ишка! - вопили хором Радж, мисс Радж и приказчик, а я, совершенно  сбитый
с толку, никак не мог понять, в чем они меня обвиняют.
     - Члены городского магистрата как раз  заседают  в  ратуше.  Сейчас  же
отведем туда этого малолетнего преступника, - сказал бакалейщик. - Захватите
с собой ящик, констебль. Боже мой! Что скажет его несчастный дед!
     Все еще не понимая, в чем дело, я под конвоем отправился в  ратушу.  По
дороге нам встретилось с полдюжины  мальчишек,  отпущенных  после  обеда  из
школы. Был базарный день, и на улицах толпилось множество  народу.  Все  это
случилось сорок лет назад, но мне до сих пор снится  этот  день,  и,  будучи
пожилым шестидесятилетним джентльменом, я все еще  воображаю,  будто  мистер
Билз тащит меня за шиворот по базарной площади города Рая.
     Несколько моих соучеников присоединились к нашей  мрачной  процессии  и
отправились вместе со мною к мировому судье.
     - Дени Дюваль украл деньги! - вскричал один.
     - Теперь понятно, откуда у  него  такой  шикарный  костюм,  -  злорадно
заметил другой.
     - Его повесят, - заключил третий.
     Люди, толпившиеся на базарной площади, с гоготом пялили на меня  глаза.
Все происходящее казалось мне страшным сном. Пройдя  под  колоннами  крытого
рынка, мы поднялись по ступеням ратуши,  где  находились  члены  магистрата,
избравшие для своего заседания базарный день. Как  затрепетало  мое  сердце,
когда я увидел среди них дорогого доктора Барнарда!
     - О доктор! - восклицает несчастный Дени, ломая  руки.  -  Вы  ведь  не
верите, что я виновен!
     - В чем виновен? - громко спрашивает доктор, сидевший на возвышении  за
столом рядом с другими джентльменами.
     - В воровстве! Он  обокрал  мою  кассу!  Он  украл  две  полкроны,  три
шиллинга и медный двухпенсовик. Все они были меченые! -  вопят  хором  Радж,
приказчик и мисс Радж.
     - Дени Дюваль ворует шестипенсовики! - восклицает доктор. - Да я скорей
поверю, что он украл дракона с церковной колокольни!
     - Тише, мальчики! Соблюдайте тишину в суде, а не то я прикажу всех  вас
выпороть и выставить за дверь, -  сказал  секретарь  суда  моим  соученикам,
которые пришли со мною в залу и теперь громкими криками приветствовали  речь
доброго доктора. - Это очень серьезное обвинение, - продолжал он.
     - Но в чем заключается это обвинение,  любезный  мистер  Хиксон?  Вы  с
таким же успехом можете посадить на скамью подсудимых и меня и...
     - Прошу прощения, сэр, быть может, вы позволите мне продолжать судебное
заседание, - досадливо перебил его секретарь. - Говорите,  мистер  Радж,  не
бойтесь никого. Вы находитесь под защитой суда, сэр.
     И тут я наконец узнал, в чем меня обвиняют. Радж, а вслед за ним и  его
дочь заявили (к ужасу своему должен добавить: под присягой!),  что  они  уже
давно недосчитывались в кассе денег - то нескольких шиллингов, то  полкроны.
Сколько именно было украдено, они точно не знают, может быть, фунта два  или
три, но только деньги все время пропадали.  В  конце  концов,  сказала  мисс
Радж, она решила пометить несколько монет,  и  эти  деньги  были  найдены  в
ящике, который принадлежит Дени Дювалю и который констебль принес в суд.
     - Джентльмены! - в отчаянии воскликнул я. - Это гнусная ложь;  она  уже
не в первый раз на меня наговаривает. На прошлой неделе она сказала,  что  я
хотел ее поцеловать, и тогда они с Бевилом оба  на  меня  набросились,  а  я
никогда в жизни не хотел целовать эту противную... и да поможет мне...
     - Нет, хотел, мерзкий лгунишка! - закричала  мисс  Сьюки.  -  А  Эдвард
Бевил за меня вступился, и  мы  тебя  хорошенько  вздули,  и  поделом  тебе,
негодник ты эдакий!
     - А еще он выбил мне ногой зуб, да, выбил. Разбойник он, вот он кто!  -
завопил Бевил, чья челюсть и  в  самом  деле  изрядно  пострадала  во  время
потасовки на кухне, когда его драгоценная возлюбленная  явилась  к  нему  на
помощь с раздувальными мехами.
     - Он обозвал меня трусом, а я побил его в честном бою, хотя он  намного
меня  старше,  -  всхлипывая,  проговорил  арестованный.  -  А  Сьюки   Радж
набросилась на меня и отлупила, а если я его лягнул,  так  ведь  и  он  тоже
лягался.
     - И после этого состязания в ляганье они обнаружили, что ты украл у них
деньги? - спросил доктор и, обернувшись, многозначительно посмотрел на своих
собратьев - членов магистрата.
     - Мисс Радж, прошу вас, продолжайте свои показания, - сказал  секретарь
суда.
     Раджи рассказали, что когда они заподозрили меня в воровстве, то решили
в мое отсутствие обыскать все мои шкафы и ящики и в одном  из  ящиков  нашли
две меченые монеты по полкроны, три шиллинга и медный пистолет,  и  все  это
теперь представлено в суд.
     - Мы с приказчиком мистером Бевилом нашли в ящике деньги,  и  тогда  мы
позвали из лавки папашу и сбегали за констеблем мистером Билзом, - он  живет
через дорогу, - а потом воришка пришел из школы, и тут  мы  его  схватили  и
привели сюда, ваша честь. Я всегда знала,  что  он  кончит  на  виселице!  -
прокричала моя супостатка мисс Радж.
     - Как же так, ведь ключ от этого ящика у меня в кармане!  -  воскликнул
я.
     - Мы нашли способ его вскрыть, - сильно покраснев, сказала мисс Радж.
     - Ну, если у вас был второй ключ... - вмешался доктор.
     - Мы взломали его щипцами и кочергой - мы с Эдвардом, то есть,  я  хочу
сказать, с мистером Бевилом, приказчиком, - сказала мисс Радж.
     - Когда вы это сделали? - дрожащим голосом спросил я.
     - Когда? Да когда ты был в школе, разбойник несчастный! За  полчаса  до
того, как ты пришел обедать.
     - Том Пэррот, Том Пэррот!  Позовите  Тома  Пэррота,  джентльмены,  ради
бога, позовите Тома! - вскричал я. Сердце у меня билось так  сильно,  что  я
едва мог говорить.
     - Я здесь, Денни! - раздался из толпы голос Тома, и в ту же  минуту  он
предстал перед почтенными судьями.
     - Спросите Тома, доктор, милый доктор Барнард! - продолжал  я.  -  Том,
когда я показывал тебе мой пистолет?
     - Утром, перед уроками.
     - Как я это сделал?
     - Ты отпер ящик, вынул из носового платка пистолет,  показал  его  мне,
потом достал два кремня, пороховницу пули и форму для отливки пуль, а  потом
положил все на место и запер ящик.
     - А деньги там были?
     - В ящике был только пистолет, пули и все остальное. Я туда заглядывал,
он был совсем пустой.
     - И после этого Дени Дюваль все время сидел рядом с тобою в школе?
     - Да, все время... не считая того, когда учитель вызвал меня и выпорол,
потому что я не выучил Кордериуса, - с лукавой усмешкой отвечал Том.
     Тут все захохотали, а ученики  Поукоковой  школы  услышав  показания  в
пользу своего товарища, громко захлопали в ладоши.
     Мой добрый доктор протянул мне руку через перила скамьи подсудимых,  и,
когда я пожал ее, сердце мое  переполнилось  и  из  глаз  потекли  слезы.  Я
подумал о малютке Агнесе. Что бы она почувствовала, если бы ее любимого Дени
осудили за  воровство?  Благодарность  моя  была  так  велика,  что  радость
оправдания намного превысила горечь обвинения.
     А какой шум подняли ученики Поукока, когда я вышел из суда! Мы  веселой
гурьбой скатились с  лестницы  и,  очутившись  на  базарной  площади,  снова
принялись радостно кричать "ура". Мистер Джо Уэстон как раз покупал на рынке
зерно. Мельком взглянув на меня, он заскрипел зубами и в ярости  сжал  рукою
хлыст, но теперь я ничуть его не испугался.


Глава VII. Последний день в школе



     Когда наша  веселая  компания  проходила  мимо  кондитерской  Партлета,
Сэмюел Арбин, - я как сейчас помню, этого жадного мальчишку с густой бородой
и с баками, хотя всего лишь пятнадцати лет от роду, - объявил, что  в  честь
победы над врагами я  обязан  всех  угостить.  Я  сказал,  что  если  хватит
четырехпенсовика, то я готов, а больше у меня ничего нет.
     - Ну и врун же ты! - вскричал Арбин. - А куда ты девал  те  три  гинеи,
которыми хвастался в школе? Ты же их всем показывал. Может, это их  и  нашли
во взломанном ящике?
     Этот Сэмюел Арбин был одним из мальчишек,  которые  злорадно  хихикали,
когда констебль вел меня в суд, и я даже думаю, что он бы очень обрадовался,
если б меня признали виновным.  Боюсь,  что  я  и  в  самом  деле  хвастался
деньгами и показывал блестящие золотые монеты кой-кому из мальчиков в школе.
     - Я знаю, что он сделал со своими деньгами! - вмешался мой верный  друг
Том Пэррот. - Он отдал все до последнего шиллинга беднякам,  которые  в  них
нуждались, а уж чтоб ты кому-нибудь дал хоть шиллинг,  Сэмюел  Арбин,  этого
еще никто не слыхивал.
     - Если только он не мог содрать за это восемнадцать пенсов! -  пропищал
чей-то тоненький голосок.
     - Не будь я Сэм Арбин, если  я  не  переломаю  тебе  все  кости,  Томас
Пэррот! - в ярости завопил Сэмюел.
     - Сэм Арбин, после Тома тебе придется иметь дело со мной. Впрочем, если
тебе угодно, мы можем заняться этим хоть сейчас.
     По правде говоря, я давно уже мечтал вздуть Арбина. Он был  мне  плохим
товарищем, всегда обижал маленьких и к тому же давал деньги в рост.
     - На ринг! Пошли на лужайку! - закричали хором мальчишки, по  молодости
лет всегда готовые к драке.
     Но этой драке не суждено было состояться, и (если не считать  того  дня
много лет спустя, когда я вновь посетил родные края и отправился к Поукоку с
просьбой отпустить после обеда моих юных преемников)  мне  не  суждено  было
больше увидеть старую классную  комнату.  Когда  мы,  мальчишки,  шумели  на
рыночной площади у дверей кондитерской, к нам подошел доктор Барнард, и  все
тотчас притихли.
     - Как! Вы уже снова ссоритесь и деретесь? - строго спросил доктор.
     - Денни не виноват, сэр! - закричали сразу несколько человек.  -  Арбин
первый к нему пристал.
     И в самом деле - во всех стычках, в которые мне доводилось вступать,  -
а в жизни их у меня было немало, - я всегда оказывался прав.
     - Пойдем, Денни, - сказал доктор и, взяв меня за РУКУ, увел с собой.
     Мы отправились гулять по городу. Когда мы проходили мимо древней  башни
Ипр, по преданию построенной королем Стефаном, - в прежние времена она  была
крепостью, а теперь служила городскою тюрьмой, - доктор промолвил:
     - Вообрази, Денни, что ты сидел бы здесь за  решеткой,  ожидая  разбора
своего дела на судебной сессии. Не очень это было бы приятно.
     - Но ведь я ни в чем не виноват, сэр! Вы же сами знаете!
     - Да, слава богу, это так. Но если б ты  по  воле  провидения  не  смог
доказать свою невиновность, если  б  ты  и  твой  друг  Пэррот  случайно  не
заглянули в этот ящик, ты непременно угодил бы сюда. Чу! Колокола  звонят  к
вечерне, которую служит мой добрый друг доктор Уинг. Как по-твоему, Денни...
не пойти ли нам... и не возблагодарить ли господа... за то, что  он  избавил
тебя... от страшной опасности?
     Я помню, как дрожал голос моего дорогого друга, когда он произносил эти
слова, и как две горячие капли упали из глаз его на  мою  руку,  которую  он
держал в своей. Я последовал  за  ним  в  церковь.  Да,  я  был  преисполнен
глубочайшей благодарности за избавление от страшной беды, но еще более был я
благодарен за заботу и ласку этого истинного джентльмена,  этого  мудрого  и
доброго друга, который наставлял,  ободрял  и  поддерживал  меня.  Когда  мы
прочитали последний псалом, выбранный для этой вечерни, доктор,  как  сейчас
помню, склонил голову, положил свою  руку  на  мою,  и  мы  вместе  вознесли
благодарность всевышнему, который не оставляет малых  сих,  который  простер
десницу свою и избавил меня от неистовства моих врагов.
     Когда служба окончилась, доктор  Уинг  узнал  и  приветствовал  доктора
Барнарда, и последний представил меня своему коллеге - тоже члену городского
магистрата, присутствовавшему на моем допросе. Доктор Уинг пригласил  нас  к
себе. В четыре часа был подан обед, и за столом, разумеется, снова завязался
разговор об утренних событиях. По какой причине эти  люди  меня  преследуют?
Кто их подстрекает? С этим делом были связаны обстоятельства, о  коих  я  не
мог ничего сказать, не рискуя выдать чужие тайны, в которых был замешан  бог
знает кто и касательно которых мне следовало держать язык за зубами.  Теперь
никаких тайн больше нет.  Старинное  сообщество  контрабандистов  давно  уже
распалось, более того, я сейчас расскажу, как я сам  помог  его  уничтожить.
Мой дед; бакалейщик Радж, шевалье, джентльмены из Приората -  все  они  были
связаны с многочисленным сообществом контрабандистов, о котором  я  упоминал
выше и которое имело склады по всему побережью и в глубине страны,  а  также
пособников везде и всюду от Дюнкерка до Гавр-де-Грас. Я уже рассказывал, как
мальчиком несколько раз ездил "на рыбную ловлю" и как,  главным  образом  по
совету моего дорогого доктора, перестал участвовать в  этих  беззаконных  и.
греховных делах. Когда я отказался отправиться с Бевилом в ночной поход и он
обозвал меня трусом, между  нами  вспыхнула  ссора,  которая  перешла  в  ту
достославную битву, когда мы все трое, тузя друг друга кулаками и  брыкаясь,
валялись на полу в кухне. Что заставило милейшую мисс Сьюки возвести на меня
поклеп - ярость по  поводу  выбитых  мною  зубов  ее  возлюбленного  или  же
ненависть ко мне самому? Мой поступок едва ли мог вызвать столь  смертельную
вражду,  о  существовании  которой   говорило   судебное   преследование   и
лжесвидетельство. Между тем причина  для  гнева  дочери  бакалейщика  и  его
приказчика все-таки  существовала.  Они  готовы  были  навредить  мне  всеми
возможными способами и (как в вышеупомянутом случае с раздувальными  мехами)
не брезговали никаким оружием.
     Будучи членами магистрата графства и зная многое из того, что творилось
вокруг,  а  также  характер  своих  соседей  и  прихожан,  оба  джентльмена,
разумеется, не могли  слишком  подробно  меня  расспрашивать.  Контрабандный
шелк, кружева, ром и коньяк? У кого из прибрежных жителей Кента  и  Сассекса
не было таких вещей?
     - И к тому же, Уинг, станете  ли  вы  утверждать,  что  за  все  ленты,
имеющиеся в вашем доме, была заплачена пошлина?  -  спросил  один  доктор  у
другого.
     - Друг мой, - отвечал доктор Уинг, - хорошо, что  моя  жена  ушла  пить
чай, а не то я не поручился бы за мир и покой в этом доме.
     - Дорогой Уинг, - продолжал доктор Барнард, - этот пунш  превосходен  и
стоит  того,  чтобы  коньяк,   из   которого   он   приготовлен,   провозили
контрабандой. Тайно провезти бочонок коньяку не такой уж, страшный грех,  но
когда люди берутся за  эти  беззаконные  дела,  неизвестно,  чем  это  может
кончиться. Я покупаю десять бочонков коньяку с французской рыболовной шхуны,
обманным путем выгружаю их на берег, переправляю куда-нибудь в глубь страны,
хотя бы отсюда в Йорк, и все  мои  компаньоны  тоже  лгут  и  обманывают.  Я
выгружаю коньяк и обманываю таможенного чиновника. Обманным путем  (то  есть
под строжайшим секретом) я продаю его, скажем, хозяину гостиницы "Колокол" в
Мейдстоне, где наш с тобой  общий  друг,  Денни,  проверял  свои  пистолеты.
Надеюсь, ты помнишь тот день, когда его братцу  угодил  в  физиономию  заряд
дроби? Хозяин обманным путем сбывает этот коньяк клиенту. Мы все соучаствуем
в преступлении, тайном сговоре и  обмане;  а  если  таможенникам  вздумается
последить за нами более пристально, мы тотчас хватаемся за  пистолеты,  и  к
преступному сговору добавляется еще и убийство. Уж не  думаете  ли  вы,  что
люди, которые каждый день лгут, остановятся перед  тем,  чтобы  дать  ложные
показания  под  присягой?  Преступление  порождает  преступление,  сэр.  Мне
известно, что вокруг нас гнездятся мошенничество, алчность  и  мятеж.  Я  не
называю никаких имен, сэр. Боюсь, что  люди,  почитаемые  в  свете  и  щедро
одаренные его богатствами, замешаны в этой безбожной контрабанде, и до  чего
только она их не довела? До обмана, беззакония, убийства, до...
     - Осмелюсь доложить, что  чай  подан,  сэр,  -  сказал  Джон,  входя  в
комнату. - Госпожа и барышни вас ждут.
     Дамы уже слышали о допросе ни в чем не повинного  Дени  Дюваля  и  были
очень с ним любезны. К тому времени, когда мы  присоединились  к  ним  после
обеда, они успели переодеться, так как были приглашены на карты к соседям. Я
знал, что миссис Уинг покупает у матушки кое-что из французских  товаров,  и
при обычных обстоятельствах  она  едва  ли  пригласила  бы  к  своему  столу
человека столь низкого происхождения, как сын скромной портнихи, но и она  и
барышни  были  очень  добры,  а  ложное  обвинение  и  доказательства   моей
невиновности расположили их в мою пользу.
     - Вы долго беседовали, господа, - заметила  миссис  Уинг.  -  Наверное,
речь шла о политике и о распре с Францией.
     - Мы говорили о Франции  и  о  французских  товарах,  дорогая,  -  сухо
отозвался доктор Уинг.
     - И о тяжком преступлении, которое совершают контрабандисты и  те,  кто
поощряет контрабанду, любезная миссис Уинг! - воскликнул доктор Барнард.
     - В самом деле, доктор?
     Заметим кстати, что миссис Уинг  и  барышни  были  в  новых  щегольских
шляпках с лентами, которыми снабдила их моя бедная матушка. Дамы покраснели,
и я тоже покраснел, - совсем как ленты на шляпках, - когда поду-лал  о  том,
откуда эти милые дамы их получили. Не удивительно, что  миссис  Уинг  решила
переменить тему разговора.
     - Что этот молодой человек намерен делать после суда? Ведь не может  же
он вернуться к Раджу, этому отвратительному методисту, который обвинил его в
воровстве.
     Разумеется, я не мог к нему вернуться, но об  этом  мы  еще  не  успели
подумать. За те несколько часов, что меня освободили из-под ареста,  у  меня
было множество увлекательных предметов для размышления.
     Доктор хотел отвезти меня в Уинчелси в своей коляске.  Было  совершенно
очевидно, что я не могу вернуться к своим гонителям  -  разве  только  чтобы
забрать свои пожитки и злополучный ящик,  который  они  ухитрились  открыть.
Миссис Уинг подала мне руку, барышни церемонно поклонились, и доктор Барнард
рука об руку с внуком цирюльника покинул этих добрых  людей.  Видите  ли,  я
тогда еще был не морским офицером, а всего-навсего скромным юношей  из  рода
простых ремесленников.
     Между прочим, я забыл сказать, что во время послеобеденной  беседы  оба
священника интересовались моими  успехами  в  науках,  а  также  планами  на
будущее. Латынь  я  знал  весьма  посредственно,  но  зато  по-французски  -
благодаря своему происхождению, а главное, благодаря наставлениям  мосье  де
ла Мотта - говорил лучше любого из моих экзаменаторов, и притом  с  отменным
произношением.  Я  так  же  порядочно  знал  арифметику   и   геометрию,   а
"Путешествиями" Дэмпира восхищался не меньше, чем приключениями Синдбада или
моих любимцев Робинзона Крузо и Пятницы. Я мог выдержать  серьезный  экзамен
по навигации и мореходной астрономии, подробно рассказать о течениях, о том,
как производить суточное счисление пути, определять  местоположение  корабля
но полуденной высоте солнца и так далее.
     - И с лодкой на море ты тоже можешь управиться?  -  сухо  спросил  меня
доктор Барнард.
     При этих словах я, помнится,  покраснел.  Разумеется,  я  умел  править
лодкой - и на веслах, и под парусом, во всяком случае, умел все это еще  два
года назад.
     - Денни, мне кажется, уже настало время, чтобы ты расстался со  школой,
а друг наш сэр Питер о тебе позаботился, - сказал мой милый доктор.
     Я совершенно уверен, что любой мальчишка,  при  всей  своей  страсти  к
учению, не станет очень уж сильно сокрушаться, если  ему  предложат  бросить
школу. Я сказал, что буду счастлив, если мой покровитель  сэр  Питер  окажет
мне внимание. Доктор сказал, что  с  моим  образованием  я  могу  приобрести
положение в свете, а дед мой, по его  мнению,  найдет  средства  экипировать
меня, как подобает джентльмену.
     Я слышал, что юноше, который  желает  стать  морским