одного волосы и  маленькие усики
пшеничного цвета,  а другой - жгучий брюнет, словно из турок свое происхождение
вел.  Востроухов даже засомневался - не братья ль перед ним. Глянул в проходные
документы -  нет,  у одного фамилия Мягков,  у другого -  Раилов.  Подполковник
вскрыл печати на казенном пакете,  бегло пробежал глазами предписание и, подняв
красные от неумеренных возлияний Бахусу глаза, ухмыльнулся:
 - С  прибытием,  господа.  Уж больно одинаковы вы,  похоже,  что с  одного
ларца. Не братья ли?
 Оказалось - братья.
 Иван поинтересовался постоем. Подполковник Востроухов осклабился еще шире,
встал из-за стола,  подошел к  окну и со злорадством показал рукою на дом,  что
стоял на отшибе от прочих:
 - Вон, наведайтесь к Анастасии! Все одно муж в море пропал!

3. ЗНАКОМСТВО С КОРАБЛЕМ

 Рядом с темным оббитым волнами баркасом покачивалось на волне близ причала
странное сооружение,  похожее на  удлиненную дубовую бочку,  в  стенках которой
поблескивало несколько круглых окошек.  Чуть ниже окон с каждой стороны торчало
из  корпуса  по  три  весла,  и  эти  нехитрые  приспособления  указывали,  что
непонятное сооружение предназначалось для плавания в морских просторах. Ближе к
заостренному носу,  окованному медными пластинками,  поверх бочки  стоял  малый
дубовый бочонок, из которого высовывалась изогнутая буквой "г" подзорная труба.
На  корме странного судна издевательски был приделан руль,  словно кто-то  и  в
самом деле мог этой невероятной поделкой управлять.
 - Не кривись,  - посоветовал Востроухов, заметив гримасу неудовольствия на
лице Ивана. - Большое дело тебе с братом доверено! Государственное дело!
 - Да нешто на таком по морю плавать можно?  - недоверчиво прищурился Иван.
- Нешто эта несуразица на волне удержаться сможет?
 Яков молчал. Щуря глаз, он внимательно приглядывался к диковинному судну.
 - На  волне,  может,  и  не  удержится,  -  вклинился  в  разговор  Маркел
Плисецкий. - А вот подводой держится, сам пробовал!
 Под водой?  Новоявленные мичмана переглянулись. Вот уж диво-то! Когда тебя
топят в сражении славном, дело понятное, но самому до боя топиться?
 - Вам-то можно сие лицезреть,  -  сказал Маркел.  -  Сие есть секретнейшее
изобретение славного кораблестроителя Курилы  Артамонова,  и  называется оно  -
подводка.  Предназначена сия подводка для деликатной морской разведки и  тайной
высадки в  места,  захваченные неприятелем.  А  еще она предназначена для того,
чтобы посредством подводных мин корабли неприятеля из боевого порядка выводить.
Экипажу на сем судне девять человек:
 шесть матросов,  предназначенных для весельной гребли,  командир,  твердой
рукой  ведущий  корабль  по  верному курсу,  штурман,  следящий за  тем,  чтобы
подводка не  сбилась  с  пути,  да  еще  минер,  которому назначено следить  за
подводными  минами  и  устанавливать  их  у  днища  вражеского  суда,   дабы  в
назначенное время  посредством взрыва  произвести изрядное смятение во  вражьем
экипаже, а при удаче и сам корабль отправить на морское дно.
 - Это как же шлюпочным манером можно под водою грести? - не выдержал Иван.
 - Можно,  -  уверенно сказал Курила Артамонов.  Был  он  высок,  плечист и
бородат. Тридцать рублей по государеву указу за бороду не платил, а потому и не
сбривал   А  не  платил  пошлины  за  бороду  по  личному  распоряжению  Петра
Алексеевича. Коли правила есть, так и исключения из них обязательно будут. Еще,
глядишь,  и  в  чем  пожалуют.  За  поясом  у  Курилы Артамонова был  небольшой
плотницкий топорик,  и до того острый,  что воздух надвое резал. - При разумном
командирстве не  только грести,  ими  править можно.  Скажем,  левая  сторона -
табань, а правая свое загребает. И - наоборот, коли нужда в том возникнет.
 Яков  присел,  пощупал  мокрые  доски  тесно  подогнанной  обшивы,  тронул
пальцами холодные и  уже тронутые ржавчиной обручи,  опоясывающие подводку.  Ни
дать ни взять бочка близ причала плавает.  Вода была прозрачной,  и  сквозь нее
проглядывались уступчатые рыбьи  плавники в  нижней  части  бочки.  Плавники не
давали подводке крутиться.  С  обеих сторон дубового корпуса в  воду уходило по
три прочных,  средней толщины пеньковых канатика,  наматывающихся на  вытянутые
вдоль судна барабаны.
 Яков вытер мокрые пальцы о панталоны, выпрямился.
 - А  как же подводка держится на глубине?  Почему не всплывает пробкою или
же,  наоборот, - не тонет безвозвратно и гибельно для своего экипажу? - спросил
он.
 - Хитростью своей,  -  объяснил кораблестроитель. - Устроена подводка так,
что  с  обеих  сторон имеет привязанные на  пеньковых канатах грузы.  Грузы эти
распределены так хитро, что при поднимании их к бортам подводки она погружается
в  глубину,  но  лишь до  некоторых пор,  что и  позволяет ей  на  оной глубине
двигаться.   В   верхней  части  располагается  также  бочонок,   коий   хитрым
устройством,  словно рыбий пузырь,  надувается воздухом,  а  при нужде и  водой
заполняется. При всплытии же необходимо распустить канаты и дать грузам лечь на
морское дно,  после чего надуть лодочный пузырь,  и тогда подлодка всплывает до
потребного положения.  Сие достигается командами: "Груз на дно!" или, напротив:
"Груз на борт!", а также нажатием рычага, для наглядности окрашенного суриком.
 Иван покрутил головой.
 - Эх, братец, - сказал он с невеселой ухмылкою. - Люди тонуть боятся, а мы
собственной волей в живые утопленники записываемся...
 Тут Мягков,  конечно, грешил против правды. По своей воле, несмотря на всю
свою отчаянность,  он бы в эту самую подводку в жизни не полез,  но что делать,
коли тайный указ государя того требовал?
 Маркел  Плисецкий меж  тем  сноровисто раскрутил винт  и  открыл  овальную
дверь, ведущую в самые недра диковинного корабля.
 - Прошу,  господа мичмана! - пригласил он. Полковник Востроухов в подводку
лезть желания не изъявил,  сказал, что ему и на берегу хорошо, а в командование
этой утлой лодчонкой никто ему, по счастию, указания не давал.
 В трюме подводки оказалось неожиданно просторно. С каждого борта стояло по
три  дубовых скамьи,  напрочь приклепанных к  днищу судна.  Из  вогнутых стенок
против  каждой  скамьи  торчали рукояти весел,  закрепленных в  дубовой толстой
доске хитрым шарниром.  В  круглые окошки чуть заглядывала вода,  и видно было,
как  глупо тычутся в  прозрачные стекла шустрые мальки.  Там,  где над корпусом
возвышался дубовый бочонок,  можно было стоять в полный рост и даже заглянуть в
диковинную подзорную трубу,  в  которую,  как  оказалось,  прекрасно был  виден
палисад, отгораживающий причал от остальной части верфи.
 Чуть в сторону закреплен небольшой круглый столик, навроде ломбардного. По
столику  небрежно разбросаны навигационные карты,  врезан  канделябр.  Рядом  -
легкая и  удобная резная скамья,  которая ничем и  никак не  могла бы  помешать
гребцам.   Выделялся  резной  штурвал.   Чуть  в  стороне  от  стола  на  стене
обнаруживались компас и барометр.
 Вдоль  бортов  на  нешироких  и  хитро  устроенных  полках  стояли  в  ряд
пузатенькие бочата с круглыми отверстиями в каждом клинышке.
 - А это что за диво? - поинтересовался Яков.
 - Сие  есть великая тайна.  В  нем суть изобретения.  Вещество,  которое в
банках  содержится,  освежает воздух  и  делает его  пригодным для  длительного
дыхания.  Оный  же  состав,  разлагаясь,  дополнительно дает  экипажу  изрядное
количество такового  воздуха,  что  позволяет  подводке  скрываться в  глубинах
морских по  семь  и  более часов.  Достаточное время для  того,  чтобы свершить
необходимое действо для  поражения вражьего корабля или  для  тайной  вылазки в
самые тылы неприятеля.
 Иван недоверчиво хмыкнул,  наклонился к круглому стеклу и постучал по нему
пальцем, стараясь привлечь внимание шустрых мальков.
 Яков, примеряясь, сел за стол.
 - А это что, тоже дверь? - указал он пальцем на плотно подогнанный овал на
юте подводки.
 - Сие  есть минная камера,  господин мичман,  -  сказал Курила.  -  Помимо
размещенных там зарядов,  имеется камора, которая служит для выпуска пловца под
водой.  Пловец,  выходя в воду,  буравчиком высверливает в днище вражьего судна
отверстие, в коие крепит особый крюк, на котором подвешивается мина.
 - А как же у сего заряда запал поджигать?  -  недоверчиво спросил Яков.  -
Нешто пороховой шнур под водой горит?
 Курила с достоинством кивнул.
 - Сие есть вторая великая тайна. Шнур кольцеобразно уложен внутри заряда и
загорается,  когда пловец дергает за выступающее из мины кресало.  Тогда внутри
заряда  происходит  вспышка  и  возгорается  заложенный  шнур,  в  чем  пловец,
заложивший  мину,  убеждается посредством заглядывания в  специальное окошечко,
прозрачной слюдою  закрытое.  Опасаться нечего,  шнур  горит  вельми  долго,  и
пловец,  убедившись, что мина зажжена, все равно успевает отплыть на безопасное
расстояние.
 - Погоди,  погоди,  Яшка!  - сказал мичман Мягков, что-то сообразив. - Ты,
Курила,  говоришь о  пловце.  Но  разве может обычный человек достаточное время
находиться под водою без дыхания? Да тут быстрее утонешь, нежели вражий корабль
просверлишь и  мину на его днише укрепишь!  Ох,  чаю я,  в заблуждение вы ввели
государя нашего и в напрасную трату казны его ввергли!
 Курила Артамонов заносчиво вынес бороду вперед.
 - А  вот  это,  господа мичмана,  -  сказал  он,  -  есть  третья  великая
государственная тайна.  Пловец под  водою  находится не  бос,  раздет и  разут.
Пловец находится в  кожаной шапке  с  увеличительными окулярами перед  глазами,
наподобие тех,  что в  подзорной трубе имеются,  и  в  шапку эту в  достаточном
количестве подается воздух с  подводки посредством виденного уже вами бочонка с
секретным составом.  Известно,  что сам Александр Македонский спускался на  дно
морское  в  специальном колпаке,  подолгу  сиживал  на  оном  дне,  наблюдая за
диковинами подводными, и оставался после этого живым и в добром здравии.
 Иван с Яковом снова переглянулись.
 Корабельщик задумчиво сжал  бороду  в  кулаке,  оглядел  мичманов и  хитро
прищурился:
 - Дозволено ль спросить,  когда господам мичманам вольно будет к  обучению
пользоваться подводкой приступить?
 Иван  посмотрел  на  Якова.   Яков  скучающим  глазом  обводил  внутреннее
убранство  подводки.   Не  иначе  решал,  стервец,  где  ему  портрет  Вареньки
Аксаковой-Мимельбах приспособить.  По  всему выходило,  что отвечать на  вопрос
следовало Ивану.
 - Сразу же  и  приступим,  -  рубанул граф  Мягков.  -  Допереж только вот
команду собрать надо. Веселыцики из добровольцев будут или каторжников дадут?



 * Глава вторая *

1. О ВДОВАХ И ПОСТОЯЛЬЦАХ

 Вдова,  что мичманов на постой пустила,  оказалась премиленысая, хоть и из
простолюдинок.  Семнадцати годков ей еще не исполнилось. Звалась она Анастасией
Каряки-ной и в замужестве пробыла всего две путины.  В третью муж ее Савелий со
товарищи вышел на промысел трески и  сгинул в начавшемся вскоре шторме.  И ведь
предупреждали его, что шторм надвигается, но что делает человеческая жадность -
треска пошла косяковая,  только лови,  вот и не выдержали рыбацкие души, ушли в
море,  на предупреждения грозные не глядючи. А с морем северным не шутят, щедро
море, однако ж и люто, глотает шкуны рыбацкие и досточками выплевывает.
 С месячишко Анастасия на берегу слезами волны посолила,  но что делать-то?
Жить надо. И стала Анастасия жить. Кому робу сошьет, кому невода залатает.
 Подполковник Востроухов со  своей  галантностью к  вдовушке не  один  день
клинья бивал,  только Анастасия гордая оказалась, не хотела, чтобы в Холмогорах
говорили,  мол,  за чин, без любви отдалась. Так что напрасно подполковник к ее
дому тропки торил,  напрасно тульскими пряниками сердце вдовой рыбачки усладить
пытался.  Хотел  он  в  договоренности с  сыскными  Анастасии корчемную продажу
табака доказать,  так люди ж  его на  смех подняли,  даже архангельский судья в
суде  отказал,  гово-ря-де,  известно всем,  что  неоткуда Карякиной денег  для
покупки табака на продажу взять.  Он,  вишь, с отчаяния да вредности мичманов к
Анастасии и  направил.  С  тайной мыслью,  что скажут люди:  вот,  не  хотела с
солидным жалованным человеком жизнь  свою  связать,  так  живет  сразу с  двумя
молокососами.
 Только  Анастасия  офицерам  не  отказала,   горницу  отвела,  сама  же  в
комнатенке малой  поселилась,  где  пьяный  Карякин  отлеживался при  жизни,  и
предложила щеголям морским столоваться у нее, чтобы дешевле выходило. Мягков да
Раилов на свою хозяюшку не нарадуются,  но относятся к  ней ровно к сестре -  с
любовью да уважением.  Анастасия, оно конечно, плавна, кругла да румяна, только
Яков сразу у  своей постели на  стеночке повесил портретик ненаглядной Вареньки
Аксаковой-Мимельбах работы известного в  то  время художника Чирик-Петровского,
любуется им  все  свободное время,  разве что  вечерами не  молится.  Может,  и
молился бы, да Бога гневить боялся.
 У Ивана же первая влюбленность быстро прошла.  Где мичман Мягков и где эта
самая помещичья дочка Акса-кова-Мимельбах?  Разошлись их  дороженьки.  Девки-то
быстро замуж выходят и,  как правило,  за тех,  кто в солидном возрасте и вес в
дворянских собраниях имеет.  Может,  и  вышла  замуж  за  какого-нибудь вдового
обер-майора,  которому с  неприятелем воевать уже по возрасту неприлично,  а на
жинку в атаку ходить еще в самый раз.
 А тут - девица молодая под боком. Да премилая к тому же! Иван на Анастасию
поглядывать стал,  зашучивает с  ней,  улыбается.  Оренбургский платок,  что  в
Москве по случаю купил в  подарок Вареньке,  взял однажды и  подарил.  "Спасибо
вам, - говорит Анастасия, - что же вы так растрати-лись, Иван Николаевич? Не по
чину   нам   такие   подарки   принимать!"   А   глаза   у   нее   синие-синие,
дерзкие-предерзкие, и уголочками платка зазывно играет. Что ты хочешь"
 молодость,  она любого безрассудным делает! Сгреб ее Иван в охапку, аж сам
задохнулся от жадного поцелуя.  Ах ты,  птичка-невеличка,  замерла Анастасия на
его груди,  затихла,  притаилась, словно воробышек в траве. Богу одному ведомо,
чем бы у них все кончилось, только, на счастье или на беду, Яков пришел. "Ах, -
говорит Анастасия.  -  Вы меня погубите,  Иван Николаевич!" Вырвалась да порх в
свою  комнатенку темную.  Яков Николаевич,  если даже что  и  заметил,  виду не
подал. Только покашлял многозначительно, посмотрел на брата и вздохнул:
 - Эх,  Ванька,  нам с  тобой счастья в  баталиях искать,  а  ей  здесь,  с
Востроуховым жить оставаться! Мягков помрачнел, злостью надулся.
 - Пусть только попробует что! Я ему единым мигом зубы на зубы помножу!
 - И  в солдаты загремишь,  -  сказал Яков.  -  Не рабу,  дворянину да чину
высокому морду поправишь!
 Мягков  посидел  в  задумчивости,  посмотрел  вслед  убежавшей Анастасии и
упрямо покачал головой.
 - Ищите и обрящете,  -  сказал он.  -  Такой роже, братец мой, да битой не
быть?  В жизни не поверю!  -  Покрутил головой, подумал немного и суждение свое
вынес об Анастасии: - Цветок лазоревый, а не девка. Куда до нее знакомой нашей,
Вареньке Аксаковой-Мимельбах.
 Яков  ничего  на  то  не  сказал,  лишь  вздохнул  да  головой  покачал  с
укоризненной обидою.  В другой раз, может быть, и сказал чего, а тут промолчал.
Что возьмешь со здоровенного дурака да еще до крайней глупости влюбленного?

2. ТЯЖЕЛО В УЧЕНИИ...

 Между тем учеба их  плаванию на подводке продолжалась и  порою весьма даже
успешно.  Каторжников на весла  им никто,  конечно,  не дал. Каторжники - народ
опасный,  им государственных тайн доверять нельзя, не ровен час переметнутся на
вражью сторону,  поди тогда собери эти  самые государственные секреты!  Никаких
приказов сыскных не  хватит!  По  указанию Востроухова подобрали мичманам шесть
гребцов  из  крепостных  крестьян  из  поместья  Муромцева-Оболенского.   Князь
попервам заартачился, мужиков из своей вотчины отпускать не желал.
 - Мало ли что там государь император задумал!  -  кричал он,  стоя посреди
площади перед господским домом и  размахивая руками.  -  Мои то  холопы,  и  ни
одному государю не  повадно будет их у  меня отбирать.  У  государя батюшки под
пятою  Россия  вся,  а  я  деревней своей  распорядиться не  могу!  Как  конных
рекрутов,  так с восьмидесяти дворов по человеку! Без челобитья сосны и дуба не
спилить!  На  садки и  те  пошлины уже установлены!  Не отдам!  У  меня на этих
мужиках все хозяйство держится!
 Иван  без  особых  раздумий схватил  Муромцева-Оболенского за  грудки,  но
приложить печать к  красной морде не  успел.  Яков  его  осадил,  отвел князя в
сторону и спросил:
 - Ты  что  же,  тать,  супротив императорских указов злоумышления творишь?
Указу  царскому  подчинения не  имеешь?  Тебе  кто  право  дал  государю  Петру
Алексеевичу под каблук заглядывать да  угодья его считать?  Не зришь ли,  что у
тебя над головой деется?
 Муромцев-Оболенский оторопело глянул в  небо.  Небо было чистым,  птахи не
пролетало.
 - Под ноги смотри, - предостерег Яков. - Бо под ногами у тебя плаха стоит,
а  над головою топор занесен!  Себя по  старческой глупости не  жалеешь,  детей
своих пожалей.  И-и-и,  дурак ты,  дурак,  да  нешто станет государь с  тобой в
попреки вступать?
 Князь опомнился, горячим от возбуждения глазом смерил мичмана, помянул его
неласково по матушке и утих.  Оно ведь и в самом деле,  не ровен час государеву
делу поперек выступить.  Не посмотрят, что на дальнем Севере живешь, иное место
для лютой высылки назначат. Ежели плахою не поправят.
 Искомые люди найдены были.  С правой стороны на веслах сидели три Гаврилы,
по  левую сторону хитромуд-рый Яшенька усадил двух Николаев и  одного Григория.
Все родом из  малого северного местечка по прозванию Кукыны.  Рост был невелик,
но плечи жилисты и  обширны.  Маркел Плисецкий каждому мышцы промял и довольным
остался: "Годны!"
 А  с  чего бы  им  негодными быть,  ежели любой из  них не  одну путину на
рыболовецком баркасе да на шкунках утлых проплавал. Гребли слаженно, вскоре уже
было достаточным команду подать:  "Гавря!  Грикша!" - и названный борт сразу же
переставал загребать,  давая  подводке быстрее развернуться и  выйти  на  новый
курс.  Погружалась подводка неглубоко -  сажени на четыре,  может, чуть больше.
Бегала она  под  водою  довольно ходко,  а  уж  ма-невренна оказалась более чем
достаточно.
 Вскоре подводку, названную согласно с желаниями Курилы Артамонова "Садко",
опробовали на море в  Двинской губе,  куда ночью тайно отбуксировали шкуной под
командованием  Маркела  Плисецкого.  Славно  было  своими  глазами  видеть  при
погружении,  как  темнеет в  окнах,  а  потом наблюдать,  как тычутся мальки да
глупые рыбехи в  прозрачное стекло,  удивленные тем,  что  им  дальнейшего пути
нету. Хаживали и в надводном положении вдоль берегов, до обширной Онежской губы
и далее - до самого Соловца. Анкерков с водой для дальних переходов не хватало,
да и кладовая для сухарей и бочат с солониною казалась малою.  Курила Артамонов
лай мичманов принимал с  благодушием и обещал при строительстве восьмивесельной
подводки обязательно учесть.  Маркел  также  советовал изменить крепление руля,
который,  случалось,  на  волне  при  надводном положении из  уключин выбивало.
Курила и  его ревнивые подначки воспринимал со спокойным хладномыслием,  только
бороду потирал. Одно слово - истинный тектон, строитель, значит. Родился Курила
на кемском берегу да,  пройдя поморское судостроительство,  уехал в  Норвегию и
Данию, в Голландии побывал и многому у тамошних мастеров научился, изучал языки
да  математику с  астрономией,  но более свое корабельное дело.  Был он одинок,
овдовел рано, а сын его еще в отрочестве в зуйках утонул на Мурмане. Но ремесло
свое Курила Артамонов знал славно, и видно то было по необычайному изделию его.
 Удивительное дело - месяц уже на воде, а ни один шов не подвел, ни в одном
лючке  течи  не  случилось.  Может,  всему  тому  способствовали тюленьи шкуры,
которыми отделаны были борта да двери на подвод