ли картошку, носили воду и мололи ручными жерновами муку.

- Бонапартовы зато подданные стали! - заметила, злобно плюнув,
Ефимовна.

- А про Василия Алексеевича... Перовского... что-нибудь слышал? -
спросила Аврора.

- Где, матушка барышня, было слышать! Надругался над нами враг,
истомил, истиранил, а кого и прямо за ослушание извел. Мне
привелось уйти... - Был же ты, Климушка, на Патриарших прудах? -
спросила Аврора.

- Видел наш дом?

- Посылали нас злодеи в Разумовское и на Пресню, проходили мы и в
тех местах; только ни Бронной, ни возле прудов, ни Микитской, ни
Арбата как есть уже не нашли... все погорело, все господь
прибрал.

Аврора взглянула на Маремьяшу; та утирала слезы.

- А бабушкин дом? - спросила Аврора.

- Все стало пусто, один пепел, - ответил Клим. - Тут мы с
ребятами и решили наутек.

- Ушли благополучно?

- Какое! сцапали нас на Орловом лугу эти французы, - ответил
Клим, - и стали уже держать взаперти; посылали на работу не иначе
как с конвоем. Да и тут нам помог господь. Пошли мы раз, с
заступами и ведрами, к графскому чьему-то колодцу; вода там
преотличная. Велено было набрать воды и окопать колодезь. Уж
больно там намесили грязи, не подойти. Конвойных было четверо, а
нас, пленных, с десяток, и все-то мы хворые, голоднешеньки, едва
ноги волочим. Солнце село, место было глухое, а французы такие
веселые, перед тем где-то, видно, выпили. Мы и сговорились,
первый надоумил Корнюшка, - что терпеть? переглянулись у колодца,
кинулись разом, да всех как есть французов, с их ружьями, и
побросали вглубь; засыпали их тут же землей и ушли огородами в
лес, а ночью и далее.

- Живых засыпали? - с ужасом спросила Аврора.

- А то как же? - ответил Клим. - Они талалакали, талалакали
по-своему, пока ребята заступами кидали на них землю, а там и
стихли... Господь их простил! - заключил Клим, взглянув на небо и
набожно крестясь. - И такие все были красивые... а один унтер,
должно быть из дворян, нарядный да белолицый такой, в сторонке
держался, да все весело что-то напевал.





                              ХХХIII



Сестры не решились сообщить бабке тяжелую весть о сожжении ее
московского дома. Они отправили Клима в Паншино. "Пусть бабушка
надеется, что ее дом уцелел, - думали они, - а тем временем
как-нибудь ее подготовим". Они день и ночь горячо молились, прося
у бога - одна мужу, другая жениху - здоровья и сил для
перенесения тяжких испытаний, посланных им провидением. Но живы
ли они? об этом они страшились и думать. Раз только Аврора, как
бы нечаянно, сказала: "А если Базиля нет более на свете..." Она
хотела продолжать и не могла. "О, если это так, - с ужасом
досказала она себе, - тогда все кончено... я знаю, что мне тогда
остается предпринять..."



Однажды, в праздник, Аврора с Ксенией поехали в соседнее село
Иванчиных-Писаревых Чеплыгино, в церковь, во время обедни
выслушали полученное здесь, запоздавшее, воззвание святого синода
о защите отечества и православной веры от нашествия нового
Малекиила, Бонапарта. Старик священник с чувством прочел это
воззвание. В нем русский народ побуждался к непримиримой борьбе с
галлами, причем Россия уподоблялась богобоязненному и смиренному
Давиду, а Наполеон - дерзкому и безбожному Голиафу. "Где же, в
сущности, этот избавитель Давид?" - спрашивала себя в слезах
Аврора, поглядывая в церкви на понурившихся и молча вздыхавших
крестьян, которые на ее глазах так мало принимали к сердцу общее
всем горе войны, а напротив, как она узнала, толковали об этой
войне, как о чем-то, что, по их мнению, должно было им принести
новое и невиданное счастье на земле. "Давид и пастухом был в душе
поэт, - мыслила Аврора. - Только возвышенной одаренной благами
просвещения природе доступны высокие сознательные порывы любви к
родине и отмщения за ее честь. Базиль в плену, быть может, погиб,
как гибнут тысячи других, истинных героев. Кто же за них призовет
утеснителя к суду? Кто отомстит за их страдания, их гибель и
смерть?".

Священник, прочтя воззвание, сказал простую и трогательную
проповедь на слова пророка Исаии: "И прииде на тя пагуба, и не
увеси", - а после службы, за отсутствием помещиков своего села,
подойдя в церкви к плакавшим Авроре и Ксении, пригласил их к себе
на чай. С его женой, навещавшей княгиню, они познакомились ранее
и охотно пошли в его дом. За чаем разговорились. Священник
старался успокоить сестер. Он им передал слух, что Бонапарт, по
всей вероятности, вскоре попросит мира, а при этом несомненно
произойдет и размен пленных.

- Где же теперь Бонапарт? - спросила Ксения.

- Пагуба придет равно и на него, - ответил священник, - он это
чует и, аки лев, ходит взад и вперед по своей клетке. Не
дождались грабители выгод... Наше войско цело и у себя дома, а их
армия, аки воск пред лицом огня, тает и убывает с каждым днем.

Сестры с жадностью слушали эти радостные слова.

- А сколько горя и убытков! - сказала старуха попадья. - Одни
Разумовские да граф Бутурлин, слышно, от пожара понесли убытку по
миллиону. Пленных мучат работами, истязают...

- Ну, не всех обижают и теснят, - перебил священник, знаками
останавливая жену, - многие спаслись. Зарайский мельник намедни
передавал, что князь Дмитрий Голицын, можно сказать, на
собственных руках вынес ночью из Москвы больного Соковнина, когда
в город уже вступили французы. Негде было достать лошадей;
спасавшиеся сначала шли пешком, а у заставы князь прямо поднял
себе на плечи друга, истомленного хворобой и ходьбой, да и пронес
его пустырем к нашему арьергарду. Много было истинно славных
подвигов. Растопчин лично поджег в Воронове свой дом и на его
воротах прибил бумагу: "Жгу, чтоб ни единый француз не переступил
моего порога".

- Ведь это - сосед нашего дяди Петра, - обратилась Ксения к
сестре.

- Так у вас есть дядюшка? - спросил священник.

- Петр Андреевич Крамалин, мы по отцу Крамалины.

- Что же вам пишет дядюшка? От Серпухова ведь вблизи вся наша
армия.

- Он часто хворает, - ответила Ксения, - и редко пишет. Последнее
письмо писал нам в Паншино.

"Да, - рассуждала Аврора, слушая этот разговор, - из Москвы могли
спастись те, кто туда дошел или захвачен там... а Базиль? Остался
ли он жив после Бородина? И найдется ли для него, как для
Соковнина, спаситель-друг?".



В душе Авроры, несмотря на ее сомнения, теплилась какая-то
смутная, ей самой непонятная надежда касательно судьбы жениха.
"Он спасен, - думала она, - и я его когда-нибудь, может быть,
даже скоро, увижу! Не может погибнуть такая молодая жизнь!".
Простясь с священником, сестры собрались обратно домой. Ксения,
любуясь погодой и желая развлечь опять загрустившую Аврору,
предложила ей пройтись несколько пешком. Попадья проводила их за
околицу Чеплыгина. Отсюда до Ярцева было версты четыре, не более.
Дорога шла вперемежку, холмами, лесом и полями. Сестры, распустив
зонтики, пошли кратчайшим проселком. Сперва их сопровождала
коляска. Но чтоб остаться вполне наедине, они, простясь с
попадьей и пройдя версты две, велели кучеру ехать вперед, а сами
пошли еще прямее, боковою межой. День был превосходный. В
прозрачной и светлой синеве неба кучились кудрявые барашки
легких, белых облаков. Вороны и галки, лениво каркая, перелетали
с одной лесной заросли на другую. Аврора и Ксения, спустясь в
лощину и опять поднявшись на косогор, зеленевший всходами молодой
ржи, толковали о посланном в Коломну за покупками нарочным,
который к ночи должен был привезти давно ожидаемую новую почту.
Кругом была полная тишина. В безветренном, теплом и пахучем от
соседнего леса воздухе тянулись нити бродячей паутины. Уже
виднелась старая ярцевская роща, и слышался лай собак скрытой за
рощею деревни. Аврора увидела, что из рощи показалась какая-то
девочка, бежавшая в кустах, вдоль опушки.

- Смотри, - сказала она, хватая за руку сестру.

- Ну, что ж, - ответила Ксения, сама вспыхнув от непонятной
тревоги, - -девочка... рвала в роще ягоды или грибы, увидела
лесника и прячется в кусты.

- Нет, нет, Ксаня! да смотри же вон! - продолжала, остановившись,
Аврора. - Она полем, сюда... прямо к нам... неужели не видишь?

- Какая ты, право, смешная, - ответила Ксения, продолжая идти и
усиливаясь казаться спокойною, - во всем ты видишь необычное.

- Стой! она машет! - проговорила Аврора. Ксения также
остановилась. Девочка, маша руками, действительно бежала от рощи
к косогору, по которому шли сестры. Спустясь в ложбинку, где,
среди конопляников, был мостик через ручей, она снова показалась
на пригорке. Скоро на межнике, между ближних зеленей, послышался
бег проворных босых ножек девочки.

- Да это Феня, племянница Ефимовны! - радостно сказала Ксения. -
Наверное, что-нибудь важное.

Аврора, бледная как мел, молча впивалась глазами в подбегавшую
девочку.

- Это ко мне! - не вытерпев, вскрикнула она и, путаясь ногами в
платье, бегом бросилась навстречу Фене. "Но почему же именно к
ней? - с завистью подумала, идя поспешно за нею, Ксения, -
Неужели ей, счастливице, удастся ранее меня? Нет, какая же я
завистница! Бог с ней...".

- Дьякон, дьякон! - радостно крикнула Аврора подходившей и
растерянно на нее смотревшей сестре.

- Какой дьякон? - спросила, запыхавшись, Ксения.

- Из Москвы бежал... вдвоем, вдвоем! - как безумная кричала
Аврора, то обнимая сестру, то тормоша и целуя растрепанную,
покрасневшую от бега Феню.

- Где дьякон и с кем бежал? - спросила, едва помня себя, Ксения.

- У нас в Ярцеве! - ответила, ломая руки, смеясь и плача, Аврора.
- Его подвезли с поля мужики; Ефимовна первая догадалась к нам
Феню... а тот еще в городе...

- Да кто в городе, кто? - обратилась Ксения к девочке.

- Барин.

- Какой?

- Не знаю...





                              XXXIV



Сестры без памяти бросились домой, миновали рощу, деревню и, едва
переводя дыхание, прошли черным ходом в дом.

- Где он? где дьякон? - спросила Ксения, бурей пробегая через
девичью.

- Тамотко, - ответила сияющая Ефимовна, указывая на спальню
княгини. Ксения, ухватясь за сердце, остановилась у двери, сзади
Авроры. Силы ей изменяли, кровь стыла в жилах, Она была готова
упасть. "Кто же этот дьякон? - мыслила Аврора, с тревогой берясь
за скобку двери. - Ужели и впрямь господь помог и с дьяконом
возвратился Базиль?". Дверь отворилась. Аврора вошла и
остолбенела. У кровати княгини рядом с человеком в рясе сидел
кто-то, обросший бородою, в дубленке и высоких сапогах. Аврора
сперва не узнала его. В комнате, где так скоро еще не ждали
сестер, вдруг как-то странно стихло. "Что же они все молчат и
смотрят на меня? - подумала, цепенея, Ксения. - Очевидно,
привезена страшная весть, и они собираются меня к ней
приготовить... Ильюша убит, его нет более на свете!" Мгновенно
вспомнилось ей тайное решение, принятое ею на днях: если ее муж
убит, броситься в омут за садом. Ее мыслям представилась знакомая
дорожка в саду, крутизна и под нею река, с шумом бегущая к
мельнице. "И что же иное мне остается без него?" - решительно
подумала она . Вдруг кто-то тронул Ксению за плечо. Она
вздрогнула, подняла голову и замерла. Перед нею с ребенком на
руках стояла кормилица. Только что проснувшийся Коля, в чепчике,
сбившемся с лысой головы на румяное заспанное лицо, с миловидною
родинкой, протягивал к ней сжатые, пухлые кулачки. Но все смотрят
не на Колю. За ним виднелось чье-то другое, полузнакомое и как бы
где-то Ксенией виденное лицо, с добрыми и счастливо улыбавшимися
глазами. "Да что же это, что?" - подумала Ксения, радостно и
беспомощно простирая перед собою руки.

- Он!.. Ильюша! - в безумном восторге вскрикнула она, бросаясь в
объятия мужа и целуя его бледное, бородатое лицо. Все радостно
плакали.

- Ах, Ксанечка, Ксаня, - твердила, отирая слезы, Аврора, -
счастливица ты и достойна своего счастья.

Тропинин, как показалось Авроре, с грустью смотрел на нее. "Он
что-то знает тяжелое, роковое, - подумала она, - и, очевидно,
таит от меня, не решается сказать". Общая беседа в спальне
княгини, с бесконечными расспросами, воспоминаниями и
предположениями, длилась до поздней ночи. Здесь странников
накормили обедом, здесь они пили чай. Княгиня вспомнила о бане и
велела ее готовить гостям. Илья в баню ушел с Власом. Дьякон
отказался.

- Где думать о скудельной плоти, - сказал он, - когда душа ноет и
разрывается.

Он, по желанию княгини, подробнее передал о своем горе и о
бегстве из Москвы. Странники пешком и на ямских добрались в
Паншино и, узнав от Клима, что семья княгини в Ярцеве,
направились сюда. Тарантас, в котором они ехали, обломался в
нескольких верстах от Ярцева, и они сюда были подвезены соседними
мужиками. Аврора подсела к дьякону.

- Где же спасенный вами племянник? - спросила она.

- Оставил в Коломне; там в певчих его крестный.

- Вы тоже оттуда родом?

- Нет, я из Серпухова; отец и мать давно померли; но там, в
подгородном селе, брат моей жены держит постоялый, и я до времени
еду к нему. Это - не доезжая Серпухова, за Каширой.

- Ну, пора странникам и на покой, - сказала княгиня, когда
возвратился Илья, Все стали расходиться. Аврора, выйдя в залу,
обратилась к свояку.

- А Базиль? что же вы ничего не говорите о нем? - спросила она. -
Быть не может, вы что-нибудь знаете.

- Где же, сестра, мне знать? - ответил Илья. - Я был схвачен в
самом начале, а пленных держат не в одном месте. Успокойтесь, я
убежден, что Базиль спасен и что вы его скоро увидите.





                               XXXV



"Нет, он, наверное, что-нибудь знает и держит в тайне от меня и
от всех! - шептал Авроре внутренний голос. - Сестре возвращен
любимый человек, а их ребенку отец. Они вместе, и я не смею им
завидовать. Но я-то, я? Что будет со мной?" Сон бежал от Авроры.
Мысли одна мрачнее другой роились в ее голове. Простясь со всеми,
она вошла в свою комнату, села к окну и задумалась. В доме после
необычной суеты все наконец затихло. В окно глядела теплая ,
безлунная, но светлая ночь. Звезды ярко мерцали на небе. Аврора
набросила на голову платок и вышла в сад. Ее мучило сознание, что
она точно лишняя на свете, что все идет мимо нее, и что она ни в
чем, что совершается вокруг, не принимает и не может принять
близкого участия. Три обстоятельства, бывшие особенно для нее
важными в жизни, пришли ей в голову: смерть матери, разлука с
отцовским домом и отъезд жениха в армию. И против всего этого,
упавшего на нее так нежданно и негаданно, она оказалась
беспомощною . "Да иначе и быть не могло! - рассуждала Аврора,
бродя по саду. - Я, нет сомнения, обречена на одни страдания; так
мне определено скупою и злою судьбой!" Ей вспомнился ее детский
ужас и слезы у гроба матери, ее крики: "Мама, встань, оживи!" Она
представляла себе отца, когда он вез ее и Ксению в институт, и
она, как теперь помнила, почему-то тогда предчувствовала, что
расстается с ним навсегда. Ей вспомнилась до мелочей минувшая
весна, знакомство с Перовским, ее помолвка, последние с ним
свидания и его отъезд из Москвы. "Сколько с тех пор событий!
сколько нового горя! - сказала она себе, глядя с верхней,
садовой, поляны за реку, над которой все еще светился отблеск
московского зарева.

- Он тогда, на прогулке, - мыслила она, - сравнил вечерний вид
Москвы с морем огня, а церкви и колокольни с мачтами пылающих
кораблей... Его сравнение пророчески сбылось..." Аврора
спустилась в нижний сад. Нагибаясь в темноте от нависших знакомых
ветвей, она шла береговою дорожкой. Вверху послышалось ржание
лошади. "Барс, - подумала Аврора, - это отзывается он: я сегодня
в суете не покормила его, и он окликает меня". Ей вспомнился дядя
Петр, его деревенька, верховой конь Коко и поездки с дядей на
охоту. О, как бы она теперь желала видеть дядю! Снизу, сквозь
деревья, проглянул на пригорке очерк дома. В одном из его окон
мерцал слабый свет. "Лампадка в детской, над изголовьем Коли, -
сказала себе Аврора, - все спят, пора и мне". Но ей не хотелось
еще уходить. Ночь была так обаятельно тиха. За рекою паслось "в
ночном" крестьянское стадо. Оттуда, при всяком шорохе на лугу,
доносилось блеяние овец и лай собак. Вспомнив о скамье под
липами, у реки, где в последнее время она так часто сидела, глядя
к стороне Москвы, Аврора направилась туда. "Посижу, еще
притомлюсь, - решила она, - сон придет скорее..." Аврора подошла
к липам. За ними она услышала голоса. "Кто бы это?" - подумала
она, замедлив шаги. За деревьями разговаривали двое. Аврора
узнала их. То были Ксения и ее муж.

- Вот безумие, - говорил Тропинин, - и неужели ты, такая
христианка и нежная, любящая мать, решилась бы?

- Это мне пришло в голову вдруг и неожиданно для меня самой, -
ответила Ксения, - и если бы ты не возвратился, если бы тебя не
стало на свете, клянусь я бросилась бы с этой крутизны, и новым
покойником в нашей семье было бы более...

Лай за рекой заглушил слова Ксении. "Новый покойник в семье! -
вздрогнув, подумала Аврора. - Умер Митя Усов; теперь же это о
ком?" Она, напрягая слух, стояла неподвижно, чувствуя, как холод
бежал по ней, охватывая ее члены.

- Он не был еще женат, - проговорил Тропинин, - но какая роковая,
потрясающая драма; я всегда говорил...

Дружное блеяние испугавшихся чего-то овец помешало Авроре слышать
далее.

- И это ты наверное знаешь? - донеслись до нее опять слова
Ксении.

- Видел списки, а чем завершилось - не мог узнать. Конец,
впрочем, обычный...

- Но неужели этот маршал... без справок, без суда?

Далее, хотя все стихло за рекой, Аврора ничего не слышала.
Ухватясь за сердце, она медленно отошла, поднялась в верхний сад
и без памяти бросилась к дому. Пройдя ощупью в свою комнату, она
упала лицом в подушку, и долго в темной комнате раздавались ее
заглушенные, отчаянные рыдания. "И что я? куда теперь? - мыслила
она. - Ужели обычная колея - траур? явится новый жених, добрый,
обыкновенный человек, и я, кисейная скромная барышня, выйду за
него?.. Прощайте, несбыточные грезы и чувства, прощай, мой
заветный, дорогой!" Давно рассвело. Настало утро. Дом пробудился.
Готовили чай. Комната Авроры не растворялась. Горничная Стеша в
щелку двери видела, что барышня еще не встает, и, полагая, что
она с ночи, по обычаю, долго читала, не решалась ее будить.

- Пусть ее поспит, - сказала Ксения, выйдя с мужем к чаю, -
тяжело ей, бедной...

К чаю в залу вышла и княгиня, "Ильюша возвратился, возвратится и
жених Авроры", - мыслила она и была в духе. Тропинин прочел вслух
из полученных с почты писем и газет последние известия об армии.
Аврора явилась в конце чтения. Ее лицо было бледнее
обыкновенного, губы сжаты, глаза светились решимостью. Это был
уже другой человек. Она слушала, спрашивала, говорила, но ее
глаза были устремлены куда-то вдаль, и она точно не видела и не
слышала окружающих ее. Дьякон рассказал княгине, что
Троице-Сергиевскую лавру отстоял господь. Французы трижды туда
подходили с целью ограбить святыню, и трижды се заслонял густой
туман.

- Наши охраняют путь к Калуге? - спросила Аврора Илью, когда он,
после рассказа дьякона, прочел вслух какое-то письмо.

- Да, - ответил Тропинин. - Наполеон из Москвы посылал к
светлейшему - с переговорами о мире; князь, сказывают, прикинулся
дряхлым, немощным, плакал и говорил: "Видите мои слезы? вся
надежда моя на Наполеона!" - а в конце прибавил: "Впрочем, нечего
думать о мире, война только начинается".

Аврора заботливо помогла сестре убрать чашки. Когда же Ксения с
мужем удалилась на свою половину, а дьякон пошел готовиться в
дальнейший путь, она предложила княгине дочитать вслух начатый
роман "Адель и Теодор" и до вечера, как и весь следующий день,
казалась совершенно спокойною.

- Удивительная Аврора! - сказала Ксения мужу. - Сколько в ней
нравственной силы, как переносит горе! Но что, если бы она все
узнала?

Утром следующего дня дьякон Савва пришел поблагодарить княгиню за
гостеприимство. Его щедро снабдили деньгами и провизией и дали
ему лошадей до Каширы. Оттуда в Серпухов он рассчитывал добр