уже вольно расстегнутые,  раскуривали по  второй,  а  то  и  по
третьей трубке.
 - Ван-ня,  -  с улыбкою нетвердо сказал капитан Брен-неманн. - Что гуляешь
напрасно?  В  твои  годы надобно девиц взглядами завлекать.  Всему свое время -
время...  э-э-э...  голоштанным бегать  и  время  гнездо  семейное вить,  время
политесы... э-э-э... с девицами вести и время пуншем душу травить.
 - Зо,  зо,  -  с  важной  усмешкой соглашался Андрей  Иванович Остерманн и
поднимал указательный палец. - Так есть, капитан Бреннеманн!

2. ГОСУДАРЕВЫ ЗАБОТЫ

 Государь меж  тем  пребывал в  Варшаве,  где крепко занемог лихорадкой.  В
письме  Петр  благодарил  Федора  Матвеевича  Апраксина,   что   тезоименитство
государево тот справлял в его домике.  Опять обращался к флоту,  тревожился, не
сыроват ли лес, и приказывал деньги на содержание Петербургского флоту брать из
соляных сборов.
 В   Варшаве  Петр  Алексеевич  собрал  военный  совет,   На   том   совете
главнокомандующим объявлен был  Шереметев.  Недовольного Меншикова Петр оставил
под Шереметевым. "Горяч ты, Алексашка, да дерзок не по уму, - сказал Петр. - Не
войско на тебя оставить боюсь,  авантюр твоих, князь ты наш римский, опасаюсь!"
Однако же в день рождения своего государь пожаловал любимца князем Ижорским.
 Сам государь положил себе для диверсии ехать в Петербург. Секретная депеша
Головкину да Сенявину ушла еще ранее, нежели государь покинул Варшаву.
 Карл  между  тем  переправился с  войском своим  через Одер  и  двинулся в
сторону  Кракова,  разделив свою  армию  на  три  части.  Петр  отрядил  против
шведского войска генерал-поручика Боура с конницею и генерал-майора фон Шведена
с пехотою.  Апраксину же было сказано,  чтобы тот два полка отправил ко Пскову,
ибо  Левенгаупт проявлял активность и  вполне  был  способен нежданную диверсию
произвести.
 Сим  отметившись,  Петр прибыл в  Гродно,  где принял Преображенский полк,
немало  порадовавший его  выправкой  и  полной  готовностью к  бою.  Из  Гродно
государь проследовал в  Вильно.  Здесь  он  инспектировал войска князя Репнина,
оттуда двинулся на соединение к  Александру Даниловичу Меншикову,  что стоял со
своими полками в местечке Меречь. На заседании совета решено было пехоте идти к
границе своей,  а  коннице,  куда входил отчаянный татарский полк и  еще  более
отчаянный отряд  казаков,  зарабатывавших прощение государево после  Астрахани,
тревожить неприятеля и не давать ему покоя ни в чем.
 Между  тем  шведский король оконфузился и  едва  не  попал в  плен.  После
отъезда  Петра  Алексеевича из  Варшавы Карл  с  небольшим отрядом переправился
через Вислу,  желая высмотреть русское войско, но попал под атаку и едва не был
полонен.  Отчаянные шведские гренадеры легли  смертно,  однако  государю своему
дали  спастись.  Уже  у  самого берега,  когда Карл благодарил Бога о  явленной
милости,  ядро  из  малой  мортирки  повредило его  лодку.  На  счастье,  пошло
мелководье, и великий король отделался всего лишь малым насморком.
 Узнав о том, государь Петр Алексеевич не сдержал сожаления.
 Сам он меж тем через Великие Луки,  Новгород, Ладогу и Шлиссельбург прибыл
в  Петербург и  23 октября 1707 года явился прямо с  дороги в  дом к Апраксину.
Первым, что Петр спросил, было - где? Апраксин указал на море. Два дня государь
отсыпался и  пьянствовал с  Апраксиными и  приближенными,  утром  30-го  числа,
никому не сказавшись,  ушел в море. Восемь ден государь пробыл на кронштадтских
работах,  работал с жадностию сам и окружающих к лени не призывал, затем прибыл
к острову Котлин,  где наблюдал действие самоходной мины Курилы Артамонова и от
сего испытания был в великом восторге.
 Воротясь в  Петербург,  в  первых числах ноября Петр Алексеевич в соборной
церкви  святой Троицы венчался с  Катериной,  беззнатной мариенбургской девкой,
бывшей когда-то  замужем за  недолго пожившим на белом свете шведским трубачом,
потом побывавшей под  русским солдатом в  обозе,  познавшей до  государя любовь
фельдмаршала Шереметева и светлейшего князя Меншикова.
 Празднование было  не  слишком пышным и  великим,  ни  один  еще  государь
российский не мешал так своей крови. Кое-кто из окружения государя недовольно и
дерзко роптал.  Петр отмахивался.  К  тому времени от Екатерины у него уже было
двое  детей.  Жизнь  Петра  складывалась  в  соответствии с  его  привычками  и
сообразностями,  большую часть  жизни  государь проводил в  походных разъездах,
потому  и  супруга Петру  Алексеевичу требовалась такая,  чтоб  не  тяготили ее
привычки мужа.  Екатерина Скавронская,  к  тому времени начавшая носить фамилию
Михайлова,  оказалась именно той  подругой,  что  потребна была Петру.  Она без
тягот и жалоб преодолевала с ним бескрайние просторы империи, жила в болотистом
и неуютном еще северном Парадизе,  это была женщина, душевная стойкость которой
придавала крепость и семье, и самому государю.
 Екатерине исполнилось в  тот  год девятнадцать лет.  Государю шел тридцать
шестой год.
 После  того  Петр  выехал  в  Москву,  недавно  пережившую великий  пожар,
причинивший немалый урон строениям и жившим в столице жителям.
 Северная  война  тяготила Петра.  Каждый  государь мечтает  о  процветании
своего государства.  Петр предложил Карлу мир при условии,  что шведский король
согласится.  с  приобретениями российскими и  оставит Петру  Ингрию с  городами
Кроншлотом,  Шлиссельбургом и  Петербургом.  Карл  был  заносчив.  Он  назначил
генерала своего Шпара московским губернатором и  объявил свое желание свергнуть
Петра с престола, а империю русского царя разделить на малые княжества.
 Карл  напомнил своим министрам исторический анекдот.  Некогда войска Луция
Сципиона прибыли  в  Азию,  где  им  предстояло сражаться против  царя  Антиоха
Великого.  Антиох,  предчувствуя поражение,  прислал послов  для  переговоров о
мире,   но  Луций  Сципион  послам  в   соглашении  отказал  и   заметил,   что
договариваться надо было раньше,  а  не тогда,  когда седло и  узда уже готовы.
"Нам,  - заносчиво и самодовольно заметил Карл, - предстоит загнать московского
медведя  обратно,  в  его  холодные морозные леса.  Условия перемирия мы  будем
обсуждать, когда я войду в Москву".
 - Брат мой хочет быть Александром,  -  со вздохом заметил Петр. - Однако ж
он не найдет во мне Дария.
 Старым солдатам и  урядникам Вейдова и Бутырского полков за поход в Троицу
государь приказал прибавить по рублю к жалованью.

3. ГОСУДАРЕВА ДИПЛОМАТИЯ

 Государи дерутся,  а  холопы их службу справляют.  И чем отчаяннее дерутся
государи,  тем тяжелее доводится их подданным.  Сия нехитрая истина многократно
проверена историей и  отражена в летописных скрижалях не единожды.  В штормовую
непогоду шел "Посланник" с  подводкою на борту к берегам Альбионовым.  Волнение
было таким,  что требуху свою с трудом удавалось держать за зубами, зелены были
Мягков с  Раиловым,  а  уж  Суро-викин вообще иной раз часами свешивал голову в
окно каюты,  богохульно отзываясь и  о  небесах,  и.  об отцах командирах,  и о
непогоде,  но особо поносил англичан за то,  что они поселились столь далеко от
России,  а  еще более за то,  что живут на туманных островах,  куда и в хорошую
погоду нелегко добираться.
 Еще  при  жизни адмирала Головина английскому посланнику в  России Чарльзу
Витворду задавался вопрос  о  посредничестве Англии  между  шведским королем  и
русским государем.  Витворд ответствовал уклончиво,  де, король Швеции не имеет
никакой склонности к миру.  Однако едва возникла опасность, что Карл нападет на
Австрию,  в  Лондоне  недовольно зашевелились.  Петр,  считая  Англию  наиболее
влиятельной  державою   среди   участников  великого  союза,   направил  своего
посланника в  Гааге  Андрея Артамоновича Матвеева с  дипломатической* миссией в
Лондон.
 Как дипломат Андрей Артамонович был без характеру,  чем и показал себя еще
во  Франции  по  делу  русских кораблей братьев Бражениных и  Елизара Избранта,
захваченных  дюнкеркскими каперами.  Кораблей  так  и  не  вернули,  но  король
французский через министра своего де  Тоси объявил посланнику,  что  впредь все
московские  корабли,  что  войдут  во  французские  гавани,  будут  встречаться
приятельски.  С  тем Матвеев и  уехал обратно в  Гаагу,  а следить за делами во
Франции остался дворянин Постников, бывший там резидентом русского государя.
 Инструкции Петра Алексеевича были незатейливы. Русский дипломат должен был
напомнить королеве Анне о  ее обещании,  данном через Витворда,  ведь Карл явно
держал  сторону  Франции  и  поддерживал венгерский бунт.  Белено  было  такоже
сказать английским министрам,  если спросят,  какова будет польза их отечеству,
что московский государь пошлет войска,  куда им,  английским министрам, надобно
будет,  и  полки свои по надобности в  Венгрию введет и  потребные для флота Ее
королевского величества  материалы  поставит.  Условия  мира  между  Россиею  и
Швецией царь  Петр Алексеевич отдавал на  откуп королеве,  выговаривая лишь то,
что возвращенное пушками отеческое достояние за Россиею же и останется.
 Ежели  Матвеев  увидит  невозможность исполнения  государевых  инструкций,
должен он склонить на свою сторону Мальбрука и королевского казначея Гольдфина,
а  также  северных  посольств  секретаря и  обещать  им  по  содействию немалые
подарки. Вести себя Матвееву надлежало осторожно и прежде разведать, склонны ли
оные лица к акциденциям, а також остерегаться, чтобы даром чего не раздать.
 Сразу по прибытии Матвеев уведомил государя, что с первого же случая нашел
к  себе обхождение господ англичан самое приятственное,  однако из  внутреннего
исполнения действ ожидает куда более, чем от внешностей.
 Да,  королевская власть в  Англии была не  самодержавной -  без  поддержки
парламента королева Анна не могла ничего, даже сыпать обещаниями без исполнения
оных.
 Тори да виги держали разные стороны,  сговориться с  обеими сторонами было
трудненько и даже невозможно.  Матвеев имел аудиенцию у королевы и вскоре после
оной  встретился с  государственным секретарем Гарлеем,  коему подал письменное
предложение о союзе.
 Гарлей с Матвеевым держался приятельски,  но от ответов уходил. Наконец он
приватно объявил послу, что королева в случившихся политических обстоятельствах
не желает ссоры ни с Петром, ни с Карлом, тем более что Мальбрук своего добился
- король Карл заявил, что не тронет Австрию.
 Политесы  дипломатические требовали заклания золотого тельца.  Петр  опять
объявил Матвееву, что для достижения целей во благо государства Российского тот
может не скупиться.  Однако ж подкупные суммы открыто было везти рискованно,  и
по  указанию Петра "Посланник" с  подводкою на  борту дважды ходил к  суровым и
туманным Альбионам,  чтобы доставить в верное место тяжелые сундуки.  Поручения
были исполнены с  честью и  совестливостью,  о  чем  Андрей Артамонович доносил
государю.  Тайным  указом  Петра  Бреннеманн и  офицеры  "Садко"  жалованы были
медалями и  деревеньками с  душами,  тем  самым произведены были  в  кавалиеры.
Указом государь объявлял всех их славными соратниками своими и именовал щуками,
что жирным карасям политическим дремы и спокойствия не дают.
 Мошна да заведенные знакомства дали свое -  в  конце августа королева Анна
сама  объявила Андрею  Артамо-новичу,  что  готова  вступить в  великий союз  с
московским государем,  а  уже  в  самом начале сентября в  дом  к  нему приехал
Гарлей,  чтобы потолковать о содержании ответной грамоты, которой объявлялся бы
заключенный союз. и условия, на которых сей союз заключен бы был. Наряду с оным
королева желала такоже и  торговый трактат подписать,  к пользе и благоденствию
обоих государств.
 Герцог Мальбрук писал Матвееву,  что употребит все свое старание у Штатов,
чтобы побудить их к  согласию на принятие России в  великий союз,  но лисе этой
Андрей Артамонович верил  слабо,  потому и  писал  оставленному в  Гааге агенту
своему Фанденбергу,  чтобы тот разузнал,  коим образом герцог будет действовать
по русскому делу,  будет ли держать слово свое или окажется, что мед у него ,на
языке, а в сердце желчь.
 А  Штаты  все  медлили и  медлили.  Миновал один  месяц,  затем  другой  -
английские министры на наскоки Матвеева объявляли: дожидаются герцога. В первых
числах  ноября  герцог наконец объявился.  К  чести  его,  на  другой же  вечер
дипломат английский посетил русского посланника. Пили ром и глинтвейн.
 - Нет  возможности вас обнадежить,  Андрэ,  -  развел руками герцог.  -  Я
старался.  Я  встретился со всеми,  от кого решение этого вопроса в зависимости
стоит.  Штаты склонны к согласию, но предстоят большие хлопоты, чтобы убедить к
тому союзников.
 - За чем же дело стало? - поднял чашу Матвеев.
 - В  том беда,  что время военное.  А военные действия порой непреодолимые
трудности создают.
 - Герцог.  -  Матвеев поставил чашу на стол.  -  Я  прошу вас ответить без
увороток, как честного человека. Сами знаете, от слова "халва" во рту сладко не
станет.  Может  мой  государь рассчитывать и  надеяться или  надежды эти  будут
праздными?
 Мальбрук пожал плечами.
 - Смею надеяться, что все будет хорошо, - сказал он.
 - Могу ли я сообщить о том государю? - настаивал Андрей Артамонович.
 - Отчего же нет?  -  удивился герцог,  тонко улыбнувшись.  Вместо действия
Матвеев слал в Москву обещания да обнадеживания.
 Ах,  дипломатия!  Куснуть с  улыбкою,  а за делом порой и своего не забыть
урвать!  Фанденберг доносил,  что у герцога есть свои интересы -  за содействие
видам царя герцог Мальбрук желал получить российское княжество. О том и объявил
в  Гааге  Его  величества агенту  Гюйсену.  Матвеев и  Гюйсен немедля донесли о
желаниях английской лисы  своему  шефу  Головкину.  Тот  отнес  донесения Петру
Алексеевичу. Царь ознакомился с ними, некоторое время молчал, потом сказал:
 - Черт  с  ним!  Ежели  герцог будет  усилия свои  к  исполнению желаемого
принимать и  немалых успехов в том добьется,  то пусть выбирает любое княжество
из Киевского, Владимирского или Сибирского. В действиях своих вольно ему будет,
пусть всяким образом ублажает королеву,  пусть хоть ее е...т, а миру доброго со
шведам нам добьется.  Ежели он  оное учинит,  то  обещай герцогу,  что до конца
жизни ему будет с  княжества по пятьдесят тысяч ефимков ежегодно и орден Андрея
Первозванного прислан будет с брильянтами да рубинами.
 "Посланник" с  подводкою был направлен к  английским берегам в третий раз!
На сей раз сундучок, доставляемый в Англию, заметно потяжелел.



 * Глава восьмая *

1. ГИБЕЛЬ ФРАНЦУЗСКОГО КАПЕРА

 Мимо  шведских  берегов,  стороною,  неторопливо  покачиваясь на  волне  и
раздувая паруса попутным ветром,  "Посланник" двигался привычным уже курсом. Во
все  стороны  от  корабля  расстилался легко  волнующийся голубец -  все  же  в
голомени шли, не жались к берегам.
 Бреннеманн хозяйственно прошелся по  палубе,  выхватывая глазом матросские
упущения, дал команду боцману, постоял немного на мостике, оглядывая горизонт в
подзорную трубу. Близких парусов не было, и капитан со спокойной душою прошел в
кают-компанию.  Капитан-лейтенант Раилов сидел за  столом и  читал "Ведомости".
Читал он их с комментариями, поэтому выходило изрядно забавно.
 Григорий Суровикин лежал на  постели и,  что называется,  давил хоря -  уж
больно жалобные всхрапывания из  его  угла  доносились.  Рука минера свисала до
полу,  рот был полуоткрыт,  мускул на  скуле подергивался,  словно бы  славного
минера донимала шальная муха.  Надо было заметить, что последнее время Григорий
Суровикин изменился к лучшему, серьезнее стал, на купцов с агрессия-
 ми  не  ходил,  да  и  пьянство его  резко сократилось.  Может быть,  тому
способствовал  приезд  в  Петербург  суровикинской жены  с  двумя  черноглазыми
казачатами, которые лицом были вылитые папаньки, только моложе и без усов. Жену
Григория Суровикина звали  Дарьей,  была  это  разбитная и  по-донскому плавная
казачка лет тридцати.  Муженька своего она знала предостаточно,  поэтому стоило
тому  задержаться,  как  Дарья отправлялась к  "Трем ершам" или  в  "Ерофеич" и
действительно моментально находила мужа.  Если Григорий был трезв,  то напиться
он  уже не  успевал,  а  ежели он все-таки Бахусу дань уже отдал,  то Дарья его
воспитывала,  как истинная Пандора, с таких потчеваний либо разом протрезвеешь,
либо в  унынии вечор весь быть останется.  Впрочем,  по  всему было видно,  что
женку свою Григорий крепко любил,  в детях же вообще души не чаял.  "Мои Минька
да  Коська,  придет  время,  отца  в  чинах  обгонят,  -  хвастал он  иной  раз
собеседникам в  "Ерофеиче".  -  Сейчас уже в  цифирную школу бегают,  а  придет
время,  государь их  в  заграницы учить отдаст.  Бравые выйдут из  них  моряки.
Здесь-то  к  тому времени им  делать нечего будет,  покорим мы шведа,  а  вот в
схватках жестоких с Портою пацаны мои себя еще окажут!"
 Капитан  Бреннеманн сел  за  стол  и  принялся неторопливо набивать добрую
английскую трубку пахучим голландским табаком.
 - Ивана не вижу, - сказал он.
 - Подводку доглядает, - пояснил Раилов, не прерывая чтения. - Он же какой?
Не привык без дела сидеть.  А вдруг спуск ожидается быстрый?  Надо, чтобы все у
него  было  в  готовности.  Воду  поменяет,  сухари переменит,  воздушные банки
подновит, чтобы все по регламенту было.
 - Жениться ему надо, - сказал сердито Бреннеманн.
 - Для Ваньки жениться не  напасть,  он все боится,  как бы не пропасть,  -
рассеянно отозвался Раилов. - Ты смотри, Иоганн! Опять отказано нам бесчестно в
осво  бождении пленников,  что  в  семисотом под  Нарвою в  полон к  неприятелю
угодили.  Как бы  не  пришлось нам и  по  их душу в  плаванье пускаться...  Как
мыслишь, капитан?
 - Чаю я,  что акциденции малые шведским сенаторам да  министрам предложены
были,  -  покачал головой капитан "Посланника",  раскуривая трубку.  Над столом
вились  сизые  дымные кольца.  -  Вот  уж  служба холопья ругаются промеж собой
государи, а сидельцами все военачальники случаются, и головы дипломатам рубят.
 - Кстати, - поднял голову Раилов, - а где Андрей Иванович?
 - На палубе сидит,  -  сказал Бреннеманн.  -  Выкатил бочонок с солониной,
уселся и в глубины морские поплевывает.
 - Грех это.  -  Раилов бросил "Ведомости" на стол, неторопливо и со вкусом
потянулся.
 - Это нам с тобой грех кормильца своего оплевывать,  - возразил капитан. -
А Андрей Иванович дипломат все ж таки,  он вкуса морской соли не знает, мозолей
от пеньки не нагреб. Ему-то все равно.
 - Ладно мы. - Раилов встал, обеими руками приглаживая черные волосы. Парик
его лежал подле газетки и треуголки на столе,  и надевать его капитан-лейтенант
не торопился. - А вот ему-то каково бестолково по морю шляться?
 - У каждого своя служба,  -  сказал Бреннеманн.  -  Вишь,  там,  в Англии,
Андрей Артамонович не справляется, вот мы ему тайную подмогу везем.
 - Да што ж, неужто он там сам с кем надо встретиться не может? - усомнился
Раилов.  -  Чай,  ему ближе там,  не  близкий ведь путь с  Петербурга в  Лондон
тащиться.
 - Яков,  Яков,  -  покачал головой Бреннеманн. - И ведь большенький уже, а
разум по-прежнему...  э-э-э...  ди-тячий.  Что ж  мы подводку нашу под холстами
прячем?
 - Секретность блюдем, - усмехнулся Раилов.
 - Вот и  Андрею Ивановичу Остерманну мы должны секретность...  э-э-э...  в
его  действиях обеспечить.  Посланник в  Англии у  всех на  виду,  с  кем  надо
встретиться без опасений не может. А ежели и встретится, то есть такие секреты,
коие э-э-э...  лишь государю в прямые уши доверить можно. А посланник из Англии
уехать  не   может,у   него   там   забот  вполне  достаточно.   Понятно  тебе,
капитан-лейтенант?
 - Ясный перец, - снова засмеялся Раилов.
 В каютувошел озабоченный капитан-лейтенант Мягков.  Светлые усики его были
гневно вздернуты.
 - Блажишь,  Яшка, - хмуро сказал он. - Ты хоть бы свечи в своем канделябре
поменял,  все выгорели. Да и иная остуда у тебя наблюдается - карты разбросаны,
воском залиты...