росиновна  кивает,  довольная,  и  назидательно  смотрит  на
Титова.
     -- Хорошо растворяется в воде. Удобрение.
     -- Четче, четче, Гайдученко!
     -- Удобрение! -- повторяет Катя и закрывает рот -- формулу она забыла. --
Селитра белая, кристаллическая... -- "Господи, как же пишется эта формула?!
Забыла, как дура последняя".
     -- Надо четче, Гайдученко! Напиши формулу.
     Катя стоит у доски и переминается,  как Садов. Не помнит она формулу,
и все...
     -- Я не помню, Анна Серафимовна.
     Химичка растерянно моргает --  Гайдученко не  помнит  формулу селитры!
Неизвестно, кто растерян больше: она или ученица.
     -- Х-м... А скажи, Гайдученко, какую селитру добывают в Чили?
     Катя пожимает плечами -- не помнит и этого.
     -- Калиевая или натриевая?
     -- Натриевая, -- вспоминает Катя, -- натриевая!
     И  тут же перед ее глазами рисуется формула:  натрий-эн-о-три,  и она
пишет ее  на  доске.  Еще  два  вопроса...  Пятерка!  Собственно,  все уже
привыкли,  что Ванна Керосиновна ставит отличникам пятерки не за дело.  На
то они и отличники.
     Вот  с  какой  глупой  истории начался этот  день,  последняя суббота
апреля.
     Катя внезапно встала, дергая себя за косу от ярости, и заявила:
     -- Я не согласна на пятерку.  Я плавала!  Садов за такой ответ получил
бы три...
     Наступила жуткая  тишина,  на  секунду всего,  а  через  секунду Тося
Матвеева выкрикнула:
     -- Правильно! Молодец Гайдученко!
     И началось!
     Садов корчил рожи и пустил по парте белую мышь.
     Тося, не умолкая, кричала:
     -- Правильно!
     Близнецы Поверманы стучали ногами.
     Шведов аплодировал,  бахая ладонями над  ухом Иры  Яковлевой,  а  Ира
затыкала уши и визжала, как центробежная пила.
     Лена Пирогова сидела как кролик --  отвыкла в  больнице от  крика --  и
только смотрела,  как  бушует класс  и  мечется перепуганная химичка.  Она
открывала рот,  как диктор в  телевизоре,  если выключишь звук,  а  ребята
грохотали и грохотали, пока не прихромал завуч Шахназаров. Он долго стучал
своей палкой по  доске и  все добивался,  кто зачинщик,  но  никто Катю не
выдал, конечно, и даже Анна Серафимовна ничего не сказала.
     Но  от  волнений  и  шума  Кате  стало  нехорошо.   Кисловатый  запах
химкабинета, казавшийся раньше приятным, вызывал тошноту, и очень хотелось
спать.  Нынешней ночью  она  заснула поздно,  много позже бабушки Тани,  --
впервые в жизни, наверное. А день предстоял еще такой длинный!
     Так  еле-еле  она  дотянула до  большой перемены.  Если кто  подходил
посочувствовать,  вздергивала нос.  В сочувствиях не нуждаемся. Подумаешь!
Пусть Ванна меня возненавидела,  мне все равно...  Наконец после звонка на
большую перемену в класс вошла Дора Абрамовна.
     Она вошла,  как всегда,  неторопливо и обвела глазами парты. Все были
на  местах,  кроме Титова и  отчаянных братьев Поверманов.  Тося  Матвеева
стояла в проходе,  держась за пунцовые щеки.  Дора Абрамовна посмотрела на
эту картину с неуловимой усмешкой, и загадочно изрекла:
     -- Полный сбор, как на концерте Пантофель-Нечецкой... Представление не
состоится. Я была занята в институте... Контрольные раздам в понедельник.
     Кто-то  с  передней парты  оглянулся на  Катю.  Почти неслышимый,  но
определенно недоверчивый вздох пронесся по партам.  Занята была? Как бы не
так! Отличница написала на двойку, вот и тянет резину Дора Абрамовна...
     Катя  с  внезапным равнодушием смотрела,  как  Дора поднимает тяжелый
портфель  и  поворачивается  к  выходу.   Взрослые!   Что  они  сегодня  --
сговорились  не  понимать?  А  может,  будет  лучше,  если  Дора  выдумает
какую-нибудь штуку и спасет ее от тройки за четверть.  Может,  так будет и
справедливо -- она знает физику на крепкую пятерку...
     Справедливо?! Тогда зачем Катя валяла дурака на контрольной?
     -- В  понедельник  после уроков...  д е т к и,  -- ядовито сказала Дора
Абрамовна и вышла из класса, не попрощавшись.
     Никто и оглянуться не успел толком.  За дверью уже рычала,  как тигр,
большая перемена,  а  седьмой "Б"  потихоньку,  с  недоумением выбирался в
проходы между партами. Лишь Тося заявила:
     -- Подумаешь!
     Да Витя Аленький гнусавил:
     -- Хе-хе-хе...
     Удобнее всего было  не  замечать этого словечка Доры.  Ну  оговорился
человек...  Возможно,  такое молчаливое соглашение и было бы принято, если
бы  не  хулиганы Поверманы.  Они,  оказывается,  подслушивали за  дверью и
теперь с  хохотом втиснулись в  класс,  толкая друг друга,  как  известные
конферансье-близнецы.  Катя  забыла  фамилию этих  конферансье.  Поверманы
вечно им подражали.
     -- Детки! -- хохотал Мотька.
     -- Де-е-е-тки! -- блеял Борька.
     -- Доберман-пинчеры у ковра! -- пробасил Шведов.
     На   следующем  уроке   в   классе   висела  угрюмая,   как   история
средневековья, тишина. Историк, завуч Шахназаров, пилил их минут двадцать.
     Он сказал:
     -- Вы   оскорбительно,   с   детской  жестокостью,   третируете*  Анну
Серафимовну!
     _______________
          * Т р е т и р о в а т ь     --     обходиться     с      кем-либо
     пренебрежительно.

     "С детской жестокостью"? Кто им сказал, что дети жестоки?
     Неправда!
     И   этот  тяжелый  школьный  день  закончился  еще  одним  неприятным
разговором. Катя рассказала Пирожку историю с Дорой, а потом, покраснев не
хуже Тоськи, отбарабанила:
     -- Ленк, ты меня прости, я побегу, у меня свидание...
     И  убежала.  Митька Садов потрусил за  ней.  На приличном расстоянии.
Белую мышь он держал в кисетике за пазухой.


15. ЛЕПЕСТОК

     Аккуратист Квадратик пришел  к  мостику в  двенадцать пятьдесят пять.
Катя,  обычно  не  отличавшаяся точностью,  пришла  в  то  же  время.  Они
столкнулись на шатучем мостике и покраснели оба.  Оказывается, и Квадратик
был в  задумчивости,  и  тоже не заметил Катю,  пока мост не закачался под
ногами.
     -- Соблюдаешь уговор, Катерина!
     -- А ты как думал?
     Игорь  пожал плечами.  Не  сговариваясь,  ребята повернули к  Верхним
Камням.  На ходу их портфели раскачивались и стукали друг друга. Игорь лез
по краю откоса,  молча посвистывал,  пока не добрались до камней. Уже стоя
на берегу, он предложил:
     -- Садись, Катерина. Поговорить надо, с рисованием.
     Он был  у ж а с н о  забавный парень! Поговорить с рисованием?
     -- Ты с  моим батей не познакомилась,  --  пояснил Квадратик,  открывая
портфель.  --  Как он с флота вернулся, всегда говорит: с рисованием... Что
означает?  Технический разговор надо пояснять чертежом. Вот что означает --
поговорить с рисованием...
     Он  уложил портфель на откосе,  подпер кусками песчаника --  получился
стол.  На  портфеле разместилась папка для  черчения,  два  листа бумаги и
шариковая ручка "Союз".
     -- Значит,  послал  я  депешу,  --  ровным  тенорком говорил  Игорь.  --
Предупреждение будто есть...  текст по правилам,  поймут они текст. Теперь
будет вопрос другой.  Поскольку дело  государственное,  надо  в  институте
предупредить. Насчет Верхних Камней. Вот так, Катерина.
     -- Ты не мог бы звать меня Катей?
     -- Могу.  Теперь будет так...  Надо твоего батю достать хотя бы из-под
земли. Предупредить. Мало ли кто на камни заберется...
     Катя с горечью осмотрела скельки --  все,  прощайте перемещения!  Этот
мальчишка сам был, как кремешок. Квадратик! И он был прав. Кате захотелось
сказать ему что-нибудь обидное и неприятное. Тоже по-взрослому. Что у него
ботинки все извохренные или другую гадость,  --  с  трудом пересилила себя,
смолчала.  К  тому  же  явился  Митька и  вытащил из-за  пазухи полуживого
мышонка.
     -- Все я  обдумал.  Полночи обдумывал.  От института все исходит,  это
точно. Вот смотри... -- говорил Квадратик.
     Он  щелкнул ручкой "Союз" и  вычертил на  листке что-то  вроде  листа
клевера, но сильно вытянутого. Вот так:

                                 Рис. 1.*
     _______________
          * Рисунки 1 -- 6 смотр. в прилагаемых файлах. (Ред.)

     Посреди сооружения он провел пунктирную линию и надписал над ней: "Ос
передачи". Затем продолжил пояснения:
     -- Ежели человека передавать как радиограмму,  нужна антенна.  Как при
радиолокации. Понимаешь ли, не знаю...
     Антенна -- ясное дело! Какая же передача без антенны?
     -- Антенна должна быть остронаправленная,  чтобы волны шли пучком. Как
луч прожектора. Вот луч я нарисовал, по оси передачи.
     -- Так это  о с ь,  -- догадалась Катя,  --  а  я-то  думаю,  каких  "ос
передачи"!
     -- У меня с грамматикой слабо,  -- твердо признался Игорь. -- Борюсь. Ты
слушай,  однако. Вот луч по оси передачи. Однако по бокам обязательно есть
боковые лучи.  Лепестки, вроде как отростки. От них избавиться невозможно,
понимаешь? Ты, однако, должна помнить, как они жаловались, что лепесток...
     -- ...перегружен, -- подтвердила Катя. -- Так вот какой лепесток!
     -- Догадалась?  --  сказал Игорь,  но для верности надписал на рисунке:
"Лепесток".
     -- Почему же он перегружен, -- восхищенно закричала Катя, -- почему?!
     -- А ты в нем сидела.
     -- Я?!
     -- Конечно,  ты,  -- невозмутимо окал  Квадратик,  --  конечно!  По  оси
передачи  отправлялся  этот...  б е р е з а,  а ты была вроде довеска.  На
боковом лепестке.
     Катя осела,  как тесто. Она смутно воображала, что ее передавали, так
сказать, персонально -- ради ее прекрасных качеств. И -- нате вам. Довесок!
     Игорь сказал с суровостью в голосе:
     -- А  вот  точка отправления.  Смотри!  --  и  поставил кончик ручки на
хвостик, из которого расходились все три лепестка. -- Это институт.
     Они  все  разом посмотрели на  бетонный забор --  на  простой бетонный
забор, не слишком даже высокий. Виднелся оранжево-красный хобот подъемного
крана и стеклянный угол нового корпуса.
     -- Точно?
     -- Иного быть не может! -- отрезал Игорь, произнося "иного" не так, как
читается, -- "иново", -- а так, как пишется.
     -- Не больно ли ты много знаешь? -- недоверчиво сказала Катя.
     Садов заглянул себе за пазуху --  к  мышонку,  пощекотал его пальцем и
спросил:
     -- Почему?
     -- Потому что потому,  по  ботве да  по кочану,  --  ответил всезнающий
Игорь.  --  Чтобы тебя показали по  телевизору,  ты  пойдешь на  студию или
будешь на  печке сидеть?  Думаю,  в  институте есть  какой-то  передатчик.
Думаю,  Верхние Камни под  него подпадают.  Поняли?  Был  бы  передатчик в
Свердловске,   цеплял  бы  свердловчан.   В  Дровне  поставили  --  цепляет
дровненских... Однако поздно уже. Пошли в институт.
     Катя  пошла неохотно.  Лишь авторитет Игоря заставил ее  пойти.  Митя
сочувственно пыхтел и пытался ее утешить своим мышонком.  Безуспешно. Катя
едва переставляла ноги и думала,  что институт подводить нельзя.  Что он --
свой,  почти как дом или школа.  Из-за  него сюда понаехало столько людей.
Что  надо  пойти  и  все  рассказать.  Другое  поведение  --  предательское
поведение...  Думала-то  думала,  но  все  надеялась,  что хоть по  дороге
случится нечто и избавит ее от необходимости выдавать секрет взрослым.
     По  дороге не  случилось ничего.  Никто даже не  встретился до  самой
проходной.  Там  уж  послышались голоса и  шаги.  К  элегантному бетонному
козырьку спешили разные люди --  прошла, например, группа десятиклассников.
Зачем -- неизвестно.
     Втроем они  вступили под  козырек,  нависший над  стеклянными дверьми
проходной.  Почтительно посмотрели  вверх  --  вся  внутренняя  поверхность
козырька была в застекленных круглых окошечках,  как речной откос бывает в
ласточкиных  гнездах.   За   стеклами  можно  было  рассмотреть  небольшие
лампочки.  Так  необычно и  модно  освещалась проходная по  вечерам!  А  в
вестибюле проходной была  еще  стена  из  толстых  переливчатых стеклянных
блоков.    Подтянутые   вахтерши   в   полувоенных   кителях   стояли   за
никелированными турникетами-вертушками. Все проходящие небрежно показывали
вахтершам коричневые плотные книжечки -- пропуска. Здесь было гулко и чисто
и  пахло на свой особый манер:  масляной краской,  бетоном,  пластмассой и
щами с томатом из столовой.
     Катя  уже  бывала здесь,  встречала отца  несколько раз.  Справа,  на
стеклянной стенке,  были специальные телефоны,  внутренние.  По  ним можно
было разговаривать с  другими институтскими телефонами,  а чтобы звонить в
город, тут же висел телефон-автомат.
     Катя важно подошла к внутреннему телефону и сказала:
     -- Два-три-три, пожалуйста.
     Телефонистка ответила:
     -- Соединяю.
     И  запищал длинный гудок вызова,  а после двух гудков ответил веселый
голос:
     -- Теплякова слушает!
     Тогда Катя произнесла второе заклинание:
     -- Будьте любезны пригласить Яков Иваныча.
     На что последовало встречное заклинание:
     -- А кто его спрашивает?
     -- Дочь его спрашивает.
     Голос стал опять веселым и ответил:
     -- Ваш отец, Катюша, в лаборатории, а звонить туда из города нельзя, а
нам крепко-накрепко запрещено туда звонить.  А что ему передать,  когда он
освободится?
     -- Спасибо, ничего. Он скоро освободится?
     -- Неизвестно никому, Катюша.
     -- Я  звоню  не  из  города,  из  проходной.  Можно  ему  позвонить из
проходной?
     -- Все равно нельзя,  --  сочувственно сказала Теплякова.  -- Что-нибудь
дома случилось, что вы пришли?
     -- Ничего не случилось...
     Катя не удержалась и спросила, откуда товарищ Теплякова знает, как ее
звать.
     -- А мы тут все знаем! -- весело возразила товарищ Теплякова.
     И они распрощались -- одна весело, вторая довольно угрюмо.
     -- Ну что делать? -- спросила Катя у Игоря.
     Он  поправил фуражку и  сделал глаза щелочками.  Скулы у  него  стали
такими же квадратными, как плечи.
     -- Дай-ко мне трубочку... Девушка, пожалуйста, начальника института...
Ну,  директора,  хорошо.  Х-м...  Пожалуйста,  директора...  Постой!  -- Он
растерянно посмотрел на зеленую телефонную трубку.  --  Торопыга!  Говорит:
"Ушел на территорию", и трубку -- хлысть!
     Митя,  про которого Игорь с  Катей совсем забыли,  подступил к  ним и
застенчиво промолвил:
     -- Хлопцы,  если Квадратик догадался правильно...  Хотя я не знаю... --
Он замялся.
     -- Да говори, чего хотел! -- зашипела Катя.
     -- Ничего я не хотел! -- обиделся Митя.
     Катя дернула себя  за  косу.  Проклятый характер!  Вечно  кого-нибудь
обидит нехотя!
     -- Ну, Митенька, -- сказала она заискивающим голосом, -- что ты, в самом
деле?
     -- Хлопцы,  --  начал Митя заново и  засмеялся,  посмотрев на  Катю.  --
Хлопцы та девчата,  если они опять готовят радиопередачу?  Они,  наверное,
все собрались там и смотрят, а?
     -- Точно! -- вскрикнул Игорь.
     И-у-у-х!  --  будто  вихрь  закрутился на  кафельном  полу  вестибюля,
взвизгнули и  закачались на  петлях тяжелые стеклянные двери!  Вся  тройка
мчалась на речку, размахивая портфелями.
     Еще сверху, еще с асфальтовой дорожки, они услышали команду к разводу
караула и  увидели тот же белый мяч над забором.  А выбежав к камням,  они
услыхали уже: "Мяч направо! Два-два!"
     -- Опоздали, лешаки! -- сказал Квадратик.
     -- Ничего! -- крикнула Катя. -- Вчера они позже начинали!
     -- Много позже! -- пискнул запыхавшийся Митя.
     И еще через полминуты компания сидела на Полудыньке, держась за руки,
чтобы не скатиться в воду.
     Сидела и  смотрела с  надеждой на стеклянные стены нового корпуса.  С
тщетной надеждой -- перемещения не было.
     Пять минут,  десять,  нет --  все напрасно.  Было уже пятнадцать минут
третьего -- ничего...
     Первому надоело сидеть Мите. Он освободил мышонка из кисета, заглянул
ему в мордочку и сообщил:
     -- Проголодался мыш-мышович, а звать его Панькой. Алле!
     Мыш-мышович  Панька  исчез  неведомо  куда,   и  фокусник,   опасливо
посмотрев на Катю, прошептал:
     -- Перемещение... алле!
     Панька появился,  как исчезал, неведомо откуда. Никто не засмеялся, к
Митиному огорчению, и он полез на берег, так как по беспечности бросил там
портфель, а в портфеле у него был сыр для Паньки.
     Катя немного позавидовала Митеньке. Груз ответственности нисколько не
уменьшил его жизнерадостности.
     -- Ладно,  --  сказала она Игорю. -- Пока объясни мне про батискаф и про
атомные подводные лодки. А то я дура-дурой, ничего не знаю.
     Квадратик  еще  вчера  удивился.  Профессорская дочка  не  знает  про
батискафы и подводные лодки!  Но объяснять было вдвойне приятно.  Игорь ни
за что не признался бы,  что Катя ему нравится.  А может, и не нравится, а
просто...  Тут он  запутался.  Хорошая девчонка,  в  общем.  Даже не очень
задается.  Мало ли  кто не задается!  Ему было приятно,  что Катя запросто
говорит: "Расскажи, я не знаю". Хотя и профессорская дочь.
     Он  снова  устроил  из  портфеля  стол,  пощелкал шариковой ручкой  и
приступил  к  лекции.  Они  с  Катей  примостились на  двух  узких  концах
Полудыньки, а на желтом шероховатом ее горбе лежал портфель... Но вот что,
дорогой  читатель.  Следующая глава  будет  вся  целиком  занята  "лекцией
Квадратика" и  его  же  рисунками к  этой  лекции о  батискафах и  атомных
подводных лодках. Кому неинтересно -- может пропустить главу.
     Ведь читателю лучше (или хуже), чем герою повести. Возможно, читатель
н и к о г д а    не   побывает  на  атомной  субмарине  --  знания  ему  не
понадобятся.


16. ЛЕКЦИЯ КВАДРАТИКА

     Игорь нахмурился,  поиграл скулами и оглядел чистый лист бумаги,  как
шахматист оглядывает доску перед первым ходом.  И  начал с  хода конем,  с
вопроса:
     -- Знаешь, почему подводная лодка ныряет на триста -- четыреста метров,
а глубже не может?
     -- Игорь,  ты  рассказывай по  порядку.  Я  же  совсем ничего не знаю,
правда!
     -- Дивно... какое давление на глубине четыреста метров -- знаешь?
     -- Это знаю, сейчас. Четыреста разделить на десять -- сорок атмосфер. А
что?
     -- А   вот  что:   какое  давление  на  глубине  океана  в  двенадцать
километров?  Раздели глубину на десять. Будет тысяча двести атмосфер. Плюс
-- вода соленая тяжелее пресной, получается все полторы тысячи. Понимаешь?
     -- Нет еще.
     -- Если  лодку  построить  с  такими  толстыми  стенками,   чтобы  они
выдерживали полторы тыщи атмосфер, то лодка -- фью-ить! Потопнет.
     -- Не понимаю и не понимаю!  -- горячо сказала Катя. -- Я читала, что на
линкорах броня по полметра толщиной, так ведь не тонут линкоры!
     -- Теперь линкоров не строят,  --  отозвался Игорь и  посмотрел на Катю
подозрительно.
     Профессорской дочке полагалось быть пограмотнее,  а  Квадратик никому
не  прощал  розыгрышей.  Но  Катя  его  не  разыгрывала,  смотрела  вполне
правдивыми глазами.  Успокоенный Игорь отчеркнул двумя линиями четвертушку
листа и  надписал:  "Рис.  2".  Катя  немедленно спросила,  почему рисунок
второй,  если  он  первый.  Игорь  резонно  напомнил о  первом  рисунке  с
лепестком.  Пришлось согласиться.  И  на четвертушке появились два двойных
кружочка,  заштрихованных по-разному. Игорь додумал немного и внутри обоих
кружочков нарисовал по  человечку.  То,  что они вышли похожими на  кривые
столбики,  его  смутило,  но  Катя сказала --  сойдет.  Понятно,  что  люди
нарисованы для масштаба.
     Тогда  Квадратик объяснил,  что  кружочек номер  один  --  современная
подводная лодка,  ныряющая на глубину четыреста метров. В разрезе. То есть
лодка, похожая на колбасу, разрезана поперек.
     -- Однако лодка больше похожа на яйцо!  --  вдохновился Игорь. -- Глянь!
Где  я  заштриховал  --   скорлупа.   Поняла?  У  первого  номера  скорлупа
выдерживает сорок атмосфер, а у второго -- полторы тыщи атмосфер...
     Он так радовался, что нашел хорошее сравнение.
     Но Катя поправила его, чтоб не зазнавался:
     -- Атмосфер.
     -- Атмосфер. Смотри теперь. Поплывет вторая лодка?
     Катя  согласилась,   что,   пожалуй,  не  поплывет.  Почему?  Потому,