ело.  Александр остановился у одного костра, где несколько
дружинников  улеглись  вокруг  огня.  Он  сошел  с  коня,   передал    его
сопровождавшему его Семке, приказав никуда не отходить и зорко глядеть  по
сторонам, а сам уселся на пне, задумался и  задремал,  опустив  голову  на
руки...
     Чья-то нетерпеливая рука трясла Александра за плечо.  Подняв  голову,
он увидел склонившегося к нему встревоженного Семку:
     - Княже, мой господине! Очнись! Кто-то нам знаки подает.  Глянь-ко на
ту сторону озера! Видишь огни?
     Александр, сразу очнувшись, вскочил на ноги.  Он увидел к  западу,  в
том месте, где находилась богомольная роща, огонек.  То полыхая,  то  чуть
мигая, огонь этот как будто настойчиво и тревожно о чем-то  предостерегал.
Такие же огоньки уходили один за другим вдаль, в сторону Пскова.
     - Семка! Чуешь, что значат эти огоньки?
     - Невдомек мне, княже!
     - А то, что по реке Великой лед двинулся! Это мне дед Микола весточку
подает.  Савоська-малый не оплошал! На верхушке дуба костер разжег! Ай  да
постреленок!
     Семка, изумленный, сказал:
     - Коли двинулся ледоход, то, значит...
     - Значит, немцам даже соваться на озеро не след.
     Александр до боли сжал Семкино плечо и стал ему шептать:
     - Надо во что бы ни стало заманить рыделей на самую  середину  озера,
чтобы им деться некуда было.  Беги скорей к Гавриле Олексичу. Скажи, чтобы
разослал гонцов ко всем ратникам.  Пусть поднимает народ! Всех  готовит  к
бою!
     Семка во весь дух, делая огромные прыжки, понесся вдоль  берега,  где
спали русские отряды.


                             ПЕРЕД РАССВЕТОМ

     До самого рассвета Александр оставался в тревоге, то греясь у костра,
то проезжая по озеру, то снова поднимаясь  на  берег,  где  он  вступал  в
беседу с подходившими новгородцами.
     Два чудинца, побывавшие на немецкой стороне, рассказывали, что рыдели
поют веселые песни, пьют вино, а  бискупы  с  монахами  завывают,  вознося
моленья, предсказывая невиданную  победу,  после  которой  начнется  дележ
захваченных русских и чудинских земель и раздача их немцам-меченосцам.
     - Правда ли, что такое дело может случиться? - спрашивали ратники.
     - Никогда этому не бывать! - твердо отвечал Александр. - Мы должны не
пожалеть жизни нашей, чтобы оберечь родную землю.  Еще мой батюшка,  князь
Ярослав Всеволодович, с детских лет мне говорил: <Кто  с  мечом  войдет  в
нашу землю, тот от меча и погибнет!> Так и вы запомните: немецкие монахи и
рыцари могут завывать и колдовать сколько им вздумается, а  эту  битву  на
Чудь-озере решат не их молитвы и проклятья, а наши русские мечи и топоры!
     Еще среди ночи Александр поднял своего брата, князя  Андрея,  и  всех
самых  приближенных  дружинников,  передав  им  приказ:  обойти  костры  и
рассказать воинам, как русские  дружины,  собравшись  у  Вороньего  камня,
должны растянуться двумя крыльями на льду озера, не выходя на берег, и как
должны держаться в бою.
     Александр на коне поднялся на вершину  каменистого  островка.  Позади
князя стали три конных  дружинника.  У  среднего  в  руках  было  знамя  с
изображением Спаса Нерукотворного.  Чуть поодаль Семка  держал  под  уздцы
запасного белого коня.
     С вершины  этого  островка  князь  ясно  видел  всю  гладкую  равнину
засыпанного снегом  озера,  низкие  берега  заросшей  камышами  восточной,
гдовской,  стороны  и  множество  черных  точек,  спешивших  оттуда.   Это
торопились пешие  и  конные  русские  ратники,  чтобы  принять  участие  в
предстоящей битве.
     Сперва небо заволокли серые низкие тучи, но вскоре ветер  усилился  -
это  <мокрик>  подул  с  юга,  со  стороны  реки  Великой.  Розовые   лучи
восходящего солнца,  пробиваясь  сквозь  узкие,  длинные  малиновые  тучи,
заиграли на снежных сугробах и протянулись по широкой равнине  озера.  Все
русские дружины были уже наготове, и воины стояли перед Вороньим камнем  в
ожидании схватки, опираясь на багры, рогатины и  тяжелые  топоры-колуны  с
длинными  рукоятками.  Люди  перекидывались  шутками  и  поглядывали    на
западный, суболицкий, берег, где начала чернеть  громада  выползавшего  из
лесу немецкого войска.
     Александр  давно  и  не  раз  слышал  от  отца  про  немецкий  строй,
называемый <свиньей>.  Немцы считали такой строй несокрушимым, и Александр
не сомневался, что и в этот день они построят  свои  войска  именно  таким
клином -  <свиным  рылом>.  Однако  князь  надеялся,  что  придуманная  им
расстановка русских сил в виде двух раздвигающихся и потом охватывающих  и
сжимающих клещей поможет раздавить вражеский строй. Он говорил ратникам:
     - Мы сумеем отстоять свободу земли Русской! Наше дело правое! С  нами
бог!


                         РУССКИЕ КЛЕЩИ СОМКНУЛИСЬ

     По указанию Александра, все русские рати построились  перед  Вороньим
камнем широкой вогнутой подковой.  Все  лучшие  конники  и  самые  сильные
отряды разместились на крыльях.  Середину подковы заняла густая рать пеших
новгородцев: они стояли плечом  к  плечу,  все  земляки,  из  разных  мест
Новгородского края.
     Во главе новгородцев Александр поставил Гаврилу Олексича:
     - Потрудись, друже Гаврила, ради славного дела! Я знаю тебя: ты назад
не попятишься и немецкий напор выдержишь.  Тебе придется принять  на  себя
самый главный, самый сильный удар немецкой <свиньи>. Давно, еще от батюшки
моего, не раз я слышал, что немецкие рыдели строят свое  войско  клином  и
бросаются в бой, стараясь расколоть  противника  на  две  части,  а  затем
поворачиваются и нападают сперва на одну половину расколовшегося войска  и
ее добивают, а потом бросаются на другую.
     - И я слышал о такой <свинье>.  Пускай попробуют! - ответил  спокойно
Олексич. - Не испугаюсь, да и люди у меня не такие, чтобы назад пятиться.
     - Кому же, как не тебе, можно доверить  такое  дело!  Ты  стойко,  не
дрогнув, встретишь главный удар <свиного рыла>.  А впереди тебя рассыпятся
пращники  и  лучники.  Они  будут  сбивать  скачущих  немцев  камнями    и
стрелами...  С богом, друже Гаврила! - сказал Александр и поскакал, огибая
холм Вороньего камня.
     Там, позади островка, строились,  готовясь  к  бою,  еще  две  другие
конные дружины.
     Гаврила Олексич объехал ряды  расположившихся  на  льду  новгородцев.
Всем он указывал, где  кому  стоять,  и  объяснял,  что  у  рыцарей  будет
страшный вид: и рога, и звериные железные морды, но они ничуть не  сильнее
наших стойких в бою рыбаков, пахарей и лесорубов.
     Вслед за Гаврилой ехали на конях его товарищи,  уже  прославленные  в
Невской битве: веселый Миша Новгородец, всегда хмурый Збыслав Якунович,  и
Савва, и Яша Полочанин,  и  другие.  Среди  них  выделялся  знаменитый  по
кулачным боям Кузьма Шолох.  Он вел в поводу коня и шагал, держа на  плече
шишковатую дубину, огромную, как оглобля.
     Все ратники обещали Гавриле  Олексичу  встретить,  не  дрогнув,  удар
вражеского клина и не сдвинуться с места, не щадя своей жизни.
     - За родную землю встали, так  не  побежим!  -  говорили  новгородцы,
опираясь на копья, рогатины и длинные рукояти топоров-колунов.
     Постепенно все более светало.  На обоих крыльях изогнувшегося  войска
выделялись  начальники  крыльев  со  своими    знаменосцами,    державшими
развевающиеся на ветру узкие треугольные стяги.  Тут же находились трубачи
на белых конях.
     Князя Александра не было видно.
     Равнина озера, засыпанная снегом, была пустынна и казалась мертвой  и
безмолвной.  Узкие  полосы  невысокого  хвойного  леса  вдоль   западного,
суболицкого, берега сперва казались тоже мертвыми и  безлюдными,  а  между
тем все знали, что там  уже  ворочается  немецкое  чудище,  которое  скоро
оттуда выползет и набросится, чтобы терзать русских ратников.
     Сквозь низкие тучи  прорезался  край  золотого  солнца,  и  его  лучи
скользнули по белоснежной равнине Чудского озера.
     - Вот и они! Заворошились! - громко сказал кто-то.
     Шутки и разговоры смолкли. Сидевшие и лежавшие всю ночь на льду воины
вставали и, затаив дыхание, вглядывались в западную часть  побережья.  Там
из невысокого леса стали показываться всадники,  и  чем  дальше,  тем  все
гуще.  Они  начали  медленно  спускаться  на  лед   озера,    где    долго
перестраивались и где все ширилась вражеская лавина.
     Несколько  раз  отчетливо  донеслись  дребезжащие  призывы   немецких
воинских труб.
     Постепенно пестрое вражеское войско, сперва очень медленно,  а  затем
все быстрее, двинулось вперед.  Тяжелым равномерным  скоком,  казалось,  в
неодолимом натиске, приближались немецкие всадники.  Уже  отчетливо  стали
видны первые пять  рыцарей,  мчавшихся,  пригнувшись  и  выставив  длинные
копья.  Дальше  число  их  в  каждом  ряду    постепенно    увеличивалось.
Действительно, казалось, что по льду надвигается,  вклиниваясь,  огромное,
страшное <свиное рыло>, в середине  которого  бежали  густые  толпы  пеших
воинов.  Рыцари имели устрашающий вид: на месте обычных шлемов  на  плечах
возвышались железные коробки с узкими прорезями для глаз  и  дыхания.  Над
этими коробками торчали когтистые орлиные  лапы,  завитые  черные  рога  и
звериные морды с оскаленными клыками.  И всадники, и их кони были  покрыты
железной броней. Как одолеть их?
     Все это мчалось, чтобы обрушиться на русские ряды.
     В грозной тишине четко прозвучал призыв Гаврилы Олексича:
     - Ежели  бог  с  нами,  то  кто  на  ны?  Стойте,  други!  Принимайте
непрошеных гостей!
     Бешеная кровавая схватка закипела.  Немецкий клин вонзился  в  густые
ряды русских воинов и расколол  их  надвое.  Но  и  сам  он  столкнулся  с
неодолимой стеной новгородских лучников и  пращников,  которые  стояли  не
дрогнув и встретили  немецких  воинов  тучей  длинных  стрел,  пробивающих
железные латы, и  градом  камней,  разящих  без  промаха.  Вражеские  кони
бесились и,  не  слушая  поводьев,  уносились  прочь.  Немцы  смешались  в
отчаянной сече с не знающими страха  русскими  воинами.  Все  видели,  как
разукрашенный перьями конный рыцарь, направив длинное копье вперед,  несся
прямо в середину русского безмолвного строя,  как  дерзкий  Кузьма  Шолох,
кинувшись рыцарю наперерез,  ударил  дубиной  по  голове  его  коня.  Конь
перевернулся через голову и увлек за собой всадника, который барахтался на
льду, будучи не в силах подняться сам из-за тяжелых доспехов.
     Страшная борьба разгоралась  все  яростней.  Белоснежная  поверхность
застывшего озера стала заливаться алой кровью.
     Огромная дубина Шолоха  и  топоры  и  колуны  новгородских  лесорубов
поражали мощными ударами конские головы;  кони  опрокидывались,  и  рыцари
барахтались в снегу.
     В схватке  сперва  долго  нельзя  было  понять,  кто  побеждает.  Все
смешалось, повсюду шла резня, но враги вс„ прибывали и врывались с  новыми
силами, тесня русских ратников.
     Под напором огромной вражеской лавины наши стали изнемогать.  У  всех
явилась одна и та же дума: <Что же медлит князь Александр? Где  Ярославич?
Почему его нет?>
     К Александру примчались вестники один за другим:
     - Выручай! Пора, Ярославич! Враги одолевают!
     Александр за Вороньим  камнем  на  застоявшемся,  пляшущем  коне,  не
отвечая, всматривался куда-то в даль, точно  прислушиваясь  к  отдаленному
шуму, реву и крикам, доносившимся с места битвы. Новый гонец примчался:
     - Пора! Выручай, княже Ярославич!
     - Подожди! - ответил  Александр  и  повернулся  к  Семке,  державшему
запасного коня: - Эй, малец! Подведи ко мне Дружка!
     Александр пересел на белого коня и снова застыл, точно прислушиваясь.
     Вдруг с места боя донесся радостный вой и ликующие  крики  рыцарского
войска:
     - Ийя-хо-хо! Санта* Мария! Ийя-хо-хо!
     _______________
          * С а н т а - святая.

     Александр поднял прямой меч и крикнул дружинникам:
     - Теперь пора, други верные! Вперед за землю Русскую!
     Белый конь  Александра  бросился  вперед,  и  за  ним  помчались  все
дружинники.
     На вражеское войско меченосцев неожиданно для  них  обрушились  сразу
две  свежие  рати.  С  одной  стороны,  из-за  Вороньего  камня,  вылетели
дружинники Александра, с другой - переяславльские конники князя Андрея.
     Надменные, самоуверенные немцы, упоенные радостью  ожидаемой  победы,
были ошеломлены.  Они никак не могли понять, откуда взялись свежие русские
силы, когда <свинья> уже как будто раздавила русских ратников.
     - Санта Мария! Санта Мария! - в ужасе кричали  немцы  и,  поворачивая
коней, стали обращаться в повальное бегство.
     Видя смятение своих ненавистных угнетателей, стали разбегаться во все
стороны пригнанные на битву язычники: и ливы, и летты, и  прочие  насильно
крещенные лесовики-старосельцы.
     Конные дружинники Александра  и  Андрея  уже  гнались  за  убегавшими
меченосцами и добивали их.
     От  устрашающего  <свиного  рыла>  остались  только  кучки  отдельных
всадников,  мчавшихся  врассыпную  по  ледяной   равнине.    Семь    верст
преследовали их русские, устилая путь телами вражеских людей и коней.
     Казалось, что  мирно  дремавшее  Чудское  озеро  вдруг  проснулось  и
сердито зашевелилось.  Лед повсюду начал  трескаться  и  пучиться.  Льдины
раздвигались, и между  ними  показывались  черные  полыньи.  Это  на  реке
Великой начался весенний ледоход, поднимая  и  взламывая  широкую  ледяную
равнину Чудского озера.


                             КОНЕЦ БРУДЕГАМА

     Верхом на коне Теодорих Брудегам с опушки леса с  волнением  наблюдал
за разгаром битвы.  Уже солнце клонилось к темно-синему лесу, а победы  не
было видно.  Находившийся невдалеке немецкий  бискуп  с  трудом  сдерживал
огромного рыжего коня, тоже покрытого железной броней,  который  рвался  к
скачущим мимо рыцарским коням. Бискуп посылал проклятья, потрясая кулаками
в железных рукавицах, и кричал:
     - Прохвосты! Трусы! Негодяи! Что  они  делают?  Надо  русских  сперва
раскалывать на части, а затем их избивать! Смотрите: эти бородатые еретики
набрасываются, как волки, со всех сторон и отталкивают  наших  от  берега.
Они теснят их к полыньям, где те проваливаются и захлебываются, увлекаемые
под лед тяжелыми доспехами.
     Брудегам его не слушал. Он пристально, со злобой всматривался в даль,
где видел знамя Александра, черное с золотом.  Вот около знамени  он  сам.
Да, Александр держится молодцом! Вот он на белом  коне  помчался  в  самую
гущу сечи. Кого-то поразил мечом. Одно немецкое знамя упало. Его подхватил
какой-то русский всадник и ускакал прочь...  Вот опять Александр  вырвался
из толпы и бросился в другое место схватки, где  отчаянно  бился  немецкий
рыцарь с голубым шарфом на шлеме.
     Схватка была недолгой: еще  некоторое  время  голубой  шарф  вился  и
мелькал между взлетавшими мечами, затем вдруг  исчез,  и  Брудегам  увидел
только, как по этому месту промчались кони,  и  светлый  шлем  Александра,
удалявшегося в сторону.  Черная полынья расширялась, и в ней еще некоторое
время видны были конские морды и отчаянно барахтающиеся люди.
     Уже новая группа немецких всадников неслась,  подняв  мечи,  к  месту
боя.
     Сперва Брудегаму казалось, что теперь победа явно клонится на сторону
немцев.  Они теснили русских, быстро расступавшихся в  разные  стороны  от
середины озера, не будучи в  силах  сдержать  стремительный  удар  тяжелой
немецкой конницы.  Но, отбежав, русские  снова  поворачивались  и  яростно
нападали, сбивая рыцарей.
     - Уходите! Скорей уходите!  -  крикнул  промчавшийся  мимо  Брудегама
незнакомый рыцарь. - Мы проигрываем битву!
     Теодорих оглянулся: бискупа около него уже не было.
     Однако он не послушался и  остался  на  месте,  желая  увидеть  исход
битвы, не веря еще, что гордые, до сих пор непобедимые  немцы  могут  быть
разгромлены.  В  бешенстве  Брудегам  то  колотил  каблуком  бок    своего
бесившегося коня, то снова с  трудом  сдерживал  его,  когда  тот  пытался
примкнуть к мчавшимся мимо всадникам.
     Лед по всему озеру стал заметно трескаться, и все  больше  появлялось
черных пятен.  Не стесненные тяжелыми доспехами, русские воины разбегались
в разные стороны, легко прыгая через полыньи, и опять возвращались,  чтобы
снова схватиться с врагами.  Немецкие  всадники  уже  отступали  в  полном
беспорядке, стараясь добраться до суболицкого берега по оседавшему под  их
тяжестью льду.  Русские бесстрашно набрасывались на  рыцарей,  поражая  их
топорами.  Они разбивали головы коням, и железные латы  всадников  трещали
под могучими ударами разъяренных  русских  воинов.  Легко  перескакивая  с
льдины на льдину, к рыцарям подбегали пешие русские ратники  и  стаскивали
их с коней длинными рыбачьими баграми.  Упавшим  на  лед  рыцарям  тяжелые
доспехи мешали подняться без посторонней помощи.
     Все войско меченосцев развалилось.  Вместо  грозных  сомкнутых  рядов
<свиного рыла> по льду метались разрозненные кучки рыцарей.  Никто уже  не
давал распоряжений, каждый спасал только свою жизнь.
     Вдруг Брудегам заметил, что в его сторону скачут несколько всадников,
преследуя отступавших немцев.  Впереди несся воин в блестящей кольчуге, на
пятнистом, как барс, коне.  Он что-то кричал и готовил аркан. Под  могучей
рукой всадника конь взвился на дыбы и остановился.  С торжествующим криком
воин метнул аркан, и тот обвился  вокруг  Брудегама.  Всадник  бросился  в
сторону, аркан натянулся, и Теодорих вылетел из  седла.  Всадник  помчался
дальше, волоча по снегу Брудегама.


                               ПОСЛЕ БИТВЫ

     Александр выехал на  берег  и  оттуда  наблюдал  за  явно  затихавшей
битвой. Он зорко смотрел во все стороны, стараясь разгадать, куда девалось
множество немецких союзников: леттов, финнов,  чудинцев  и  других  бичами
согнанных крестьян, которых немцы насильно заставили отправиться  в  поход
против Новгорода.  Первоначально их  было  в  несколько  раз  больше,  чем
немцев, но,  увидев  поражение  своих  высокомерных  господ,  они,  бросая
оружие, со всех ног уже бежали прочь с места  битвы,  надеясь  укрыться  в
лесах.
     Многие русские удальцы на своих неказистых мохнатых лошаденках, часто
даже без седла, с рогатинами в руках, гонялись за убегавшими.
     Постепенно озеро пустело.  Жалкие, ничтожные остатки немецкого войска
поспешно  удалялись  к  суболицкому  берегу,  стараясь    оторваться    от
преследующих их русских ратников. Повсюду бесчисленными черными пятнами на
снегу выделялись тела убитых и раненых.
     Александр помчался к большаку, где  столпившиеся  возле  дороги  люди
рассматривали немецких  пленных.  Мимо  него  вели  группами  еще  недавно
гордых, нарядных рыцарей, которые в латах, но  теперь  без  шлемов  угрюмо
шагали с  закрученными  за  спиной  руками.  Их  погоняли,  посвистывая  и
постегивая, новгородские ратники.  Один из них, в старом  зипуне  и  новых
лаптях, весело покрикивал:
     - Вот приехали гости незваные:  стали  пировать,  да  похмелье  вышло
тяжелое!
     Александр не узнавал прежних  меченосцев.  Куда  девалась  их  наглая
напыщенность, их уверенность в непобедимости  и  своем  превосходстве  над
всеми! Теперь угрюмые лица пленных были полны только непримиримой злобы.
     Не доезжая до опушки леса, князь задержался.  К нему по  Новгородской
дороге, обгоняя друг друга, бежали мужики.  Они что-то кричали, размахивая
руками.  Узнав его, передние бросились к нему,  на  ходу  снимая  шапки  и
вытирая ими потные лица.
     - Сокол ты наш ясный, свет наш Ярославич! Ты уж прости, Христа  ради,
что запоздали мы.  Это твои бирючи-ротозеи виноваты: поздно прискакали  на
погост.  А дома нас не было -  мы  в  лесу,  по  твоему  наказу,  готовили
строевые лесины.
     - А сейчас-то вы о чем тужите?
     - Хотели тебе подсобить, в драку с немцами ввязаться,  да,  вишь,  не
поспели: пока  добегли,  совсем  упарились.  Глядим:  тут  и  без  нас  ты
управился, жару окаянным задал!