изических,  очистить от
всяких   умозрений",   связывая   эту
тенденцию    с     работами    Бенеке
.i.Бенеке Ф.;[4, с. 33].
  12 Я полагаю,  что  "Лексикон"  был
недооценен и современниками Галича, и
исследователями. Это относится даже и

350

к тем  его современникам,  которые  в
общем  высоко   оценили  его  роль  в
истории русской  общественной мысли и
к  мнению   которых  мы  относимся  с
чрезвычайным пиететом  - к Белинскому
и Герцену.i.Герцен А.И.;.
  Так                       Белинский
.i.Белинский В.Г.;писал             о
"Лексиконе": "все, что она (эта книга
Галича - З.К.) говорит, известно всем
и  каждому"   и  говорит  она  дурным
языком, с "высокопарным красноречием"
[56,   т. 9,    с. 603].   Того    же
иронического    тона    держится    и
Герцен.i.Герцен А.И.;,        который
относительно рецензии  Белинского, не
зная,    кто    ее    автор,    писал
А.А. Краевскому  .i.Краевский А.А.;10
апреля 1846 года:  "Я чуть не умер со
смеху от  разбора Галичева  словаря -
кто  этот   почтенный  критик?"  [78,
т. 22, с. 254].
  Несколько  мягче  -  поскольку  это
выступление  было   связано  с  общей
оценкой значения  Галича - высказался
"Современник".   Анонимная   рецензия
заявляла, что  "г. Галич, вместе с г.
Велланским  .i.Велланский Д.М.;первые
внесли  в   наше   отечество   начала
новейшей  германской  философии",  но
"Лексикон",  по   мнению  рецензента,
"представляет что-то неопределенное и
странное" и  оставляет желать лучшего

                                  351

в  последующих  томах  [135,  с. 220-
221].
  13 Следует напомнить,  что  русские
последователи                Шеллинга
.i.ШеллингФ.;различали    вслед    за
своими немецкими учителями два органа
интеллектуальной    деятельности    -
рассудок   и    разум   (у    Павлова
.i.Павлов А.;Verstand  и   Vernunft).
Такой   терминологии   придерживается
здесь и Галич. Однако иногда рассудок
и разум  отождествлялись как синонимы
для       характеристики       низшей
интеллектуальной    способности,    а
высшую   именовали    "умом".   Галич
переводил название  одной  из  критик
Канта    .i.Кант И.;так:     "Критика
чистого ума"  [3,  кн. 2,  с. 338]  и
говорил о  "системе чистого  ума" [3,
с. 323, ср. 312].
  14 Здесь   Галич   четко   отличает
"разум" от "рассудка" и "смысла".

           Глава четвертая

  1 Во  всяком  случае  исследователь
проблемы    распространения    учения
Галича    в    России    А.И. Володин
.i.Володин А.И.;в своей книге [73] не
отмечает  более   ранних   упоминаний
имени Гегеля в русской литературе.
  2 Исследователь      Дж.      Бруно
.i.Бруно Д.;А.Х. Горфункель

352

.i.Горфункель А.Х.;заметил,       что
Галич,          излагая          идеи
Бруно.i.Бруно Д.;,           особенно
подчеркивал его  мысли  "о  единстве,
вечности и несотворенности вселенной"
[84, с. 93].
  3 В качестве  возможного их  общего
источника добавлю к тому, что сказано
в   [118],    еще   работу    И. Буле
.i.Буле И.;[216].    Буле.i.Буле И.;,
профессорствовавший в  Москве  (1805-
1811),    считал,     что    "история
философии"    есть    "прагматическое
изложение     важнейших      попыток"
выдающихся мыслителей постичь предмет
философии [53, с. 377].
  4 Напомню  здесь,   что  при  жизни
Гегеля   его   "Лекции   по   истории
философии" не  издавались и  что в их
основу "был  положен... краткий очерк
истории   философии,   написанный   в
Гейдельберге,  то   есть   не   ранее
1816 года"   [77,    т. IX,   с. VI].
Добавим к  этому,  что  вступительная
речь к  гейдельбергскому  курсу  была
произнесена  в  конце  октября  этого
года и курс читался, следовательно, в
1816-1817  учебном  году,  хотя,  как
известно,  курс   истории   философии
Гегель .i.Гегель Г.;читал еще в 1805-
1806 году [см.:  163, с. 265]. Что же
касается полного курса, которому было
предпослано детальное изложение самой

                                  353

концепции истории  философии,  то  он
впервые был  прочитан в 1816-1817 гг.
[77,  т. XI,   с. 519]  и   не   мог,
конечно, служить  Галичу  источником,
каковым  были   работы  догегелевских
авторов,  перечисленных  им  самим  и
печатавших свои  работы в конце XVIII
- начале XIX вв.
  5 Не могу  пройти здесь мимо статьи
одного из  деятелей русской философии
того времени, которого нельзя отнести
к школе, хотя одно время он находился
в контакте с ее разветвлением - круж-
ком                        Станкевича
.i.Станкевич Н.В.;[см.:  52,  с. 108;
ср. в  кн.: 111,  гл. 4, примеч. 37].
Он скорее  был ее  критиком. Об  этом
деятеле я  писал в  [118,  с. 51].  Я
имею     в      виду     В. Андросова
.i.Андросов В.;и его статью [51].
  Подобно деятелям  школы -  и в этом
смысле в  шеллингианской  традиции  -
Андросов .i.Андросов В.;понимал,  что
"несмотря...    на...    разнообразие
(философских -  З.К.) систем, все они
могут быть  приведены к двум главным:
идеалистической и  материализму;  все
прочие   суть    ветви   этих   двух,
начальных, касающихся корнями первого
возраста  ума   человеческого"   [51,
с. 99]. Идеализм возник еще в древние
времена  и   развивался   вплоть   до
современности       -        Андросов

354

.i.Андросов В.;ссылается           на
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;,  на  Стефенса
.i.Стефенс Х.;и, что особенно для нас
важно,  на   "Пролюзию  к   медицине"
Велланского (не  называя его  имени).
Это суждение современника школы, даже
не входящего в нее, свидетельствует о
том,  что   и  такого  рода  писатели
понимали,       что        Велланский
.i.Велланский Д.М.;принадлежит  школе
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;.
Андросов.i.Андросов В.;,      однако,
критически    говорит     об     этом
направлении немецкой  философии,  так
как оно,  по его  мнению,  предлагает
свои   гипотезы    без    достаточных
доказательств. Но  для нас  важнее то
обстоятельство,   что    в    русскую
журналистику,  даже   критическую  по
отношению  к   школе,  проникали   ее
установки,  ее   идеи,  ее  понимание
классификации  философских  учений  -
разделение на материализм и идеализм.
Под этим влиянием уже в 20-30-х годах
русская  историко-философская   наука
приобретала          методологическую
зрелость.
  6 Это           тот           самый
К. Зедергольм.i.Зедергольм К.;,
который  не   выдержал   конкурса   с
Надеждиным       .i.Надеждин Н.И.;при
замещении   университетской   кафедры
теории изящных  искусств и археологии

                                  355

в Московском  университете. Некоторые
сведения  об   этом  забытом  докторе
философии  и  магистре  вольных  наук
Кенигсбергского  университета   можно
найти в [174, с. 7; 217; 103].
  7 Между     появлением     рецензии
Среднего.i.Средний-Камашев И.;-
Камашева [196]  и второй книгой [101]
Зедергольма    .i.Зедергольм К.;вышли
работы этих  двух авторов, специально
рассматривающие проблемы  методологии
истории  философии,   хотя  и   не  в
шеллингианской              традиции.
Представляется целесообразным сказать
и о  них,  чтобы  нарисовать  картину
совершенно   неизученного   состояния
этой историко-философской  дисциплины
в 30-х -  начале 40-х гг.  в России и
поскольку   обе,   по   существу,   в
известной  мере   воспроизводят  идеи
Галича,    то     есть     показывают
воздействие      историко-философской
концепции последнего.
  Арх. Гавриил .i.Гавриил;не был, по-
видимому,  затронут   шеллингианскими
тенденциями,   но   его   роднит   со
Средним.i.Средний-Камашев И.;-
Камашевым религиозная  устремленность
в   интерпретации   проблем   истории
философии.
  Впрочем,  эта  устремленность  была
достаточно    удалена     от    непо-
средственного              содержания

356

рассматриваемых  проблем  и  в  целом
само рассмотрение методологии истории
философии           носит           у
Гавриила.i.Гавриил;,   так   сказать,
деловой характер  (напоминая  в  этом
отношении  Лодия  и  Галича),  причем
Гавриил .i.Гавриил;специально выделял
проблемы   метода,    даже   методики
изложения    и    изучения    истории
философии,  употребляя   к  тому   же
применительно к  этим целям  и термин
"методы".
  Главное  значение  работы  Гавриила
.i.Гавриил;и состоит  в том,  что он,
дав  определение   предмета   истории
философии как науки и некоторых общих
закономерностей ее  развития, говорил
об   этих    методах,   которые    он
одновременно   считал    и   методами
"преподавания"       и       методами
"исторического     исследования     о
философии" [74, с. 9-10].
  Отличая науку  истории философии от
истории философских систем, как целое
от части,  он  определял  первую  как
науку,                    "излагающую
достопримечательные    умозрения    о
естестве    существ    и    правильно
определяющая как  заслуги  философов,
так  и   равно  и  их  заблуждения  и
недостатки" [74,  с. 3].  Это  весьма
поверхностное            определение,
усматривающее  предмет   философии  в

                                  357

совершенно  неспецифическом  для  нее
"умозрении  о  естестве  существ",  в
дальнейшем     весьма     плодотворно
уточнялось.  Различая  "внутреннее  и
непосредственное вещество",  то  есть
содержание   истории   философии   от
"внешнего",                   Гавриил
.i.Гавриил;считал, что это содержание
сводится,  во-первых,   к  "изысканию
коренных начал  природы и свободы", а
потому  история  философии  и  должна
следить за "беспрестанным стремлением
ума  к  изысканию"  этих  начал;  во-
вторых, хотя  и не  совсем ясно,  ут-
верждалось,  что   история  философии
следит за  прогрессом этих умозрений.
Неясность здесь  состояла в  том, что
по  формуле   внутреннее   содержание
истории  философии  определялось  как
"постепенное раскрытие  и образование
философского    ума     как    орудия
философии"   [74,    с. 4];   но   не
выяснялось,  идет  ли  речь  о  чисто
формальном       развитии       самой
познавательной  способности  человека
или же о развитии "изыскания коренных
начал   природы   и   свободы",   как
установленного     ранее     предмета
умозрений философов.  Для дальнейшего
развития    методологии     историко-
философского    исследования    имела
значение     трактовка      Гавриилом
.i.Гавриил;понятия  внешнего   содер-

358

жания истории  философии (где  он шел
отчасти за  Лодием  и  Галичем).  Это
внешнее   содержание    -   "причины,
события  и   обстоятельства,  имевшие
влияние на раскрытие философского ума
и на  свойство его произведений" [74,
с. 4], куда входили личность философа
и "внешние  причины" - "дух времени",
"степень   образованности"   и   т.п.
Плодотворность   этого    направления
мысли Гавриила  .i.Гавриил;состояла в
том,   что    выводило   рассмотрение
истории    философии     из    тупика
имманентизма на  простор исследования
ее  широких   связей  с   гражданской
историей.
  Наконец,  говоря  об  общих  чертах
истории философии  как науки, Гавриил
.i.Гавриил;стремился отчленить  ее не
только от других наук, подчеркивая ее
специфику    ("она     имеет    бытие
самостоятельное и определенный вид"),
но и от религии [74, с. 7].
  Но едва  ли не  наибольшее внимание
Гавриила .i.Гавриил;привлекает  чрез-
вычайно важная проблема "Общих правил
метода,     каким      должно     ру-
ководствоваться    в     исторических
исследованиях о  философии", которыми
является также  и "Метод преподавания
науки". Эти  правила состоят  "в  тех
условиях, по  которым материалы  этой
науки должны  быть изысканы, собраны,

                                  359

обработаны  и   приведены  в   единую
стройную ученую совокупность". Таково
было едва  ли  не  первое  в  русской
литературе  определение   того,   что
такое   метод   историко-философского
исследования.
  Эта "общая"  методология включает в
себя,  кроме   того,  что  сказано  в
приведенном определении,  еще  и  то,
что в  современном  словоупотреблении
называется историзмом (в одном из его
определений):              необходима
"тщательность" изучения, стремление к
"изучению подлинного  их  ("положений
философских"  -  З.К.)  смысла"  так,
чтобы "читатель истории философии мог
поставить себя на ту же точку зрения,
на     которой      стоял     философ
самомыслитель, и  оценить достоинство
трудов без  всякой  несправедливости"
[74, с. 8-10].
  Кроме  этой   "общей"   методологии
Гавриил   .i.Гавриил;развил   еще   и
"особенную" -  "особенные  положения,
которые  должно   наблюдать  историку
философии"   [74,    с. 10],   и   он
формулирует восемь "особенных правил"
этой методологии.
  Первые  четыре   правила  обязывают
историка   философии    рассматривать
философские системы по их зависимости
от    познавательных     способностей
человека,       каковых       Гавриил

360

.i.Гавриил;усматривает в человеке три
- чувственность,  разум  и  волю.  Он
здесь  очень   нечеток,   все   время
смешивает     интерпретацию      этих
способностей   самими    исследуемыми
мыслителями   и    исследующего    их
историка   философии.    Рациональное
содержание этих  методов  сводится  к
требованиям, чтобы  исследователь  не
придерживался при  написании  истории
философии  "односторонней  какой-либо
системы", как  это делают,  например,
Тидеман.i.Тидеман Д.;,         Риттер
.i.Риттер;или
Теннеман.i.Теннеман В.;,  но  был  бы
"беспристрастным" судьей  философских
систем,  которые   суть  "сенсуализм,
идеализм, скептицизм  и мистицизм"  и
которые        "проистекают        из
одностороннего раскрытия способностей
души  в   известных  отношениях,   и,
взятые порознь,  не составляют полной
философской  системы".   Но  как   же
самому историку философии найти точку
зрения для  отправления своей функции
беспристрастного  судьи?   Совершенно
очевидно,  что   ложность  постановки
этого      "проклятого"       вопроса
методологии     историко-философского
исследования    обрекает     Гавриила
.i.Гавриил;на метания и противоречия.
С одной  стороны,  он  полагает,  что
такую    "беспристрастность"    можно

                                  361

обрести    с     помощью     "законов
еклектизма", в  силу которых  историк
философии       "будет       смотреть
беспристрастно   на    все   системы,
упоминая  о   всех  недостатках".  Но
чтобы видеть "недостатки", надо иметь
ориентир,  точку   зрения,  а   такую
позицию  Гавриил   .i.Гавриил;осудил,
требуя "беспристрастности". Но он тут
же, в  той же фразе, которую я только
что    прервал     в     цитировании,
противоречит  себе  и  идет  по  пути
осужденных   -    предлагает   судить
системы "по  тем законам, кои ему из-
вестны из  сознания". Но  законы  эти
по-разному   понимаются    в   разных
философских системах,  и судить о них
таким  образом   -  значит   утратить
"еклектическую"     беспристрастность
[74, с. 12, 15, 17].
  Впрочем, сам Гавриил.i.Гавриил;, не
найдя  выхода   из  противоречия  при
формулировании    "особых     правил"
методологии, наипрекраснейшим образом
находит свой  ориентир для суждений о
системах - христианство.
  Что  касается   остальных   четырех
правил, то они требуют, чтобы системы
излагались в  порядке  хронологии  их
возникновения, которая  "есть порядок
раскрытия     наших     способностей"
(например, по этому принципу выходит,
что    так     как     "чувственность

362

предшествует    разуму,    сенсуализм
предшествует идеализму"), но при этом
еще и вскрывалась "связь, зависимость
и   взаимное   влияние"   философских
систем.   Далее   утверждалось,   что
философия начинается  в Греции,  а не
на   Востоке,    где   была   развита
мифология,  в   то  время  как  греки
"занялись   исследованием   истины...
независимо от влияния религии, поэзии
и политики".
  Вот что  можно  извлечь  из  восьми
правил  метода  историко-философского
исследования,  намеченных   Гавриилом
.i.Гавриил;[74, с. 18, 20, 22].
  Далее   он   рассматривал   вопросы
"достоинства"  (то   есть   значения)
истории философии,  ее периодизации и
историографии.
  Относительно "достоинства"  истории
философии Гавриил  .i.Гавриил;говорил
вполне    тривиальные    вещи:    она
показывает, в  чем польза  философии,
извлекает   уроки   из   заблуждений,
правил  и  образцов,  "совершенствует
наши    душевные     силы".    Ничего
значительного нет  и  в  периодизации
истории   философии    на    древнюю,
средневековую и новую, разве лишь то,
что        архимандрит        Гавриил
.i.Гавриил;усматривал        прогресс
философии    нового     времени     в
освобождении  философии   "от   своих

                                  363

оков", наложенных  на нее  в  средние
века богословием [74, с. 24, 26-27].
  Прослеживая     "судьбы     истории
философии"   как    науки,    Гавриил
.i.Гавриил;замечал,   что    ее    не
существовало в  древности,  где  дело
сводилось   к    простому   изложению
мнений.   Второй    период    истории
философии   связан    с    появлением
"критического духа",  с установлением
"правил,         коим          должно
руководствоваться   при   составлении
истории   философии".   Этот   период
связан        с         деятельностью
Бейля.i.Бейль П.;,
Томазия.i.Томазий Х.;               и
Лейбница.i.Лейбниц Г.;,       который
"начертал идеал,  по которому  должна
быть образована  история  философии".
Третий период  связан с  систематизи-
рующими       работами       Бруккера
.i.Бруккер И.;-     "отца     истории
философии",     который,      однако,
представив   историю    философии   с
колоссальной      полнотой,       был
недостаточно   строг    в   отделении
истории философии от истории религии,
мифологии и  других смежных областей,
почему он и не "проникал в глубину" и
не соблюдал "точность плана". Отдавая
должное     Теннеману.i.Теннеман В.;,
Гавриил  .i.Гавриил;упрекает   его  в
пристрастии к  кантианству, лишавшему

364

его    необходимой    для    историка
философии     объективности      [74,
с. 34, 35, 38].
  Наконец,  Гавриил  .i.Гавриил;давал
систематизированную библиографию, где
упоминались труды и русских авторов -
Галича и Ф. Надежина.i.Надежин Ф.С.;,
а также  и Гегеля,  но не  как автора
курса истории  философии, уже  к тому
времени    напечатанного,    а    как
философа, пропущенного  Галичем (что,
как   мы    знаем,    неверно),    но
упомянутого
Ф. Надежиным.i.Надежин Ф.С.;.
  Что  касается   этого   последнего,
работа которого  вышла в том же году,
что     и     рассмотренная     книга
Гавриила.i.Гавриил;, то здесь следует
отметить несколько  идей,  выдвинутых
автором      не       только      "по
Рейнгольдту.i.Рейнгольд К.;", но  и в
соответствии с  уже распространенными
в то время методологическими идеями.
  Прежде всего  давалось  определение
предмета  науки   истории  философии,
основанное  на  определении  предмета
самой      философии      и      идее
поступательного            постижения
человечеством этого  предмета в  ряду
хронологически            выступавших
философских систем. Эти две идеи были
соединены  в   следующем  определении
(весьма   близком    к   определению,

                                  365

содержащемуся    и     в     "Истории
философских систем" Галича): "История
философии  есть  учено-прагматическое
изображение постепенного  образования
философии  или   систематическое  из-
ложение   важнейших    попыток    ума
осуществить идеи  науки о  началах  и
законах вселенной  и ее  вечной вине"
[152, с. 1].
  Заключенное    здесь    определение
предмета   философии,    как   и    в
определении Гавриила.i.Гавриил;, было
слишком широким и включало в себя уже
с     самого      начала      элемент
теологический.
  Далее, важно отметить идею единства
философского  развития  человечества.
Единство  разнообразных   философских
систем    определено,    по    мнению
Надежина.i.Надежин Ф.С.;,       с