ягодки глянцево блестели в солнечных лучах. Веточки походили на хвойные. Словно
кто-то наломал их с елей и разбросал по всему лесу.
 Где-то неподалеку чисто и долго куковала невидимая кукушка.
 - Хорошо как,  -  сказала, не оборачиваясь, Анастасия. - У вас места такие
же славные?
 - У нас...  -  Иван подумал.  -  Леса у нас обширные,  грибов много, ягоды
разной. Речка тихая течет...
 - Грибов да ягод и  у  нас достаточно,  -  сказала Анастасия.  -  Иной раз
высыпет грибов, хоть косой коси.
 Была она не особо высока - Ивану до плеча не доставала. И ведь что странно
- со стороны Мягкову она казалась рослой,  а  вот рядом очутилась,  куда вся ее
рослость делась?  Шла  об  руку  девчушка,  платком наглухо повязанная,  только
нежное личико с большими серыми глазами и курносым носиком выглядывало. Сарафан
на Анастасии голубой, сорочка льняная с вышивками - белая. Сердце Мягкова таяло
от нежности и любви, потому и был он малость косноязычен.
 Они подошли к  прозрачному стремительному ручью,  чьи струи с  журчанием и
легкой  пеною  неслись  меж  лобастых  коричневых  валунов.  В  прозрачной воде
мелькали серебристые бока и темно-синие спинки форелей.
 Через ручей перекинулся мостик из круглых ошкуренных жердин.  На серединке
мостка Анастасия ахнула испуганно, качнулась, но кто бы ей упасть дал - морскою
уверенной рукой  Иван  подхватил женщину сзади,  губами  почувствовал ткань  ее
белого платка. Анастасия на секунду прижалась мягкой спиной к мускулистой груди
аманта,  улыбнулась  лукаво,  прикрыв  глаза,  и,  отстранившись,  с  легкостию
перебежала мостки.  Обернулась,  показала  Ивану  язык  и  бросилась бежать  по
тропинке,  петляющей меж  невысоких елей  с  нежной голубоватой хвоей.  Ивана и
уговаривать не пришлось - бросился догонять, придерживая рукой треуголку.
 Догнал,  обнял,  уткнулся носом в русые волосы,  выбившиеся из-под платка.
Анастасия молчала.  Мягков  забрал  ее  личико  в  ладони,  приподнял немного и
наклонился, касаясь мягких податливых губ.
 - Ах, Иван, - сказала Анастасия, не сопротивляясь.
 - Что,  Настенька?  -  Иван пытался поймать ее взгляд,  и никак ему это не
удавалось.
 - Не будет добра.  -  Анастасия освободилась,  опустила голову. - Ничего у
нас с тобой хорошего не будет. Уйдешь на войну, а я здесь останусь. Кто я тебе?
Не жена, не невеста...
 - Что ж ты,  Настенька,  безглазая совсем?  - Иван снова привлек девушку к
себе. - Люблю я тебя! Очень сильно люблю!
 - Не смейся. - Анастасия освободилась. - Ты кто? Графский сынок. А я? Баба
простая. Тебе даже жениться на мне нельзя, никто не позволит.
 - Настя!  -  Иван обнял женщину,  ощутил,  как  дрожит под его пальцами ее
сильное тело. - Ну, что ты, глупая?!
 - Ничего у нас не получится,  Ванечка,  -  вздохнула Анастасия.  - Люди на
воде тонут, а вас под воду при жизни несет...
 Иван отстранился,  строго глянул на  женщину.  Вот тебе и  государственный
секрет! Даже женщины знают. Откуда?
 - С чего ты это взяла? - притворно небрежничая, спросил он.
 - Ох,  Ваня,  да ваши секреты в Архангельске да Хол-могорах токмо собаки с
аглицкими мастеровыми и не знают, - вздохнула Анастасия.
 Иван приподнял ее, посадил на округлый, прогретый солнцем валун и принялся
целовать.  Делал  он  это  нежно и  обстоятельно,  как  только может влюбленный
впервые мальчишка. А кто он, если по совести? Мальчишкой был девятнадцатилетний
Иван Мягков, влюбленным по уши мальчишкой.
 Анастасия, прикрыв серые свои глаза, гладила мягкие волосы Ивана, и только
Богу  сейчас  было  известно,  о  чем  могла  думать поморская вдова,  о  любви
молоденького .мичмана, которому, вполне вероятно, суждено сложить живот свой во
славу государя и Отчизны в первом же бою.

3. СМОТРИНЫ ГОСУДАРЕВЫ

 Государь Петр  Алексеевич стоял на  берегу,  нервно постукивая прутиком по
кожаному голенищу ботфорта.
 Корнелий Крейс сунулся к нему одутловатым лицом, торопливо зашептал что-то
на  ухо  по-немецки.  Курила Артамонов присел в  сторонке на  лобастый камень в
шапке  оленьего  моха.  Сбоку  камня  темнели  какие-то  сморщенные  грибки.  С
Беломорья веяло свежим ветром.
 Петр  внимательно слушал  наперсника  и  друга,  нетерпеливо кивая.  Потом
обернулся, глазами ища Курилу.
 - Волнуешься? - спросил.
 Курила  встал,  неторопливо и  без  подобострастности подошел к  государю.
Государь был высок,  но и Курила ростом ему не уступал,  а статью,  пожалуй,  и
превосходил даже.
 - Немного есть, Петр Алексеевич, - сказал он. - Не каждый день государю на
внимание свои труды представляешь.
 Петр поднял подзорную трубу,  поднес к глазу,  оглядел залив.  На оловянно
поблескивающих волнах покачивалась одинокая шкуна.  Еще  несколько часов  назад
Петр  вместе с  адмиралом Крейсом облазили все  закоулочки шкуны и  убедились в
отсутствии минных зарядов в оной.  На ней же и в залив испытательный прибыли, а
до берега добрались на заранее приготовленном ялике.
 - Что-то  не  видно  твоей  подводки.  -  Редкие усы  Петра  вздернулись в
насмешливой улыбке.
 - Кабы видна была,  государь, - сумрачно молвил Курила, - толку было бы от
моей работы.
 Петр остро глянул на корабельного мастера.
 - Посмотрим, посмотрим, - хмыкнул он и что-то сказал по-немецки, оборотясь
к Крейсу.
 Адмирал сидел на корточках, раздвинув в стороны острые колени, и с великим
любопытством палочкой шевелил  морскую  звезду.  Услышав  царя,  Корнелий Крейс
поднял голову.
 - Так есть,  мин херц Питер,  -  подтвердил он.  - Дорога к звездам всегда
лежит через тернии.
 Петр снова прильнул к трубе. Видно было, что царя одолевает нетерпение.
 - Дуришь ты  голову,  плотник,  -  дернул он щекой.  -  Отвлекаешь от дела
занятых людей.  Ты мне вот что скажи почему подводкою судно названо?  Диковинно
название больно.
 - Сие проистекает из сущности оного судна,  -  начал неторопливо объяснять
Курила.  -  Во-первых,  судно движется под  водой,  а  во-вторых,  призвано оно
подводить заряды под  вражеские корабли...  А  "Садко" мы  ее  назвали,  потому
как...
 Внезапно на  море раздался оглушительный взрыв,  что заставил корабельного
мастера замолчать.  Над шкуною встал фонтан бурлящей воды. Петр жадно смотрел в
подзорную трубу.  Крейс  поднялся и  тоже  торопливо прильнул к  окуляру  своей
трубы.   Шкуна,   разломленная  взрывом  надвое,   быстро  тонула.  Скрылись  в
поднявшемся водовороте корпуса,  мелькнули зачехленные мачты,  потом  на  месте
затонувшего судна вздулся небольшой водяной бугорок и сразу же сгладился.  Там,
где совсем недавно стояло на якоре судно, катились медленные и ленивые волны.
 Государь отнял трубу от слезящегося глаза.
 - Ты что-нибудь видел, Корнелий? - спросил он.
 - Нит-шего, кроме утонутия судна, - флегматично отозвался Крейс, продолжая
наблюдение.
 На волне медленно плеснулась, приходя в себя, оглушенная взрывом рыбина.
 - Ну, - сказал Петр Алексеевич. - Где же твоя подводка, Курила?
 Секретное  судно  он  уже  видел  и  все  его  излазил  с  природным своим
любопытством.  Даже  погрузиться в  морские  воды  великое желание изъявил,  но
Курила тому с твердостью воспротивился: "Не дело, государь, тебе в пекло самому
лезть, для того у тебя и подданные существуют".
 Курилу  Артамонова  поддержал  адмирал:  "Государь  у  отечества  один,  -
назидательно сказал  он.  -  Не  стоит  рисковать  будущностью российской  ради
удовлетворения мимолетного любопытства. Будь мудрым, Питер!"
 Теперь государь желал увидеть судно,  пустившее ко дну рыбацкую шкуну,  но
более - сделавших это людей.
 Он вновь прильнул к подзорной трубе.  Однако глядел он вдаль,  а потому не
заметил блеснувшего в двадцати саженях от берега стеклышка и не подозревал, что
его  самого  сейчас  разглядывают командующие ею  мичмана.  Оставляя  за  собою
расходящиеся усы волн,  труба двинулась к берегу, медленно приближаясь к месту,
где стоял государь со своими спутниками.
 С шумом разошлась вода. Петр с растерянностью оторвался от подзорной трубы
и  увидел,  что в  пяти саженях от  него,  медленно расталкивая воду,  появился
выпуклый верх подводки с горбом бочонка.
 - О    mei   Gott!    -    потрясение   выдохнул   Корнелий   Крейс.    -
Doerwetterocheimal!
 Поднялась откидная крышка на  бочонке,  и  на скользкую мокрую поверхность
подводки, огороженную низкими леерами, выбрался, салютуя государю, Иван Мягков.
За  ним  показался Яков  Раилов,  следом -  голый  по  пояс  волосатый Григорий
Суровикин.
 - Виват!  -  вскричал он с радостным нахальством.  -  Виктория,  государь!
Полная виктория!
 Петр Алексеевич захохотал.
 Подводка меж тем приблизилась к  берегу,  и  стало видно,  что нос ее обит
железами. Уткнувшись носом в песок, судно замерло. Коротко прогремели барабаны,
опуская грузы на дно.
 - Всех на берег! - с хищным нетерпением велел государь и ликующе глянул на
спутников.
 На  берегу выстроилась команда "Садко".  Первым в  маленькой шеренге стоял
мичман Иван  Мягков,  следом -  мичман Яков  Раилов,  за  ними выставил грудь с
какой-то казачьей наградою уже успевший облачиться Григорий Суровикин, а за ним
- все шестеро гребцов:  три Гаврилы,  два Николая и  Григорий.  Петр,  не делая
различий, каждого обнял, каждого прижал к груди и крепко расцеловал.
 - Орлы! Орлы! - восклицал он, переходя от одного подводника к другому.
 Обернувшись к своему спутнику, сказал:
 - Мичманов жалую  лейтенантами и  пятьюстами целковыми каждого,  казачка -
тремястами рублями и медалью, остальных жалую каждого полусотней рублей.
 Повернулся к невозмутимо высившемуся Куриле,  сгреб его в объятия,  царски
поцеловал в губы и, насмешливо дернув за бороду, сказал:
 - А  ты,  Курила Фадеевич,  проси чего хочешь.  Желаешь,  дворянством тебя
оделю?



 * Глава четвертая *

1. ПРИБЫТИЕ В СЕВЕРНЫЙ ПАРАДИЗ

 Санкт-Петербург встретил экипаж "Садко" хмурым ненастьем.
 Строящийся  город  частию  стоял  на  материке  и   час-тию  на  островах,
образованных Невой при слиянии с  Финским заливом Варяжского моря.  Три главных
устья реки делили город на четыре главные части, из коих две лежали на островах
и  две на  материке.  Малая Невка простирала течение прямо на север,  чуть ниже
река вновь делилась на два рукава,  именованных Большой и  Малой Невой.  Земля,
объятая  Малой  Невкой  и  Малой  Невою,  получила название Санкт-Петербургской
стороны,  земля между Малой и  Большой Невою -  Васильевский остров,  за  Малой
Невкой  земли  получили  название Выборгской стороны,  а  за  Большой  Невою  -
Московской части,  или Адмиралтейской стороны. Из Большой Невы ниже Малой Невки
истекала река,  названная Фонтанкою,  которая, описав полукруг, опять же в Неву
вливалась.  Подобным же  образом  с  Санкт-Петербургской стороны окружала город
небольшая речка Карповка, протекая из Малой Невки в Малую Неву.
 На  северном  берегу  Невы  лежал  небольшой остров,  отделенный глубокими
протоками.  На  сем  острове государь Петр Алексеевич в  мае  1703 года изволил
заложить   первое   основание  города   Санкт-Петербурга,   построив   земляную
шестиугольную крепость.  Заложена она  была-в  день Исаакия Далматского -  день
рождения государя.  Его величество изволил своими руками положить первый камень
в основание второго фланка бастиона, названного именем Меншикова. Хотя крепость
покамест еще была земляной,  однако ж  бастионы и  куртины,  фланцы и ор-лионы,
кавалиеры и дополнительные постройки в виде кронверка, равелинов и контрогардов
исполнены были весьма искусно и с надлежащим старанием.
 Земли в устье Невы были болотистые,  необитаемые и бесплодные. Но хотя сии
места и казались неудобными к обитанию,  положение их ввиду обилия чистых вод и
способности к  коммерции и  к  заведению флота уже довольно сильны были,  чтобы
возбудить в  государе великое  желание  к  построению города.  Ничто  не  могло
отвратить  бодрый  дух  Петра  Алексеевича  от   столь  полезного  мероприятия,
направленного к  соделанию пользы для подданных.  Надеялся государь,  и  не без
оснований,  что  с  развитием коммерции войдет  мало-помалу в  его  государство
дотоле едва видимый вкус в науках и художествах.
 Имея твердое намерение воздвигнуть в  устье реки Невы град,  государь Петр
Алексеевич принял все потребные меры, чтобы в оном месте укрепиться. Уже в 1705
году  земляная крепость начала застраиваться каменным зданием.  Внутри оной все
были  деревянные строения и  построенная в  1703  году соборная церковь Петра и
Павла, посвященная Новгородским митрополитом Иовом.
 Еще не заложены были все задуманные бастионы, но из земляной крепости вело
несколько ворот  -  к  Васильевскому острову,  на  Большую Неву,  Кронверкские.
Крепость сию строил архитектор Трезин,  он же строил и  кронверк,  который пока
еще вел к завершению.
 Комендантом крепости был  полковник Рен.  Государь Петр  Алексеевич жил  в
деревянном дворце, построенном два года назад. Оный дворец состоял из небольших
брусчатых хоромцев,  в длину не более десяти,  а в ширину трех саженей. Снаружи
дворец был  раскрашен под  кирпич,  а  внутри оббит холстом.  По  сторонам были
светелки, а посередине между ними - сени.
 Из дворца государя открывался вид на начатое строительство Адмиралтейства,
огороженное земляным валом и  палисадником.  Неподалеку от  государевой обители
видны были мазанки торговых рядов. Совсем рядом стоял Посольский дом.
 Поскольку  главная  часть  города  была  на  Петербургской стороне,  то  и
обыватели первые дома  свои  начали уже  строить тамо  же.  Впрочем,  некоторое
обывательское строительство начато уже было и  на Адмиралтейской стороне,  и на
Васильевском  острове,   где   выделялись  роскошью  хоромы  светлейшего  князя
Меншикова, стоявшие на взморье.
 Город  только  начинал  строиться,  поэтому  преобладало население мужеска
пола,   однако  ж   порой  и   в  солдатских  казармах  слышался  задиристый  и
подбадривающий женский смех.  Да и по улицам уже двигались экипажи с гербами, а
из экипажей нет-нет и  выглядывали прелестные дамы с  мушками над кокетливыми -
бантиком - губками.
 В  питейных заведениях подавали не только медовуху и  горькие водки,  но и
гишпанские и  италианские вина,  голландский ром и немецкие шнапсы,  привозимые
предприимчивыми иностранными купцами.
 В  гавани стояло небольшое и  быстроходное судно под государевым флагом со
славным именем "Посланник".  Команда на  нем собрана была из преданных государю
людей,  и капитаном сего судна был капитан Бреннеманн,  которого государю Петру
Алексеевичу представил и  за  коего  лично ручался царский наперсник и  любимец
Франц Лефорт.  Именно на  "Посланника" под  покровом ночи  была тайно загружена
секретная подводка,  после  чего  выход  на  берег  экипажу  был  категорически
воспрещен.  Привыкшая к тайным поручениям и связанными с ними лишениями команда
не роптала,  более того, моряки с "Посланника" преисполнились гордостию за свою
миссию и превосходством над экипажами иных кораблей.
 В Европе шла наследственная война.  Австрия,  Англия и Голландия выступали
противу Франции.  Полагали, что и Карл, вторгаясь со своим двадцатидвухтысячным
войском  в  Шлезию  и  Саксонию,  действовал в  соответствии с  тайным  союзом,
заключенным с Францией. Петр повелел, чтобы его министр в Вене предложил цесарю
выгодную дружбу,  о  чем  одновременно объявлено было польскому,  английскому и
датскому посланникам.
 В  Европе шли прииски подходящих кандидатур для найма в  российскую армию.
Министру своему  Шафирову государь предписывал от  своего  имени  спросить,  не
нужно ли России вступить в союз противу Франции.  Государь лукавил,  указ о том
уже был подготовлен и мог быть объявлен в любой момент.
 К  тому времени вопросы тайной войны приняли особое значение.  В лето 1706
года под стражу за измену был взят племянник князя Кропоткина, чуть позже и сам
князь.  Государь,  имея виды на князя,  повелел его не пытать. Тяжело болен был
граф  Федор  Алексеевич  Головин,   ведавший  Посольским  приказом,   жить  ему
оставалось менее месяца,  с  его болезнью многие тайные связи в Европе были,  к
великому огорчению Петра,  пресечены.  Сам государь пребывал в Киеве,  как того
требовали интересы Отечества.
 Григорий  Суровикин  сидел  в   крепости  на   гауптвахте  за  самовольное
оставление судна  и  драку,  учиненную  в  оное  самовольное время  в  питейном
заведении купца Боборыкина, что располагалось неподалеку от строящегося
 Адмиралтейства.
 Казак  пел  грустные песни  и  баллады,  лестью  и  выгодой подкупал своих
стражей и несколько раз в камере, где содержался арестованный, смеялись девки и
слышались хлопки стреляющей в потолки финь-шампани.  Вот и сейчас,  идя темными
коридорами, Иван Мягков слышал хрипловатый голос Григория:
 Ах, плавала лебедушка по морюшку, плавала белая по синему.
 Ах да плававши, она, лебедушка, воскликнула песню лебединую последнюю...
 Послышался плеск  женских  ручек,  хвалебные восклицания и  поцелуи.  Иван
неодобрительно глянул на смущенного начальника караула,  толкнул с силою дверь.
Голый  по  пояс  Суровикин сидел  на  топчане.  Рядом с  казаком сидело женское
создание лет  тридцати,  полное  жеманства и  заметно  опьяневшее.  Девица  все
поправляла платье, стараясь прикрыть обнаженное плечо, которое под действием ее
старательности оголялось еще больше.
 Григорий посмотрел на вошедших.
 - Забавляешься, соколик? - спросил Мягков. Начальник караула зло оглядывал
смущенных часовых,  и  губы его шевелились:  "Ужо вам,  подлецам!  Дайте только
наедине остаться".
 Девица  ахнула,  одергивая подол  скомканного платья.  Суровикин привстал,
нацедил себе в  кружку из штофа,  глотнул,  вытер губы и с ленивой небрежностью
повернулся к отцу командиру.
 - Вставай,  Григорий,  -  хмуро сказал Иван.  -  Хватит гужеваться.  Время
пришло отечеству с верностию и усердием послужить.

2. ПЕРВОЕ БОЕВОЕ ЗАДАНИЕ

 Рыхлые мрачные тучи  низко повисли над  свинцовыми водами Северного моря.
Позади  остались  неприветливые шведские земли  и  скалистое неуютное побережье
Норвегии,  пройден был уже пролив Скагеррак,  "Посланник" шел под парусами мимо
голландских  плодородных  земель,   приближаясь  к   конечному  пункту   своего
путешествия - Английскому каналу. Корабль покачивало на изрядной боковой волне,
но  капитан Бреннеманн не  зря  был  отрекомендован Лефортом вниманию государя,
умело и искусно вел капитан судно через штормящее море,  даром что немец,  а не
искусный в кораблевождении голландец или англичанин.
 Иван Мягков,  лежа на незастланной постели в отведенной каюте,  предавался
мечтаниям.
 Не о  славе,  не о  доблестях мечтал молодой флотский офицер,  обласканный
вниманием  государя.   О   любви  мечталось  ему.   Вспоминал  Иван  Анастасию,
оставленную в  далеком  поморском поселении.  Беспокоился Иван  об  оставленной
возлюбленной.
 - Верь мне,  Настенька,  я вернусь,  -  сказал Иван.  - Ванечка. - Женщина
заплакала.  - Ничего хорошего не будет. Не позволят тебе быть со мной, сам ведь
ты это знаешь. Сам все лучше моего понимаешь!
 Иван обнял любимую,  погладил гибкую спину,  задумчиво и  тоскливо глядя в
потолок. Права была Настасья - никогда ему не позволят отец с матерью связаться
с безродною девкою.  Плевать Ивану было, что осудят его в обществе, он бы и без
общества этого прекрасно прожил, только вот не позволят!
 - Брошусь в ноги государю,  - хрипло сказал он и сам себе не поверил. Нет,
не в  то не поверил,  что бросится,  в то не поверил,  что государь его поймет.
Хоть  и  говорят про  него,  что  вот  уже  год  сам  Петр  Алексеевич живет  с
лифляндской девкою Катериной,  урожденной Скавронской, находившейся в услужении
у  светлейшего князя  Меншикова.  Но  ведь  что  позволено Юпитеру,  никогда не
дозволится быку.
 - Ох,  Ванечка!  -  Слезы ожгли грудь. - На беду мы с тобою встретились...
Люб ты мне, ждать тебя буду, только не будет нам счастья!
 Иван сел,  склонился,  натягивая ботфорты. Хотелось куда-то бежать, делать
что-то.  Но  некуда  бежать  было,  а  что  сделать  можно,  Иван  не  знал.  С
Востроухов