.  Он знал бы все на третий день -- команда
его любит.
     Приходилось  считать   появление   девочки   чудом.   И   действовать
соответственно.  Прежде всего,  ей надо высушить одежду --  пресная вода...
Действуй, Бен Ферри, иначе с ума сойдешь!
     -- Идите вон туда,  к решетке,  --  скомандовал Бен. -- Обсушите платье,
там теплый воздух дует...  Алло,  рубка,  это вы,  Галан?.. Старик в своей
каюте?  Хорошо!  Я в навигационном,  да-да...  Штурман Галан!  Прикажите в
отсеках  осмотреться,  результаты доложите.  Пришлите  ко  мне  Дювивье  и
Понсека, старика не будите.
     Коротышка положил  трубку  внутреннего телефона  и  пристроился около
двери.   Отсюда  он   видел  Катю.   Она  поворачивалась  перед  решеткой,
придерживая одной рукой платье,  другой --  косички, и старательно обсыхала
под теплым ветром, дувшим из решетки.
     Если все будет,  как вчера,  то  обратное перемещение начнется скоро.
Времени оставалось немного.
     -- Значит,  сэр, я на корабле? (Бен проворчал: "Где ж еще?") Правда? Я
никогда не была на корабле! Он большой? Солидный?.. Военный?.. Не военный?
Очень жаль.  Может быть, у вас есть хоть одна пушечка, я никогда не видела
морских пушек...
     Явились Понсека и  Дювивье --  старые сослуживцы и земляки Бена Ферри.
Дювивье был  хозяином отсека  инерциальных навигаторов и  в  судовой роли*
значился,  как шеф-радиоинженер,  а Понсека был матросом, радистом, однако
они дружили.  Оба невысокие,  чуть побольше коротышки Бена,  черноволосые.
Катя сразу поняла,  что они --  французы.  Ее немного обидело то,  что "два
Жана" -- и Дювивье и Понсека звали "Жан" -- почти не удивились ее появлению.
     _______________
          * С у д о в а я  р о л ь -- список членов команды.

     -- Девочка-англичанка?  --  только и  сказал Понсека.  --  Очень хорошо,
теперь команда укомплектована. Два грека, индиец, три бразильца, голландцы
и французы, а теперь еще девочка-англичанка. Спроси ее, Бен, не возьмет ли
она с собой меня, когда соберется обратно в Англию.
     Понсека почти не знал английского.
     Дювивье   внимательно  выслушал  рассказ   старшего  офицера,   ловко
поклонился Кате и промолвил:
     -- Парадоксально!  Тем не  менее факт налицо.  Как вы себя чувствуете,
мисс Кэтрин?
     -- О,  прекрасно!  --  обрадовалась Катя. Ей надоело стоять у решетки и
помалкивать.  -- Прекрасно! Мне очень скоро уходить. Объясните, пожалуйста,
зачем эти белые ящики,  и  нельзя ли выйти на палубу и  посмотреть море...
если вас не затруднит?
     Новые  знакомые понравились Кате.  Понсека улыбался ей,  и  никто  не
заводил речи о полиции.
     Неожиданно Дювивье нахмурился и ответил:
     -- Вы  не англичанка,  не правда ли?  Кроме того у  вас очень странный
шейный платочек...
     Катя  сушила  перед  решеткой красный  галстук.  Испугавшись сурового
голоса Дювивье, она быстро повязала галстук. Так было спокойнее почему-то.
     -- Нет,  ребята,  --  продолжал Дювивье по-французски, -- эта девочка из
России.  У них все дети ходят в таких галстуках. Посмотрите на ее одежду --
разве это английская школьная одежда?
     -- Похоже, что нет, -- сказал Бен.
     -- Не знаю, я в России не бывал, -- сказал Понсека и подмигнул Кате.
     -- Я был в России два раза! -- отрезал Дювивье. -- Она русская.
     Поняв слово "русская",  Катя  покраснела в  своем углу и  попробовала
зареветь. Ничего не вышло.
     -- Заметьте, ребята, она собирается уходить. Бен, надо воспользоваться
случаем. Ты что молчишь? Хочешь доложить капитану?
     Старший офицер пожал плечами, а Жан Понсека быстро сказал:
     -- Не надо, земляк! Утрем нос старикашке!
     Катя мало что поняла из  этого спора.  Три француза жестикулировали и
спорили  громким,  хриплым  шепотом и,  по-видимому,  решали:  выдавать ее
капитану или нет.  Капитан представлялся ей большим черным пауком в темной
норе. Поспорив, французы вздохнули, одинаковым движением поправили береты.
     И Дювивье обратился к Кате:
     -- Мисс, я не совсем представляю себе, как вы сюда попали. Это великий
триумф науки...
     Катя поклонилась от имени науки.
     -- ...Я   не   буду  задавать  лишних  вопросов.   Но  мы  трое  здесь
присутствующие будем рады подтвердить это  достижение.  Минутку!  Когда вы
вернетесь домой,  передайте тем,  кто  вас...  послал,  что район океана с
координатами сорок  северной  и  семьдесят западной опасен  для  плавания.
Минутку! Повторите, пожалуйста.
     Катя повторила добросовестно:
     -- Район океана с координатами... -- и так далее.
     -- Вы не забудете?
     -- У меня память самая хорошая в классе! -- обиделась Катя.
     Она, правда, не могла взять в толк, кому надо передать эти координаты
и что все это обозначает.  Но звучало прекрасно:  "Район океана опасен для
плавания!"
     -- Теперь, мисс, если это не секрет. Откуда вы родом?
     -- Я -- советская, -- призналась Катя, не смея взглянуть на Коротышку.
     -- Отлично! А как вы передвигаетесь, если не секрет? -- Они смотрели на
Катю, как первоклашки на учителя. Даже -- как на директора школы, вот как!
     Но  объяснять было уже  поздно --  наступила светлая темнота.  Золотые
кокарды задрожали,  исчезли. Катя привычно зажмурилась, очутилась в воде и
вынырнула,  продувая нос.  Речка несла ее от института в  тайгу,  а  вдоль
берега семенила бабушка и кричала:
     -- Рятуйте!..
     Десятком  взмахов  Катя  выплыла  к   берегу,   выскочила  на  траву,
отплевываясь,  как  мокрый  верблюд.  Бабушка  Таня  бежала  к  институту,
вскрикивала:
     -- Рятуйте!.. -- и прижимала к груди Катин портфель.
     Увидав внучку, она сказала только:
     -- Лышенько мое!  --  и  села  в  прошлогодний бурьян под  институтским
забором.


5. "ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ"

     Такой грозы еще не бывало. Даже памятный случай в Киеве, когда Катя и
соседский мальчишка Жорка  влезли  на  лестницу маляра  и  упали  вместе с
лестницей и  ведерком для краски --  даже тот случай не  шел в  сравнение с
сегодняшним.  Бабушка Таня бушевала. Катя -- еще бы! -- лежала в постели, по
всей  улице  разносился запах горелого молока,  сбежавшего от  бабушкиного
гнева.  Кате  бежать было  некуда.  Мама примчалась с  работы и,  виновато
мигая,  стерегла дочь,  а бабушка гремела,  как камнедробилка,  и поносила
"всю   семейку,   которую  она   кормит  и   обстирывает  без   намека  на
благодарность".  Она требовала, чтобы Катя созналась, что нарочно прыгнула
в воду, желая бабушкиной немедленной смерти. Она кричала, что дети завезли
ее к медведям и волкам и "привязали к плите".
     Мама вздыхала, не пытаясь спорить.
     Катя  упорно стояла на  своем:  она  прыгнула в  воду,  чтобы  спасти
котенка.  Пока бабушка волокла ее домой,  она сообразила,  что, во-первых,
бабушка Таня обожает кошек;  во-вторых,  если Катя сознается,  что упала в
воду,  то  ей  запретят ходить на  скельки.  На вопрос,  почему же Катя не
откликнулась,  когда бабушка взывала к ней с берега,  а "плыла в воде, как
той труп", тоже нашелся ответ.
     Она плыла не как труп,  а кролем. При этом уши должны быть в воде, и,
как всем известно, пловец кролем ничего не слышит.
     -- Где же тот котенок?  -- с едкостью вопросила бабушка. -- Который тебе
дороже, чем родная бабка? Утонул?
     Она  протопала на  кухню и  поддала ногой коту  Тарасику,  впрочем не
сильно. Тарасик мяукнул и продолжал подлизывать сбежавшее молоко.
     Катя попросила у мамы учебник алгебры,  прикрылась им,  как крышей, и
принялась думать.  Это было нелегко --  к маме уже явилась соседка Марианна
Ивановна,  и  ей описывали в  красках ужасные события и  вспоминали Катины
проступки за все двенадцать лет,  прожитых ею на свете.  Хорошо еще -- отец
позвонил по телефону и предупредил,  что вернется очень поздно. Хоть с ним
разговора не будет...
     Катя со злостью откинула одеяло.  Терпеть она этого не может -- лежать
в  постели.  "Сделай то,  сделай это!.." Она посмотрела на закрытую дверь,
показала ей язык и стала одеваться.  Командуйте, распоряжайтесь, взрослые!
Зато у  нее теперь есть свой секрет.  Тайна.  Получше ваших секретов.  Вот
Марианна Ивановна уже  начала  шептаться с  мамой.  Толкует,  наверное,  о
"чудных мгновениях,  память о  которых уйдет с  ней в  могилу".  Тоже мне,
секреты!
     Катя села за  письменный стол и  нарисовала на  промокашке надгробный
памятник с пропеллером.  Она будет летчицей, как Герои Советского Союза из
полка Бершадской.  Катя знала об этом полке все, что можно узнать из книг.
Она  станет  летчицей  сначала,   а  потом  подаст  рапорт  и  перейдет  в
космонавты.
     Когда на  промокашке появились последовательно:  самолет,  ракета,  и
женская головка в  шлеме,  похожем на банку из-под болгарского варенья,  и
собака Уголек,  Катя поняла, что отвлеклась от темы. И стала раздумывать о
перемещениях.  Теперь  уже  не  годилось объяснение,  что  она  заснула на
скельках и  перемещение ей  приснилось.  Она  перестала спать днем еще три
года назад. Кроме того, свалившись в воду, любой человек бы проснулся! Она
вынырнула довольно далеко от камней,  много ниже по реке. Катя попробовала
сообразить, сколько метров она проплыла "во сне", -- вышло столько, сколько
от дома до булочной. Надо при случае смерить шагами расстояние от ворот до
булочной.  Правда,  длину шага они  измеряли еще в  пятом классе на  уроке
географии, а с тех пор она выросла втрое.
     Катя засмеялась --  вот дурочка!  Зачем же  мерить до  булочной,  если
можно прямо на  месте --  от камней до тропинки,  по которой она вылезла на
берег?
     -- Она смеется!  -- трагически воскликнула бабушка, заглядывая в дверь.
-- Смеется, бисова дытына! Марш в постель!
     -- Ну, ба-аб Таня, -- угрюмо заныла Катя, -- ну ба-аб Танечка, у меня же
завтра контрольная по физике...
     -- А температура?
     -- Не-ет у меня температуры...
     Бабушка пощупала ей лоб и отступилась. Контрольная по физике -- важное
дело,  считают  взрослые.  Еще  вчера  Катя  тоже  волновалась из-за  этой
контрольной,  из-за двойки,  которую она должна получить.  Сегодня ей было
все равно. Двойка так двойка. У нее есть секрет. По-тря-са-ю-щий!
     Но скажите,  пожалуйста, как это получается? Волшебник, что ли, сидит
в  камнях и  перебрасывает ее  в  разные места?  Всех он перемещает или ее
одну?
     Потеха! Персональный волшебник Кати Гайдученко!
     И совсем  чудная  мысль  пришла ей в голову.  Такой секрет держат про
себя все люди.  Раз с ней произошли перемещения,  то и со всеми они  могли
случиться.  Значит,  все таятся друг от друга?  Подумав, Катя решила: нет,
хоть один бы,  да проболтался.  Тоська,  например,  давным-давно  бы  всем
растрезвонила.  Взрослые,  несомненно, печатали бы толстые книги и журналы
на разных языках -- "делились" бы изо всех сил.
     Значит,  у нее свой волшебник? Чепуха какая-то! Если он персональный,
тогда  почему  он  устраивает перемещение только с  камней?  Скорее всего,
место... волшебное.
     Катя со  стыдом проговорила про себя это слово.  Другого названия она
просто не могла придумать.
     О   причине  перемещений  лучше  было  не  задумываться.   Она  стала
вспоминать оба  перемещения по  порядку.  Оказалось,  что  запомнила очень
мало. Папа не зря говорит: "Наблюдательность у тебя никудышная, тренируй".
     И тут она вспомнила!
     "Сообщите тем,  кто вас послал,  что район сорок северной и семьдесят
западной опасен для плавания".
     Катя подскочила к  полке и  с натугой вытащила большой атлас.  Он был
здоровенный,  почти что ей до пояса, если поставить его на пол. Развернуть
его  можно только на  полу --  на  письменном столе он  закрывал чернильный
прибор и вазочку.
     Она раскрыла атлас прямо у полки. Африка, еще Африка -- другого цвета,
-- теперь Африка кусками...  Сколько же  ее  здесь?  Катя перебросила сразу
десяток страниц:  Европа.  Потом Антарктида,  Азия!  Терпения не хватало у
Кати  --  отыскивать  Атлантический океан.  Она  распахнула дверь,  перебив
грустное повествование Мариан-Иванны:
     -- Мам, где такое место, сорок северной и семьдесят западной?
     -- Простите, -- извинилась мама перед соседкой, а та сладко улыбнулась.
-- Сорок градусов северной широты, семьдесят западной долготы... Атлантика.
Где-то у берегов Соединенных Штатов... Да, в районе главного хода.
     -- А как его найти в атласе?
     -- Не его, а ее. Это точка, условная точка в океане.
     -- Я знаю,  знаю! -- торопилась Катя. -- Пересечение воображаемых линий.
Мам, а мам, покажи мне в атласе!
     -- Что за спешка такая?  -- Мама показала глазами на Марианну Ивановну,
но  та  сама  догадалась,  что  разговоров про  чудные мгновения больше не
будет.
     Катя  взгромоздила атлас на  обеденный стол,  и  получилась скатерть.
Полстола занимала Азия,  и  полстола --  изнанка Европы.  От  атласа  пахло
краской, мелованной бумагой и переплетным клеем.
     -- Всегда,  всегда  вам  рады!  --  вежливым голосом  говорила мама  из
прихожей.
     ...Европа --  тоже  на  половину стола.  Салатно-зеленая,  с  палевыми
тенями возвышенностей.  Вот Урал.  Они живут вот здесь,  но  даже на  этой
карте их  дом казался бы...  чем?  "Ничем",  --  поняла Катя.  Весь большой
девятиэтажный дом  с  лифтами,  мусоропроводом,  светлыми  окнами  --  весь
огромный дом стал бы  незаметным,  как микроб,  если смотреть на  него без
микроскопа.
     А вот Англия.
     Катя легла животом на Европу.  Почему-то раньше ей было невдомек, что
Земля такая громадина.  Англия!  Она за Средне-Русской возвышенностью,  за
Арденнами,  за реками Рейном и Сеной и за проливом Ламанш. Неужели правда,
что вчера Катя побывала там,  на западном конце Европы,  а  сейчас она вот
здесь, на западном конце Азии?
     -- Не может быть!.. -- в сотый раз сказала Катя.
     -- Не может быть? Ты о чем?
     -- Я так, ни о чем, сорок северной, семьдесят западной, мам.
     Это  место мама  нашла на  синей "карте течений",  где  материки были
белыми,  а  моря и  океаны --  синими и  голубыми,  а  течения обозначались
черными  стрелочками,  тоненькими и  толстыми.  Мама  только  раскрыла эту
карту,  а  Катя  уже  сама нашла место пересечения воображаемых линий.  На
карте  они  выглядели вовсе  не  воображаемыми.  Они  тянулись через белые
материки и  синие  океаны и  пересекались под  боком  Северной Америки.  У
самого берега, к востоку.
     -- Нашла? Теперь открой Северную Америку.
     Таинственное место находилось как раз напротив Нью-Йорка, чуть правее
и  ниже.  На крупной карте кривые координат стали прямыми.  Их пересечение
лежало на бледно-голубом фоне,  как перекрестие пулеметного прицела.  Катя
видела   в  кино:  летчик  ловил  в  прицел  вражескую  машину,  крошечную
серебряную бабочку и насаживал ее на перекрещенные  булавки  прицела.  Это
было страшно.  Именно так немецкие летчики сбивали машины девушек из полка
Бершадской.
     Она зажмурилась. Ей очень понравился горбоносый французский моряк. Он
говорил с  ней,  как с  большой.  Почти как с  космонавтом.  И  он  был на
прицеле.  Это  его  поймали  меридианы  и  параллели  в  крестовину.  Катя
отчетливо вспомнила синий берет,  с проломом,  золотую кокарду,  тоненькие
усики и горбатый нос,  как у попугая.  "Передайте тем,  кто вас послал..."
Легко сказать! А если меня никто не посылал?
     Катя взвалила на  плечо ненужный атлас и  поплелась к  себе.  На ходу
поблагодарила маму:
     -- Спасибо, мам...
     Но мать остановила ее:
     -- Екатерина! Иди-ка сюда!
     Немедля на пороге кухни утвердилась бабушка Таня и стала наблюдать за
событиями. Считалось, что она балует внучку. Как бы не так...
     Катя с  небывалой аккуратностью установила атлас на место и вернулась
в столовую.
     -- Что с тобой,  Екатерина?  --  спросила мама. -- Что с тобой творится?
Сначала ты лезешь за котенком и до полусмерти пугаешь бабушку...
     -- А зачем она за мной следит?
     Бабушка в сердцах хлопнула дверью.
     -- Пугаешь  бабушку,  --  продолжала мама  каменным  голосом,  --  потом
вмешиваешься в разговоры взрослых, а потом уходишь, едва поблагодарив?
     -- Я сказала: "Спасибо"!
     -- Еще бы!  --  ответила мама и  тут же спросила безо всякой логики:  --
Какое отношение к контрольной по физике имеет гибель "Леонардо да Винчи"?
     -- Леонардо да Винчи?  --  Катя прикусила язык от удивления и на всякий
случай придумала:  --  Это,  мам,  Дора  Абрамовна говорила на  уроке.  Она
всегда, знаешь... отвлекается...
     -- Изум-мительная женщина! -- сказала мама. -- Вы должны быть счастливы,
просто счастливы, что вам достался такой педагог!
     "Сплошные сны,  --  пробормотала Катя про себя.  -- Я же и не думала об
этом Леонардо да Винчи!"
     Здесь бабушка подала голос из кухни:  "Великий до нэба, та дурний, як
трэба".  Непонятно,  к кому это относилось. Возможно, к Леонардо да Винчи,
но скорее к маме. Катя поежилась -- баба Таня не верила ни одному ее слову.
     К счастью,  мать не уловила яда в бабушкином голосе. Наверное, Катины
чувства были обострены,  как у  любого зверя,  преследуемого охотником,  а
матери явно не хватало охотничьего чутья.
     -- Правда,  мам,  -- вдохновенно сказала Катя, -- она изумительная и все
такое!  Разве я говорила о гибели Леонарда?  --  и с деланной рассеянностью
уставилась в окно.
     -- Фу, Катюша, имя "Леонардо" не склоняется...
     -- М-м.
     -- О  гибели ты  не  говорила.  Ты назвала координаты того места,  где
корабль затонул.
     Катя покивала головой,  раздумывая: спрашивать дальше или не стоит? И
все же любопытство пересилило разумные опасения.
     -- Мам,   а  как  это  вышло?  Дора  Абрамовна  совсем  чуть-чуть  нам
рассказывала, полминуточки... -- спросила и замерла.
     Но мать спокойно переспросила:
     -- Как они столкнулись? Преступная халатность, по-видимому.
     -- Халатность? Что это?
     Мама объяснила:   халатность   --   небрежное   отношение   к    своим
обязанностям.  Потом  рассказала  о  столкновении  в  океане  итальянского
лайнера "Леонардо да Винчи" и шведского лайнера "Конунг  Олуф".  Лайнер  --
большой  пассажирский  корабль,  а "Леонардо" был очень большим кораблем и
даже флагманом  итальянского  пассажирского  флота.  Он  шел  из  Генуи  в
Нью-Йорк. Навстречу ему шел "Конунг Олуф", из Нью-Йорка в Стокгольм, и оба
шли на большой скорости и столкнулись на всем  ходу,  хотя...  Здесь  мама
совсем  разгорячилась,  как будто в столкновении был виноват кто-нибудь из
ее знакомых.  Впрочем,  Катя тоже разволновалась.  В самом деле!  Штурманы
видели  все  на экранах радиолокаторов за много километров и,  конечно же,
могли предупредить столкновение!  Мало того, минут за десять до катастрофы
с  мостиков  обоих кораблей были ясно видны огни -- топовые и ходовые огни,
как выразилась мама,  -- и все-таки корабли столкнулись! К счастью, "Конунг
Олуф"  удержался на плаву,  но "Леонардо да Винчи",  гордость итальянского
флота, перевернулся и пошел ко дну...
     -- Со всем экипажем? -- воскликнула Катя.
     Она представила себе,  как огромный-огромный корабль переворачивается
от удара и тонет,  вроде пустой консервной банки, пущенной в лужу. Но мать
улыбнулась:  нет,  корабли так легко не гибнут. Оказывается, "Леонардо" не
должен был потонуть,  несмотря на  столкновение и  несмотря даже на особое
обстоятельство:  форштевень,  нос "Конунга Олуфа", был ледорезный, то есть
особенно острый  и  прочный.  Швеция --  северная страна,  поэтому шведские
корабли всегда  готовы ко  встрече со  льдами.  И  вот  даже  после  удара
ледорезного форштевня итальянский корабль должен был удержаться на  плаву,
потому  что  он  был  разделен на  отсеки  водонепроницаемыми переборками.
Почему же  он перевернулся?  Переборки оказались прорезанными,  вот в  чем
дело! Вода хлестала через них, как через сито, и затопила весь корабль.
     Катя  снова  вспомнила про  экипаж  и  со  страху  заткнула себе  рот
кулаком,  и  еще страшнее ей  стало,  когда она ощутила кора