возможно, а в том, что
сейчас	нашей  единственной покровительницей является принцесса
Маргарита,  и  если  она  встретит  здесь соперницу, то, будучи
оскорблена  в  своей  любви,  может  перейти  на  сторону наших
врагов!
      -Это совершенная правда! - в ужасе сказала Миетта.- Сарра
непременно   должна  уйти  отсюда!  Пойду  попробую  как-нибудь
удалить ее!
      Ноэ  и  Миетта отошли от окна и подошли к принцу, который
нежно  держал  в  своих  руках	руку  Сарры. Надо полагать, что
Миетта	придумала  что-нибудь очень гениальное, но что именно -
это  так  и  осталось  неизвестным,  потому  что  не успела она
открыть  рта,  как  в  дверь  постучались и на пороге появилась
камеристка принцессы Маргариты.
      Увидев, что Генрих держит в своих руках руку Сарры, Нанси
недовольно  сморщила брови, хотя Сарра по-прежнему была одета в
костюм беарнского мальчика.
      Заметив	недовольный   взгляд   Нанси,	Миетта	 и  Ноэ
почувствовали, что их пробирает легкая дрожь.


			     XXXII

      Мы  оставили  герцога Гиза в комнате принцессы Маргариты.
Долго  простоял  герцог  в  состоянии  полного	отчаяния,  пока
наконец  не понял, что ему окончательно нечего здесь делать. Он
в  последний  раз  оглядел  комнату,  в которой столько раз был
счастлив  прежде,  а затем, подойдя к столу принцессы и отыскав
там перо и кусок пергамента, набросал следующие строки:
      "Прощайте, принцесса! Возвращаю Вам Ваши клятвы... Любите
кого любится. Я прощаю Вас! Генрих".
      Положив  записку	на  видное  место, он вышел из комнаты,
подавляя последний вздох.
      Из  Лувра  он прямо отправился в лавочку Рене. Герцог был
очень  бледен  той  нервной  бледностью,  за которой скрывается
сильное  бешенство,  но  его взгляд был спокоен, и губы кривила
грустная улыбка.
      -Рене!  -  сказал  он.-  Я  уезжаю  из  Парижа и хотел бы
повидать тебя перед отъездом.
      -Ваше высочество, поверьте...
      -Я  хотел видеть тебя, потому что скоро, как я и надеюсь,
события  объединят  нас  так  же, как они объединили нас в этот
вечер... Сир де Коарасс едва ли умрет; он молод...
      -Черт! - с яростью крикнул Рене.
      -Да,  он не умрет, и потому должен настать день, когда мы
с ним встретимся лицом к лицу...
      -Господи! - с глубочайшим презрением сказал Рене.- Какой-
то Коарасс, провинциальный дворянчик...
      Герцог   сморщил	 брови,   а   затем,  желая  как-нибудь
объяснить,  почему  именно сир де Коарасс казался ему, герцогу,
достойным   противником,   и   при   этом   не	 выдать   тайны
действительного имени мнимого "мелкого дворянчика", сказал:
      -Он   беарнец  и	олицетворяет  в  моих  глазах  Наварру.
Выслушай меня как следует, Рене! Наступит час, когда католики и
гугеноты  разделятся  на  две враждебные партии. Я не знаю, кто
будет вождем последних, но клянусь тебе, что с сегодняшнего дня
я  проникаюсь непреклонной ненавистью к кальвинистам и стану их
безжалостным истребителем!
      Не  желая  вступать в дальнейшие объяснения, герцог пожал
руку Рене, переступил порог лавочки и исчез в ночном мраке.
      Через  час  после этого он скакал по направлению к городу
Нанси,	унося  в  глубине своего сердца смертельную ненависть к
Генриху,  будущему королю Наварры, добившемуся любви Маргариты,
которую он, Генрих Гиз, так любил.