- Я хочу пробраться к Осташкову.
     Сидевший рядом белобрысый голубоглазый мужик сказал:
     - Не-е! Не проедешь! Там всюду татары рыскают, людей  ловят.  Враз  к
ним в полон угодишь.
     - А может, не угожу, - сказал Александр. - Как змея проползу.
     - Татары сюда напирают, хотят в Новгород пройти.
     - Мало ли что хотят, а не дойдут.  Близок локоть,  а  вот  на,  укуси
его!.. А кто ты такой? - спросил Александр белобрысого мужика.
     - Сицкарь, Фомка-охотник с реки Сити.  Аль по говору  не  узнал?  Мы,
сицкие, все шепелявые.
     - Он тебе расскажет, как его <зонка пирозок в пецку посадила...>.
     - А ты чего потерял? Чего привязался? - рассердился белобрысый.
     - Ты не сердись, а послушай, какое я тебе  дело  предложу,  -  сказал
Александр. - Если ты меня проводишь на Сить или к Игнач-Кресту, через топи
и бобровники, то я тебе подарю коня, дюжего, здорового коня.
     - Чего смеешься? Что я, ума решился? Да  разве  слыхано,  чтобы  коня
дарили за то, что дорогу человек указал?  Я,  кажись,  не  сосунок.  Знаю,
только в сказке такие даровья даются.
     - Что я обещал, то и сделаю. Хочешь, пойдем к здешнему попу, и у него
я сегодня же для тебя коня оставлю.
     - Ишь ты! А конь не порченый?
     - Самый первейший конь. Вон он стоит. Видишь?
     Сицкарь вскочил, подбежал к коню,  осмотрел  его,  заглянул  в  зубы,
поднял и ноги и хвост. Потом стал хихикать:
     - И взаправду это будет мой конь? Ни у меня, ни у моего батьки и деда
такого коня отроду не  бывало!  Да  я  за  такого  коня  не  только  через
бобровник тебя проведу, но и к самому черту и лешему  в  медвежью  берлогу
доставлю и оттуда обратно живым приведу!


                          НАД БЕЗДОННЫМ БОЛОТОМ

     В  путь  отправились  вчетвером:  впереди  охотник  Фомка,  за    ним
Александр, далее дружинник Гаврила Олексич и ловчий Яша Полочанин, знавший
хорошо кипчакский и другие языки кочевников Дикого поля.
     Они шли один за другим на лыжах,  стараясь  держаться  след  в  след.
Сицкарь шел медленно и осторожно,  помогая  себе  двумя  длинными  тонкими
палками.  Александр старался  придерживаться  колеи,  оставляемой  Фомкой,
следя за ним и подражая ему во всех его движениях.  Кругом тянулся  редкий
еловый лес, какой бывает обыкновенно на болотах. Молодые елки часто стояли
покосившись, и в таких местах Фомка был  особенно  осторожен:  прежде  чем
передвинуть лыжу, прощупывал снег.  Александр знал, что покосившаяся  елка
означает, что  твердая  почва  под  ней  неглубока  и  корням  не  за  что
уцепиться.  Деревца постарше часто  были  засохшими  и  закутанными  седой
паутиной.
     Около полудня Фомка вдруг  остановился,  потом  присел  и,  осторожно
придвинувшись к елке, припал за нею.  Рукой он указывал, чтобы и остальные
опустились на снег.
     Лес был  редкий.  Везде  поляны  чередовались  с  группами  деревьев,
образовавших  островки.  Поляны  были  самыми  страшными  местами  -   там
находились болотные <окна>  с  черной  лужей,  <глазком>,  посредине.  Над
лужами клубился пар.  Александр уже не рад  был,  что  отправился  на  эти
поиски, но сицкарь до сих пор шел с такой уверенностью, что княжич всецело
полагался на него.  Теперь, опустившись на колени  и  на  руки,  Александр
почувствовал, как под замерзшей почвой и тонким льдом колышется топь.
     Сицкарь указал рукой вперед.  Привычным взглядом  охотника  Александр
тотчас различил далеко впереди, около островков  молодых  елей,  несколько
темных точек.  Сицкарь  утвердительно  кивал  головой.  Александр  подполз
ближе.
     - Татары! - шепнул Фомка.
     Жадно всматривался Александр, но враги  были  слишком  далеко.  Видно
было только, что какие-то люди шевелились, размахивали руками. На них были
длинные одежды, за спиною - луки, в руках - короткие копья.  Они  медленно
приближались, с трудом вытягивая ноги из глубокого снега.
     - А можно пройти дальше?
     - Можно дальше по этой хребтовине, - ответил сицкарь и,  пригнувшись,
пополз через ельник в сторону.
     Из куста метнулся небольшой пушистый рыжий зверек. Он бросился в одну
сторону, потом, испугавшись, метнулся в другую, взбивая снег и  наполовину
зарываясь в нем.
     - Куница! - заметил сицкарь. - Здесь я хорошо знаю дорогу: хребтовина
сухая и прочная.
     Сделав полукруг, приблизились к татарам.  Теперь они  были  уже  ясно
видны: несколько пеших, остальные конные. Сицкарь сказал:
     - Татары идут из Торопца на Новгород главным торговым  путем.  Только
далеко не уйдут: в болоте утонут. Вода разлилась, и каждый день прибывает.
Впереди, видишь, высокий крест, и подле него часовня.  Там всегда  молятся
купцы и другие путники, когда им нужно перейти болото.
     - А можно ли к ней пройти, к часовне?
     - Не-е!.. - безнадежно махнул рукой Фомка.  -  Все  мы  тут  утопнем,
ежели прямо пойдем.
     Александр заметил, как из толпы  татар  выбежал  один,  направился  к
одинокой сосне и быстро, как кошка, вскарабкался наверх. Он что-то кричал,
а сосна стала наклоняться и рухнула.  Татарин,  пробив  снег,  оказался  в
воде.
     Татары заметались, забегали.  Один, на коне, поскакал к  тонувшему  и
тотчас же провалился с  конем  в  болото.  Несколько  татар  бросились  на
помощь, метнули арканы  и  потащили  всадника  к  себе.  Конь  и  татарин,
отчаянно барахтаясь, скрылись в черной луже, которая все расширялась.
     - А нас не затянет? - спросил Александр.
     - Не-е? Я эти места знаю. Тут и на коне можно проехать, только зимой,
в лютый мороз.
     - А можешь ли ты еще ближе подползти к татарам?
     -  Почему  не  можно?  Все  можно.  Ежели  обойти  этой  гривой  мимо
Игнач-Креста, а там обогнуть еще большую лужу, то можно выйти на  большак,
на дорогу к Торопцу.
     Они снова двинулись вперед: делая  широкий  обход,  пробрались  через
рощицы и  наконец  приблизились  к  тому  месту,  которое  сицкарь  назвал
большаком.  Только такой опытный охотник, как Фомка,  мог  здесь  находить
тропы среди занесенных густым снегом полян.  Но ведь охотники имеют  всюду
свои затесы и приметы, которые помогают им не заблудиться.
     Миновав чахлую  рощицу,  путники  вдруг  оказались  лицом  к  лицу  с
татарами.  Их было человек десять,  на  конях  -  небольших,  мохнатых,  с
длинными гривами*.
     _______________
          * Эта же сцена (с татарской точки зрения) описана автором в  его
     повести <Батый> (часть VIII, глава 17): <Остановка у Игнач-Креста>.

     Передние  татары,  видимо,  были  крайне  удивлены,  а  может   быть,
испуганы, так как выхватили из колчанов луки и наставили  длинные  стрелы.
Послышался крик:
     - Эй вы, охотнички удалые! Подьте-ка сюда, к нам!
     Кричал это, видимо, человек  русский,  а  не  татарин:  у  него  была
широкая черная как смоль борода, на голове меховая шапка и одежда русского
покроя.
     - А вы что тут потеряли? Куда путь держите? - ответил Александр.
     - Мы люди торговые, нас не бойтесь! - продолжал чернобородый всадник.
- Мы хотим проехать до Новгорода: добра купить,  свое  продать.  Подойдите
сюда, к нам поближе! В убытке не останетесь!
     - Зря зовете: нам и здесь неплохо! - ответил Александр.
     - А далеко ли еще до Новгорода?
     - Верст сто будет*.  А вам и в сто  лет  до  него  не  добраться.  На
торговых людей вы что-то не похожи:  с  мечами  да  копьями  торговать  не
ездят.  Не передовой ли вы отряд войска татарского, лютого зверюги Батыги?
Не покорять ли Новгород он собрался?
     _______________
          * Верста в XIII веке равнялась двум верстам  нынешним,  то  есть
     2,3 километра.

     - А ждут ли его там?
     - Был бы он для нас гость желанный, то ему и пирогов и блинов  мы  бы
напекли и песни на гулянках спели.  А только слышали мы, что  царь  Батыга
татарский везет нам щедрые дары: петлю на шею, и дымные пожарища, и неволю
для наших жен и детей. Вот и придется его встречать честь честью: мечами и
топорами.  А брагой мы его такой хмельной угостим, что он как  ляжет,  так
больше никогда и не встанет.
     Татары, видимо, начали между собой переговариваться, указывая  руками
в сторону русских.  Несколько стрел просвистело  над  головой  Александра.
Одна, длинная, красная, впилась ему в  руку,  пробив  кожаную  перстатицу.
Сицкарь сильно потянул княжича за рукав:
     - Уходи назад! Убьют! Метко бьют, черти! Уйдем скорее, пока живы!
     Все повернули обратно.  Еще  несколько  стрел  впилось  поблизости  в
снег...


                         ПОМНИ ТАТАРСКУЮ СТРЕЛУ!

     В Новгород Александр вернулся не  без  труда.  Всюду  набухшие  ручьи
разлились.  Не раз приходилось переправляться  вброд  через  стремительные
потоки.
     Старый  Ратша  с  тревогой  ожидал  возвращения  своего  питомца.  Он
внимательно выслушал рассказ Александра о встрече с татарами, расспрашивал
обо всех мелочах, подивился красной татарской стреле - длинной  камышовой,
с трехгранным наконечником.
     - Такое закаленное на огне  жало  как  вопьется,  так  его  с  трудом
выдернешь.  Счастье твое, что стрела не попала тебе в голову,  не  вышибла
глаза.  Слышал я, что такое красные стрелы ханские. Не с ханом ли  Батыгой
безжалостным ты встретился? Не он ли это был возле Игнач-Креста? Не он  ли
сам и запустил  в  тебя  стрелу?  Помни,  Ярославич,  что  теперь  ты  уже
<меченый> татарской стрелой, как добрый конь выжженным тавром.  И это тебе
хорошая памятка до самой смерти, чтобы ты не забыл татарской угрозы  всему
русскому люду.


                             НА КНЯЖЬЕМ ДВОРЕ

     Широкое течение темного Волхова пересекала большая осмоленная  лодка.
Два мужика гребли длинными, тяжелыми веслами. Мальчик лет двенадцати сидел
на корме и правил небольшим широколопастным веслом.
     Посреди лодки сидел  глубокий  старик  в  черном  клобуке,  с  медным
крестом  на  цепочке,  ниспадавшим  на  впалую  грудь.  Лодка  подплыла  к
пристани, где толпилось много таких же насадов, и  врезалась  между  ними.
Крепкие словечки и ругань послышались с разных сторон,  но  прибывшие,  не
обращая на это внимания, привязали лодку к свае мостков, сложили  весла  и
достали два деревянных ведерка, полных рыбы (из одного ведерка даже торчал
длинный хвост сига).  С большой  бережностью  оба  гребца  помогли  старцу
взойти на мостки.  Несмотря на свой преклонный  возраст,  старец  довольно
легко и твердо поднялся на берег.  Его задержали лодочники. Прыгая с лодки
на лодку, они гурьбой  бросились  к  нему,  прося  его  благословения.  Он
каждого истово осенял крестным знамением и целовал в голову.  Затем  пошел
вслед за лодочником, которого остановил, уцепившись за рукав, приехавший в
лодке мальчик:
     - Тятька! Дозволь я проведу дедушку  к  князю  Ярославичу  -  я  знаю
дорогу. А ты постереги лодку.
     - Ладно, ступай!
     Толпа желающих  получить  благословение  все  росла,  и  идти  вперед
становилось трудно.  Но тут показался высокий летина с шапкой набекрень  и
громко крикнул:
     - Эй, новгородские вечники, скворешники-пересмешники! Разойдись и дай
отцу Варсонофию пройти к князю Ярославичу! Он его по срочному делу ждет.
     Больше не уговаривая, детина начал расталкивать встречных  направо  и
налево  так,  что  некоторые  даже  полетели  кубарем  на  землю,  и  отец
Варсонофий быстро дошел до княжьего двора. У ворот стояли два дружинника с
копьями. Они приоткрыли ворота и сказали:
     - Отец святой, проходи  осторожно  вдоль  стенки,  иначе  тебя  может
постичь беда.
     Вслед за старцем юркнул во двор и приехавший вместе с ним мальчик.
     Вероятно, отец Варсонофий  забыл  или  не  расслышал  предупреждения,
потому что он не пошел вдоль стенки, а прямо стал пересекать двор.
     Посреди двора стоял старый дуб с обломанной верхушкой и ветвями почти
без листьев.  По стволу дерева с необычайной  быстротой  скатилась  черная
туша  большого  медведя.  Зверь  проворными  скачками  направился  к  тихо
проходившему  старику,  который,  увидев  его,  остановился,  выжидая.  За
медведем волочилась бренчавшая железная цепь.
     - Уходи! Уходи в сторону! - раздались крики с разных концов двора.
     Но  отец  Варсонофий  не  двигался,  а  спокойно  стоял,  подняв  для
благословения руку.  Медведь подбежал,  обнюхал  потертые  сапоги  старца,
поднялся на задние лапы, передние положил ему на плечи и,  радостно  урча,
стал облизывать розовым языком лицо Варсонофия.
     Тот, благословив голову медведя, ласково  потрепал  его  по  мохнатой
морде:
     - Егорка, Егорушка! Во где нам довелось  встретиться!  Спасибо  тебе,
что не запамятовал меня.
     И старец достал из глубокого кармана  рясы  краюху  ржаного  хлеба  и
поднял ее над головой медведя.  Медведь опустился  на  четвереньки,  затем
сел, размахивая передними лапами, как бы прося.
     Отец Варсонофий отдал ему хлеб и теми же спокойными шагами направился
к  крыльцу  княжеского  дома.  Оттуда  навстречу  легкой  походкой  спешил
высокий, стройный юноша с вьющимися кудрями и шапкой на  затылке.  Большие
темные глаза смотрели пристально и  Пытливо,  а  все  лицо  было  освещено
радостной, приветливой улыбкой.  Он подошел к старику, склонился  на  одно
колено, и отец Варсонофий широким крестом благословил его.
     - Привет и благословение  дому  твоему,  княже  Александр  Ярославич!
Давно я не видел тебя.  В лесу, отшельником пустыни, провел  я  два  года.
Строим там монастырек новый.
     Александр  встал,  взял  отца  Варсонофия  под  руку,  и  вместе  они
направились к крыльцу.  Крики в воротах заставили Александра остановиться.
Там мальчик отбивался от стоящего на страже дружинника.
     - Кто это? Что там такое? - крикнул Александр.
     - Это мой питомец, - сказал Варсонофий, -  сын  лодочника,  что  меня
привез. Хочу вразумить его книжной премудрости.
     - Эй, молодец-удалец! Подойди-ка сюда!
     Мальчик быстро обежал двор вдоль стенки и,  сняв  шапку,  остановился
перед Александром.
     - Как звать тебя?
     - А Семка!
     - Медведя боишься?
     - А чего их бояться? Я с отцом не раз ходил  к  медвежьей  берлоге  и
даже принес в избу медвежонка.
     - Ишь ты какой смелый и прыткий! Хочешь, молодец, служить у меня?
     - Кабы мне потом стать дружинником, уж я бы старался, старался!
     - А что ты умеешь?
     - Я умею скворцов и снегирей ловить, на дудке  играть  и  медведя  из
берлоги выманивать.
     - А где твой отец?
     - На Волхове лодку сторожит.  Как только я вернусь к нему, он понесет
сигов на торг.
     - Ты беги сейчас к отцу и скажи, что я  беру  тебя  к  себе,  передам
монаху-книжнику, вот отцу Варсонофию, он тебя научит книги читать и писать
по-ученому, а твой отец пусть придет сюда договориться и сигов притащит.
     Отец  Варсонофий  с  Александром  поднялись  по  ступенькам.  Мальчик
опрометью кинулся к выходу, а медведь продолжал сидеть  на  задних  лапах,
обмахиваясь передними и протягивая их вперед, как бы прося подачки.


                          НЕМЕЦКИЙ ТОРГОВЫЙ ДВОР

     В Великом Новгороде, неподалеку от многоводного задумчивого  Волхова,
находилось большое, обнесенное высоким тыном владение с крепкими воротами,
охраняемыми вооруженной стражей. Это был немецкий торговый двор - обширный
участок, на котором стояло много построек.  Жизнь там проходила  по  своим
особым правилам и обычаям.
     Внутри торгового двора тянулся  ряд  двухэтажных  лавок.  На  высоких
подклетях стояли дома для приезжающих иноземных купцов и  их  приказчиков.
Несколько отдельно были расположены мельница, пивоварня, баня, церковь св.
Петра и дом священника.
     В верхних ярусах лавок немцы продавали покупателям товар в розницу, в
нижних - принималось от русских разное сырье.
     Опасаясь неприятности со стороны недобрых  людей,  немецкие  торговцы
требовали, чтобы никто из русских купцов не устраивал близ их двора  своих
лавок и чтобы поблизости не происходили излюбленные новгородцами  кулачные
бои.
     У себя во дворе немцы не подпускали никого чужого к своей церкви, где
хранились самые дорогие их товары, а также всячески оберегали склады  вина
и пива.
     На ночь немецкий двор запирался, наиболее ценные товары  переносились
в церковь и ее подвалы.  Поочередно один купец и один приказчик  всю  ночь
дежурили в церкви, запертой изнутри и снаружи, а  у  дверей  ее  ставилась
стража.
     Покончив с дневными  делами,  все  приказчики  собирались  ужинать  в
просторной горнице. На ночь во двор спускали больших сторожевых собак.
     В каждом  доме  тесно  размещались  купцы-земляки  с  приказчиками  и
слугами.
     В одном доме, более нарядном, жил альдерман (старшина). Он с четырьмя
товарищами-соправителями  пользовался  большой  властью.  Альдерман    мог
приговорить виновного в убийстве даже  к  смерти,  за  воровство  отрубали
руку. Священник был одновременно и секретарем альдермана.
     Лишь немногие служащие немецкого торгового двора жили вне его стен  и
только в зданиях, принадлежавших иноземцам.  Вообще немецкий торговый двор
представлял собою особый мир, и с местным населением  иноземцев  связывала
исключительно торговля, иногда тяжба - всегда в русском суде.
     Немецкие купцы жили в Новгороде не постоянно.  Два раза  в  год  одна
партия купцов сменяла другую.  При отъезде очередной партии немецкий  двор
опечатывался,  а  ключи  передавались  на  хранение  в  Софийский    собор
новгородскому владыке.
     Однажды дождливым  темным  вечером  к  немецкому  торговому  двору  в
необычно позднее время пробрались какие-то люди.  Сказав  что-то  сторожу,
пришедшие остановились у запертых ворот.
     Наконец из ворот вышел высокий  человек.  Он  нес  в  руке  фонарь  с
зажженной свечой и, подняв его, поочередно осветил лица прибывших. Все это
были известные купцы в богатых, нарядных кафтанах с собольими и  бобровыми
воротниками, прикрытых темными плащами.
     - Господин альдерман Генрикус Вулленпунт приглашает вас войти в  свой
дом. Пожалуйста, почтенные господа, следуйте за мной.
     Все вошли в ворота и направились к крыльцу  главного  здания.  Кругом
двора виднелось много амбаров, отдельно  стояло  несколько  жилых  зданий.
Окна этих зданий, с цветными заморскими стеклами, пропускали тусклый свет.
     Все поднялись по узкой лестнице на второй ярус и оказались в  большой
комнате.  На стенах горели свечи в изогнутых подсвечниках. Посреди комнаты
протянулся узкий, длинный стол, крытый темно-коричневым сукном с бахромой.
     Вошедшие издали поклонились  старшине.  Он  сидел  в  конце  стола  в
широком кресле с резной спинкой,  изображающей  двух  львов,  поднявших  в
лапах круглый щит  с  гербом  города  Бремена.  Перед  альдерманом  лежала
большая раскрытая книга в кожаном переплете с серебряными  застежками.  Он
был одет в просторный зеленый бархатный кафтан  с  бобровым  воротником  и
такой же опушкой по подолу;  на  голове  -  шапочка-берет,  нависавшая  на
глаза;  на  указательном  пальце  -  золотое  кольцо  с большим сверкающим
алмазом.  Его  белые  ширококостные  руки  опирались  на  палку  с  резным
серебряным набалдашником.
     На низкие поклоны вошедших Вулленпунт только небрежно кивнул головой,
повел рукой по воздуху, приглашая сесть, и  снова  погрузился  в  просмотр
книги.
     Все тихо сидели и терпеливо ждали. Наконец старшина заговорил:
     - Сегодня мы будем беседовать не о наших обычных торговых делах, а по
вопросу более неотложному и крайне важному.
     -  Мы  слушаем  тебя,  почтенный  господин  альдерман  Вулленпунт!  -
ответило несколько голосов.
     -  Мы  не  раз  обсуждали  с  вами  нужды  наших  купцов,  и  все  вы
соглашались,  что  торговля  Новгорода  с  иноземными  странами  могла  бы
развернуться гораздо шире и куда выгоднее  для  нас,  если  бы  мы  сумели
устроить другое, новое управление Новгородом,  в  которое  входили  бы  на
равных началах и русские, и  немецкие,  и  шведские,  и  другие  иноземные
купеческие старшины. И это было бы прежде всего прибыл