бельный запах,
въевшийся в кожу...
     Тогда мама  рассказала о  всех  кораблях,  устремившихся на  спасение
пассажиров и  экипажа.  Там  был французский лайнер "Иль де  Франс",  тоже
флагман,  только французского флота.  Там было еще два английских корабля.
Ведь столкновение произошло на главном ходе,  на большой морской дороге из
Европы в Америку.  Так что экипаж спасся и пассажиры тоже,  кроме тех, что
были  в  носовых каютах и  погибли при  столкновении...  Последним сошел в
шлюпку капитан.  Его вели под руки два офицера, он не хотел оставлять свой
корабль!  И  только  через  два  часа  после  этого  "Леонардо  да  Винчи"
перевернулся,   море   сорвало  и   подбросило  высоко  вверх   оставшиеся
спасательные шлюпки, и все было кончено.
     Катя  слушала с  восхищением и  ужасом,  ведь мама тоже обошла вокруг
света на корабле "Витязь". Она -- географ.
     Катя подумала,  что ей все-таки повезло с родителями. Лучше, конечно,
чтоб они были летчиками, но физик и географ тоже годятся.
     -- Ну   ступай   заниматься,   --   сказала   мать,   очень   довольная
любознательностью дочери.
     Катя пошла к себе и спряталась за учебником физики.
     Ох,  пришлось ей подумать!  Она чувствовала,  что корабль, на котором
она  побывала,   как-то  связан  с  гибелью  "Леонардо".   Но  как?   Ведь
столкновение произошло десять лет назад. Невероятно давно, по ее понятиям.
Как Пунические войны. Могут ли эти события быть связаны между собой?
     Но самое главное --  Катя не знала, что делать ей самой. Как "сообщить
тем,  кто ее послал".  Она сидела за своим столом и  тоскливо разглядывала
стены  комнаты,  в  которой  они  жили  с  бабушкой Таней  уже  два  года.
Разглядывала заново, потому что увидела за ними всю Землю.
     Светлые обои,  наклеенные прямо на бетонные стены,  --  желтенькие,  с
бесформенным рисунком,  струящимся сверху вниз, как вялые водоросли. Слева
за стенкой была квартира Мариан-Иванны,  справа --  улица, скверик, магазин
кулинарии и булочная,  потом шоссе к институту,  а дальше -- речка и тайга.
Это  все лежало за  стеной,  уходило к  западу,  становясь маленьким,  как
отпечаток на  кинопленке восемь на  восемь...  К  западу.  Там  --  Англия,
"главный ход" из Европы в Америку и итальянский лайнер, лежащий на морском
дне,  под  целым километром соленой воды.  Так было обозначено на  карте --
светлая синева,  цвета весеннего неба, глубина свыше тысячи метров. Лайнер
лежит на  дне  между зыбкими полосками водорослей,  в  воде светло-синей и
одновременно желтоватой, как обои.
     Что же делать?  Горбоносый Жан не шутил. Он серьезно говорил. Смотрел
серьезно. И остальные смотрели убедительными глазами. Как быть?
     Остаток дня и  весь вечер Катя думала об одном и  том же.  Изрисовала
тетрадку  для  черновиков  цифрами  "40"  и  "70".  Принималась  писать  в
"Пионерскую правду" и  бросала.  Начатые письма рвала  на  мелкие клочки и
ссыпала в мусорное ведро.
     Не  поверят!  Никто и  нигде не  поверит!  Может быть,  сегодня она и
рассказала бы  всю историю отцу.  Но поздно вечером он позвонил и  сказал,
что вернется из института часа в три ночи. Работает на большой электронной
машине.  Катя уснула,  не дождавшись Якова Ивановича. И ночью ей приснился
жирный паук  в  огромной капитанской фуражке,  бегущий прямо  по  воде  на
волосатых лапах.


6. СЕКРЕТ ПОГИБ

     Контрольную писали  в  новом,  втором  физическом кабинете,  открытом
"иждивением доцента Салтановой".  Так  говорил --  для  ехидства --  молодой
литератор Владимир Федорович. Еще он говорил, что занятия литературой тоже
требуют отдельного кабинета.
     Все это пересказала Кате ее соседка,  Аня Масленникова. Она сидела за
новым столом,  брезгливо оглядывая физический кабинет.  Как  кошка посреди
большой, очень мокрой лужи.
     Катя написала на промокашке:  "40 x  70" и добавила  для  развлечения:
"АМ + ВФ = Л!".  Это обозначало: "Аня Масленникова плюс Владимир Федорович
равно любовь".  Анечка сейчас же ответила на своей промокашке:  "Идиотка".
Катя  великодушно  удержалась  от  ядовитого  ответа:  "Очень рада,  будем
знакомы!" И тут же ее вызвали -- получать билет.
     Дора  Абрамовна устроила контрольную с  билетами,  как  в  институте.
Разложила на столе листочки с  условиями задач,  чистой стороной вверх,  и
все  по  очереди подходили и  тянули на  выбор любой.  Текст был аккуратно
отпечатан  на  пишущей  машинке,   а   латинские  буквы  вписаны  круглым,
аккуратным  почерком.   Вытянув  листок,  каждый  называл  номер.  И  Дора
Абрамовна  отмечала  его  в  специальном списке,  отпечатанном на  той  же
машинке.  Все,  как в институте!  Говорят,  что на школьных экзаменах тоже
тянут билеты,  но это ведь на экзаменах.  У Доры Абрамовны никогда урок не
обходился без новых затей.  На  той неделе,  например,  она принесла моток
латунной проволоки и спросила: кто возьмется сделать щетку вроде сапожной,
но  с  латунными волосками?  Витька-Газик  сначала вызвался,  а  после  уж
спросил:  зачем нужна щетка?  Оказалось,  для вывески с бегущими огненными
буквами  к  Первому мая.  Три  класса  будут  оформлять иллюминацию школы,
"чтобы вышло не хуже,  чем на Центральном телеграфе в  Москве".  Позавчера
все  ребята  принесли из  дому  по  лампочке для  иллюминации,  а  бригада
радиолюбителей давно готовит машинку для бегущих букв.
     ...Катя подошла к  столу,  получила и прочла свой билет.  Две задачи,
совсем несложные.  За полчаса она бы решила эти задачки.  Решить,  а? Ведь
пустячные,  легкие,  если разобраться...  Не поверит ей Дора,  что она эти
задачки  не  решила.   Поймет,   что  нарочно...   как  это  называется?..
Симулирует.   Нет,   симулирует  --   значит,  притворяется  больной.  Ага,
саботирует.
     Катя сделала вид,  что  думает изо  всех сил.  Начала грызть колпачок
авторучки. Невкусно. Деревянные ручки были много приятней.
     И  пусть  невкусно!  Она  сидела и  грызла,  сглатывая горькую слюну.
Кругом уже  скрипели перья.  Двадцать пять человек (двое больны) торопливо
списывали условия задач с билетов.  В классе стояла особая тишина, которая
бывает  только  на  контрольных.  Одна  Катя  Гайдученко  грызла  ручку  и
исподтишка оглядывалась. Даже Садов пишет. Тоська вся раскраснелась -- дело
идет,   значит.   Если  не  получается,   она  бледнеет.  Шведов  строчит,
покачивается от усердия. Он-то получит пятерку...
     Катя  начала  вертеться.  Дора  Абрамовна мельком  взглянула на  нее,
неторопливо поднялась и отошла к окошку.  Невыносимо! Рука сама тянулась --
написать решение.  Написать,  и  будь что  будет.  И  в  этот момент сзади
просунулась рука с  запиской.  Катя так и  выхватила бумажку.  Вовремя она
подоспела... Еще минута, Катя начала бы решать свои задачки.
     Записка была от Мити Садова.
     "К.  Гайдученко.  Погибаю,  но не сдаюсь", а дальше условие. Конечно,
задача была  Митьке не  под  силу.  Садов приписал еще  что-то,  наверное,
обещания и клятвы в вечной дружбе,  но Катя не читала дальше.  Перевернула
записку чистой  стороной и  быстренько начала решать.  Дора  Абрамовна все
равно поймет, что Митя списал, но где доказательства?
     Катя  потихоньку  хихикнула,   подумав,  что  рыбак  попался  в  свои
собственные сети. У других учителей каждый ряд пишет свой вариант. Значит,
всегда можно списать через плечо сидящего спереди.  При  этой институтской
системе  не  спишешь,   казалось  бы.  А  все  равно  ухитряемся.  Но  где
доказательства? Нету. Только бы записку не увидела Дора Абрамовна.
     ...Задачка  была  хитрая,  но  пустяковая.  В  четыре  вопроса.  Катя
аккуратно написала текст вопросов: Митя и в этом напутает, если за него не
сделать!  Выписала действия,  знаки  жирно,  чтобы не  ляпнул плюс  вместо
минуса... Ответ. Посмотрела на часы. Хватит ему времени, чтобы переписать.
Все в порядке. Дора Абрамовна снова пошла к окошку...
     Но,  уже  складывая записку,  Катя  решила прочесть Митькины льстивые
слова. И у нее запершило в горле от злости.
     "Кать,  с  каким аквалангом ты ныряла?  Я было вчера со страха помер.
Спасибо заранее".
     Все  пропало...  Общительный толстячок  Садов  растрезвонит по  всему
городу  про  Катины  приключения.  Секрет погиб.  И  за  контрольную будет
двойка.
     В неподдельном отчаянии она опустила голову на локоть. Дора Абрамовна
от окошка глянула на нее с тенью тревоги в глазах.
     Пусть смотрит.  Она  сунула записку на  задний стол  и  невеликодушно
подумала:  "На,  подавись!"  Опять опустила голову и  замерла в  горестной
неподвижности,  и уже не видела,  как Митя, пыхтя, списывал с бумажки. Как
Шведов проплыл к кафедре и положил свои листки. Наконец, как в глазах Доры
Абрамовны  промелькнула усмешка,  похожая  на  солнечный  блик  в  стеклах
сильного бинокля...  Многого мы не знаем друг о  друге!  Никто из седьмого
класса и вообразить не мог,  что Дора давно разгадала их хитрость и знает,
почему Катя сидит над пустым листком. Усмехается Дора Абрамовна про себя и
в общем не сердится.  Катя не знала,  что Толя Шведов сейчас,  в коридоре,
укрылся за фикусом и бюстом Ушинского и, глядя на свое отражение в оконном
стекле,  пробормотал:  "Мерзавец!" Он простоял там всю перемену,  чтобы не
встретиться с Катей -- Толя  н е  в ы н о с и л  женских слез.
     А  Катя  не  плакала,  наоборот  --  ей  стало  все  безразлично.  Она
спустилась в  буфет,  лениво сжевала две сосиски.  Все испортил этот шпион
Садов. Выследил ее, как собака-ищейка.
     Вот чего никто не знал о Кате.  Ей хотелось завести собаку -- большого
рыжего пса,  и  чтобы хвост у него был баранкой,  а уши торчком,  а зубы --
длинные и  белые под черными бахромчатыми губами и  чтобы он провожал ее в
школу, и носил портфель, и дожидался ее после конца уроков.


7. КВАДРАТИК

     Митя вовсе не ходил за Катей, как собака-ищейка. (Нам придется теперь
вернуться ко  вчерашнему дню,  когда Тося  и  Катя  объясняли Садову закон
Кирхгофа.)  Сражение с  непонятной "проводимостью" не  очень утомило Митю.
Девочки устали куда больше,  чем  он,  --  у  него был веселый и  беспечный
характер.  Он спрятал свои тетрадки, вытер доску и бодро выбежал на улицу.
И  увидел понурую Катину спину.  Это  его  огорчило.  И  он  решил догнать
Гайдученко и  развлечь.  Может  быть,  спеть  веселую песню  или  показать
несколько фокусов  с  монетами.  Он  неплохо  умел  показывать фокусы,  но
стеснялся выступать на сборах и утренниках. Приятели -- другое дело.
     Пока Митя составлял программу действий,  Катя скрылась из виду.  Митя
побежал тяжеловатой рысцой вдогонку. Приготовленные для фокусов монетки он
держал  в  левой  руке  --  два  пятака и  одну  трехкопеечную.  Он  бежал,
погромыхивая всякими нужными вещами в  портфеле,  и раздумывал --  завязать
шнурок на  правом ботинке или так обойдется.  Наступил на шнурок,  чуть не
шлепнулся.  Пришлось  завязывать,  не  выпуская монет  из  кулака.  Хитрое
занятие!  Но Митя недаром был фокусником.  Он ловко завязал бантик, поднял
голову и увидел трех мальчиков из старого города. Они стояли на мостовой и
смотрели вдаль с недружелюбным интересом.
     Каждый мальчишка умеет  молча выразить свое  недружелюбие,  для  чего
имеются три основных способа.  Можно действовать грубо:  наклонить голову,
пронзая противника взглядом, и угрожающе сопеть. Можно действовать тоньше:
спокойно стоять,  руки в  карманы и  небрежно оглядывать врага с головы до
ног.  Разрешается при этом сплевывать сквозь зубы. Но самый тонкий способ:
смотреть мимо и  делать вид,  что противник тебя совершенно не интересует.
Сопеть или  сплевывать нельзя ни  в  коем случае,  а  врага надо держать в
уголке глаза  таким  образом,  чтобы он  догадывался о  положении дел,  но
придраться ему было не к  чему.  Тут главное,  чтобы противник растерялся,
задрожал, и бери его тогда голыми руками.
     Три  уральских  мальчика  отменно  владели  последним  способом.  Они
смотрели вдоль улицы,  поверх Митиной головы, и ждали, когда он встанет на
ноги.
     Митя  встал.   Драться  он  вообще  не  любил,  хотя  привык  дома  к
колотушкам. Кроме того, что за драка -- одному против троих? Мальчишки были
довольно симпатичные. И он сразу заговорил с ними:
     -- Привет,  парни!  Там что -- солдаты идут? -- И Митя посмотрел в ту же
сторону, что и они.
     Белоголовые мальчики удивились.  Переглянулись. Тот, что стоял слева,
засопел и с угрозой набычился. Митя простодушно улыбался.
     В  середине стоял крепкий мальчишка с квадратными плечами.  Главарь --
это было ясно.  Он вдруг ответил Мите улыбкой и  шагнул к  нему,  сверкнув
новенькими белыми кедами.
     -- Хорошие кеды! -- деловито сказал Митя. -- Где покупал?
     -- Мамка брала,  --  ответил Квадратик и неожиданно добавил: -- Таких на
все лето хватает.
     Дело пошло на лад. Но левый возмущенно засопел и спросил:
     -- Может, купишь?
     -- Алле,  гоп!  --  Митя показал свои три монетки.  --  Получите... -- и,
увидев в  глазах Квадратика презрение,  вспыхнул и заторопился:  --  Держи,
чудила, покажу фокус! Держи на ладони!
     Квадратик покраснел и  принял монетки в  ладонь.  Р-раз!  Митя ударил
сверху  по  ладони неплотно свернутым кулаком,  так  что  рука  Квадратика
отскочила вниз, а монеты вернулись в Митин кулак.
     -- Алле! Второй фокус -- прирученная монетка!
     Левый  перестал сопеть.  Митя  вручил ему  портфель --  подержи!  --  и
показал второй фокус.  Он кидал монеты из правой руки в поднятую левую.  И
они послушно сбегали с  ладони,  прокатывались по  рукаву,  сворачивали на
плечо и попадали в нагрудный карманчик!
     -- Алле! В следующий раз покажу еще, а нынче тороплюсь, -- сказал Митя.
     Неукротимый левый  медлил  отдавать портфель.  И  главарь сказал  ему
небрежно:
     -- Ну-у...
     Портфель вернулся к Мите.
     -- До свиданья, парни! -- сказал Митя и побежал.
     Квадратик крикнул вслед:
     -- Э-эй! Завтра приходи!
     -- Ла-адно!
     Таким образом,  Митя здорово отстал от Кати и  выбежал на берег в  ту
секунду,  когда она  усаживалась на  гребне Полудыньки.  Запыхавшийся Митя
побрел  к  камням по  тропинке вдоль  берега,  на  ходу  утираясь рукавом.
Подойдя ближе,  он снова посмотрел на камни:  как раз в ту секунду,  когда
Катя ссыпалась с  Полудыньки в  воду.  Вот почему на корабле она оказалась
мокрой до  нитки:  в  момент перемещения она случайно упала в  воду.  Митя
успел заметить ее  бант,  мелькнувший за  камнем и  свистнул от восторга --
отчаянная девчонка, купается!
     Он улегся на плоскую глыбу над обрывом,  разумно полагая, что в таком
предприятии может  понадобиться спасатель.  Со  вздохом развязал шнурки на
ботинках, снял курточку -- приготовился спасать, если будет у Кати судорога
в холодной воде.
     Сверху ему  была видна вся  речушка с  песчаным дном и  прошлогодними
водорослями.  Кати нигде не было.  И  Митя немного встревожился.  Не очень
сильно -- Гайдученко здорово плавает, как дельфин. Уплыла за поворот речки,
пока он поднимался...
     Но портфель сиротливо лежал на большом камне: так сиротливо, что Митя
заволновался. И одежды нигде не было. Ни Кати, ни одежды.
     "Под портфель положила", -- решил Митя, но все-таки кубарем скатился с
обрыва и  наскочил на Катину бабушку.  К счастью,  она его не узнала.  Она
придержала его за плечо.
     -- Портфель видишь на камне? Принеси.
     Митя в  ужасе шарахнулся к воде.  В голосе Катиной бабушки он услышал
что-то,  напугавшее его очень сильно.  Он  прыгал по камням,  задыхался и,
прежде чем взять портфель,  заглянул под него.  Одежды не было. Он схватил
портфель и помчался обратно.  И старуха взяла его дрожащими руками, а Митя
бросился наверх и направо -- осмотреть речку за поворотом. Промчался метров
пятьдесят. Пусто. Одна вода.
     Катя утонула!
     Митя  ринулся  вперед,  к  тайге,  к  следующему  повороту.  Нет-нет,
Гайдученко здорово плавает,  сейчас он ее увидит за поворотом... Пусто! Он
побежал дальше и слышал, как бабушка кричала:
     -- Рятуйте!..
     И  тут  Катя всплыла неизвестно из  каких глубин,  много ниже камней.
Всплыла спиной вверх,  в юбке, надувшейся пузырем! Митя увидел это издали,
когда оглянулся.  Катя поплыла к берегу --  не кролем, как говорила дома, а
саженками.  А Митя тут же скрылся.  Он очень хорошо знал,  что взрослые не
разбираются в таких случаях -- ему тоже достанется заодно с Катей.
     Митя отправился домой, но... Домой он попал поздно вечером: по дороге
он второй раз встретился с  Квадратиком,  день был богат приключениями.  И
Митя забыл о Катином "купании".  Вспомнил только сегодня,  на контрольной,
когда  писал  Кате  записку.   Толком  он  ничего  не  знал,   конечно.  О
перемещениях даже  не  догадывался.  Кому  такое  придет  в  голову,  сами
посудите?
     Так что Митя вовсе не  следил за Катей Гайдученко вчера.  Но сегодня,
после контрольной,  он  все вспомнил и  тут уж  решил последить на  всякий
случай.   Странное  купание  затевает  девчонка!   И  Митя,  пригибаясь  и
выглядывая из-за поворотов,  побежал за Катей, когда она снова отправилась
на камни.
     Честно говоря,  она  едва  дождалась конца  уроков,  чтобы  последний
раз...  Что --  последний раз?  Побывать в перемещениях? Она сама толком не
знала, чего ей хочется. Очень уж все было странно и непонятно.


8. "БЭТИСКЭЙФБРИТН"

     Был  пасмурный день,  похожий на  осенний.  Весь мир  казался серым и
унылым,  лишь  бархатно-зеленая стена тайги за  поворотом русла оставалась
сама собой,  и  ярко желтели песчаные осыпи на  обрыве.  Вода зло  бурлила
между камнями,  волокла с  гор  глинистую муть --  это  в  верховьях прошли
весенние  дожди,   сбили  с   кедров  прошлогодние  шишки,   смыли  зимнюю
хвою-падалицу,  растопили последние пласты снега,  схоронившиеся на  южных
склонах оврагов...
     Катя ждала.  Руками,  потными от ожидания, она держалась за портфель.
Перемещение запаздывало. Сменился караул, волейболисты начали игру -- белый
мяч, вращаясь, взлетел над забором, и засвистел невидимый судья. Мимо угла
забора,   откуда   могла   появиться  бабушка  Таня,   прошел   рабочий  в
пластмассовой каске,  с ржавой трубой на плече.  От груза его походка была
важной.  Он с натугой перекинул трубу через забор,  в институт,  и налегке
пошел обратно,  глядя на Катю.  Прошел,  скрылся за обрывом, а перемещения
все не было.
     Катя подпрыгивала  на  Полудыньке вместе с портфелем.  Ведь  в  т о м
мире,  где ее никто не знает и не может посягнуть на ее самостоятельность,
она вольна рассказать взрослым о координатах! Убедительно рассказать, так,
чтобы ей поверили,  а затем исчезнуть.  Это она сообразила,  уже  сидя  на
камнях.  Но все оставалось на своих местах, по речке несло всякую ерунду --
пустые шишки,  дохлых мышей,  щепки.  А еще через минуту на высоком берегу
появился Митька Садов и замахал руками.
     -- Убирайся прочь! -- прокричала Катя. -- Шпион!
     Митька приложил ладони к ушам.
     -- Убирайся, шпион чертов!
     Митька исчез.
     Катя прикусила губу побольнее и  поднялась.  Перепрыгнула на соседний
камень,  балансируя портфелем,  --  все,  пора домой. Вон Садов прячется на
берегу, шпионит, как и вчера. Она выпрямилась на камне, чтобы перепрыгнуть
на следующий, ближе к берегу, взмахнула руками и...
     Началось! Надвигалась светлая темнота.
     Катя  быстренько  присела,   обхватила  колени  руками,  не  выпуская
портфеля.  Темнота сгущалась медленнее,  чем раньше, зато боли и замирания
духа  не  было  --  легко-легко она  летела сквозь пульсирующую пустоту,  и
кругом  звучали  пульсирующие  голоса:  "Оопяять  пооле...  леепесстоок...
пеерегрууженн...",   и  один  голос  был  очень  знакомый:  "Моощноость...
вышш..." И все смолкло.
     В  той же позе,  прижимая портфель к  коленям,  она оказалась в узкой
щели между двумя деревянными стенками. Где-то рядом играла музыка.
     "Тру!  Ту-ту,  тру!"  --  гнусаво трубила музыка.  Над  головой что-то
жужжало.