ки  излагались,  так  что
русский  читатель   не  очень-то  мог
составить   себе    представление   о
философии     Канта      .i.Кант И.;и
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;, не прибегая к
первоисточникам    или    иностранным
руководствам.      Галич      впервые
предоставлял  ему   эту  возможность.
Делал это  он компилятивно, но весьма
квалифицированно.
  Подчеркнем        здесь         два
обстоятельства.

154

  Во-первых, уже  в  то  время  Галич
различал   философию    молодого    и
позднего (в  той мере,  в  какой  это
можно  было   сделать  в   1819 году)
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;.   При    этом
несомненно     его      отрицательное
отношение к  поздней, о  которой он с
сожалением  говорил  как  о  системе,
обманувшей ожидания, поскольку вместо
"обещанной полной  системы философии"
Шеллинг.i.Шеллинг Ф.;,   "лишив   нас
надежды",       занялся       "теперь
мифологическими, к  системе его  при-
мыкающими  изысканиями"   [3,  кн. 2,
с. 299].
  Во-вторых,   очерк    о    Шеллинге
.i.Шеллинг Ф.;очень  рельефно   пока-
зывает,   насколько   сам   Галич   в
известных уже  нам его  построениях в
самых различных  областях философской
науки, а  в  особенности  в  наиболее
принципиальных     пунктах      своих
философских  взглядов,   исходит   из
философии Шеллинга  .i.Шеллинг Ф.;как
из главной теоретической предпосылки.
  Впервые   в   русской   философской
литературе  Галич  упоминал  Гегеля1,
его работу  Differenz des Fichtischen
und  Schellingschen   Systems.  Jena,
1801   [3,    ч. 2,   с. 257],    его
совместную   работу    с    Шеллингом
.i.Шеллинг Ф.;по изданию  Neues  kri-
tischen Jurnal  der  Philosophie  [3,

                                  155

кн. 2,  с. 292]   и,   что   особенно
примечательно,    важнейшую    работу
Гегеля    -     "Большую"     логику:
Wissenschaft  der  Logik.  Nurenberg,
1816,    которую    расценивал    как
применение  шеллингианства  в  логике
[3,  кн. 2,   с. 298].   По-видимому,
Галич использовал,  хотя и без ссылки
на  Гегеля,   это  его   сочинение  в
приложенном ко  II-ой книге  "Истории
философских      систем"       "Опыте
философского  словаря"  (например,  в
статье "Необходимое" [9, с. 327]).
  Следует указать,  что Галич снабдил
все главы своей работы обстоятельными
библиографическими         справками,
дававшими    возможность     русскому
читателю ориентироваться в литературе
вопроса    на     основных     запад-
ноевропейских языках.
  Большое   значение    имел    также
приложенный к книге опыт философского
словаря, где  на сорока  страницах он
пояснял  ряд   важнейших  философских
понятий,  как,  например,  "apriori",
"aposteriori",              "атеист",
"трансцендентальная        диалектика
Канта.i.Кант И.;",        "идеализм",
"материализм", "реализм" (в сущности,
другое название  материализма,  очень
хорошо      отформулированное       и
противопоставленное  "идеализму")   и
др.   К    сожалению,   ссылаясь   на

156

недостаток места,  Галич отказался от
выполнения своего намерения составить
очерк "состояния  философии в России"
[3, кн. 2, с. IV].
  По   самому   содержанию   "Истории
философских систем"  Галич в  меньшей
мере, чем  в других своих сочинениях,
пропагандировал    и     разрабатывал
диалектические идеи.  Они проявляются
в   его   общей   концепции   истории
философии     как      поступательном
процессе,  как  прогрессе  постижения
истины, но в большей мере они заметны
и значимы  в том, что он выявляет ряд
диалектических идей у философов.
  Он отмечает  диалектические идеи  у
Гераклита   .i.Гераклит;[3,    кн. 1,
с. 36-37]    и    у    неоплатоников,
усматривая сходство  их идей с "духом
нашего  века",   то  есть  философией
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;. В  частности,
такое сходство  он видит  в  мысли  о
"двойственности"  мира   [3,   кн. 1,
с. 205] у  Платона .i.Платон;и Прокла
.i.Прокл;с  его   опытом   "выведения
понятия по  лестнице  тройственности"
[3,  кн. 1,  c. 206].  Диалектические
идеи  он   находит  и   у  Кузанского
.i.Кузанский Н.;[3, кн. 1, с. 307], и
у   Бруно2   .i.Бруно Д.;[3,   кн. 1,
с. 317].
  Характеризуя   немецкую   философию
конца  XVIII   -  начала  XIX века  и

                                  157

представляя в  специальном и обширном
изложении                   философию
Шеллинга.i.Шеллинг Ф.;,   он    много
уделял  внимания   именно   этой   ее
стороне и, что очень важно, осознавал
диалектику Шеллинга .i.Шеллинг Ф.;как
метод его философии.
  Так   он    обращал   внимание   на
диалектику    "тройственности"    [3,
кн. 2, с. 268, 271],  на то,  что, по
Шеллингу.i.Шеллинг Ф.;,  "в   видимой
вселенной   происходит    разрознение
единого на  двойственное" [3,  кн. 2,
с. 271], что  "везде воздвигаются две
противоположности, соединяемые в чем-
то третьем. Трехчленная постепенность
простирается чрез все великие и малые
явления   в   мысленной   области   и
вещественной" [3,  кн. 2, с. 272; ср.
об этом:  3, кн. 2,  с. 274-275].  Он
прослеживал,         как,          по
Шеллингу.i.Шеллинг Ф.;,     протекает
диалектический    процесс    дедукции
неорганического    и    органического
миров, а  также и  дедукция  в  сфере
духа.   В   обобщенном   виде   Галич
констатировал          диалектичность
философии  Шеллинга   .i.Шеллинг Ф.;в
целом, утверждал,  что сам  ее  метод
был  диалектическим:  "Сия  философия
выставляет не  только верное  начало,
но  и   такую  же   верную  методу  -
соединяющую    разнообразные     про-

158

тивоположности в  явлениях, начиная с
какой угодно  стороны. В  живой сфере
вселенной  одно  развитие  необходимо
ведет  к  другому...  Разрозненность,
происходящая     из      безусловного
тождества, продолжается  дотоле, пока
не выступит  опять  в  единстве"  [3,
кн. 2, с. 269-270].
  В  сущности,   как   диалектическую
характеризовал Галич и "живую методу"
философии    Фихте    .i.Фихте И.;[3,
кн. 2, с. 239].
  В этом  смысле можно сказать, что и
для самого  Галича проработка истории
философии  была   школой  диалектики,
поскольку к  диалектике она пришла на
высшей  стадии   своего  развития   и
поскольку  в   завершающих   разделах
"Истории философских  систем" диалек-
тика   была   представлена   не   как
случайная   черта   современной   ему
философии, а  как "живая метода", как
"верная       метода"       истинного
философствования. Поэтому в историко-
философской   концепции   Галича,   и
особенно в  его внимании к диалектике
немецкой  философии,  мы  усматриваем
исходный пункт  того  движения  мысли
Галича,   которое   привело   его   к
осознанию диалектики  как метода, что
имело столь существенное значение для
развития школы в целом.


                                  159

  Таким образом, "История философских
систем" имела  большое  значение  для
развития    русской    философии    и
философского   сознания    в   России
вообще.     Книга      эта     давала
представление об историко-философском
развитии человечества, и особенно - о
его новейших  явлениях, в том числе и
диалектике.
  Это значение усиливалось еще и тем,
что в  книге была предпринята одна из
первых     в      России      попыток
сформулировать   некоторые   принципы
новой, только  что  становившейся  на
Западе   специальной   историко-фило-
софской    дисциплины    -    истории
философии  как  науки,  включающей  в
себя и  методологию  историко-филосо-
фского исследования.
  И в  этом отношении  Галич опирался
не  только   на  западную,  но  и  на
отечественную традицию.
  Я уже  имел  возможность  писать  о
том,  каково   было  состояние  науки
истории  философии   в  России  этого
времени [116 и 118, с. 305-313 и 335-
336] и  как развивалась  в России эта
специальная  дисциплина.   Там  уста-
новлено, что  в этом отношении Галичу
предшествовали                деятели
материалистическо-деистической  школы
философии  русского   Просвещения   -
А. Стойкович      .i.Стойкович А.И.;и

160

особенно     учитель     Галича     -
П. Лодий.i.Лодий П.Д.;.
  Но возвращаясь  здесь к обсужденной
в  книге  [118]  проблеме  источников
методологических построений учителя и
ученика3 и  отношения их между собой,
сосредоточимся на том, как в "Истории
философских систем"  были рассмотрены
методологические проблемы.
  Теоретические                основы
методологической  концепции   истории
философии Галича,  естественно,  были
заложены     его      общефилософской
концепцией  и   прежде  всего   двумя
названными выше  ее идеями - единства
и развития.  История  философии  есть
для него  конкретная  форма  развития
духа человеческого. Выявленная нами в
исходных   сочинениях   Галича   идея
параллелизма развития природы и духа,
история  получает  здесь  более  кон-
кретное      развитие       и       в
общетеоретической,  и   в  конкретно-
исторической форме. "Как в природе, -
говорил  Галич   студентам,  -   есть
начало,  коему  принадлежат  процессы
тяготения,     начало     деятельное,
способное к произведению обличий, так
и в  истории человечества, кроме про-
изведений   действительных,    науки,
искусства  и   пр.,  есть  внутренняя
деятельная      сторона,      которая
содержится к  ним, как  внутреннее  к

                                  161

внешнему. Сия  внутренняя  сторона  и
есть история  философских систем".  В
сущности, так  же,  как  и  в  ранних
сочинениях  и   на  основе   той   же
шеллингианской   идеи    параллелизма
объясняется   здесь   и   дивергенция
философских идей  и систем:  "Если же
природа не устает творить через общие
свои        процессы        (движение
магнетизма)..., то природа духа никак
не устанет  творить новые  идеи,  так
что пока сие начало действует, до тех
пор будут являться разные системы".
  От   этого   специфически-историко-
философского               применения
шеллингианских идей  Галич восходил и
к    общефилософским,     разумеется,
доводимым   и    до   коренной   идеи
объективного  идеализма:  "...история
есть   откровение    одной   всеобщей
божественной жизни,  которая при всех
противоположностях, пополняющих  одна
другую,  вечно  не  истощается"  [26,
л. 352-353].
  Но  менее   всего  этот  неизменный
ингредиент     всех     теоретических
построений  Галича  воздействовал  на
специальную    методологию    истории
философии,  которую  он  предлагал  в
своей книге.
  Галич учитывал соответствующий опыт
западноевропейских     ученых.     Он
вычленил из  зарубежной литературы по

162

истории философии  специальные работы
по методологии  -  Гарве.i.Гарве Х.;,
Рейнгольдта.i.Рейнгольд К.;,     Геза
.i.Гез (Гесс) Г.;(вероятно,
Г. Гесса),      Громана.i.Громан И.;,
Бахмана.i.Бахман К.; и  др.  Опираясь
на эти  труды, осмысливая методологию
анализа истории философии, который он
осуществлял в этой специальной книге,
он  предложил   применить  к  истории
философии то,  что  школа  предлагала
делать и  в других научных областях -
реформировать  эмпирическую  науку  и
создать   теоретически   осмысленную:
"история  философских  систем  должна
быть  и   сама  философскою",   а  не
эмпирическим описанием, не "волшебным
фонарем для суетного любопытства" [3,
кн. 1, с. 4].  Поэтому  Галич  проте-
стовал против  применения  в  истории
философии чисто эмпирического метода,
по  которому   "сносят"  "всякие  от-
рывочные  философемы   в  одну  кучу"
(вспомним    здесь,    что    критика
эмпиризма была  одной  из  "сквозных"
идей и  всей школы, и Галича, который
аналогично  критиковал   эмпиризм   в
естествознании   в   статьях   своего
"Лексикона").
  В  соответствии   с  этим  замыслом
Галич начинал  книгу со  специального
методологического    "Введения",    в
котором   и    пытался    представить

                                  163

основные идеи  "философской"  истории
философии,  то   есть   ее   основные
методологические принципы.
  Галич   дал   определение   истории
философии  как   истории   "покушений
человеческого духа  решить  важнейшие
для него  задачи с помощью умозрения"
[3, кн. 1, с. 1].
  История  философии   и  должна   не
просто описать  эти "покушения", но и
представить  их   в  соответствии   с
названными двумя  генеральными идеями
его   философской   системы,   идеями
единства  и   развития  -  как  некий
единый законосообразный  процесс,  то
есть    показать    единство    этого
процесса.
  Это   единство   определено   двумя
особенностями,  обусловливающими  сам
процесс философствования.
  Во-первых,     наличием      некоей
единственной   объективной    истины,
существование которой  для  философа,
ориентирующегося,   как   Галич,   на
объективный  идеализм,  на  философию
тождества, несомненно. Как мы помним,
Галич считал,  что "истина  одна",  и
всякий  философ   стремится   постичь
именно  ее:   это   стремление   есть
"чистая любовь  к истине"  [3, кн. 1,
с. 5].
  Но,  во-вторых,   согласно  той  же
системе философствования сама природа

164

мыслящего   субъекта    есть    нечто
единообразное, повторяющееся  у  всех
субъектов   философского    действия.
"Разум образует  сомкнутый  круг,  из
коего не  может выступить",  и именно
поэтому    "самая     история     его
произведений  имеет   систематическую
форму", "систематическую  основу" [3,
кн. 1, с. 5].
  Конечно, философская система одного
мыслителя   отличается   от   системы
другого, происходит процесс рассеяния
философских проблем  и их  решений по
многочисленным философским  системам,
созданным  за   сотни  и  тысячи  лет
существования  философии,   ибо   со-
здатели философских  систем вычленяют
разные  стороны  задачи  философского
постижения мира,  по-разному подходят
к их  решению. "Из сих и подобных об-
стоятельств    проистекают     разные
философии" [3,  кн. 1, с.  6].  Но  в
силу указанного  единства философских
устремлений "всякая система философии
есть покушение  решить  и  отработать
необходимые   задачи,    предлагаемые
совокупностью  сил",  и  несмотря  на
различие    отдельных     "философий"
"единая... истинная долженствует быть
следствием гармонического  содействия
всех сил духа" [3, кн. 1, с. 5-6].
  Такова  основа  единства  историко-
философского процесса  и потому можно

                                  165

сказать,   что   история   философии,
изучая отдельные философские системы,
отвечает на  вопрос: "как  люди,  при
особенном образовании  духа решали  и
отрабатывали  необходимые   (то  есть
одни  и   те  же   -   З.К.)   задачи
разума..." [3, кн. 1, с. 7].
  Это   решение   проблемы   единства
историко-философского        процесса
конкретизировало   задачу   осознания
развития духа  для истории философии,
как  проблему  прогресса  ее  систем:
"есть  ли   в  философии  поступление
вдаль или  же нет?" [3, кн. 1, с. 9],
- ставил  этот вопрос  Галич. И после
некоторых колебаний приходил к утвер-
дительному  ответу.  Наука  вообще  и
философия  в  кругу  наук  "не  вдруг
явилась,    подобно    Минерве,    во
всеоружии,  а   была  предуготовляема
мало-помалу и  образовалась веками  в
настоящую  свою   значительность   из
нестройного хаоса"  [3, кн. 1, с. 12-
13].  Отсюда   следовал  и  важнейший
вывод о  том, что  в описание истории
философии вовсе не надо включать всех
авторов,   писавших    о   философии.
"Философская"  "история   философских
систем" производит их строгий отбор и
включает в  свою сферу  лишь тех, кто
олицетворяет      собой      прогресс
философского   знания,    а    прочих
учитывает    лишь     для    создания

166

исторического фона. "Не все философы,
- пишет  Галич, -  имеют в  ней право
выступать  на   позорище.  Сия  честь
принадлежит     одним      предтечам,
собственным  изобретателям  и  преоб-
разователям каждой  системы;  полчища
слепых    последователей,     вольно-
партизанов и  крикунов могут являться
тут не  иначе, как  в  эпизодах"  [3,
кн. 1, с. 2].
  Критерием оценки  отдельных  систем
по  их   значимости   для   всемирно-
исторического  процесса  является  их
"отношение  к  целому",  к  "истинной
философии" [3, кн. 1, с. 12].
  Постановка   вопроса   об   истории
философии как едином и поступательном
процессе,  подготовившая  ассимиляцию
на русской почве историко-философской
концепции  Гегеля4,   отодвигала   на
задний  план   проблему  исторической
обусловленности    происхождения    и
развития философского знания. Но все-
таки   и    ее   Галич    затрагивал,
утверждая,  что   история   философии
должна показать зависимость философии
от "внешнего  влияния духа времени...
языка,    веры     и     гражданского
устройства;  и   наконец,  из   самых
естественных   действий   климата   и
образа жизни" [3, кн. 1, с. 2].
  Таковы  основные   положения  науки
истории    философии,    предложенные

                                  167

Галичем. Приходится признать, однако,
что в  конкретном изложении историко-
философского процесса  Галич  лишь  в
некоторой      мере      реализовывал
намеченные        во         Введении
методологические  принципы.   "Чистая
любовь к  истине" в качестве принципа
отбора и  оценки  материала  означала
для        шеллингианца        Галича
приверженность к идеализму и религии.
Точка  зрения   историзма,  а   также
стремление  объективно,   из  условий
места  и   времени  -  соответственно
"духу  времени"  (как,  в  частности,
Галич    выразился,    давая    очерк
александрийского          эклектизма,
объясняемого им с учетом исторической
обстановки римской  империи  [см.: 3,
кн. 1, с. 189]) - оценить философские
системы приводили  к тому,  что он во
всех философских системах отмечал как
достижения,  то   есть   степень   их
продвижения к  некой идее  философии,
идеальной философской  системе, так и
консервативную    укорененность     в
традиции.  Именно   поэтому  во  всей
истории философии  не  существует  ни
абсолютно-истинной,   ни    абсолютно
ложной  системы.   Таким  образом,  в
известной       мере       теоретико-
методологические  разработки   Галича
оказались не  бесполезными и  для его
собственной книги - конкретный анализ

168

самого историко-философского процесса
осуществлялся в  ней в известной мере
на        основе         предложенных
методологических соображений.

  б) другие представители традиции

  Обратимся  теперь   к   тому,   как
проблемы     методологии      истории
философии были развиты после Галича и
под  его   прямым  воздействием  теми
представителями школы,  которых я уже
перечислил выше  и  которые,  подобно
своему предшественнику,  опирались на
те же  главные диалектические  идеи -
единства и развития.
  Первыми по времени после Галича - в
середине   20-х годов   -   выступили
московские любомудры  -  В. Одоевский
.i.Одоевский В.Ф.;и
Д. Веневитинов.i.Веневитинов Д.В.;.
Они,  однако,   не  сделали   историю
философии  и   тем  более  теоретико-
методологические проблемы специальным
предметом своих  размышлений. То, что
они сделали  в интересующей  нас  об-
ласти, было  вплетено в  контекст  их
построений   в    области   философии
истории,   гносеологии    и    -    у
Веневитинова .i.Веневитинов Д.В.;-  в
рассуждении о  предмете философии как
науки,    к    чему    он    подходил


                                  169

исторически, задаваясь  вопросом: как
родилась философия?
  Поскольку    все    эти    проблемы
рассмотрены  мной  в  книге  [111]  и
поскольку      они       не      были
сконцентрированы    любомудрами     в
специальный  предмет,   мы  не  будем
сейчас говорить  об их  решении этими
представителями школы.  Заметим лишь,
что   они    констатировали    посту-
пательность   развития   философского
знания как  одну  из  сторон  истории
духа      человеческого       вообще,
подчеркнули     диалектический      -
триадический -  характер этого разви-
тия,