Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
Мне
двадцать лет, я обладаю крепким здоровьем, и если не случится
ничего особенного, то я могу прожить до глубокой старости.
Покойной ночи!
У выходных дверей он встретил Рауля, который остановил
их.
- Мы идем спать, покойной ночи, месье Рауль! - сказал
Ноэ.
- Простите,- ответил паж,- у меня имеется поручение к
господину де Коарассу!
- Вот как? - удивленно спросил Генрих.- В чем же дело?
- Вас желает видеть мадемуазель Нанси!
- А кто эта мадемуазель Нанси?
- Очень хорошенькая девушка! - с глубоким вздохом сказал
паж.
- А кроме того?
- Камеристка принцессы Маргариты. Принц вздрогнул и
быстро обернулся назад, окидывая взглядом зал: принцессы уже
там не было!
- Ну что же,- сказал он,- где же эта мадемуазель Нанси?
- Идите за мной,- сказал паж и повел молодых людей не по
большой лестнице, а по коридору налево.
Шагах в тридцати они встретили Нанси, закутавшуюся в
плащ.
- Вы господин де Коарасс? - спросила она принца.
- Черт возьми, хорошенькая девушка! - пробормотал Генрих
достаточно громко, чтобы камеристка могла слышать.
- Месье,- сказала Нанси,- каждый сам знает, чего он
стоит, и комплиментов никто не ищет. Это вы господин де
Коарасс?
- Я, прелестное дитя!
- Ну так отойдем в сторону, так как я должна передать вам
два слова.
Генрих поклоном выразил согласие. Нанси взяла его под
руку и отвела на несколько шагов в сторону, после чего
сказала:
- Принцесса Маргарита поручила мне напомнить вам, что вы
еще должны рассказать ей историю Генриха Наваррского и графини
де Граммон!
- Я готов хоть сейчас рассказать эту историю,- ответил
Генрих.- Но где я могу встретиться с ее высочеством?
- Однако! - сказала Нанси покатываясь со смеху.- Вы
сильно торопитесь, мой красавчик! Это будет не сегодня, а
завтра. Около девяти часов вечера гуляйте по набережной и
ждите. А пока покойной ночи! - И Нанси удалилась.
Рауль и Ноэ подошли теперь к Генриху. Паж сказал:
- Мне тоже нужно сказать вам два слова по секрету!
- Ба! А от кого, милочка?
- От самого себя!
- Отлично! - ответил принц, заметивший, что голос пажа
слегка дрожит.- Возьмите меня под руку, дружок, и проводите
меня немного!
Рауль взял Генриха под руку, Ноэ пошел сзади них. Когда
они вышли через потерну на берег Сены, Рауль сказал:
- Господин де Коарасс, вы нашли Нанси хорошенькой?
- Очаровательной! Рауль протяжно вздохнул.
- Ах, понимаю, что вы хотите сказать мне! Вы любите Нанси
и...
- Да, я ревную ее к вам! - откровенно произнес паж.
- Не ревнуйте! - сказал принц.- Раз я знаю, что вы любите
ее, я уже не буду любить ее!
- О, спасибо, месье! - радостно воскликнул паж.
- Ну а теперь поговорим,- продолжал Генрих.- Вы любите
Нанси; но любит ли она вас?
- Не знаю,- грустно ответил паж.- Бывают дни, когда мне
кажется, что да, и бывают такие, когда я совершенно отчаиваюсь!
- Я видел ее всего несколько секунд, но уже составил себе
ясное представление об этой юной особе, друг мой: Нанси -
кокетка; она любит посмеяться, но у нее, должно быть, золотое
сердце!
- И... вы... думаете...
- Вот что, милый Рауль: вы прелестный парень, но не
знаете женщин! Имеете вы ко мне доверие? Да? Ну так я услужу
вам, и не пройдет и двух недель, как я вам скажу в точности,
любит ли вас Нанси или нет.
- Благодарю вас, господин де Коарасс! - сказал
обрадованный паж, прощаясь с Генрихом.
Затем он повернул обратно, а Генрих взял под руку Ноэ и
отправился с ним дальше. Проходя мимо лавочек, окружавших Лувр,
они увидали, что одна из дверей открыта и оттуда виднеется
свет. На пороге стоял какой-то мужчина, чистивший свой камзол.
- Гляди-ка! - сказал принц.- Да это наш земляк Маликан
открывает свой кабачок, а мы только собираемся ложиться спать!
Покойной ночи, Маликан!
Беарнец узнал их и радостно воскликнул:
- Само небо посылает вас! Войдите скорее ко мне, я должен
сообщить вам нечто важное!
Принц и Ноэ согласились. Он впустил молодых людей в зал,
который в этот ранний час был еще совершенно пуст, тщательно
запер дверь и сказал:
- Только недавно еще я говорил о герцоге Гизе, а теперь у
меня есть кое-что новенькое. Ночью прибыл всадник от герцога и
сказал мне: "Спрячь меня, потому что в Лувре меня знают. Но
постарайся передать сегодня вечером или завтра утром эту
записку девице Нанси, камеристке принцессы Маргариты".
- Ну и что ты сделал с запиской?
- А вот она! - ответил Маликан, доставая из кармана
записку и подавая ее принцу.
- Черт возьми! Она запечатана! - сказал Генрих.
- Так что же из этого? - отозвался Ноэ.- Раз принцесса
Маргарита должна стать вашей супругой, то вы имеете право
знать, что ей пишут!
- Пожалуй, ты прав! - ответил Генрих и без дальних
размышлений вскрыл записку.
XV
Письмо, которое привез посланный от герцога Гиза, было
без подписи и заключало только нижеследующее: Земляк девицы
Нанси спешит уведомить ее, что он не престает думать о ней и
постарается повидаться с нею в ближайшие дни".
Генрих перечел письмо вдоль и поперек и сказал:
- Тут имеется какой-то тайный смысл. Но какой? Ноэ
подошел и тоже взглянул на письмо. Случайно оно оказалось как
раз перед пламенем свечки, и Ноэ заметил, что между написанными
строками слабо виднеются какие-то черточки.
- Эге! - сказал он.- Так вот в чем дело! С этим словами
он взял письмо из рук принца и поднес его к камину, в котором
горел яркий огонь.
- Что ты делаешь? - крикнул принц.
- Не беспокойтесь, я не сожгу письма! - ответил Ноэ.- Я
только проверяю свои подозрения!
Он стал нагревать письмо на пламени камина, и вскоре
прежние строки стали бледнеть и пропадать, а вместо них между
прежними строками проступили новые.
- Что это? - с удивлением спросил принц.
- Это доказательство, что герцог пользуется
симпатическими чернилами, только и всего! - ответил Ноэ.- Вот,
пожалуйте, Анри, читайте теперь! Генри снова взял записку в
руки и прочел:
"Дорогая моя! Вы потребовали моего отъезда, и я уехал. Но
жизнь вдали от вас кажется мне невыносимой долее: я испытываю
адские муки... Одно только слово от вас, и я вернусь в Париж.
Нак коленях молю, чтобы Вы сказали это слово! Я жду его и
надеюсь. Генрих".
- Ну что же, - сказал принц, - раз герцога Гиза зовут
тоже Генрихом, то принцессе будет очень легко привыкнуть ко
мне. Она даже не заметит перемены! - Он хотел бросить письмо в
огонь, но вместо этого сложил его и спрятал в карман, а затем
обратился к Маликану: - Как ты собирался передать это письмо?
- Это было бы нетрудно: я посылаю иногда провизию и вино
в кордегардию швейцарцев, а там часто вертится молодой паж
Рауль, который в большой дружбе с Нанси... Но что мне сказать,
когда посланный проснется?
- Тебе нечего ждать, пока он проснется. Ты пойдешь и сам
разбудишь его, сказав: "Записка отправлена по адресу. Ведено
передать земляку девицы Нанси, что его ждут не ранее как через
десять дней. Дело идет о чьей-то жизни, так что он, посланный,
должен сейчас же уехать!"
Маликан поднялся наверх и вскоре спустился обратно.
- Сделано! - сказал он.- Он сейчас едет.
- До свидания, Маликан,- сказал принц, пожимая руку
беарнцу,- спасибо тебе! - И он ушел с Ноэ домой.
Было уже совершенно светло, когда они подходили к своей
гостинице. У дверей на скамейке сидел человек, вид которого
заставил принца удивленно остановиться. Ведь в последние
двадцать четыре часа он уже в третий раз встречал Вильгельма
Верконсина, приказчика ювелира Лорьо!
- Что вы делаете здесь? - спросил он.
- Поджидаю вас, сударь.
- Так! Вы опять с письмом?
- Нет, сударь, я пришел просить вас последовать за мной!
- Куда?
- Этого я не могу сказать вам, сударь!
- Гм! - буркнул принц.- Что-то уж слишком таинственно!..
Ну да что поделаешь! Подожди меня, Ноэ, я, вероятно, скоро буду
обратно! Идем, милый мой! - обратился он к Вильгельму.
Ноэ не раздеваясь бросился на постель и проспал до
полудня. Когда он проснулся, принца все еще не было. Ноэ
приказал подать себе поесть, но беспокойство лишало его
аппетита.
Шло время, а Генриха все еще не было. Беспокойство Ноэ
все возрастало. Вот уж и вечер наступил. Легкий стук в дверь
вывел Ноэ из его тревожной задумчивости.
- Войдите! - крикнул он.
Это опять-таки был Вильгельм Верконсин; он с самым
беззаботным видом достал из кармана письмо и подал его Ноэ. В
письме было написано: "Не беспокойся обо мне, дорогой друг, я
должен быть узником вплоть до наступления ночи, а так как у
меня есть еще дело в Лувре, то не знаю, когда мы с тобой
увидимся. Поэтому можешь располагать собой, как хочешь.
Генрих".
- Узник? - удивленно спросил Ноэ.- Не можешь ли ты
объяснить мне, как это случилось? Да ты не бойся,- прибавил он,
заметив смущение приказчика,- у меня с ним нет никаких секретов
друг от друга! Вот присаживайся и рассказывай!
- Подробности я все-таки не могу вам рассказать,- ответил
Вильгельм усаживаясь.- Скажу только следующее: дом моего
хозяина имеет два выхода. С одним вы уже знакомы - это явный
выход. Но есть еще тайный, который ведет в лавку суконщика.
Всем известно, что Лорьо богаче самого короля. Но известно
также, что суконщик беднее церковной мыши. А на самом деле этот
суконщик просто агент Лорьо. В тюках с сукном, которые
прибывают в лавку или отправляются из нее, зашиты золотые
слитки и драгоценные камни. Таким образом, у себя в доме Лорьо
не держит драгоценностей больше чем на пару тысяч экю, но никто
не может догадаться, где именно скрыты все его богатства...
- Но я спрашивал не о богатствах Лорьо, до которых мне
нет никакого дела, а о том, каким образом мой друг стал
узником?
- А вот как. Суконщик не живет в этом доме, а является
открывать свою лавку в семь часов утра. Я отвел вашего друга
через лавку в то время, когда суконщика еще не было там, а
теперь...
- Теперь приходится ждать, когда он уйдет к себе домой?
- Вот-вот!
- Понимаю! Ну а все-таки где же мой друг?
- Ну уж этого, простите, я вам сказать не могу!
"Ну, что же,- подумал Ноэ, когда Верконсин ушел, отвесив
глубокий поклон,- Анри сам расскажет мне детали своего
приключения. А теперь, раз беспокоиться нечего, можно пообедать
да и заняться собственными любовными делишками!"
Ноэ пообедал с аппетитом и отправился к мосту Святого
Михаила. Было так темно, что в трех шагах ничего нельзя было
разглядеть. Ноэ воспользовался этой темнотой для того, чтобы
пройти мимо лавочки Рене и заглянуть туда. В магазине не было
ни Рене, ни Паолы. Зато Ноэ заметил Годольфина, который готовил
себе постель. Заглянув сбоку, он убедился, что окно комнаты
Паолы освещено.
- Она ждет меня! Поторопимся! - сказал он и торопливо
сбежал к реке, где на причале стояли лодки.
Воспользовавшись одной из них, Ноэ подъехал к тому
пролету, который, как он высчитал еще накануне, приходился как
раз под окном Паолы. Он тщательно привязал лодку и пополз по
балке к тому месту, где, по его расчетам, должна была
приходиться веревка. Действительно, она была там. Ноэ достал из
кармана тоненькую шелковую лестницу и дернул за веревку. Сейчас
же лестница с веревкой стала подниматься вверх. Ноэ выждал
несколько минут, а затем, подергав за лестницу и убедившись,
что она привязана, стал быстро подниматься.
Вернемся теперь несколько назад, к Генриху Наваррскому,
который рано утром ушел к дому Лорьо с Вильгельмом Верконсином.
Сначала принц думал, что Вильгельм ведет его на Медвежью
улицу, но ее они миновали и направились по улице Святого
Диониса. Тут Вильгельм остановился перед запертой еще лавочкой
торговца сукнами, отпер дверь имевшимся при нем ключом, ввел
принца в лавочку и снова запер дверь на ключ за собой.
Казалось, вся лавка состояла лишь из одной только комнаты, но
Вильгельм подошел к лежавшим в углу трем тюкам сукна, сдвинул
их в сторону, и под ними оказался трап; через него-то Верконсин
и повел Генриха, предусмотрительно взяв его за руку, так как в
проходе была страшная тьма.
Им пришлось идти довольно запутанными ходами, и Генрих не
раз задавался вопросом, уж не попал ли он в западню,
расставленную ревнивым мужем? Но его страхи были напрасны, и
когда они наконец из тьмы вышли к свету, то принц с
удивлением заметил, что находится в мастерской Самуила Лорьо.
Теперь Вильгельм рассказал принцу все то, что читатели
уже знают из предыдущей главы; только он пояснил еще вдобавок,
что о существовании тайного хода должны знать лишь четыре лица:
сам Лорьо, старый Иов, суконщик и он, Вильгельм, и что Самуил
не догадывается о посвящении в эту тайну также и Сарры.
Объясняя все это шепотом и прерывая свои объяснения мольбами
быть как можно осторожнее и не шуметь, Вильгельм довел принца
до комнаты Сарры, в которой принц видел молодую женщину в
первое свое посещение дома Лорьо. Как и тогда, Сарра сидела на
диване, но теперь она не улыбалась, не покраснела при виде
Генриха, а грустно сказала, отвечая на его поклон:
- Присядьте, ваше высочество! Только говорите как можно
тише, умоляю вас!
Принц сел и взял Сарру за руку, чтобы поцеловать. Но
Сарра сейчас же отдернула руку и продолжала:
- Мое поведение должно показаться вам по крайней мере
странным, и я была бы очень смущена своей смелостью, если бы не
находила опоры в чистой совести честной женщины. Кроме того, я
так одинока, так беззащитна! Однажды вы уже спасли меня от
страшного несчастья, и вот я подумала, что, быть может вы и
теперь поможете мне!
- О, разумеется! - горячо отозвался принц.
- Графиня де Граммон и не подозревает, как несчастно
сложилась моя жизнь! Она, наверное, говорила вам о моем муже и
описала его как лучшего из людей? Да? Ну, так я скажу вам, что
Самуил Лорьо подлый убийца!
- Что вы говорите! - удивленно воскликнул принц.
- Правду, только правду, ваше высочество! - ответила
красотка-еврейка.- Но я должна рассказать вам всю свою историю,
и тогда вы поймете меня!
- Я слушаю вас!
- Самуил Лорьо,- начала рассказывать молодая женщина,-
был давнишним слугой сира д'Андуэна, отца Коризандры. Мне было
пятнадцать лет, когда я впервые увидела того, кому суждено было
стать моим мужем. Он пленился мною, а я, кроме отвращения,
ничего не чувствовала к нему. И немудрено: во-первых, Лорьо был
немолод, уродлив и страшно жаден, во-вторых, мое сердце было
уже отдано всецело конюшему сира. Мы старались держать нашу
любовь в страшной тайне, так как по непонятному ослеплению
Гонтран (как звали моего милого) боялся, что сир д'Андуэн не
отдаст меня за него. Ведь Гонтрану было только восемнадцать
лет, а его отец, мелкопоместный, но очень гордый дворянин,
отдавая его к д'Андуэну, сказал, что сын останется у него до
двадцати лет, когда может получить полную свободу действий.
Гонтран боялся, что мой благодетель не возьмет на себя такого
важного вопроса, напишет его отцу, а тот , наверное откажет
сыну в разрешении вступить в брак с такой незначительной
особой, как я. Разумеется, мы ошибались. Если бы мы пали в
ноги сиру д'Андуэну, он, наверное, благословил бы нас, так как
был очень добр и любил меня и Гонтрана. Но, как я уже
говорила, мы не решались на признание, а между тем наши
отношения зашли слишком далеко, и приблизился час, когда
последствия нашего увлечения уже нельзя было бы скрыть... И вот
однажды Гонтран ушел на охоту да и не вернулся обратно.
Отправились искать его и наконец нашли с размозженной головой.
Он по неосторожности упал с отвесного холма на камни - так, по
крайней мере, объяснили себе происшедшее. Вы можете представить
себе глубину моего отчаяния. Меня ждал позор. Вот в такую-то
минуту ко мне и пришел Самуил Лорьо. Он с первых слов сообщил
мне, что знает все, что он сам очень любил Гонтрана и потрясен
его смертью и хотел бы сделать доброе дело в память его. Таким
добрым делом будет предложение мне руки и имени Лорьо. У него
все равно нет ни одной близкой души, а тут у него сразу
появится семья, так как мой сын станет его сыном. Слова этого
человека показались мне якорем спасения. Конечно, я поспешила
согласиться, мой благодетель тоже не отказал в своем согласии,
и через полтора месяца я стала женой Самуила Лорьо. Никто не
знал о моей ошибке, а когда настало время родов, Лорьо сумел
обставить все так хорошо, что ребенок родился в полной тайне.
Кроме старого Иова и верного Вильгельма никто даже не был
посвящен во все происшедшее! Одно только с первой же минуты
рождения ребенка отравило мне счасгье материнства. Доктор
заявил, будто я слишком слаба для тою, чтобы самой кормить
ребенка, и муж сказал, что отвезет мальчика к кормилице. Больше
я и не видала ребенка, и все попытки добиться от мужа сведений
относительно моего мальчика не приводили ни к чему. Однажды
ночью - о, никогда не забуду я этих страшных минут! - Самуил
вернулся с какого-то банкета совершенно пьяным. Надеясь, что
вино развяжет ему язык, я ласково спросила его, где мой
ребенок. "...Ваш ребенок? - с бешенством-переспросил он.- Вы
хотите знать, где ваш ребенок? Ну так это я не могу сказать
вам!" "Но почему?" - спросила я. "Потому что не знаю, в аду ли
он или в раю..." "Как? Он умер?" - крикнула я. "Да, я убил его,
как убил и его отца! - ответил он мне со злобным смехом и
продолжал: - Ведь я любил и люблю тебя, Сарра, я поклялся, что
ты будешь принадлежать мне".
- Негодяй! - крикнул принц.
Сарра помолчала некоторое время, так как рыдания душили
ее, и Генрих не решался обратиться к ней с банальными
утешениями, которые раздражают гораздо больше, чем успокаивают.
- Простите меня, принц, что я рассказала вам эту ужасную
историю,- сказала наконец еврейка, несколько успокоившись,-
однако во все время, в течение которого я связана с этим
отвратительным чудовищем, я еще никому, кроме вас, не
рассказывала этого. Но вам я верю, верю, что вы - мой друг...
- И буду им всю жизнь! - пылко сказал Генрих.-
Приказывайте, я весь к вашим услугам!
- Но я и сама не знаю, что делать! Ведь это чудовище -
мой муж и повелитель, я принадлежу ему, хотя бы только по
имени, и законы на его стороне... Однако я еще не закончила,
принц, и вы должны знать все!
- Я слушаю вас!
- В первый раз вы увидели меня при свете молнии, когда я
спасалась от преследования Рене Флорентинца.
- А, так вы знали его?
- Я узнала его имя перед самым приключением, свидетелем
которого вы были. Случилось все это так. Муж каждый год два
раза ездит в Тюренн с двойной целью: продает ювелирные изделия
и собирает доходы с некоторых поместий, данных мне в приданое
сиром д'Андуэном. Конечно, я всегда должна ездить с ним, так
как Самуил слишком ревнив, чтобы оставить меня в Париже на
такое долгое время. Когда мы в последний раз отправлялись в
путь, на мосту Святого Михаила случилось маленькое приключение,
которое повело к большим последствиям. Надо вам сказать,что муж
требовал, чтобы на мне все