ка-хлопотунья с проходного.

                      И Люда, не сводя влюбленных глаз
                      Со спящей куклы в платье темно-синем,
                      Сказала тихо и не торопясь:
                      "Учиться я хочу на героиню,
                      Как только посещать начну я школу,
                      Учиться буду только я на "пять",
                      На космонавтку Валю Терешкову".

                      Всех только Толечка трехлетний рассмешил,
                      Известнейший смельчак и забияка,
                      Когда он громко вслух всем заявил,
                      Что будет пограничною собакой.
                      И громче всех смеялся на скамейке
                      Вадим Жильцов в военной портупейке.
                      Сказал Вадим, затвором щелкнув лейки:
                      "Как пограничнику известно точно мне,
                      Что человек не может быть ищейкой,
                      А вот ищеем может быть вполне!.."

                      И все вполне с Вадимом согласились.
                      "А ты кем будешь?" - Фокина спросили.
                      Приняв решенье радостно и быстро,
                      Собранию признался Фокин в том,
                      Что он, конечно, будет трактористом,
                      А также комбайнистом будет он!

                      "Но я боюсь, - сказал вдруг тихо Толя. -
                      Не будет толку из моих затей,
                      Я не боюсь ничуть работать в поле,
                      Но я боюсь, что я боюсь гусей!.."

                      И Толю, успокаивая хором,
                      Наперебой все стали заверять,
                      Что от него, от Толи-комбайнера,
                      Гусей ребята будут отгонять!..
                      Сказала важно Крутикова Лена,
                      Кем быть, конечно, ей не все равно,
                      Мечтает быть она одновременно
                      Киноактрисою и зрителем в кино!..

                      Сказал Сергей, державший в банке рыбок,
                      Писателем давно он хочет стать,
                      Но он так много делает ошибок,
                      Что просто ненавидит он писать!..
                      Но успокоили Сережу Таня с Леной
                      (по русскому у них обеих "пять"):
                      Сережа пишет пусть свои поэмы,
                      Они ему ошибки - исправлять.

                      Здесь спор ребячий разгорелся снова,
                      Но в стороне раздался плач негромкий,
                      И все заметили Танюшу Иванову,
                      Сидящую на ящике в сторонке.
                      Бежали слезы по щекам рекой.
                      Танюша всхлипнула глубоко и затем
                      Сказала, слезы утерев рукой:
                      "А мне придется, значит, быть никем,
                      Раз все профессии вы сразу расхватали..."

                      И вновь у Тани слезы засверкали.
                      Но Таню успокоили подружки:
                      Работа в будущем для Тани тоже есть,
                      Профессий на земле так много нужных,
                      Что их, пожалуй, всех не перечесть.
                      И, чтобы с выбором Танюше не возиться,
                      Советовать наперебой все стали ей
                      Стать почтальоном или проводницей
                      И даже укротителем зверей!

                      Но бег минут, увы, неумолим,
                      Но ход часов нам все еще неведом,
                      Ребята не заметили, как им
                      Пора пришла уже идти обедать.
                      Послышалось из окон: "Детвора!
                      Обедать время! Час пришел! Пора!.. "
                      Кричали мама Светы, Колин папа,
                      Олега бабушка и дедушка Петра:
                      "Обед простыл! Вы слышите, ребята?
                      Довольно вам шуметь! Домой пора!"

                      На улицах Москвы был полдень знойный,
                      И на призывы бабушек и мам
                      Ребята стали шумно, но достойно
                      Спокойно расходиться по домам.
                      Шли сталевары, клоуны, артисты,
                      Шли балерина, токарь и пилот,
                      Шел космонавт суровый и плечистый,
                      Что космолет свой к Марсу поведет.
                      Геолог шел, и повар, и водитель,
                      Шли музыкант, писатель и атлет,
                      Киноартист шел, критик, укротитель
                      И скульптор, и художник, и поэт.



    Валерий Владимирович Медведев.
    Непохожие близнецы


                        Повесть о самой первой любви


     ---------------------------------------------------------------------
     Медведев В.В. Звонок на перемену: Рассказы, повести, стихи, сказки
     М.: Дет. лит., 1985.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 23 апреля 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------


 * ЧАСТЬ I *

СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ СООБЩНИК ДЛЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ


                               Рассказ первый

ПИСЬМО, НАПИСАННОЕ ЛЕВОЙ РУКОЙ

     "Ваш сын похищен,  но находится в бизопасном мести.  Если вы внисете за
него  выкуб  в  размере..."  Писать левой рукой было  непривычно,  поэтому я
отложил ручку и размял пальцы,  думая о том,  сколько же денег запросить мне
за  меня у  моих родителей.  Развернув "Неделю",  я  посмотрел на фотографию
Кеннета Янга,  которого похитили гангстеры и  за большую сумму денег вернули
счастливым родителям.  За  большую сумму?..  Интересно,  сколько это на наши
деньги?.. Я думаю, что мне тоже надо за себя запросить не меньшую сумму. Чем
я хуже?..  И здесь мне пришла очень простая мысль в голову.  Мой папа должен
на днях выкупить в магазине "Москвич". "Москвич" стоит четыре тысячи пятьсот
рублей.  Я  тоже москвич.  И  к тому же человек.  И уж наверняка стою дороже
машины. Запрошу за себя тысяч шесть. Будет в самый раз.
     Я  снова взял в левую руку вечное перо и стал дописывать письмо:  "...и
если вы внисете за него выкуб -  шесть тысяч рублей, то он снова будит дома.
Деньги палажите в печь сторошки на старом кладбеще.  И невздумайте фпутывать
в  это дело милицию,  а  то  вашему сыну будит..."  Я  хотел написать "очень
плохо",  но  раздумал.  "Очень плохо" звучит как-то нехорошо.  Напишу просто
"плохо". Просто "плохо" звучит лучше.
     Я дописал письмо и вложил его в самодельный конверт и на конверте хотел
было уже накорябать "товарищу Завитайкину П.С.", но не написал, потому что я
подумал:  "Какой же  папа  мой  товарищ похитителям,  то  есть вообще-то  не
похитителям,  а  мне,  мне папа хоть и родной папа,  но в таком деле он мне,
пожалуй,  не  товарищ,  он мне в  таком деле,  пожалуй,  этот...  как его?..
гражданин!.."  Вот так я  и  накорябал на конверте:  "Гражданину Завитайкину
П.С.".
     Никогда не  думал,  что  писать письмо левой рукой с  ошибками такое же
утомительное занятие,  как  писать  в  классе сочинение по  русскому (правой
рукой и без ошибок!). Я уже в середине письма весь вспотел, а когда поставил
точку после буквы "С",  то  уже не мог двигать ни рукой,  ни ногой,  у  меня
только и хватило сил что подумать:  "Ну,  Алексей, теперь у тебя будет все в
порядке!  Теперь твой  портрет появится у  нас  в  "Неделе".  ("Сенсационное
похищение под Москвой! Мальчик выкуплен за шесть тысяч рублей, но похитители
до сих пор не обнаружены!") А главное,  что это почище того, что ты проделал
с  этим несчастным попугаем Коко или  с  курточкой Сергея Мешкова.  А  самое
главное -  это то, что уж теперь-то Таня Кузовлева обратит на тебя внимание.
Еще  и  сама  знакомиться  придет!  И  извиняться  еще  будет  перед  тобой:
"...Простите, - скажет, - что я на вас, Леша, раньше внимания не обращала!..
Просто я  раньше не знала,  что вы такой знаменитый!.." А мой брат пожалеет,
что закричал на  меня после этой проделки с  попугаем Коко:  "Еще одна такая
шкода, и я не знаю, что я с собой сделаю!"
     Я думал, что он пригрозит сделать что-нибудь со мной, а он с собой.
     - Ну и  что же ты,  интересно,  с  собой сделаешь?  -  спросил я ехидно
своего брата.
     - А  вот  что!   -  И  мой  брат  протянул  мне  книжку  под  названием
"Исправление дефектов лица с помощью хирургических операций".
     - У  тебя  же  никаких нет  дефектов в  лице?  -  спросил я,  ничего не
понимая.
     - А  я  попрошу хирурга сделать мне  какой-нибудь  дефект...  нос  себе
переделаю!.. Чтобы больше не иметь с тобой ничего общего!.. Ты нам всю жизнь
портишь!..
     Интересно,  кому это "нам"?..  Ему,  значит,  папе еще и маме... Но все
равно раньше он  таких безответственных заявлений не  делал.  Раньше он меня
даже любил и  я  его тоже любил.  Я его как сорок тысяч братьев любил,  и он
меня тоже.  Хотя в этом нет ничего особенного: все близнецы любят друг друга
гораздо сильней,  чем обыкновенные братья. Тем более что мы с Сашей близнецы
необыкновенные.  Нас мама знаете как различает?  Заходит, скажем, в комнату,
видит,  кто-то из нас лежит на кровати, кто - неизвестно, говорит: "Сыночек,
сбегай в  магазин!"  Если "сыночек" поднимается и бежит без слов в магазин -
это Александр,  если "сыночек" говорит,  что он занят,  или что у  него нога
болит,  или что-то с животом неладно - это значит, на кровати лежит Алексей,
то  есть я!  И  раньше Саша на  меня никогда не  сердился,  и  как бы  я  ни
нашкодничал,  он не обижался,  а теперь я ему,  то есть всем им,  видите ли,
жизнь порчу! Они, видите ли, то есть он, дефект какой-нибудь себе сделает, в
случае чего...  Ну и пусть делает.  Я ради Тани Кузовлевой на все готов. Раз
Александру  стыдно  походить  на  меня,  пусть  переделывает свое  лицо  без
дефектов в лицо с дефектами. Я не заплачу.
     А  мне  лично  осталось только найти  сообщника,  который подбросит это
письмо моим родителям.  Я  осмотрел из чердачного окна дачную улицу -  улица
была пуста.
     Нет, как вам нравится мой брат?!
     Раньше же  он  терпел наше сходство,  а  теперь больше,  видите ли,  не
может!  Главное, он этим своим решением не походить на меня мне все планы на
будущее мог испортить.  Я  ведь что собирался в  будущем сделать -  окончить
вместе с Сашей,  к примеру, один и тот же институт, поступить вместе на одну
и ту же работу,  на одну должность вдвоем,  а потом полдня работает Саша,  а
полдня работаю я.  В итоге: два выходных дня по закону и еще два с половиной
дополнительных,  основанных на нашем не разбери поймешь кто из нас кто.  Раз
уж  нам  с  Александром суждено было родиться близнецами,  надо же  на  этом
сделать какую-нибудь выгоду для себя...  С таким братом сделаешь!  Как же! А
может  быть,  Саша  прав?  Может,  мне  действительно  пора  остепениться?..
Все-таки годы идут. И возраст уже не тот.
     Прославлюсь,  и все!  И хватит!  Остепенюсь. Подружусь с Таней. И сразу
стану серьезным-пресерьезным.  А то от меня уже и так все устали - и мама...
и папа...  и брат...  Да и сам от себя я тоже устал. Смертельно устал. Это я
точно установил.  Осталось установить...  Что же  мне осталось установить?..
Да!.. Кто же мне... кто же поможет подбросить это письмо моим родителям?
     Я  еще  раз  осмотрел улицу и  увидел,  как возле дачи Кузовлевых стоит
Танечка и о чем-то разговаривает с Сутуловым. То есть это, конечно, не она с
ним разговаривает,  а он с ней. Будет она разговаривать с таким стариком! Он
же уже бороду носит,  правда,  не настоящую,  а такую привязанную... он ее в
театральном магазине купил.  У Сутулова старший брат настоящую бороду носит,
а этот Сутулов не настоящую, чтоб от брата не отставать.
     Интересно,  о  чем это он разговаривает с  Таней?  А  вдруг она в  него
влюблена? Отсюда, конечно, не видать, но, по-моему, она на него смотрит, как
я на нее.  При этой мысли у меня так заколотилось сердце, что его стук можно
было услышать километров,  наверно,  за сто.  Я схватился руками за сердце и
спрятался,  а  когда снова выглянул на  улицу,  то  старика Сутулова и  Тани
Кузовлевой уже не  было,  зато я  увидел,  как во  дворе из дома напротив на
крыльцо вышел Сергей Мешков.  Вот кто мне может оказать самую скорую помощь,
как джентльмен джентльмену.  Правда,  я его недавно втянул в одну неприятную
историю,  связанную с его замшевой курточкой. Но я же это тоже из-за Танечки
Кузовлевой сделал.  Я  думал,  что  Мешков при случае расскажет ей,  какой я
интересный парень -  и  статистикой интересуюсь...  и вообще...  он,  может,
прямо так ей  и  скажет:  "А этот Завитайкин Алексей,  оказывается,  большой
исследователь!.."
     "А вообще-то с  курточкой получилось нехорошо,  но не может же какая-то
курточка встать между двумя почти что  настоящими мужчинами",  -  подумал я,
быстро пряча письмо за рубашку и  еще быстрее спускаясь с  чердака на землю,
где я совершенно неожиданно наткнулся на маму и на нашего пса Трезора.
     - Что это был за стук на чердаке? - спросила меня строго моя мама.
     От такого вопроса я прямо растерялся.  Недаром же я сразу схватился там
за сердце, чтобы оно не билось так громко.
     - Не знаю, - сказал я. - Наверно, это не на нашем чердаке!..
     - А  что ты там делал?  -  спросила мама,  глядя на меня подозрительным
взглядом. - И почему у тебя расстегнута рубашка?
     - Нипочему...  -  сказал я, делая самое невинное выражение лица и гладя
Трезора по  спине  одной  рукой,  а  другой  поспешно застегивая пуговицы на
рубахе.
     - Не уходи далеко,  скоро ужин,  - сказала мама. - Скоро придет папа, и
будем ужинать.
     - Мама, а тут какие-то двое мужчин возле дачи ходили, - сказал я.
     - А что им надо было?
     - Не знаю, - сказал я. - Спросили: здесь живут Завитайкины?..
     - Ну и что?
     - Ничего, - сказал я.
     Мама пожала плечами,  направилась в огород, а я в сопровождении Трезора
выбежал  на  улицу  и  стал  осторожно приближаться к  Мешкову,  пытаясь  по
выражению его лица угадать,  продолжает он  на  меня сердиться за  историю с
курточкой или нет.
     Главное в  этой истории,  я  уже говорил,  что виноват совсем не  я,  а
какой-то журнал,  из которого я  вычитал,  что по статистике у нас еще то ли
каждый шестой мальчишка,  или двенадцатый -  точно не помню - не очень-то уж
хороший,  в общем,  как говорит моя мама,  не сахар. Я как про это прочитал,
так  сразу  и  предложил Мешкову проверить,  врет  статистика или  нет.  Но,
конечно,  не только для этого. Для проверки я предложил Мешкову повесить его
замшевую куртку в  парке ЦПКиО на  дерево и  из  кустов наблюдать,  какой по
счету мальчишка позарится на курточку.  Все так и  сделали.  Сначала шестеро
прошли -  ничего.  Потом двенадцать -  тоже  никакого результата.  В  общем,
человек сто прошло мимо,  и никакого внимания на курточку Мешкова.  Я-то бы,
конечно, еще бы подождал, а Мешкову уже через полчаса все надоело. "Ну тебя,
говорит,  с  твоей статистикой".  И  пошел за своей курточкой к дереву.  А я
остался лежать в кустах.  Смотрю:  только Мешков руку к куртке протянул -  и
тут же раздался милицейский свисток и  с дорожки к дереву старшина подходит,
а  Мешков,  растяпа,  растерялся,  что  ли,  схватил свою куртку -  и  деру.
Милиционер за  Мешковым.  Я  за милиционером.  В  общем,  мы с  милиционером
поймали Мешкова и  в отделение повели -  Мешкова как похитителя,  а меня как
свидетеля.
     Я не хотел,  чтоб об этом Мешков рассказывал Кузовлевой,  но, по-моему,
он все-таки очернил меня в ее глазах за эту историю...
     - Здорово,  Мешкоф-ф, - сказал я, приближаясь к Сергею и делая вид, что
это не  по  моей вине его таскали в  отделение милиции.  -  Ты не можешь мне
сделать небольшое одолжение?
     - Какое  еще  одолжение?  -  подозрительно  спросил  Мешков,  почему-то
застегивая свою замшевую курточку на все пуговицы.
     - Да вот, - сказал я, - письмо... надо подбросить к нам на кухню.
     - Какое еще письмо? - еще подозрительней спросил Мешков.
     - Да вот это. - И я достал из-за пазухи письмо, написанное красными как
кровь чернилами...


                               Рассказ второй

СООБЩНИК МЕШКОФ-Ф

     Сережа Мешков (или  как  он  сам  называл себя сэр  Мешкоф) внимательно
прочитал письмо, накорябанное моей левой рукой, подумал и спросил:
     - Значит, киднэппинг хочешь сообразить?
     При   этом   в   слово  "киднэппинг"  Мешков  вложил  такое  количество
изумительного  английского  произношения,  что  если  бы  я  всерьез  изучал
английский язык,  я  бы  мог  просто умереть от  зависти,  но  я  и  русский
(письменный,  конечно!) и то знаю не очень, поэтому я подтвердил без всякого
произношения:
     - Киднаппинг!..  -  и этим чуть не погубил все дело.  Совсем забыл, что
Мешков учится в английской школе и для него мое произношение - это все равно
что отсутствие всякого произношения.
     - Как ты произносишь!  Какой-то кошмар!  - зашипел на меня оскорбленный
Мешков.  -  Идешь на такое дело,  а... Ну-ка произноси за мной... К-и-и-д...
Длинное "и"...
     - К-и-и-д!..  -  стал я  повторять за  Мешковым.  А  что мне оставалось
делать?
     - Нэппинг...
     - Наппинг...
     - Не наппинг,  а н-э-ппинг...  Лягушку делай ртом...  и еще как будто у
тебя горячая картошка во рту, и ты в это время горло полощешь...
     Я  сделал ртом "лягушку",  и  еще как будто у  меня горячая картошка во
рту, и я в это время горло полощу.
     - А как киднаппинг расшифровывается? - спросил я, чтобы сбить Мешкова с
учительского тона.
     - "Кид" -  козленок,  "нэппинг" -  похищение,  -  разъяснил мне шепотом
Мешков. - А ради кого ты станешь кидом?
     - Ради Кузовлевой.
     - Ты,  значит, влюблен! Ты ин лавд? По-английски это будет - ин лавд! -
объяснил мне Мешков.
     - Я ин лавд,  -  поспешно согласился я с Мешковым,  -  очень ин лавд! Я
просто безумно ин лавд! Потому что я ее больше всех на свете люблю, - сказал
я. - Даже больше родителей...
     - Раз на такое дело идешь,  конечно, - согласился Сережа. - А ты на ней
женишься?
     - Конечно,  женюсь!  -  сказал я.  -  Со временем,  конечно.  Если она,
конечно, не будет иметь ничего против... Ну, подбросишь письмо?
     - "Подбросишь"!  Тут не подбросишь... Тут надо... ту пут ит стилзели...
секретно положить...
     - Вот-вот, - обрадовался я. - Именно ту пут и именно стылзели!..
     - Да не стылзели!  -  возмутился Мешков.  - А ст-и-и-л... длинное "и" и
язык между зубов. Ну, повтори.
     Мне вообще почему-то  уже давно хотелось дать Мешкову по  морде,  но  я
подумал,  что это может вдруг испортить наши с ним отношения,  и поэтому все
время сдерживался. Сдержался я и на этот раз, но уже из последних сил.
     - А мазер свою тебе не жалко?  -  продолжал допрашивать меня Мешков.  -
Она ведь расстроится,  когда узнает,  что тебя...  украли,  да  еще за такие
деньги... за такие мани...
     - Конечно,  мазер расстроится,  - согласился я. - Если бы я был в семье
один, я бы себя ни за что и ни за какие мани не украл... А потом, из-за меня
мазер  не  будет очень уж  переживать,  все  равно я...  грубый...  и  учусь
плохо...  и никого не слушаюсь.  Если бы Сашу украли, тогда бы она, конечно,
больше переживала. Ну как, будешь... пут стилзели?
     - А чего ты так торопишься? Чего ты ту би ин э харри? - спросил Мешков.
- Успеешь еще  украсть себя...  Ты  же  еще не  старый...  Тем более что эта
Кузовлева,  по  моим наблюдениям,  пока здесь у  нас ни  на кого не обращает
внимания.
     - Вот  именно,  что  пока  не  обращает,  а  вдруг как  возьмет да  как
обратит...  Их,  девчонок,  разве поймешь. Мне, Мешкоф, знаешь, что один мой
приятель рассказывал, что он в одну девчонку с первого класса был влюблен. А
она ни  на  кого не обращала внимания.  В  первом не обращала,  во втором не
обращала,  в третьем не обращала, в чет