердая уверенность в своих силах.
     "Если кто и поможет мне добраться до Мендавии, - думала Миган, -  так
это он".


     Временами Хайме было жалко эту сестру и он даже  испытывал  невольное
восхищение тем, как она держалась во время этого нелегкого путешествия.  И
он думал о том, как приходится остальным с их подопечными от Господа.
     У него, по крайней мере, есть Ампаро Хирон, и по ночам ему было с ней
очень хорошо.
     "Она так же предана нашему делу, как и я, - думал Хайме. -  И  у  нее
даже больше оснований ненавидеть правительство".
     Все родные и близкие Ампаро погибли от рук  националистов.  Она  была
крайне независима и очень темпераментна.


     На рассвете они подошли к Саламанке, расположенной  на  берегах  реки
Тормес.
     - Здесь в университете учатся студенты со всей  Испании,  -  объяснил
Миган Феликс. - Это, пожалуй, лучший университет в стране.
     Хайме не слушал, он сосредоточенно обдумывал, что им  делать  дальше.
"Где бы я устроил засаду на месте преследователей?"
     Он повернулся к Феликсу.
     - Мы  обойдем  Саламанку.  Сразу  за  городом  есть  parador.  Там  и
остановимся.


     Это  был  маленький  постоялый  двор,  находившийся  в   стороне   от
туристских маршрутов. Каменные ступени вели в холл, где  стоял  деревянный
рыцарь в латах.
     - Подождите здесь, - сказал Хайме  женщинам,  когда  они  подошли  ко
входу.
     Он кивнул Феликсу Карпио, и они скрылись за дверью.
     - Куда они? - спросила Миган.
     Ампаро Хирон одарила ее презрительным взглядом.
     - Наверное, твоего Бога искать.
     - Надеюсь, они найдут его, - в тон ей ответила Миган.
     Через десять минут мужчины вернулись.
     - Все чисто, - сказал Хайме Ампаро. - Вы с  сестрой  будете  в  одной
комнате, мы с Феликсом - в другой.
     Он протянул ей ключ.
     Ампаро недовольно возразила:
     - Querido, я хочу остаться с тобой, а не...
     - Делай, что я тебе говорю. Смотри за ней.
     Ампаро повернулась к Миган.
     - Bueno. Пойдем, сестра.
     Миган  последовала  за  Ампаро  в  гостиницу  и  поднялась  вверх  по
лестнице.
     Они подошли к одной из  дюжины  комнат,  расположенных  в  ряд  вдоль
серого обшарпанного коридора.  Ампаро  открыла  дверь,  и  женщины  вошли.
Комната была  тесной  и  убогой,  с  деревянным  полом  и  оштукатуренными
стенами. Из  мебели  были  только  кровать,  маленькая  кушетка,  разбитая
тумбочка да два стула.
     - Как здесь здорово, - воскликнула Миган, обведя глазами комнату.
     Приняв это за насмешку, Ампаро гневно повернулась.
     - Кто ты, черт побери, такая, чтобы еще выказывать недовольство...
     - Здесь так просторно, - продолжала Миган.
     Посмотрев на нее, Ампаро рассмеялась. Конечно, эта комната  покажется
просторной после тех келий, в которых жили сестры.
     Ампаро начала  раздеваться.  Миган  не  могла  удержаться,  чтобы  не
смотреть на нее. Она впервые видела Ампаро при дневном свете. Женщина была
красива земной красотой. У нее были рыжие волосы, белая кожа, полная грудь
и тонкая талия, ее бедра покачивались в такт ее движениям.
     Поймав на себе ее взгляд, Ампаро сказала:
     - Скажи-ка мне, сестра, почему люди уходят в монастырь?
     На этот вопрос было просто ответить.
     - Что может быть прекраснее, чем посвятить себя красоте Господней?
     - А я-то по простоте душевной чего только не думала!
     Ампаро подошла к кровати и села.
     - Ты  можешь  лечь  на  кушетку.  Судя  по  тому,  что  я  слышала  о
монастырях, Бог не хочет, чтобы вам было слишком удобно.
     - Не беспокойтесь, - улыбнулась Миган. - Мое удобство - во мне.


     В комнате в дальнем конце коридора Хайме Миро растянулся на  кровати.
Феликс  Карпио  пытался  устроиться  на  маленькой  кушетке.  Мужчины   не
раздевались. Хайме положил пистолет под подушку. Пистолет Феликса лежал на
маленьком обшарпанном столике возле кушетки.
     - Как по-твоему, зачем они это делают? - размышлял вслух Феликс.
     - Что делают?
     - Заточают себя на всю жизнь в монастырь, как в тюрьму.
     Хайме Миро пожал плечами.
     - Спроси нашу сестру. Как бы я, черт побери, хотел, чтобы мы шли  без
нее. Не нравится мне все это.
     - Хайме, Господь отблагодарит нас за это доброе дело.
     - Ты действительно в это веришь? Не смеши меня.
     Феликс не стал продолжать эту тему. Было бестактно говорить с Хайме о
католической  церкви.  Они  оба  молчали,  каждый  погрузившись   в   свои
собственные мысли.
     "Господь передал сестер в наши руки. Мы должны  благополучно  довести
их до монастыря", - думал Феликс Карпио.
     Хайме думал об Ампаро. Ему жутко хотелось ее.  "Проклятая  монахиня".
Он уже начал натягивать на себя простыню, как вдруг вспомнил, что ему надо
бы сделать еще кое-что.
     Сидевший внизу в маленьком темном холле коридорный тихо  ждал,  когда
новые постояльцы наверняка улягутся спать. С колотящимся сердцем он поднял
трубку и набрал номер.
     - Полицейское управление, - лениво ответил голос в трубке.
     - Флориан, - зашептал своему плем