когда  он  вроде  меня  получил  по  мозгам  (конечно,  в
историческом масштабе) и  обратился  к  народу  "империи  зла"  (правда,
таковой она тогда не  считалась)  со  словами:  "Товарищи!  Друзья  мои!
Братья и сестры..."
   Последнее, насчет братишек и сестренок, мне особенно нравилось.
   Я должна была сразу  же  дать  понять  всем  этим  типам,  что  семья
Туманских не сгинула и что в светлое будущее мы пойдем как  одна  семья.
Можно подкрепить эту мысль лозунгом мультяшного кота Леопольда: "Ребята,
давайте жить дружно!" Но это в конце моей программной речуги.
   Я еще раз протерла новые очки и  закурила.  И  даже  чуть  отодвинула
тронное кресло и закинула ножку на ножку, что  должно  было  обозначить,
что королева уверена в себе.
   Однако в десять ноль-ноль в кабинете никто не появился.
   Карловна тоже запропала с концами.
   В  десять  часов  двенадцать  минут  дверь  приоткрылась,  в  кабинет
заглянула Белла Львовна Зоркие, но все свои объемы не внесла. Она была в
чем-то  просторном,  кашемирово-синем  и  напоминала  прилично  поддутый
рекламный аэростат. Цвет своих взбитых, как крем,  кудряшек  она  меняла
почти каждую неделю. Я ее уже видывала седой, цвета вороненого пистолета
и зеленоватой. На этот раз наш финансовый гений и, параллельно, биржевая
игрунья была  цвета  яичного  желтка.  Она  доедала  из  жирной  бумажки
пирожное эклер и облизывала пальцы, запачканные кремом.
   - О господи! - потрясенно воззрилась она на меня. - Мне говорили, что
вы похудели, деточка! Но я не думала, что до такой  степени!  Вам  нужно
кушать... И лучше всего - гоголь-моголь! Я скажу  буфетчице,  Машка  вам
сделает гоголь-моголь!
   - Прошу вас, Белла! - поднялась я. - Входите!
   - Так тут еще никого нету. Я на минуточку! Она смылась.
   Это был первый сигнал тревоги.
   Минут через двадцать внутри меня уже гремели колокола громкого боя  и
выли сирены: никто так и не пришел. Похоже, меня игнорировали. Коронация
срывалась.
   В  простенке,  над  двумя   комнатными   бонсаевскими   деревцами   в
сине-красных напольных вазах, висел небольшой портрет бывшей  Туманской.
В  общем,  это  был  кусок  грубой,  почти   обойной   бумаги,   бережно
остекленный, поскольку  сработал  портрет  сажей,  подтекшей  акварелью,
кобальтом и  еще  чем-то  великий  московский  алкаш  и  шизик,  но  уже
признанный  гениальным   во   всем   мире   Анатолий   Зверев,   о   чем
свидетельствовала подпись художника. Я не знаю, как ему это удалось,  но
из беспорядочных штрихов и пятен смотрели ее живые печальные  сизо-синие
глазища, линию впалой и  нежной  щеки  подчеркивала  почти  черная  синь
сапфировой серьги, рот чуть зло, но и скорбно изогнут, и, в общем,  было
понятно, что Нина Викентьевна никем не расшифрована, не разгадана.
   Туманская, как говорил мне Сим-Сим, в живописи разбиралась, контачила
с подвальными гениями и расколола Зверева на  эту  работу  почти  чудом,
потому что имущих тот не любил.
   Портрет смотрелся странно в соседстве с коллекцией шаманно-колдовских
масок, хотя в нем тоже было что-то ведьмацкое.
   Неужели это опять ее потусторонние штучки? Или Кен постарался,  чтобы
меня так приняли, вернее, никак не приняли?
   Ну что ж, если подданные не идут к своей королеве, то  королева  сама
идет к возлюбленному народу!
   Для приличия я сунула под мышку какую-то деловую папку и  двинула  из
кабинета. Рабочий день в офисе раскрутился уже  на  полную  катушку.  На
двери службы развития висела табличка:  "Не  входить!  Идет  совещание!"
Внутри  ругались.  Я  подергала  дверь,  она  оказалась   запертой.   На
лестничной площадке перекуривали две стандартные конторские телки  почти
школьного возраста.
   - Отдыхаем? - миролюбиво поинтересовалась я.
   Они ошалело уставились на меня, хихикнули и рванули прочь,  прихватив
пакеты с бумагой для факсов и упаковки картриджей.
   Не могу сказать, что меня абсолютно не замечали. В офисе я уже бывала
не раз и, можно сказать, стажировалась. Кое-кого знала уже в  лицо.  Мне
кивали, бросали на ходу: "Приветик!", "А, это вы?", "Как жизнь Лиза?"  -
и, возможно, ненамеренно, но всем своим видом показывали, что они заняты
делом и так погружены в процесс, что им не до меня.
   Я решила больше не возникать и курсировала по  зданию  с  посторонним
видом.
   В банковской группе шли переговоры с какими-то молдаванами, в  отделе
ревизии и контроля служивые обрабатывали  свирепую  тетку  в  мундирчике
налоговой полиции, в бухгалтерии, побросав  компьютеры,  дамы  уже  пили
первый  утренний  чай,  а  Белла,  разговаривая  одновременно  по   трем
телефонам, умудрялась еще и курить, подкрашивать  ресницы  и  дожевывать
очередное пирожное.
   В центр связи меня не впустили, сказав:
   - Сюда не положено, девушка!
   В общем, все были  заняты  делом:  просчитывали,  ксерили,  орали  по
раскаленным телефонам, переговаривались, бегали с какими-то бумагами...
   Не выходя из здания, я добралась до  подземного  гаража,  где  стояли
черный представительский "линкольн", "мерс" Сим-Сима и старенькая  серая
"шестерка",  на  которой  я  ездила  летом.  Остальные  машины,  включая
инкассаторский броневичок, были в разгоне. Дежурный водила (его я  знала
больше всех, потому что пару раз  он  меня  возил)  чинил  автомобильный
приемничек.
   - Куда едем, Лизавета Юрьевна? - поднялся он.
   - Приехали уже, - буркнула я.
   - Слух идет, Петька Клецов на чем-то погорел... - поинтересовался он.
- Вроде бы его вышибли?
   - Ну и что? - хмуро спросила я.
   Он понял, что мне не до разговоров, и смешался:
   - Да вообще-то ничего. Жалко просто. Водил  классно...  А  вы  к  нам
надолго?
   - А почему бы и нет? - удивилась я.
   - Да вроде бы разговор был,  -  замялся  он,  -  что  вас  где-то  за
границей лечат... Или должны лечить. Вроде бы вы уже улетели...
   Я прикинула, кто мог запустить такую дезу. Выходило, кроме  Кена  или
кого-то из его местных подручных, некому.
   Но дело было не только в Кене.
   Я поднялась в кабинет Элга стояла у окна и курила За окном была серая
морось. На Ордынке образовалась автомобильная пробка. Машины  гудели.  С
крыш текло. Грязный мартовский снег, который  сгребли  к  обочине,  таял
плохо. Видик был отвратный.
   - Что происходит? - спросила я холодно.
   - День у всех расписан. Кое-кто разъехался по  объектам.  В  основном
заявляют:  "Предупреждать  надо!"  Это  логично,   в   общем.   Они   не
информированы толком. Большая часть не имеет  понимания  о  вашем  новом
статусе. Может быть,  перенесем  контакт  на  завтра?  Это  мой  прокол,
Лизавета. Я забылась.  Обычно  оповещения  производит  Гурвич,  то  есть
Вадим.
   Конечно, я получила мощную плюху. Может, если бы я была мужиком, я бы
все это поняла, приняла и назначила  новый  день  для  коронации.  Но  я
готовилась, как Наташа Ростова  к  первому  балу.  Обмирала  от  тайного
страха. Трепетала и горела желанием влюбить в себя всю  эту  кодлу,  ну,
может, для начала вызвать интерес и приязнь.
   Через несколько дней я пойму, что некую Л. Басаргину (ныне Туманскую)
никто  всерьез  не  хотел  унизить.  У  меня  было  совершенно   нелепое
представление о том, как работает и чем живет  главный  штаб  корпорации
"Система "Т". Как взаимодействует с  родственными  фирмами,  службами  и
банком "Славянка". А в этом плане все здесь было разумно  и  логично,  в
том числе и для тех, кто рулит этим агрегатом.
   И еще я поняла,  что  контора  стремилась  к  полной  автономности  и
самодостаточности. То есть всех этих спецов, референтов,  консультантов,
включая  группу  по  работе  с  парламентом  и  правительством  и  центр
общественных  связей,  не  очень-то  колыхало  то,  что  происходит   за
пределами  офиса.  Дело  катилось  как  бы  по  инерции,   как   эшелон,
разогнанный паровозом. В топке еще  полыхало,  пары  из  котла  не  были
выпущены, но будка машиниста уже пустовала, поскольку Туманская покинула
ее почти год назад. Сим-Сима, который  шуровал  и  кочегарил  у  нее  на
подхвате,  уже  тоже  не  было.  Какие-то  стрелочники,   руководствуясь
прежними инструкциями и уже туманным представлением о пункте  назначения
в конце маршрута, переводили стрелки, и состав продолжал переть,  но,  в
общем,  каждая  служба  прежде  всего  занималась  сама  собой  -  своим
процветанием и благоденствием. И, как всегда в России, обрастала  новыми
персонами,  отделами,  подотделами  и   распухала,   как   на   дрожжах,
присосавшись к корпоративному корыту.
   Туманская их сдерживала, но Сим-Сим явно упустил  момент,  когда  эта
махина подмяла его под себя и начинала руководить им и сама решать,  что
надо делать.
   Во всяком случае, как я могла понять из первой информации,  денег  на
себя здесь не  жалели.  И  когда  кадровичка  выдала  мне  справочку,  я
обалдела не столько от контрактных сумм жалованья, сколько от количества
кормящихся: в девяностом Туманская начинала с четырьмя соратниками, ныне
только в главном офисе было шестьдесят четыре оглоеда, включая  охранную
службу Чичерюкина, службу не общей, а коммерческой  безопасности,  армию
помощников,  но  больше  ногастых   помощниц   сексуально   озабоченного
возраста, в основном из числа родственников авторитетных спецов.
   Но все это дошло до меня  потом,  а  в  тот  день,  когда  я  впервые
вступила в офис в новом ранге,  я  завелась  просто  из-за  элементарной
бабской обиды: как же так - я есть, а меня  как  бы  и  нет?  Совершенно
инстинктивно, на белой ярости, я  выкинула  штуку,  которая,  как  позже
выяснилось, послужила началом  новой  эпохи  в  жизни  Главного  Дела  -
времени новой Туманской.
   Мне их надо было долбануть под дых. Всех разом.  Всех  этих  лощеных,
откормленно-благополучных,  заставивших  весь  двор  своими  иномарками,
среди которых затесалась лишь пара "жигулят".
   Карловна недоуменно наблюдала за тем, как я изучаю вывешенный у двери
кабинета план эвакуации служивых  из  здания  в  случае  возгорания,  со
всякими стрелочками, которые  почти  все  выводили  на  двор.  План  был
утвержден пожарной инспекцией,  о  чем  свидетельствовала  муниципальная
печать.
   Я  поглядела  на  потолок,  в  него  была  вделана  пупочка  пожарной
сигнализации, которая сработала бы автоматически в случае  задымления  и
появления высокотемпературного очага в кабинете. В стенном шкафчике  был
припрятан   портативный   пенник-огнетушитель   с   раструбом,   как   у
мультипликационного мушкета. Конечно, можно было бы развести  костер  из
подручных материалов на полу, но мне было жалко ковра, да  и  от  копоти
небось потом не отмоешься.
   Я вышла через пустую приемную в коридор. Элга топала за мной,  видимо
начиная о чем-то догадывался.
   В  коридоре  было  то,  что  надо  -  красная  сигнальная  коробка  в
простенке, с кнопкой за стеклом. Рядом с  коробкой  на  шпагатике  висел
деревянный молоток для разбивания стекла.
   - Поджарим их, Карловна?
   - Ваше решение не  имеет  логики,  -  сказала  она  -  Будет  большой
скандал. Но в принципе это  было  бы  любопытно.  Я  давно  не  посещала
цирковых представлений...
   - Я тоже.
   И я шарахнула по стеклу молотком,  зажмурилась  и  воткнула  палец  в
красную кнопку.
   Во всех концах здания ударили  звонки,  а  где-то  под  крышей  взвыл
сигнальный противопожарный ревун. Как будто заквакала жаба  величиной  с
троллейбус.
   Захлопали двери, послышались крики, топот ног, на лестнице показалась
Белла с выпученными глазами,  она  тащила  папку  с  документацией,  как
охапку дров.
   - Где горим?! - крикнула она.
   - Везде! - заорала я. - Всем вон!
   Белла исчезла. Мы с Элгой прилипли к коридорному окну.
   Как они все брызнули из-под крыши! Вываливались  во  двор,  пихались,
орали, а из подземного гаража одна  за  другой  выруливали  наши  тачки,
которые спасали, в общем,  вполне  обучение,  тем  более  что  в  смысле
возгораемости гараж со своими бензинами и маслами был самое то!
   Какой-то мужичок волок на горбу компьютер с вырванными шнурами,  одна
девица тащила охапку шуб и шубок. Кто-то вылетел даже без пиджака, сразу
намок  под  ледяной  моросью  и  топтался,  прикрывая  голову  руками  в
конторских нарукавниках.
   На  Ордынке  остановилось  движение,  из  машин  полезли  любопытные,
задирали головы, жадно разглядывая  окна  в  ожидании  пламени  и  дыма.
Истошно взвыла красная пожарная машина - она появилась почти  мгновенно,
но пробиться через пробку  и  тем  более  зарулить  во  двор  не  могла.
Противопожарные мужики в брезентухах и касках с  назатыльниками  горохом
посыпались из ее чрева и ринулись во двор, распихивая ошалевший народ.
   Это была незабываемая картина! Почти по классике: пожар в борделе  во
время наводнения.
   Мы с Карловной не спеша влезли в шубы и так же  неторопливо  покинули
офис. Хотя на лестнице на  нас  брыкнул  какой-то  молоденький  борец  с
огнем, с ранцевым огнетушителем на горбу:
   - Выметайтесь, дуры!
   Под портиком неколебимо стоял бледный, как смерть, гвардеец из  наших
охранников и не впускал в помещение какую-то рыхлую тетку, которая орала
на него:
   - У меня там сумочка! Три куска в гринах, осел! Пусти!
   На что гвардеец ответствовал:
   - Не положено.
   Пожарка  наконец  въехала  во  двор,  оглушительно  сигналя,  с   нее
покатили, разматывая, брезентовые рукава, сдернули крышку люка с шахты с
водяным гидрантом. Я протиснулась ближе к "мерсу" Сим-Сима  и  закурила,
наблюдая за возлюбленными подданными.
   Картина была сладостная. Служивые уже мерзли и жались друг к  дружке,
как мокрые бараны, которых выгнали из теплой овчарни. Кто-то рыдал.
   Все это продолжалось минут пятнадцать.
   Потом из офиса вывалился главный пожарный, брандмайор,  брандмейстер,
или как он там называется, тяжело дыша  от  бега,  и  стал  смотреть  на
крышу.
   Все примолкли и  тоже  уставились  на  крышу.  У  брандмейстера  было
молодое, багровое от напряга лицо и симпатичные пшеничные усишки.
   Крыша была вроде нормальная. Правда, антенн в  нее  было  понатыкано,
как на приличном разведцентре.
   Оконце  на  чердачной  надстройке  вроде  скворечника,  видно,   было
заперто. Его вышибли изнутри, и на крышу выбрался тот  самый  паренек  с
ранцем, который шугал нас с Элгой.
   Гремя сапогами по железу, он походил по крыше, не  без  растерянности
озираясь, и крикнул вниз начальнику:
   - Да нет тут ни хера, Юра! Чердак в норме, у  них  тут  даже  ящик  с
песком стоит. Ничего  нигде  не  фиксируется.  Ни  открытого  очага,  ни
закрытого! Все обнюхали. Пустыря потянули!
   Толпа растерянно загудела.
   - Та-а-ак!.. - Рыцарь огня, борец с пламенными  драконами,  стянул  с
головы каску. Он здорово вспотел. Старательный парнишечка.
   - Тихо! Вы! - прикрикнул он. - Кто  весь  этот  бардак  устроил?  Кто
вызывал? Сигналил - кто?! Где ваше долбаное руководство? Кто главный?!
   Тут начался базар, поскольку  никто  не  собирался  грузить  на  себя
объяснения с похожим на гранату с выдернутой чекой тружеником  топора  и
брандспойта. То, что он  взорвется  и  разнесет  в  куски  любого,  было
понятно даже придурку.
   И тогда я картинно вскинула ручонку, помахала перчаточкой и объявила:
   - Я. Я здесь главная. Единственная. И неповторимая, сударь мой. И  за
все, что творится в  этом,  как  вы  изволили  выразиться,  бардаке  всю
ответственность я беру на себя. Реквизиты требуются?  Пишите!  Туманская
Елизавета Юрьевна. Штрафанете? Валяйте! Выставляйте счет! Ложный вызов и
все такое. Оплачу! Не обижу!
   Он воззрился на меня, и видно было, что я ему нравлюсь.
   Тем более что я и шубейку распахнула, и бедрышко выставила округло, и
выдала улыбочку типа гран-кокет.
   Хотя в общем-то обращалась я не к  нему,  а  ко  всей  этой  публике,
которая уставилась на меня прожекторно. Вроде бы я не я,  а  по  меньшей
мере Алла Пугачева, которая вот-вот рванет со сцены  про  паромщика  или
айсберг  в  океане.   Во   всяком   случае,   было   ясно,   что   бойцы
коммерческо-финансового фронта пытаются что-то осмыслить.
   Пожарник почесал затылок, ухмыльнулся и сказал уже почти миролюбиво:
   - А что тут было... Елизавета Юрьевна?
   - Учебная тревога была. Неожиданная даже для вас. Проверка готовности
на будущее. В смысле борьбы с возгоранием! Учения прошли успешно.
   Почти.
   - Так это что? Мы можем возвращаться? -  оглушенно  спросил  какой-то
мужичок.
   - Всем внимание! - Я не собиралась спускать  их  с  поводка.  Хотя  и
видела, что большинство раздумывает, полная ли я кретинка,  или  кое-что
разумное во мне все-таки есть.  -  Поскольку  все  мы  в  данный  момент
вместе, собрались как бы одной  дружной  семьей,  фигурально  выражаясь,
экипажем одного корабля и чтобы избежать лишних вопросов, ставлю  вас  в
известность, что  с  завтрашнего  дня,  пятого  марта  сего  года,  ваши
служебные  обязанности   прекращаются.   Независимо   от   должности   и
исполняемой ранее работы. А главное, контрактов, заключенных  с  прежним
руководством.
   - Деточка, вы что, нас вышибаете? - изумилась Белла. - Даже меня?!
   - Именно.
   - Но это безумие! Дело на ходу!
   - Мы не на скачках, Белла Львовна, - сказала я. -  Два-три  дня  мало
что решают. Прошу забрать  личные  вещи.  С  завтрашнего  дня  допуск  в
контору только по согласованию со мной. Новые контракты будут  заключены
лишь с теми, кто не только доказал свою личную преданность Туманским, но
действительно необходим для успешного продолжения дела! Каждого, кто  не
хочет потерять работу бесповоротно, прошу представить  новое  резюме.  С
заявлением о приеме.  Вопрос  об  оплате  ваших  усилий  будет  решаться
персонально мной с каждым в отдельности.
   Страх, злость, недоумение, обида - все это смешалось в гуле  голосов.
Но кто-то и хохотал.
   В общем, это было то, что нужно. Королева показала зубки.
   Кажется, теперь меня станут замечать.
   Потом голоса как обрезало, и все потащились назад.
   Кто-то позади меня хрюкнул, уткнувшись головой в мою спину. Это  была
Карловна.
   Так она смеялась.
   Это было только начало.
   Мой первый день...
   С этой минуты прежняя кличка, которой ранее наградили меня  соратники
Сим-Сима - Подкидыш, была  позабыта.  Потом  меня  именовали  Пожарница.
Конечно, то, что я выкинула, было элементарным хулиганством. И  конечно,
уже стоя во дворе, я понимала, что останутся в офисе все или почти  все,
кто  был,  есть  и  будет  нужен  Главному  Делу.  Но  я  их   заставила
почувствовать, что не вечно мышкам беспечно трескать корпоративный  сыр,
можно и под задницу получить. В общем, я добилась главного:  большинство
если и не перепугалось, то задумалось. Вольготная  бесконтрольная  жизнь
закончилась.
   Я  прекрасно  представляла,  что  об  этом  пожарном   шухере   будет
немедленно доложено Кену. Что меня вполне устраивало Чем большей дурой я
буду выглядеть в его глазах, тем успешнее доберусь до его глотки. Дур не
боятся.
   К вечеру мы с Элгой остались в опустевшем офисе одни.  Буфетчица  уже
ушла, но Элга сгоняла за угол и приволокла  пиццу  и  пива.  Мы  развели
огонь в камине, и я грела ноги, задрав их на бронзовую решетку.
   - Это было нечто,  Лиз,  -  сказала  Элга.  -  Но  я  имею  некоторое
сомнение...  Иногда  вы  имеете  вид  действительно   очень   серьезной,
понимающей  безумие  и  гадость  нашей  идиотской  жизни  особой.  Такой
немножечко бронированной и неприступной. И между прочим, даже  неглупой.
Во всяком случае, которая  не  прочь  использовать  хитрые  штучки...  А
иногда я наблюдаю абсолютно беспечную  босячку  -  так  это  называется?
Такую, имеющую элементы бессмысленности  и  беспечной  жизнерадостности,
школьную ученицу, которая недоиграла в детские куклы и способна выкинуть
что угодно, лишь бы было весело. Люди не любят, когда над ними смеются.
   - К чему вы клоните, Карловна?
   - Я имею в виду -  что  дальше.  Дело  ведь  не  в  том,  что  вы  не
разберетесь  в  делах  Туманских  и  не   освоите   элементы,   прис