инова ватага! -- испуганно моргал глазами письменный голова.
     -- И ты упился, Никитка: бормочешь глупое!
     -- Сы-ын... Артамон Лузин, -- сказал письменный голова.
     -- Сын? -- перебил воевода и округлил удивленные глаза. -- Своими очами
видел: сверзилось то  поганое семя со скалы в бездну  бездонную... Обрел тот
беглый служка смерть скорую.
     -- То обман, то подмена!
     Воевода смертельно побледнел:
     -- Обман? Жив, говоришь? Да как так?
     --  Жив  Артамон  Лузин!  Казачишка  своими глазами  разглядел. В  отца
своего,  говорит,   обличьем  вышел:  такие  же  озорные  глаза,   воровская
головушка, смелости неудержимой...
     -- Жи-ив?! Воровское племя! -- прошипел побелевшими губами воевода.
     Широкий лоб его вспотел, дергалась бровь. Неловко шагнув, он грузно сел
на лавку.
     Так никто и  не отведал  воеводского подарка -- царского пирога.  Гости
торопливо расходились.
     По слюдяным оконцам плыли темные пятна. Небо,  черное от дыма,  нависло
над  землей, придавило  ее. В  воздухе запахло  гарью. Слышались  отдаленные
выкрики людей. Надвигалась гроза.
     На  востоке вспыхнуло  красное  зарево,  огненные языки  взметнулись  в
поднебесье. Эхом прокатилось над городом:
     -- Лузинова ватага!..
     Затрещали и повалились широкие ворота воеводского двора.
     Воевода не успел отскочить  от  узорчатого  оконца.  Посыпалась  слюда,
грохнулась  рама, и воевода, хватая руками воздух, замертво упал под стол на
расписной, китайской работы ковер.