шву.  Открыла глаза.  В  тусклом желтом
свете громоздились по стенам картонные коробки.  Над головой был маленький
фонарик -- на косо падающем потолке. Ей опять постучали по ботинку. У входа
стоял человек в  белой куртке,  с  подносом в руках.  Увидев,  что девочка
открыла глаза, он поставил поднос на пустую коробку и вышел. Лица его Катя
не увидела, будто у него совсем не было лица.
     Запахло едой.
     Сначала Кате показалось, что пахнет противно, ее затошнило.
     Потом она различила запах жареного мяса,  ванили и огурца.  И поняла,
что ее тошнит от голода.  Слюна побежала в рот,  как у собаки. Она ведь не
ела  с  утра  ничего,  даже  на  большой  перемене  не  поела  из-за  Доры
Абрамовны...
     Дора Абрамовна!  Неужели на свете есть Дора и Ванна Керосиновна,  как
все далеко-далеко,  будто смотришь с высокой башни в перевернутый бинокль.
А в парте она забыла новую кисточку для клея...
     Слезы капали в  металлическую тарелку.  Почему-то  ей не дали вилки и
ножа, одну ложку. Она съела пухлое жареное мясо, жесткий картофель, выпила
томатный  сок  из  алюминиевого стакана.  Приподняла  крышку  с  маленькой
блестящей миски --  что-то белое,  сметана?..  Ванильный запах,  мороженое!
Настоящее  мороженое!..   Катя  улыбнулась  --  это  Коротышка  прислал  ей
мороженое, вот что!
     И  она  съела его большой ложкой,  облизав ее  после мяса.  Поудобнее
устроилась на  коробках,  поджала ноги.  И  почти сразу уснула от сытости,
носом в сгиб локтя.  Была бы здесь бабушка Таня,  сказала бы:  "Мов пьяный
пан у канави".


28. ВСЕ ГОТОВО

     Стюард  с  каменным лицом  стерег дверь  в  малую  кладовую.  Команда
шепталась.  Капитан  шагал  по  центральному посту.  На  него  поглядывали
осторожно.  Судовой врач, иронически ухмыляясь, раздавал обычные таблетки.
Атомщики попросили разрешения включить резервный насос --  капитан спокойно
отказал.  В лодке слышались только редкие доклады "слухача". Он докладывал
для порядка.
     Через пять минут после удара кирпичом шум винтов по всем направлениям
смолк.
     Старшего помощника нигде не было.  Он словно сквозь палубы провалился
в грунт.  Казалось, что капитана это нисколько не интересует. По диагонали
он отмеривал шаги от поста управления движением до двери в кают-компанию и
обратно;  изредка поглядывал на  часы.  В  одиннадцать часов  по  местному
времени  гидрофонист  доложил  капитану  --  на  поверхности разговаривают.
Экипаж батискафа пробует гидрофоны.
     Капитан круто повернулся, подошел к микрофону судовой радиосети.
     -- Говорит капитан,  --  услышала команда.  --  Через несколько часов мы
ложимся на  обратный курс.  Всей  команде за  отличную службу будет выдана
премия --  три недельных оклада,  внимание!  Соблюдать режим полной тишины!
Нарушителей режима лишу премии.
     Легким шагом Солана направился к рыбе.  Пусть шепчутся!  Этой премией
он заткнул им рты, мерзавцам. Наступает его час. Слышите вы, наверху? Нет,
они ничего не слышат, ничего... Он был уверен в себе настолько, что его не
беспокоило  отсутствие  старшего  офицера.   Французский  петушок  наконец
получил доступ  в  носовой отсек  и  очень  доволен.  Теперь  он  вынужден
опрашивать команду -- восемьдесят человек! О-ля-ля, как говорят французы...
Все-таки капитан наведался к  каюте Ферри.  Навстречу ему,  опустив глаза,
прошмыгнул штурманский электрик, голландец.
     Превосходно,   месье   Ферри   занимается  следствием!   Пусть   себе
занимается.  Никто не заметит, как Рыба выскользнет из отсека и устремится
к батискафу,  никто во всем мире не будет знать, почему батискаф "Бретань"
взорвался, поднимаясь от "Леонардо да Винчи".
     Лишь одно беспокоило капитана.  Французы несомненно мастера подводных
работ,  но  механические руки  "Бретани" могут и  не  добраться до  сейфа.
Тогда...  Ну что ж,  тогда он продаст "Голубого кита", построит батискаф и
сам поднимет сейф.


29. ПОГРУЖЕНИЕ

     Туманное  солнце  медленно  катилось  от  берегов  Европы  к  берегам
Америки.  На  палубе  "Марианны" собрался весь  научный состав экспедиции,
гости,   офицеры.   Десятки   репортеров  затаптывали  надраенную  палубу,
спотыкались о кабели телевидения, лезли на мачты и надстройки. Сам адмирал
спустился в катер,  чтобы проводить экипаж "Бретани" к суденышку. Он обнял
храбрецов за  плечи,  и  так,  втроем,  стоя в  катере,  они  удалялись от
"Марианны".  Адмиральский флаг  раздувало  ходовым  ветром.  Телевизионные
камеры вертолета следили за тем,  как оба подводника перепрыгнули с катера
на   палубу   "Бретани".   Обменялись  несколькими  словами  с   дежурными
инженерами.  Вот  командир батискафа капитан  Турвилль принял  у  инженера
заглушки  от  балластных бункеров.  Спрятал,  похлопал  по  карману.  Вот,
подобно морскому черту,  из-под поплавка вынырнул аквалангист в  резиновом
костюме --  поднимает руки.  Все в  порядке.  Инженеры подтягивают к  борту
шлюпку,  чтобы перейти на нее.  Адмирал делает приглашающий жест. Инженеры
прыгают  в  адмиральский катер,  рулевой берет  шлюпку  на  буксир.  Катер
отваливает от  батискафа.  На  палубе остались двое храбрецов.  Они отдают
честь,  сам адмирал прикладывает руку к козырьку фуражки, еще минута... Но
что  это?  На  батискафе остался еще  один  человек.  Вот  он  неторопливо
пробирается  с  носа  к  маленькой,  совсем  игрушечной  рубке  "Бретани".
Комментатор  поясняет  --  это  "хозяин  батискафа",  главный  инженер.  Он
последним пожимает  руки  подводникам,  помогает  им  спуститься в  шахту.
Оказывается,  внутри поплавка проходит шахта до самого входа в  гондолу...
Экипаж скрылся в шахте.  Инженер берет телефонную трубку, что-то делает на
палубе,  все!  Шахта заполнена водой.  Инженер прыгает в последнюю шлюпку.
Телефонная трубка еще в его руке.
     Погружение началось!  Бесшумно,  медленно  батискаф исчезает в  воде.
Двадцать  метров  его  сопровождают пловцы,  но  вот  и  они  вернулись на
поверхность.  Теперь все сосредоточилось у гидрофонистов. Они поддерживают
непрерывную связь  с  "Бретанью".  Они  помогают капитану Турвиллю найти в
глубине мертвый корпус корабля:  мощные эхолоты "Марианны" как бы видят на
дне "Леонардо да Винчи" и приближающийся к нему батискаф. Громкоговорители
разносят по  палубам "Марианны":  "Все  благополучно,  скорость погружения
шесть  десятых метра в  секунду.  Все  благополучно,  внимание,  внимание!
Сейчас будете слушать передачу с батискафа".
     "Марианна",  я  --  "Бретань",  слышу  вас  хорошо.  Скорость --  шесть
десятых,  глубина  восемьсот метров.  Наружного света  не  видим.  Сильное
течение. Все благополучно, конец".
     На  корме два  океанолога затеяли спор об  океанских течениях.  Общее
волнение не помешало еще десятку ученых присоединиться к спору, и он кипел
вокруг кормовой лебедки, прерываемый только сообщениями радио.
     Прошло   сорок   минут.   Батискаф   заканчивал   спуск   и   включил
электромоторы, приближаясь к погибшему кораблю.
     "Марианна",  я --  "Бретань",  слышу вас удовлетворительно. -- Гидрофон
батискафа гудел под морем. -- Глубина тысяча пятьсот двадцать, вертикальная
скорость --  ноль.  Вижу корабль,  иду к нему. Надстройки проходят в десяти
метрах под гондолой..."
     "Бретань",   у  гидрофона  начальник  экспедиции.   Вы  над  корпусом
"Леонардо да Винчи". Приступайте!"
     Все  прожекторы батискафа были  включены.  Яркий  белый  конус  света
покачивался в черной воде. Играл расплывчатым пятном на носовой надстройке
"Леонардо да Винчи",  когда-то белой и глянцевой.  Сейчас она была покрыта
неровным  коричневатым налетом.  Стекла  иллюминаторов были  целы,  но  не
отражали света,  как  прежде.  Корабль лежал на  боку,  пробоиной вниз,  и
казался  совершенно  целым.   Носовая  часть  прогулочной  палубы  отвесно
скатывалась ко  дну океана и  высоко надо дном тонула во  мраке.  Слева от
батискафа оставалась огромная мачта "Леонардо",  еще дальше --  зев дымовой
трубы, в которую батискаф мог бы проплыть, как в туннель...
     "Приступаем",  --  доложил  на  поверхность командир Турвилль.  Второй
пилот,  лейтенант Морилло,  уже шевелил суставами механических "рук".  Сам
командир  управлял  "Бретанью",  поддерживая ее,  как  воздушный шар,  над
мертвыми палубами корабля.
     Подводники  сидели,  скрючившись  в  тесной  кабине.  Правая  лопатка
Турвилля касалась левой лопатки Морилло.  Они  смотрели наружу --  каждый в
свой иллюминатор.
     -- Пятое окно, -- сказал лейтенант. -- Приступаю.
     С  "Бретани"  не  вели  телевизионных  передач  --   экономили  запасы
электроэнергии.  Поэтому никто  не  видел,  как  механическая "рука" взяла
электрорезак,  поднесла его  к  обшивке корабля и  начала прорезать окно в
каюту -- в бывшую каюту помощника капитана "Леонардо да Винчи". О, это была
сложная операция!  Резак медленно скользил по  обшивке,  оставляя за собой
черную,  немного извилистую линию. Несколько раз приходилось останавливать
работу --  в  воде расползалось облако ржавой мути,  скрывая резак от  глаз
лейтенанта.  Если  бы  в  глубинах океана  были  зрители,  они  увидели бы
пугающее зрелище!  Корабль лежал,  подобный мертвому чудовищу,  а  над ним
висел маленький продолговатый хищник -- батискаф -- и светил тремя огненными
глазами во  тьме.  Одной  длинной суставчатой "рукой" он  держался за  бок
своей жертвы, а в другой сжимал синий, блистающий огонь резака. Как узкий,
короткий кинжал. Он полз, описывая четырехугольник.
     Наконец   обшивка   была   прорезана,    четырехугольник   замкнулся.
Механическая "рука" оставила резак и  попыталась поднять обшивку --  металл
не поддавался. Турвилль чувствовал спиной, как шевелятся лопатки Морилло --
лейтенант тащил рукоятку на себя, сгибая локоть механической "руки" -- весь
батискаф раскачивался,  как  язык  колокола...  Есть!  Обшивка поднялась и
соскользнула вдоль палубы вниз, планируя наискось в воде, как лист картона
планирует в  воздухе.  Из  внутренности корабля поднялся столб  ржавчины и
окутал гондолу,  расплылся в  облако,  скрыл за собой все.  Опять пришлось
ждать --  ржавая пыль оседала медленно. Капитан Турвилль коротко доложил на
поверхность: "Удалили обшивку, видимости нет, отдыхаем".
     Адмирал, все еще улыбаясь, оттолкнул "слухача" и сам сел за гидрофон.
Эту улыбку и непривычную грубость адмирала,  наверное,  никто не заметил --
теперь всех  охватила настоящая тревога.  Опасное дело --  спуск в  глубины
океана, но еще стократ опаснее работа на затонувшем корабле. Опасно каждое
движение,  каждая лишняя секунда, ведь батискаф висит в окружении десятков
канатов, трапов и поручней корабля, в двух метрах от проломленной шлюпки и
в  пяти  метрах от  грузовой стрелы!  Стоит  ему  зацепиться за  канат или
поручень -- никакие усилия не спасут "Бретань". Она останется на дне вместе
с экипажем...
     Муть наконец рассеялась, и Морилло увидел сейф. Стальной шкаф стоял в
каюте у самого борта,  между двумя иллюминаторами. Теперь обшивка вместе с
иллюминаторами зарылась в ил на дне, а светлый прямоугольник сейфа блестел
под прожекторами.
     Морилло и Турвилль десяток раз репетировали эту часть операции. Левая
механическая "рука" изогнулась,  ее кривой палец искал грузовое кольцо-рым
на  крышке стального шкафа.  После  пятой  попытки палец  вошел в  кольцо.
Морилло сжал  оба  пальца  и  запер  рукоятку.  Получился грузовой крюк  --
батискаф и сейф были связаны намертво.
     Разминая  уставшую  левую  руку,  лейтенант  Морилло  принялся  опять
работать правой: поймал резак, поднес его к подставке и начал срезать ее с
корпуса корабля.  Тем  временем командир батискафа уже  открыл  балластные
бункера --  в  гидрофонах услышали глухой  грохот железной дроби  по  борту
"Леонардо".  Турвилль сбросил столько дроби по весу, сколько весил большой
сейф --  полторы тонны,  --  и  добавил еще пятьсот килограммов.  Один поток
дроби он видел сам, в свой иллюминатор. Второй поток, из носового бункера,
был  виден  Морилло  --  дробь  мягко  ложилась на  уцелевший борт,  позади
прорезанного им отверстия. Они оба следили, как сбрасывается балласт. Если
отверстие хоть  в  одном бункере засорится,  беда!  Добавочный груз  сейфа
рванет батискаф вниз,  к корпусу корабля, ударит хрупкий поплавок о мощные
ребра корпуса...  Лучше не думать,  что тогда будет, они этого не допустят
все равно. Если засорится бункер, капитан попросту сбросит сами бункера, и
"Бретань" вылетит на поверхность, как мяч.
     Впрочем,  с  бункерами ничего не  случилось.  Две  тонны  дроби двумя
темными пятнами легли  на  борт  "Леонардо".  Резак  прошел правую сторону
подставки под сейфом и  принялся за  левую.  Голубой кинжал электрического
пламени  приближался к  углу  сейфа,  паровые пузыри  поднимались в  лучах
прожектора и таяли, как шарики льда в кипятке...
     -- Внимание!  --  проговорил Морилло.  --  Кон...  --  Лейтенант не успел
закончить.
     Сейф оказался слишком тяжелым.  Он сорвался с  подставки и потянул за
собой батискаф --  лениво прогрохотало,  послышался скрежет, гондола нижней
частью погрузилась в отверстие, покачнулась, и все стихло.
     -- Попались! -- сказал Морилло. -- Только не спеши, командир...
     Кто мог знать, какой из десятков проводов зацепился или еще зацепится
за  рваные  края  отверстия?  На  батискафе  болтается  так  много  разных
проводов,  трубок и  прочего...  Самое  умное было  бы  --  бросить нелепый
железный ящик и вырваться сразу, одним махом!
     -- Бросить успеем,  --  сказал Турвилль.  --  Скажи,  Морилло,  неужто в
копилке полтонны лишних драгоценностей?
     Оба нашли силы рассмеяться. Главное, самое главное -- не падать духом!
Турвилль проговорил в гидрофон:  "Марианна",  я --  "Бретань". Встретился с
трудностями,  прошу увести корабли от места погружения.  Конец".  Это было
необходимо, чтобы не удариться о корабль при быстром подъеме.
     Поверхность не ответила. При ударе повредились гидрофоны "Бретани". В
наушниках была мертвая тишина. И капитан Турвилль прошептал:
     -- Ну и  что,  мы-то еще живы!  --  Он еще и еще раз вызвал "Марианну".
Молчание.
     -- Сбрасываю балласт, -- сказал командир.
     Теперь  лейтенант не  видел  носового бункера --  передний иллюминатор
батискафа уткнулся в борт "Леонардо".
     Дробь с  шорохом падала на мертвый корабль.  Офицеры ждали.  Турвилль
шепотом отсчитывал сброшенный балласт:
     -- Двести, триста, четыреста килограммов...
     И  вдруг  борт  шевельнулся  перед  глазами  лейтенанта  --  "Бретань"
всплывала!  Медленно  с  грохотом и  скрежетом гондола  приподнималась над
раной в борту корабля, вот уже стальные "руки" показались до "локтей", еще
немного -- что это?
     Батискаф покачивался,  как привязной воздушный шар. Зацепились!.. Вот
теперь действительно зацепились. Балласт стучал по обшивке, батискаф висел
неподвижно.
     -- Бросим его,  командир!  --  крикнул Морилло.  --  Из-за  министерских
скупердяев...
     -- Тихо,  сынок!  --  Капитан взял его за плечи. -- Тихо, сынок, тихо!..
Покажи руки --  не  дрожат?  Молодец!..  Стоп балласт,  попробуй пошевелить
резаком,  немножко,  капельку...  Хорошо. Правая лапа не цепляет. Резак не
бросай,  мы связаны с  ним проводом!  Покачай копилку в левой лапе...  Вот
оно!  Левая держит.  Слышишь, как мы закачались? Придется бросить копилку.
Бросай, чего же ты ждешь?
     Лейтенанту было стыдно. Какой позор, он, лейтенант Морилло, испугался
и закричал на командира... Но сейчас он уже в форме -- клянусь честью!
     -- Командир, -- сказал Морилло, -- посмотри, как мы качаемся. Вот, вот --
видишь? Нас водит на коротком плече. Мы зацепились локтем, левым локтем, а
не... копилкой.
     -- Добро! -- ответил Турвилль. -- Попробуй разогнуть левую.
     Они  у с л ы ш а л и   то  место,  в  котором  застрял  левый локоть.
Морилло закрыл глаза,  казалось, он весь переселился в свою левую руку. Он
распрямлял локоть,  и в нем скрежетало рваное железо и впивалось в сустав.
Гондола раскачивалась, окруженная оранжевым облаком ржавчины...
     Лейтенант застонал,  рванул  сильнее --  поддалось!  Они  поднимались!
Поднимались!  Без шума,  как во сне,  ржавое облако кануло вниз,  световое
пятно понеслось,  прочерчивая полосу по  безмолвному кораблю,  и  сжалось,
исчезло!
     -- Выпускаю  бензин,  --  сказал  Турвилль.  --  Мы  поднимаемся слишком
быстро.


30. ГДЕ МАК?

     Капитан "Голубого кита" вернулся в  носовой отсек за  десять минут до
начала погружения батискафа.  Он знал,  что экипаж батискафа будет держать
связь  с  "Марианной" через  гидрофоны.  Поэтому,  войдя в  отсек,  Солана
удостоверился, что его гидрофон работает. На поверхности тарахтел моторный
катер.  С батискафа спрашивали,  заполнена ли шахта водой. Потирая пальцы,
Солана  направился  к  рабочему  столу,  достал  отвертку.  Малые  кусачки
отсутствовали в  гнезде.  Капитан поискал глазами,  обнаружил их  на полу.
"Девчонка занималась маникюром",  -- подумал капитан, но внутри, у желудка,
стало холодновато.  Он  быстро и  внимательно осмотрел приборы.  Ничего не
заметив, успокоился, аккуратно поставил на место провода, выдернутые перед
уходом.  Включил приборы.  И  понял  --  катастрофа...  Одинокая сигнальная
лампочка загорелась в углу,  и только.  Не гудели трансформаторы, все было
мертвое!
     Капитан Солана  наотмашь рукояткой отвертки ударил  себя  по  голове,
бормоча:
     -- Кретин, кретин, безмозглый кретин!
     Метнулся к выходу --  расправиться с девчонкой.  Остановился.  Нельзя,
нельзя!  О,  потом он  задушит ее  своими руками!  Вот  так,  так,  так...
Задыхаясь,   он  огляделся:   шуршала  бумага  на  столе.   А-а,  мышонок,
красноглазая тварь!..
     Белый мышонок сослужил последнюю службу:  помог успокоиться капитану.
Солана  поймал его  за  хвостик и,  содрогаясь от  наслаждения,  швырнул о
переборку.  Панька откатился за телефон, упал на спину, дергая лапками. Не
посмотрев на него,  Солана бросился к ящику с инструментами.  Время еще не
потеряно.   Нет,   нет!  Он  включил  паяльник.  Несколько  секунд  мычал,
раскачиваясь. Взял себя в руки. Время еще не потеряно! Слышите?
     Стремительно,  бегающими пальцами он  принялся ощупывать соединения и
провода.  Он  сам,  он  один  собирал  всю  систему приборов,  он  сам  их
регулировал, паял и перепаивал. Что бы девчонка ни натворила, он найдет!
     Очень скоро капитан понял, что девчонка резала кусачками наобум -- еще
бы!  -- и в основном испортила измерительные  цепи.  Не  работали  приборы,
измеряющие температуру тела Рыбы,  кровяное давление, количество кислорода
в крови и тому подобное.  Они капитана и не интересовали теперь. Считанные
минуты жизни оставались у его любимого детища...  Давление,  температура --
зачем они теперь? Ему нужна связь, связь, нужно позвать Рыбу и услышать ее
ответ,  нужно открыть Рыбе люк на волю и отдать ей приказ.  Вот они,  цепи
связи...  ха!  Пять-шесть проводов, три конденсатора... Через десять минут
все будет о'кэй.  Он зачищал концы проводов,  паял,  отдувая канифоль.  Он
действовал быстро,  сноровисто,  как профессиональный монтер, и все громче
слышал внутри себя горестный голос: "Прощай, Рыба".
     Захватывая пинцетом зеленый  цилиндрик конденсатора,  Солана  спросил
себя: "Старина, ты жалеешь Рыбу? Ты взаправду состарился".
     Он отбросил  идиотские мысли,  нет,  к дьяволу жалость!  Мина плавает
вместе с Маком.  Рыба погибнет вместе с  миной.  Под  стеллажами  спрятана
торпеда,  на случай,  если Мак промахнется.  "Надутый петушок",  -- подумал
Солана о своем помощнике.  Где ему было найти торпеду! Догадаться, что она
лежит  п о п е р е к  субмарины,  а не вдоль, как обычно. Но торпеда будет
послана в самом крайнем случае -- торпеда  шумит,  продвигаясь  в  воде,  и
гидрофоны адмирала засекут его лодку. Из охотника он превратится в дичь, в
преследуемого зверя...
     Работа была  кончена.  Тихо  захрипел динамик:  обычный шум,  шорохи,
потрескивание.  Солана слуша