высокочтимый ярл Биргер. О тебе будут в народе
петь песни.
     - Это великое счастье, что мы не погибли  все  до  последнего.  Разве
можно было что-либо поделать с  русскими  полчищами?  Все  же  вы  видели,
сколько их было, - и не сосчитать!
     Последние шведские корабли,  отчалившие  от  берега,  плыли  вниз,  к
холодному Варяжскому морю.


                            ЗАСЛУЖЕННЫЙ КОНЕЦ

     Прошло два дня.  Часть шведских кораблей,  будто  устыдившись  своего
поспешного бегства, возвратилась на Неву и  поднялась  вверх  по  реке,  к
месту битвы.  Сильно поредевшие в числе, воины стояли на палубе  стройными
рядами, готовые снова вступить в бой.
     Мрачный ярл Биргер с  перевязанным  лицом  стоял  на  носу  переднего
корабля и всматривался в приближающийся негостеприимный берег.  Он все еще
надеялся увидеть обещанное переветниками почетное посольство  новгородских
богатеев, которые должны были провести шведов в будто бы покорно ожидающий
их Новгород.
     Но побережье было пусто.  Всюду лежали тела убитых. Над  ними  стаями
уже кружили черные птицы.
     Вдруг шведские воины стали громко ругаться:
     - Какие чудовища! Смотрите, что они делают!
     Впереди, на бугре, несколько больших мохнатых медведей, громко  рыча,
терзали и грызли тела павших в битве воинов.
     Корабли пристали к берегу. Медведи, испугавшись, скрылись. Ярл Биргер
приказал переносить на корабли тела погибших.
     Все бросились исполнять приказание.  Число  убитых  шведов  оказалось
очень велико: ими были наполнены пять кораблей.
     Затем все суда повернули обратно в море, и там,  отплыв  подальше  от
берега, шведы  прорубили  днища  погребальных  кораблей,  и  они  медленно
погрузились в холодные, свинцовые волны.
     Под заунывные  похоронные  молитвы  монахов  шведы,  обнажив  головы,
мрачно провожали глазами исчезающие в волнах высокие, стройные мачты.
     К вечеру, собираясь группами на корме, несколько  воинов  вполголоса,
чтобы не услышал ярл Биргер, пели старинную песню скальдов:

                    Кто на берег, братцы, вернется домой
                    И спросит у него невеста моя, -
                    Скажите, что сплю я под синей волной...
                    Пускай не забудет меня!

     Им вторили холодный, печальный ветер и рокот волн сурового моря.
     Шведские народные певцы, скальды,  никогда  впоследствии  не  слагали
песен о бесславном походе  на  Русь  надменного  ярла  Биргера,  разбитого
двадцатилетним новгородским князем Александром, поднявшим на защиту родной
земли свою дружину и всех беззаветно преданных своей родине смелых русских
людей.
     Но наши сказители и былинники не забыли подвигов  и  заслуг  молодого
новгородского князя, прозвав его <Александр Невский>, <Александр - грозные
очи>, <Александр - грозные плечи> и <Александр  непобедимый>,  и  в  своих
сказах и былинах говорили о том, как юный князь, всегда одерживая  победы,
стоял на защите родной земли.



                                 Глава VI

                         НЕПРИЗНАННЫЙ ПОБЕДИТЕЛЬ


                           СПОР НА БОЛЬШОМ ВЕЧЕ

     Оба вечевых колокола - и на Софийской и на Торговой стороне - с  утра
яростно вызванивали, созывая народ на большое вече. Все новгородцы боялись
раздоров во время вечевых сборищ, иногда кончавшихся схватками.
     Некоторые надеялись, что в этот день, согласно  древнему  обычаю,  по
улицам будут  выставлены  столы  и  все  станут  пировать:  есть,  пить  и
веселиться по случаю нежданной победы над шведами.
     Возможен был и другой повод для созыва веча:  многие  именитые  бояре
смертельно враждовали между собой, и преданные им новгородцы уже,  засучив
рукава, ожидали, когда начнется встань.  Вся площадь волновалась и шумела.
Но на этот раз причина созыва веча была иная.
     Несколько новгородцев стали, захлебываясь, кричать, что битва на Неве
была неправильная, что со шведами  можно  и  нужно  было  поладить  миром:
они-де везли богатые товары, ценные сукна, сладкие вина, а доставить их  к
месту в Новгород так и не  удалось,  так  как  молодой  княжич  Александр,
беспричинно напав на них, разгромил все шведское  войско  и  разграбил  их
корабли.
     Другие спорщики ругали и опровергали первых, говоря, что нельзя  было
спокойно  и  беззаботно  доверять  большому  войску  отлично   вооруженных
иноземцев, которые ехали, конечно, не для торговли,  а  чтобы  водвориться
хозяевами в новгородских землях.
     - Князь Александр похвально сделал, что разбил дерзких пришельцев, но
он повинен в другом, - говорили третьи, - в том, что, распалясь жадностью,
присвоил все шведские товары и роздал их только своим дружинникам, а  нас,
прочих новгородцев, оставил ни при чем.
     На прилегающих к площади улицах тоже разгорались споры.
     Некоторые монахи-черноризцы  обвиняли  князя  в  крайней,  непомерной
гордости, в том, что, по-видимому,  он  себя  одного  считает  победителем
шведов.
     - Никогда бы княжич в битве со  свейскими  воинами  не  справился,  -
поучал мрачный тощий монах, взобравшийся на груду бревен.  -  Чудо  чудное
свершилось: многие люди богомольные и праведные видели своима  очима,  что
на помощь князю прилетели сонмы ангелов и архангелов и, по великой милости
божьей,  поражали  огненными  мечами  нечестивых  иноземцев.  Сами   воины
созерцали все это.  Не княжич Александр, а  небесное  воинство  опрокинуло
вражеские шатры, разметало, как пыль, шведскую рать.  А оставшиеся в живых
иноверцы, полные ужаса, одни разбежались по лесу, а другие, взобравшись на
корабли, уплыли обратно в свою далекую землю.
     Вече шумело.  Однако крики еще более  усилились,  когда  бояре  стали
требовать появления на вече победителя - непокорного и самовольного  князя
Александра Ярославича.  За ним отправились выборные, и скоро  все  увидели
знакомую высокую, складную фигуру Александра, шагавшего в сторону вечевого
помоста. Общее ликование и крики вызвал шедший за князем дружинник Гаврила
Олексич в  шведских  желтых  сапогах  выше  колен,  с  огромными  золотыми
шпорами.
     - Гляньте-ка, наш Гаврила нарядился свейским боярином!
     Александр поднялся на каменный помост и сперва как  будто  равнодушно
выслушивал обвинения, с которыми на него обрушивались некоторые бояре и их
сторонники.  Он тихо сказал что-то стоявшему близ него  Гавриле  Олексичу,
который  быстро  ушел  и  вскоре  вернулся  с  полусотней  переяславльских
дружинников. Они растолкали народ и, опираясь на тонкие копья, выстроились
близ ступеней помоста.
     Александр высоко поднял руку, и  по  всей  площади  пронеслись  крики
бирючей:
     - Слушайте, вечники! Тише, православные!  Князь  Александр  Ярославич
вам слово скажет!
     Толпа  сгрудилась  еще  теснее.  Александр  выпрямился  и   заговорил
медленно и четко:
     - Господин Великий вольный Новгород! Вы сами  меня  призвали  править
вами.  Думал я сперва, что разговоры наши будут толковые,  деловитые...  А
мне приходится слушать здесь всякий вздорный лай бессовестных подвывал. Не
будь здесь такого шума, то вы бы все услышали,  как  в  глубоких  карманах
некоторых переветников звенит серебро, которое им туда отсыпали немецкие и
шведские торговые гости...  Честно ли я сделал, что побил иноземцев? Пусть
один из вечевых писцов прочтет вам ту бесстыдную грамотку,  какую  прислал
мне вражеский воевода, зять шведского короля ярл Биргер.
     Александр вынул из-за пазухи свернутое в трубку шведское  послание  с
болтавшейся на шнурке синей печатью, развернул его и  передал  подошедшему
старому  писцу.  Тот  приблизил  грамоту  к  глазам,  зычно  крякнул    и,
откашлявшись, стал читать громким, сиплым голосом:
     -  <Князь  Александер!  Если  сможешь  -  сопротивляйся!   -    Писец
остановился,  посмотрел  направо  и  налево,  покачал  головой  и,   снова
кашлянув, продолжал: - Если можешь - сопротивляйся...> Вот оно как! <Но  я
уже здесь и пленю землю твою!  Я р л  Б и р г е р>.
     Несколько рук протянулось, желая взять грамотку, но  писец  оттолкнул
их локтем и вернул письмо Александру. Тот снова обратился к вечу:
     - Слыхали, что пишет заносчивый шведский воевода? Пленить нашу  землю
грозит! Гляди, куда махнул! А посему с теми, кто меня бранит за то, что  я
шведскую рать отогнал, я даже спорить не стану, а  просто  крепко  запомню
лисьи морды тех, кто так горячо распинался за иноземцев. Этих переветников
судить буду я сам и всех засажу в поруб... Ну-ка, помолчите малость! Пусть
говорит кто-либо один.
     - Ноздрилин! - раздалось несколько голосов.
     - Хорошо!  -  сказал  Александр.  -  Послушаем,  что  надумал  боярин
Ноздрилин.
     Полуседой, сутулый, с узкими,  хитрыми,  как  у  хорька,  глазками  и
румяными щеками, в долгополом узорчатом кафтане, старый боярин поднялся по
ступенькам и стал рядом с Александром. Тот резко отшатнулся.
     - Други мои милые, Господин Великий вольный  Новгород!  Здесь  немало
уже говорилось о самоуправстве молодого княжича. Не раз жаловались, что он
не почитает старых бояр и делает, что ему вздумается. Ох, зело сие для нас
опасно! Княжич Александр еще уноша.  Послушал бы советов опытных  бояр.  А
пока не видать этого, я предлагаю Великому Новгороду то же самое,  что  мы
когда-то потребовали от отца  его,  князя  Ярослава  Всеволодовича:  чтобы
княжич Александр Ярославич поклялся на святом Евангелии  строго  соблюдать
грамоты Ярославовы и древние уставы новгородские.  И еще потребуем от него
клятвы, чтобы без согласия веча и  посадника  княжич  Александр  самочинно
войной ни на кого не шел.
     Толпа  затихла,  выжидая  ответа  юного  князя,  которого   Ноздрилин
настойчиво называл уменьшительным именем <княжич>.
     - Что мне вам ответить на это? - сказал Александр.  -  Когда  ко  мне
примчались изгоном лесные сторожа на сменных конях и поведали, что в устье
Ижоры прибыли свейские  воины  на  тридцати  пяти  кораблях  и  заносчивый
воевода прислал мне вот эту грамотку, - князь высоко поднял письмо и снова
спрятал его за пазуху, - то я тогда понял, что нет уже времени  думать  да
гадать и спорить на вече, а надо  немедля  браться  за  мечи  и  топоры  и
выгонять незваных гостей!
     - Верно, Ярославич, верно! - раздались голоса.
     - С мечом в руке торговать не ездят! - продолжал Александр. -  Хорошо
запомни это, хитроумный  Ноздрилин!  Я  поговорил  и  с  посадником,  и  с
тысяцким, и с владыкой Спиридоном.  И что же они мне сказали? Какой  совет
изрекли? Надо-де сперва подумать и посоветоваться,  что  нам  делать,  как
ласковей принять непрошеных гостей.  Чуя беду неминучую, я поднял дружину,
прихватил еще смелых охочих молодцов, и все мы на борзе двинулись к  устью
Ижоры.  Спешил я, боясь, что узнают вражеские  переветники,  -  он  кивнул
головой в сторону Ноздрилина, - и оповестят  свеев.  Моя  верная  дружина,
взметнувшись на коней,  вместе  с  подоспевшими  на  мой  призыв  ижорцами
примчалась к свейскому лагерю и ночью свалилась, как  буря,  на  иноземных
разбойников.  С божьей помощью мы разметали  позарившихся  на  наши  земли
свеев и опрокинули их в реку. Верно ли я сделал?
     - Верно! Верно! Правильно сделал! - зашумело вече.
     - А тем, кто меня винит, почему-де я дозволил воинам поделить добычу,
захваченную во вражьем лагере, а не  приказал  притащить  ее  сюда,  чтобы
раздать лежебокам, тем, кто отсиживался на печи в час боевой грозы,  -  то
им отвечу, что так я и впредь стану делать!
     С разных сторон послышались крики боярских подвывал:
     - Ты не наш! Уходи от нас! Ты сам по себе, а мы сами по себе!  Найдем
другого князя, он будет почитать древние грамоты новгородские!
     Крики сторонников Александра стали заглушать первые:
     - Ты, пресветлый князь Александр, наша защита! Ты не отдал  иноземцам
нашей родной  земли!  Исполать  тебе*,  наша  надежда!  Так  же  и  впредь
поступай!
     _______________
          * И с п о л а т ь  т е б е - древнее выражение,  переделанное  с
     греческого, означающее <на многие лета>

     Александр, нахмурясь, смотрел  на  напиравшую  толпу.  <Какие  разные
лица! Одни приветливые, ласковые, с дружеским взором,  другие  злобные,  -
кажись, поддайся им, тут и разорвут>.
     А хриплые голоса продолжали кричать:
     - Ты не наш! Уходи из Новгорода! Не хотим тебя!
     И тут же он вдруг услышал странно знакомый женский  голос,  нежный  и
душевный, совсем где-то близко:
     - Сокол ты наш ясный! Никуды не уходи! Пропадем мы без тебя, родимый!
     Кто это сказал?  Не  эта  ли  девушка  с  узорчатым  темным  платком,
надвинутым до собольих бровей? Но  она  уже  затерялась  среди  напирающей
толпы зипунов и кафтанов.
     Несколько человек взобрались на вечевой помост.  Крича  и  размахивая
кулаками, они лезли на Александра.  Князь обернулся  и  сказал  два  слова
своим дружинникам.  Те, с пронзительным гиканьем выхватив мечи,  взмахнули
ими над головами и бросились вперед на помост,  отчего  крикуны  испуганно
скатились обратно в толпу.
     Александр поднял руку, и всюду снова закричали:
     - Слушайте! Слушайте!
     Площадь  затихла.  Александр  заговорил  отчетливо,  стараясь  скрыть
кипевшее в нем бешенство:
     - Выслушайте  теперь  мой  последний  сказ,  хлебосольные  и  слишком
доверчивые к недругам братья новгородцы! Хоть  недолго  потрудился  я  для
Великого Новгорода, но зато при мне никто нас не бил, а  мы  сами  били  и
рыделей немецких, и разбойников литовских, и шведов, и  чудь,  и  емь.  За
это, что ли, хотели вы в  награду  посадить  мне  на  шею  немецкого  кума
Жирославича или хитреца Ноздрилина и их горластых подручных?  Надоело  мне
все это! Довольно! Ухожу от вас! В Переяславле мне легче  будет  приручать
медведей и укрощать норовистых коней, чем слушать ваши поучения и попреки!
Здесь же останется на страже мой старый,  верный друг - вот  этот  вечевой
колокол.  И тебе,  медный недремлющий звонкий глашатай, я поклянусь: знай,
что если ты начнешь гудеть и бить тревогу во дни  беды  народной  и  звать
меня,  то я услышу твой голос и в Переяславле, и в Суздальских лесах, и во
Владимире и примчусь к тебе на помощь,  на борьбу с недругами,  на  защиту
родной земли! И я знаю, что все честные русские люди пойдут за мной. Всем,
кто был мне опорой,  и впредь дай бог радости, прибыли и удачи! А тем, кто
только лукавил и мне вредил, скажу на прощанье: не будет вам удачи!
     Резко повернувшись и не оглядываясь, отбрасывая встречных,  просивших
его остаться, Александр быстро направился к своим хоромам.
     -  Кремень!  А  жаль,  что  покинул  нас!  -  говорили,    расходясь,
новгородцы. - С ним мы были как за каменной стеной!


                     <УКРОЩАЙ ИСПОДВОЛЬ, НЕ СГОРЯЧА!>

     Александр Ярославич покинул Новгород и уехал в родную  вотчину  отца,
Переяславль-Залесский.  Однажды во  дворе  княжеской  усадьбы  он  укрощал
большого, еще нескладного жеребчика, стараясь научить его ходить в  хомуте
и оглоблях.  Темно-серый рослый конь  пятился,  бросался  в  стороны.  Два
конюха держали его под уздцы.  Княжич  сидел  на  низком  передке  телеги,
упираясь в землю длинными, сухопарыми ногами  в  кожаных  постолах,  и  то
натягивал, то опускал ременные вожжи.
     -  Не  нажимай,  не  толкай!  Легче!  Легче!  -  покрикивал   конюхам
Александр.  -  Укрощай  зверя  исподволь,  не  сгоряча  -  так   меня    и
князь-батюшка учил. Веди жеребчика сперва вокруг двора, пусть приобыкнет.
     - Лютый зверь, а не конь!  -  отвечал  дюжий  конюх.  -  Все  укусить
норовит.
     Жеребец, двухлетка, сильный и  костистый,  мышиного  цвета,  подогнув
голову, грыз железные  удила,  поводя  свирепо  глазом,  косясь  назад  на
Александра, который то осторожно подхлестывал вожжами по бокам, то  стегал
витнем, когда конь, поддав задом, выбрасывал ногу и попадал ею за оглоблю.
     Третий  конюх  заботливо,  чтобы  не  спугнуть,  пожимал  ногу  коня,
выпрастывал ее и ставил между оглоблями.
     Медленно конюхи водили жеребчика вокруг княжьего двора.  Иногда  конь
пытался подняться на дыбы,  вырваться,  но  постепенно  понимал,  что  его
спасение в медленном шаге вдоль бревенчатого забора.  Только проходя  мимо
крыльца с раскрытой дверью, из которой валил густой дым - стряпухи  топили
печь на творожные сканцы*, - конь бросался  в  сторону,  увлекая  всех  за
собой.
     _______________
          * С к а н е ц - тонко раскатанная лепешка в масле.

     - В поле бы его, на волюшку! - говорил один конюх.
     - Рано еще, - отвечал Александр, с трудом удерживаясь  на  мотавшемся
из стороны в сторону передке телеги.
     - Он те покажет волюшку! Пусти его только в поле!..
     В это время во двор вошел чужеземец в диковинной зеленой  с  красными
рукавами одежде, в черных длинных, до колен, чулках и в башмаках из желтой
кожи с пышными завязками.  Он остановился у ворот, сняв широкополую шляпу,
и ждал, пока на него обратит внимание  князь  Александр.  Возле  чужеземца
стоял его слуга с кожаной сумкой и держал на  привязи  рыжего  криволапого
пса с тупой мордой и торчащими наружу клыками.  Гость  заговорил  мягко  и
вкрадчиво, слегка нараспев:
     - Вот пришел я, скромный путник  из  далекой  земли,  чтобы  принести
доброжелательный привет и пожелания высшего  блага  тебе,  о  достойнейший
принц, отмеченный мужеством, воинской и другими неисчерпаемыми доблестями!
     - В чем дело? - холодно прервал Александр.
     - Зачем вы мучаетесь? - сказал  чужеземец.  -  Этот  прекрасный  конь
хорош только под седлом.  А телегу он в момент изломает. В нем  нетерпенья
много.
     - Ладно! Пой  другому!  -  ответил  Александр.  -  Когда  научится  в
оглоблях ходить, тогда и в поле и в бою не сплошает. -  Александр  натянул
поводья, остановился и обратил внимание на рыжего пса:
     - Это что за чудище? Продаешь?
     - Твоему милостивому достоинству привел я в дар этого рыжего дьявола.
- Держа шляпу в руках, чужеземец подошел ближе. - Каждого волка загрызет.
     - А ну-ка, подведи его ко мне.
     - Осторожно, достоуважаемый принц Александер! Чужих он не любит. Если
же вы сами его кормить будете, то он верным сторожем  вашим  станет  и  на
охоте в нужную минуту выручит.
     Александр встал и подошел к чужеземцу.
     - Ты сам из какой страны будешь? - спросил он, не сводя  пристального
взгляда с рыжего пса, который ощетинился и глухо заворчал.
     - Я торговый гость, именем Конрад, и заодно  я  книжник  из  славного
Кракова, земли Ляшской.  Пришел к вашей благосклонной милости с  просьбой,
если вы меня выслушаете.
     - Это не ко мне обращаться следует,  а  к  моему  батюшке,  когда  он
вернется,  к  переяславльскому  князю  Ярославу  Всеволодовичу:  он  здесь
хозяин.
     - Знаю, высокочтимый принц Александер.  Я  сначала  вас  в  Новгороде
искал.  Жил я в нем раньше когда-то и там по-вашему,  по-русски,  говорить
научился.  Теперь хотел бы у вас получить разрешение  свободно  ездить  по
деревням и закупать кожи, волос, пеньку, сало.
     - Ишь чего захотел! Откуда  у  нас  сало?  После  татарского  погрома
скотина едва ноги волочит.
     - Что-нибудь татары да  оставили.  Не  все  же  увезли.  А  мы,  люди
торговые, уж смекнем, что купить, что продать.  Только бы вы нам  спутника
надежного проводником дали.
     - Молодцы здесь удалые, только  славушка  лиха!  -  добавил  стоявший
вблизи конюх.
     - Я тебе, пожалуй, помогу, - сказал Александр. - А ты  мне  поможешь.
За пса лютого сколько возьмешь?
     - Ничего не возьму, этому псу цены нет.  Примите в подарок  от  моего
чистого сердца.
     - Я тебе за это рыжее  чудовище  подарю  медвежью  шкуру.  Намедни  я
поднял на рогатину еще одного медведя-быка.  И провожатого с тобой  пошлю,
одного из своих ловчих, чтобы  он  всюду  помог  проехать  и  от  лиходеев
встречных уберег. А ты мне, любезный, вот чем удружи...
     Лицо иноземца стало строгим, брови внимательно сдвинулись.
     - Что прикажете, принц Александер? Все, что могу