тце остановимся на двух предшествующих ему прецедентах времен
Канси и Цяньлуна.
  Необходимо прежде всего отметить, что войны и походы Канси и Завоевания
времен его внука Цяньлуна - это качественно различные явления (379; 304).
Строго говоря, раннецинские и императоры в гораздо меньшей степени, чем
позднецинские были "китайскими", а вернее, не были таковыми вовсе. Вся
экспансия Цинов в XVII в. - это экспансия не до конца сформировавшегося
централизованного государства, практически полукочевнические захваты,
характерные для периода становления и упрочения "собирания земель",
начатого маньчжуром Нурхаци в чжурчжэньских племенах. Другими словами,
завоеватели-Цины конца XVI-XVII вв. корнями еще уходили в Маньчжурию, и
объяснение их экспансии следует искать в социально-экономических
потребностях достаточно социально противоречивого маньчжурского общества
тех времен. Маньчжуры так же, как в свое время монголы, не останавливаясь
на завоевании одного, пусть даже столь огромного государства, как Китай,
двигались дальше.
  Логика и инерция захватнических метастазирований монгол потребовала 125
лет военной экспансии: от захвата тангутского государства Си-Ся в 1205 г.
до вторжения в Бирму в 1330. Маньчжуры не останавливались в течение 172
лет - с 1618 г. - похода в Корею до 1790 - в Аннам, после середины XVII
в. имея своим оплотом уже Поднебесную империю, а не леса и степи
Маньчжурии. Лишь с течением времени, осев на новом месте, они начинают
собирать новые силы, используя потенциал покоренного государства, бросают
его на новое завоевание.
  Нет смысла подробно останавливаться здесь на исторической канве и внешней
стороне джунгаро-маньчжурского конфликта в 80-90-х гг. XVII в.: эти
события достаточно полно изложены и проанализированы в книгах И.Я.
Златкина и Б.П. Гуревича (209; 184). В своей монографии И.Я. Златкин
вскрыл корни конфликта Галдана с Цинами, не сводя его лишь к особенностям
его характера, личным симпатиям, антипатиям и взаимоотношениям с тем или
иным монгольским правителем в качестве причины драматических событий,
обусловивших войну 1688 г. и включение Халхи (Северной Монголии) в состав
Цинской империи. (209 с. 157).
  И действительно, Галдан был не столько инициатором этих событий, сколько
человеком, воплощавшим планы и замыслы других, много более значительных
сил, стремившихся к созданию объединенного монгольского государства, в
идеале, независимого от цинского Китая. Это гипотетическое государственное
образование должно было объединить все или большинство районов, населенных
людьми, говорящими на монгольском языке и исповедавшими ламаизм, а также
Восточный Туркестан. Центр этих сил находился в Лхасе, среди ближайшего
окружения далай-ламы. Основным препятствием на пути осуществления этих
планов была, несомненно, Цинская империя, а нехалхаские феодалы.
  Представляется, что во времена Канси цинский Китай был еще не в состоянии
претендовать на доминирование в Центрально-азиатском регионе, но и, а то
же время, не желал допускать, чтобы на таковое претендовал его соперник,
тем более, вознамерившийся создать крупное государственное объединение,
сцементированное на этнической и религиозной основе.
  Переходя к интересующим нас проблемам времен цинского императора
Цяньлуна, осуществившего захват Джунгарии и Восточного Туркестана,
необходимо отметить, что попытка найти в официальных цинских источниках
указания на истинные цели и мотивы той или иной маньчжурской экспансии,
практически, обречены на провал. Имперские традиции, в рамках которых все
сопредельные (равно как и более отдаленные) народы рассматривались как
зависимые от Китая, оставались незыблемыми и при Цин. Так, например, в
официальной истории династии Мин, "Мин ши", мы читаем, что причиной
походов императора Юнлэ (Чэньцзу, 1403-1425 гг. правления) в
центральноазиатские районы (а он отправлялся через Гоби пять раз) было
намерение, чтобы "ни одно из десяти тысяч государств в отдаленных землях
не осталось не покоренным". (56, 332: 18, лл. 8, 9). Другими словами, по
выражению американского синолога Фэйрбэнка, император всеми силами пытался
"включить весь мыслимый мир в рамки китайского даннического порядка вещей"
(610, с. 332).
  Как указывалось во введении, и в отечественной, и в зарубежной науке
имеется достаточно обширная литература о событиях, связанных с завоеванием
Джунгарии и Восточного Туркестана.
  Что же касается вопросов, более близких к нашей теме, то для работ
авторов, занимавшихся проблемами колонизации Китаем Синьцзяна и в той или
иной мере затрагивавших вопрос о причинах, толкнувших Цинов на это
завоевание, в основном характерен фрагментарно-прикладной подход к этой
проблеме. Специального исследования, посвященного интересующей нас теме
пока нет.
  На наш взгляд, столь серьезные события, как завоевание, колонизация и
восстановление власти в столь отдаленном от центра районе как Си-юй не
могут иметь своей причиной один фактор - либо лишь стремление
"умиротворить" (читай - усмирить) беспокойных соседей, погрязших в
междоусобицах (красная нить цинского официального обоснования экспансии),
- либо проводиться ради решения проблемы аграрного перенаселения
внутреннего Китая (ниже этот вопрос будет рассмотрен отдельно и
подробнее), либо какую-нибудь еще единственную причину. Тем не менее, для
формулирования комплексных выводов по этой проблеме, рассмотрим взгляды на
нее, начиная с самой цинской эпохи.
  Цинские документы объясняют мотивы продвижения и экспансии на
Северо-Запад в едином ключе: так, в одном из указов императора Цяньлуна
1762 г. в связи с завершением военных действий в Туркестане на этот счет
говорится: "Военные походы императоров Канси и Юнчжэна вызывались частыми
нападениями ойратов на Халху и Тибет". (34, цз. 2, л. 5). Однако, даже
допуская, что император, действительно, считал безопасность Халхи и Тибета
неотделимой от безопасности собственно Китая (вслед за ним это мнение
разделяли и некоторые исследователи маньчжурского завоевания Джунгарии и
Кашгарии), представляется, что попытка раз и навсегда обезопасить свои
границы путем присоединения тех государств и народов, которые создавали
напряженную ситуацию в пограничных районах, хотя и довольно популярная,
если вспомнить историю большинства империй, лишь переносит проблемы извне
- вовнутрь, что и произошло в Цинском Китае XIX в., когда разразились
мусульманские восстания уже покоренных народов Си-юя.
  Если бы проблема заключалась лишь в том, чтобы "успокоить границы", Китай
мог бы и там воздвигнуть новую Стену, на этот раз не материальную, а
военно-административную. Этого было бы вполне достаточно, чтобы оградить
страну от смут во внешних территориях, тем более, не затрагивавших почти
внутренний Китай, что и явствует из источника: "В прежние времена джунгары
не жили в мире, грабя и притесняя монголов (подчеркнуто мной - Д.Д.). Со
времен Галдана джунгары устраивали набеги, вторгались в Халху и Тибет.
Вследствие этого мой дед и отец (Канси и Юнчжэн - Д.Д.) не жалели средств,
в течение нескольких десятков лет неоднократно посылали войска на
усмирение их. Тревожась, я полагал, что /в силу/ дикости их трудно
умиротворить. Они любили драться и грабить друг друга.
  "Когда чэрэны со своими подданными подчинились нам, -- продолжает
источник, - Я (Цяньлун - Д.Д.), использовав этот случай, специально
отобрал и послал войска для уничтожения закоренелых мятежников. Армия наша
обладала несокрушимой силой. И не прошло одного-двух лет, как мятеж был
подавлен и границы умиротворены. Желая мирным путем управлять этим народом
(ойратами - Д.Д.), предоставил им спокойную жизнь. Однако им не суждено
было добиться этого счастья, и судьба обрекла их на гибель. Они вновь
возмутились. Поэтому снова послал особую армию для умиротворения их и
усмирения Или..." (34, цз. 2, л. 6).
  Далее составитель "Циньдин Синьцзян шилюэ" Сун Юнь продолжает: "Канси
считал Халху нашей окраиной. Если ее не защитить, чтобы предоставить
возможность спокойно пасти скот в пограничных с Монголией районах, то это
вредно отразится на жизни Монголии. И вот решил отправить войска". (34,
цз.2, л.7).

  6. РОЛЬ "АГРАРНОГО ПЕРЕНАСЕЛЕНИЯ" ЗАСТЕННОГО КИТАЯ ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ
ЦИНОВ. НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ.

  Среди еще не решенных проблем в области выяснения причин завоевания
цинским Китаем Джунгарии и Восточного Туркестана в середине XVIII в. особо
стоит вопрос о важности экономического, в частности, аграрного фактора,
как одного из главных побудительных мотивов для овладения этими районами.
  Некоторые исследователи (196; 260) видят именно в острой нехватке
пахотных земель во внутреннем Китае одну из основных причин движения
цинских завоевателей в Западный край. А между тем, на вопрос о так
называемом "земельном голоде" в период, предшествовавший цинским
завоеваниям середины XVIII в. времен императора Цяньлуна до сих пор нет
однозначного ответа.
  В этом вопросе, который, в принципе, вообще мало исследован, ученые
придерживаются различных мнений. Так, Л. И. Думан в известном труде
"Аграрная политика цинского (маньчжурского) правительства в Синьцзяне в
конце XVIII в." (196, с.36) видел первую причину его завоевания в
назревании "нового взрыва крестьянской войны, выход их которого
правительство нашло в военных авантюрах, могущих отвлечь внимание масс.
Представляется, что не совсем верно оперировать подобными категориями
применительно к азиатскому обществу - феодальной деспотии; в отличие от
буржуазного общества гражданского типа или переходного периода, - для
русско-японской войны мы еще как-то могли бы говорить об отвлечении
внимания масс, но вряд ли для Китая середины прошлого века. По мнению
Думана, за счет колонизации предполагалось и частичное решение аграрного
вопроса.
  Мнение Л. И. Думана разделяет и В. С. Кузнецов, видящий одну из
предпосылок завоеваний в том, что обладание Синьцзяном, "как мыслили при
маньчжурском дворе позволяло дать выход избыточному населению Китая,
поднять производительные силы в Поднебесной и, в конечном счете, упрочить
господство цинского дома". (260, с. 25).
  Более близкую, по нашему мнению, к истине позицию занимает В. А. Моисеев,
который, в отличие от упомянутых авторов, полагает, что соображения
военно-политического характера в разработке и осуществлении
внешнеполитических акций Цинской империи в Центральной Азии были все же
главными (340, с. 45). Специально вопрос о взаимосвязи демографического и
земельного факторов периода первой половины XVII в. и завоевания
северо-западных земель не рассматривался. Помимо этого, уже давно пора
внести ясность в вопрос о том, существовали ли в действительности в этот
период перенаселенность Китая и нехватка пахотных земель, либо эти
проблемы были относительно разрешены в предшествующий завоеванию период.
Хотелось бы остановиться на этом последнем вопросе несколько подробнее.
  Для начала необходимо уяснить, было ли завоевание, действительно,
средством "выброса" за пределы империи назревших противоречий и ликвидации
таким образом растущего недовольства низов Цинской империи. Как показывают
цифры, численность податного населения Китая с 1600 по 1683 гг.
сократилась более чем в 2,5 (!) раза - со 160 млн. человек до 63 млн.
человек (274, с. 150) вследствие антифеодальных восстаний первой половины
XVII в. и последующей борьбы с маньчжурскими завоевателями. В результате,
как и следовало ожидать, во многих провинциях оказалась масса заброшенных
и пустующих земель. По сравнению с общей посевной площадью минской поры -
784 млн. му, в период Канси, т.е. к началу захватнических войн Цинской
империи в Центральной Азии, в собственно Китае использовалось под посевы
лишь 735 млн. му, т.е. налицо значительное количество свободной земли "под
рукой" (274, с. 150).
  В монографии "Цинская империя на рубежах Центральной Азии (вторая
половина XVIII - первая половина XIX в.) (259), В. С. Кузнецов снова
затрагивает интересующую нас проблему, указывая, что завоевательная война
для военно-феодальной верхушки Китая была средством упрочить свое
господство. Автор усматривает в состоянии Цинской империи середины XVIII
в. признаки начинавшегося упадка - учащение антифеодальных восстаний, как
свидетельство кризиса феодальной системы, обострение общенациональных
противоречий и склонен присоединиться к мнению императора Цяньлуна, когда
после покорения Джунгарии и Кашгарии тот отметил в указе от 9 декабря 1759
г., что "... к счастью ныне обрели возможность использовать свободные
земли на пространстве в 10 000 ли и /тем самым/ помочь /подъему/
земледелия и горных промыслов в Китае". (259, с.130).
  Ко времени отца Цяньлуна императора Юнчжэна (1723-1735 гг. правления) уже
просматривалась тенденция к росту, и довольно-таки значительному,
народонаселения, поэтому, вероятно, действительно, стоит поверить
Цяньлуну, когда он пишет, что "народ набрался сил, и возросло число ртов в
Поднебесной" (259, с.13), что "государство наслаждается миром /уже/ в
течение 100 лет" (имеется в виду внутренний мир). (259, с.13).
Представляется, что в последнем заявлении Цяньлуна есть доля истины, т.к.
залив Китай кровью и истребив значительную часть его населения, Цины
добились-таки возможности "наслаждаться покоем", т.к. подавленные (а
отнюдь не участившиеся) антифеодальные антицинские восстания уступили
место другим, скрыто-завуалированным формам борьбы - тайным обществам и
пр., участвуя в которых китайское население несло, конечно же, меньшие
жертвы, чем в открытых столкновениях с властями. Недовольство только
начинало копиться, чтобы позже вылиться в середине XIX в. (спустя 100
лет!) в форму величайшего Тайпинского движения и восстаний нацменьшинств
Китая (нянь, мусульман Шэньси и Ганьсу), в свою очередь давшим толчок
дунганским и уйгурским восстаниям, приведшим к падению господства Цинов на
территории Джунгарии и Восточного Туркестана на 11 лет.
  Получается, что период, предшествовавший завоеванию, как раз и был
периодом относительной стабилизации в Цинском государстве, что, по сути, и
предоставило Цяньлуну ресурсы для проведения обширной завоевательной
политики.
  Рассмотрим несколько подробнее земельную политику властей накануне
завоеваний, чтобы выяснить, насколько в действительности были нужны Цинам
свободные пахотные земли в Джунгарии и Кашгарии для переброски туда
"избытков" населения. Кстати, настолько обширной миграции не произошло
вообще. Места расселения ханьцев на территории Синьцзяна можно пересчитать
по пальцам одной руки. Это полоса к северу от Тянь-Шаня - от Кульджи на
Запад до района Урумчи и несколько восточнее его, районы Кашгара, Яркенда
и Хами (Комула) посреди подавляющего преимущества казахов, монголов,
уйгуров, киргизов и дунган. Стоило бы скорее говорить о переселении
китайцев именно ради их обоснования в Си-юе, а не для понижения плотности
населения в собственно Китае. Планируемое переселение китайских
земледельцев с Синьцзян для Цинов выполняло экономические цели не для
собственно Китая, а для самого Си-юя: переселенцы должны были бы снабжать
гарнизоны на месте, а не за счет дотаций из центра, обеспечивая тем самым
самоокупаемость оккупационного режима и, также, - политические цели:
китайцы-переселенцы должны были стать массовой опорой режима завоевателей
с Синьцзяне, противовесом, противовесом мятущейся массе мусульманского
населения, "пятой колонной империи Цин". Можно сказать, что переселения
преследовали "синьцзянские", а не "собственно китайские" цели.
  Таким образом, вопрос, который нам предстоит осветить - проблема освоения
и введения в постоянный хозяйственный оборот новых - целинных и
заброшенных - земель. Данные источников в основном свидетельствуют за то,
что во времена Юнчжэна, в период, предшествовавший пику внешнеполитической
экспансии цинского государства, работы по введению в хозяйственный оборот
целинных и заброшенный земель приняли наибольший размах.
  Хозяйственное освоение целинных земель внутри Китая было составной частью
политики Цинов, имевшей довольно длительную историю. Уже в 1644 г. сами
власти предприняли различные меры к активизации работ по возделыванию
целинных и заброшенных земель в целях быстрейшего восстановления
экономики, жестоко пострадавшей в период завоевания Китая маньчжурами и до
него. Меры, предпринятые императорами Шуньчжи (1644-1661 гг. правления) и
Канси (1662-1722) стали стимулом для крестьян, взявшихся позже за
обработку целинных земель, так как в годы правления этих императоров
побуждение земледельцев к восстановлению заброшенных и освоению целинных
земель считалось одной из основных обязанностей провинциальной и местной
администрации. Серьезность подобных намерений подтверждается следующим
фактом: бедные землевладельцы, решившие освоить какой-либо участок земли,
имели право бесплатно получить во временное пользование плуги и семена из
хозяйственных резервов местных органов власти. В целом же, наново
культивированная земля в большинстве случаев оставалась навсегда во
владении освоивших ее крестьян и освобождалась от налогов на пять лет
(позже этот срок был увеличен до шести лет для заливных рисовых полей и до
десяти лет для сухих полей. (48, 4867).
  Провинциальная администрация была обязана привлекать крестьян к обработке
целинных и заброшенных земель, а масштабы и темпы самой этой обработки
были одним из важнейших критериев при оценке служебных заслуг местного
начальства. (48, 4858).
  В период, предшествовавший росту внешнеполитической активности при
Цяньлуне, освоение земель проводилось с наибольшим размахом. Документы,
отражающие процесс освоения, ранее не использовавшихся или же заброшенных
земель показывают, что эти работы концентрировались в малонаселенных
местностях провинций, расположенных вдоль среднего течения рек Хуанхэ и
Янцзы (48, 4863). В годы правления Юнчжэна программы составлялись не
только для тех же регионов, но и расширялись вплоть до верховьев этих двух
рек по направлению к пограничным районам (Юньнани и Маньчжурии).
  Логично предположить, что новые усилия администрации в период,
предшествовавший развертыванию широкой внешнеполитической экспансии, были
связаны с двумя основными проблемами времени. Первая состояла в новом
возрастании численности населения. Как показывают источники и последние
исследования, некоторый отрезок мирного времени и успех работ по
поддержанию режима рек, начиная с периода Канси, особенно после 1683 г.
привели к достаточно стабильному росту населения: с 1683 по 1750 г. оно
выросло с 63 млн. до 225 млн. человек, т.е., более чем в 3, 5 раза. (57,
с. 96).
  Второй серьезной проблемой, беспокоившей власти, была концентрация
земельной собственности. Бок о бок с увеличением населения шел рост числа
крупных землевладельцев, которые получили от периода относительного мира
гораздо больше выгод, чем простой народ, и постепенно прибирали к рукам
земли мелких собственников. Вследствие покровительства Канси
представителям высшего класса и административной неразберихи, царившей во
второй половине его правления, приобретение земель крупными
землевладельцами проходило почти бесконтрольно. К началу периода Юнчжэна
имелись все признаки социального недовольства, а безземельные крестьяне
бродили по стране в поисках пустующих земель. В это время несколько
китайских ученых-патриотов, в особенности Цзэн Цин, воспользовались
ситуацией, чтобы подогреть антиманьчжурские настроения, а некоторые
представители чиновничества докладывали трону о желательности ограничения
крупного землевладения. (57, с. 86).
  Становилось ясно, что если обстановку не разрядить, то может возникнуть
угроза императорской власти. В конце правления Юнчжэна - начале правления
Цяньлуна чиновники вдохнули в работы по введению в хозяйственный оборот
новых земель новую жизнь; для бедных крестьян открылись большие реальные
возможности не только сделать новые участки земли пригодными для ведения
хозяйства, но и пожизненно овладеть пустынными и дотоле
некультивированными землями. Нес