й пожара при  ядерной  войне!  Ты  бы  еще
домну застраховал от того, чтобы  ее  мыши  не  погрызли!  Или  на  случай
Второго Пришествия Христа! А то еще можно застраховать "на случай разумной
экономической политики российского правительства"!  Ядерная  война,  и  та
скорее случится! Тебе объяснять, что дальше было со страховой премией?
   - Нет, - сказал Денис.
   - Ну до чего ж ты у нас умный! Задним числом! Два года, пока я сидел  в
своем кабинете, ни одна собака  ни  на  полкило  стружки  с  комбината  не
вынесла! Два месяца ты сидишь - и вот такое кино!
   - Что мне делать? Извольский задохнулся.
   - Что тебе делать? А ты не знаешь? Ну конечно, ты не знаешь.  Когда  ты
пришел на комбинат, на нем уже не воровали. Тогда объясняю: если кто много
сожрал - ему суют два пальца в горло  и  макают  в  унитаз.  Гигиеническая
такая процедура. А потом вышвыривают с комбината. Ясно?
   - Но мы не можем это сделать.
   - Это почему же?
   - Потому что если мы вышвырнем Скоросько вон, он побежит к "Ивеко".
   Извольский буравил взглядом своего зама.
   -  Интересное  соображение.  С  тобой  случайно  Скоросько  не  делился
страховой премией, что ты его защищаешь?
   У Дениса перехватило дыхание.
   - Я тебе никогда не говорил, - безжалостно продолжал Извольский, -  что
у менеджера всегда есть три варианта любой  сделки?  Заключить  договор  с
фирмой, которая просит мало денег за товар, но  ничего  не  откатывает  на
карман. Заключить договор с фирмой, которая  просит  больше,  а  исполняет
договор хуже, но зато больше откатывает на карман. И заключить  договор  с
теми, кто вообще ни хрена не сделает, все заводские деньги себе упрет - но
половиной поделится. И доказать этого нельзя. Но когда  ко  мне  два  раза
подряд прибегал снабженец и говорил, что вот - кто же знал! но меня  опять
кинули - я это снабженца выкидывал к чертовой матери. А тут  -  два  раза!
Два раза за два месяца! На поллимона, как минимум!
   - Но...
   - Кто на комбинате имеет право подписи?  Скоросько  или  ты?!  Как  это
могло пройти мимо тебя! Ты мой зам или ворона лохастая?
   Денис стоял, нервно сжимая руки. Извольский вдруг замолчал и проговорил
новым, глухим голосом.
   - Мне плевать на губернатора и на банк, - вдруг сказал  он.  -  Мне  на
энергетиков плевать. Это все внешнее. Это как дубинкой по голове. А  когда
на комбинате крадут - это как  рак.  Ты  этого  не  застал.  А  я  это  по
гвоздочку вытаскивал. Когда приходишь к финдиректору и говоришь, -  какого
хрена ты миллионный банковский вексель за триста тысяч  долга  отдал?  "Да
что, Вячеслав Аркадьич! Бумажка и бумажка, денег нет, я ее отдал!" "Да  ты
бы до Сбербанка дошел, улицу  перешел,  тебе  бы  девятьсот  тысяч  дали".
"Нешто мы, ахтарские, в этом понимаем..." А у самого уже особняк на Кипре!
   Денис стоял перед Извольским весь  пунцовый.  Оправдываться?  Чем?  Что
если ты спишь по четыре часа в день,  то  ты  можешь  просто  не  дочитать
страховой договор до тринадцатой страницы? Вот только почему он,  здоровый
бугай с двумя руками и двумя ногами, до тринадцатой страницы не  дочел,  а
парализованный, накачанный всякой химией Извольский - дочел?
   - Приходит  счет  за  ломку  мартена,  на  двести  тысяч,  -  продолжал
Извольский. - Идешь в цех, спрашиваешь, много ли людей печку  ломало.  "Да
не, человек десять".  "А  долго  ли?"  "Да  два  дня".  Идешь  к  главному
инженеру: "А не много ли - двести штук за печку?"  "Да  ты  что,  там  сто
человек целый месяц трудилось..." Я  тогда  еще  замом  генерального  был.
Приходишь к  генеральному,  начинаешь  орать,  что  у  нас  ломка  мартена
немногим отличается от ломки чеков у "Березки". "Да что ты, такие  хорошие
ребята". А на этих хороших ребят давно бандиты уже  сели,  потому  что  на
всякий скраденный грош садятся бандиты... А меня потом еще ругали,  что  я
генерального в унитаз вылил. А тут - либо генерального в унитаз, либо весь
завод. Думаешь, от меня тогда так просто отстали?  По  окнам  стреляли.  К
двери траурный венок прислали... Я это зубами выгрызал, людей через колено
ломал... А ты в два месяца все в канализацию слил... Кинули, как лоха: ах,
юристы все в Москве...
   Извольский сцепил руки у подбородка. Шторы в кабинете  были  отдернуты,
комнату заливал ослепительный свет от отраженного настом солнца, и в  этом
свете Денис очень хорошо видел, как постарел и пожелтел за  время  болезни
тридцатичетырехлетний Извольский.
   - Иди, Денис. Со Скоросько разберешься  сам.  И  со  всеми  остальными.
Пусть Вовка пробьет эти контракты. Может, они уже  на  криминал  завязаны.
Или на "Ивеко".
   - Ты не хочешь разговаривать со Скоросько?
   - Нет. И с тобой я тоже не хочу разговаривать. Иди.
   Денис спустился на второй этаж и там долго  сидел  в  зимнем  саду.  На
кадке с пальмой в позе суслика застыла кошка  Маша  -  единственное  живое
существо, которое Извольский позволил завести в доме. Судя по всему, кошка
Маша справляла в кадку свои кошачьи дела, и хорошо, что ее никто не видел.
   Денису очень хотелось напиться, но было только  десять  часов  утра,  и
поэтому он тупо сидел, глядя на солнце и кошку под пальмой. Кошка  сделала
свое дело и прыгнула ему на колени. С лапок ее ссыпалась черная земля.
   Потом Денис повернул голову, и увидел, что около лестницы стоит  Ирина.
Кошка спрыгнула с колен и побежала к хозяйке.
   - Господи, Денис, что такое? - спросила Ирина. - На вас  лица  нет.  Со
Славой все в порядке?
   Денис промямлил что-то невразумительное.
   - Он слишком много работает, - с упреком  сказала  Ирина,  -  ему  надо
лежать и лежать, а он сидит за этими договорами. Денис, ну неужели  вы  не
можете прочитать эти бумаги вместо него?
   - Я их читал, - сказал Денис.
   - Ну и зачем это второй раз? Это и первый-то раз нельзя  прочесть,  там
же одна фраза полторы страницы занимает, это же ужас какой-то...
   -  Ну  что  вы,  Ира,  -  с  горьким  смешком  сказал  Денис,  -   наши
хозяйственные договора, это можно сказать, художественные произведения.  С
прологом, эпилогом и двойным смыслом.  Их  Бахтину  бы  исследовать...  На
предмет амбивалентности и карнавального мира.
   В глазах Ирины неожиданно заиграли веселые чертики.
   - Боже, Денис, какие вы слова знаете... И что  же  такое  амбивалентный
хозяйственный договор?
   - Это такой договор, в результате которого человек думает, что получает
двести тысяч, а вместо этого он получает по ушам. Извините, Ира, мне  надо
ехать.
   На следующий  день  после  этого  разговора  главного  инженера  Вадима
Скоросько вызвали в кабинет и.о. гендиректора. Скоросько зашел к Денису  и
увидел, что тот не один - в дальнем углу, старательно разглядывая  шкаф  с
книгами, стоял начальник промышленной полиции Вовка Калягин.
   -  Звал,  Денис  Федорыч?  -  спросил   Скоросько.   Денис   пристально
разглядывал Вадима. Это был веселый, немного пьющий мужик лет пятидесяти с
выдубленным сибирскими морозами лицом и большими залысинами.  На  нем  был
полушубок и клетчатый шарф,  и  облепленные  снегом  ботинки  оставили  на
паркетном полу растаявшую лужу. Главный инженер почти никогда не  сидел  в
кабинете, а вечно метался по заводу, о котором  заботился,  как  курица  о
снесенном яичке.
   - Садись, - голос Дениса звучал очень сухо.
   Скоросько, как был в полушубке, сел за стол.
   - Чего случилось, Денис? Это ты по поводу аглофабрики? Там,  понимаешь,
такое...
   Денис молча выложил перед Скоросько  страховой  договор  и  белый  лист
бумаги.
   - Пиши. Как, почему и с кем.
   Скоросько побледнел.
   - Черт, - тихо сказал он, - я так и знал,  когда  вернулся  Сляб...  Ты
ведь меня не выгонишь?
   Денис молчал.
   - Ты ведь меня не выгонишь?!!
   Сзади неслышно подошел Вовка Калягин:
   - Вадим, давай пиши все подробно. Пиши, сам украл деньги или  с  кем-то
делил.
   - Вы ничего не докажете!
   - А мы и не будем ничего доказывать, Вадим. Либо ты сам все  пишешь  на
листочек и под магнитофон, либо с тобой будем говорить не мы и не  в  этом
кабинете.
   - Понимаешь, Вадим, - добавил Денис безжалостно, -  мы  бы  не  хотели,
чтобы после  сегодняшнего  разговора  ты  поехал  к  господину  Серову.  И
обеспечить это можно двумя способами. Либо у нас есть доказательства,  что
ты украл двести тысяч долларов, и мы в любой  момент  можем  тебя  за  это
посадить. Либо у нас на тебя правового крючка нет, и тогда нам придется...
действовать другим способом.
   Скоросько забегал глазами.
   - Я хочу говорить со Славкой.
   - Для тебя он теперь не Славка, а Вячеслав Извольский. Он не хочет тебя
видеть.
   Скоросько вскочил со стула:
   - Я хочу...
   - Сядь!
   Железная рука Вовки Калягина посадила его на место.
   Вадим растерянно оглядывался.
   - Между прочим, на договоре твоя подпись.  А  если  я  напишу,  что  мы
поделили деньги с тобой?
   - Я тебе советую писать правду, Вадим. К этой истории  имеет  отношение
"Ивеко"?
   - Нет.
   - Бандиты?
   Скоросько молчал.
   - Имеют ли к этой истории отношение бандиты?
   Главный инженер вздрогнул.
   - Сначала... сначала нет...
   - А потом?
   Скоросько била нервная дрожь.
   - Ты ведь меня не выгонишь, Денис? Я... я не могу без завода...
   - Как начиналась эта история? Глава страховой компании  -  твой  старый
приятель, так ведь? Сурченко, да?
   - Да... мы просто случайно встретились... месяц назад... в Сунже.
   - Дальше.
   -  Он...  он  этим  профессионально  занимается.  Страховые  схемы  под
обналичку. Зарплаты, налоги. Под песок НДС людям возвращал. Ну, он и  стал
хвастаться. Мол, Сунженский трубопрокатный на триста  тыщ  застраховал  на
случай ядерной войны. И "Аммофос" тоже.
   - "Аммофос" же обанкротили. Губернатор.
   - Ну да. Вот как пришел временный управляющий, сразу застраховал завод,
заплатил двести штук премию, восемьдесят процентов откатилось губернатору,
а остальное поделили Сурченко и управляющий. А потом он  возьми  и  скажи,
что и нас может застраховать.
   - И почему ты согласился?
   Скоросько молчал.
   - Ты полагал, что банк выиграет суд? И что банку будет до фени, сколько
крадут всякие там начальники цехов и инженеры, да? Им лишь бы самим  кусок
урвать, а остальное из Москвы не разглядишь?
   Скоросько молчал.
   - Хорошо. Дальше. Ты сказал, что бандитов сначала не было. А потом  они
появились?
   - Да. Я не знал. У Сурченко "крыша".
   - Кто?
   - Моцарт.
   Лицо Калягина, стоявшего за спиной Скоросько, нехорошо  напряглось.  Но
это было на какое-то мгновенье, и  Денис,  пристально  глядевший  в  глаза
главного инженера, этого, скорее всего, не заметил.
   - И Моцарт пришел к тебе?
   - Да. Сказал, что ему все известно. Попросил долю.
   - Большую?
   - Да. Половину.
   - А сколько всего пришлось на твою долю?
   - Сто пятьдесят тысяч долларов.
   - И семьдесят пять взял Моцарт?
   - Да.
   - А ты знаешь, что Моцарт заигрывает с долголаптевскими? Известна  тебе
такая группировочка? Моцарт у нас не  самый  сильный  вор,  он  с  помощью
долголаптевских Ирокеза хочет подвинуть... Тебе не пришло  в  голову,  что
Моцарт тебя с наценкой продаст долголаптевским, а те, в свою очередь  -  с
наценкой банку "Ивеко"?
   Скоросько молчал.
   - Почему ты не пришел ко мне или к Вовке, когда  начались  бандиты,  а?
Почему ты не сказал, что по дури упорол  косяк,  но  вот  какая  случилась
история?
   - Ты бы меня уволил.
   - А сейчас?
   Скоросько глядел на Дениса отчаянно, как мышь глядит на кошку.
   - Денис, не увольняй меня.
   - Извини, Вадим.
   - Ну хоть замом инженера оставь!
   - Нет.
   - Ну хоть в цех сошли!
   - Ты уволен, Вадим.
   - Денис, но это же копейки! Двести тысяч - что такое для завода  двести
тысяч! Я все верну, даже то, что Моцарт взял! Я свой дом продам!
   - Твой дом тебе не принадлежит, Вадим. Он построен на ссуду,  взятую  в
банке "Металлург". Если я не ошибаюсь, ссуда до  конца  не  выплачена.  Из
дома тебе придется уехать. В ближайшие три дня.
   - Денис! У меня же жена! Дети!
   Черяга, не мигая, смотрел на своего  бывшего  коллегу.  Жена  Скоросько
была симпатичная пятидесятилетняя толстушка, учительница русского языка  и
литературы, так до сих пор и не бросившая  школы.  Ахтарск  был  не  таким
большим городом, и очень многие учились у Галины  Скоросько  или  отдавали
учиться в ее школу своих отпрысков. Что же до детей Скоросько, то их  было
двое, оба студенты в  Оксфорде.  Вера  училась  хорошо  и  имела  какую-то
стипендию, а учебу Виталика оплачивал комбинат.
   - Денис! Я не верю, чтобы Славка мог...
   - Не заставляй меня повторяться. Ты уволен, Вадим.
   Скоросько неожиданно вскочил.
   -  Ах  так...  Ты...  ты...  грязная  сволочь...  Сколько   мы   должны
"Металлургу"? Уже шестьсот лимонов, да? Мне нельзя украсть  двести  тысяч,
ты со Слябом можешь украсть шестьсот миллионов, так? Ты кто такой? Да ты в
цех раз в два месяца ходишь, ты бестолочь московская... Да я тебя...
   - Только попробуй, Вадим. И сядешь вот за это. Денис  ткнул  пальцем  в
договор. - Тебе будет  очень  приятно,  когда  Галя  тебе  передачи  будет
носить?
   Скоросько опустился обратно на стул. Потом спрятал лицо в руки и глухо,
отчаянно завыл. Вовка Калягин невозмутимо стоял за ним, скрестив  руки  на
груди.  Потом  Скоросько  поднялся,  как  слепой.  Обошел  стол,  цепляясь
неверной рукой за матовую его поверхность, пошатнулся - и бухнулся в  ноги
Черяге.
   - Денис! Не надо! Умоляю - все отбери, дом возьми - на заводе оставь!
   Денис отшатнулся. Вовка Калягин схватил главного инженера за плечи:
   - Вадим, уймись!
   - Дай мне со Слябом поговорить! Он... он этого не сделает!
   Скоросько скорчился на полу жалкой  кучкой  и  плакал.  Ворот  овечьего
полушубка топорщился над розовой залысиной,  окруженной  венчиком  немытых
волос. Он плакал довольно долго, пока Вовка Калягин не поднял его с пола и
не утащил в предбанник. Вернулся Калягин спустя минуту.
   Денис нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:
   - Верочка, я сейчас пойду пообедаю,  а  к  двум  часам  пусть  подходит
Сташевич. И еще  напечатай  два  приказа.  О  снятии  с  должности  Вадима
Скоросько и о назначении главным инженером  Олега  Ларионова.  И  Ларионов
тоже пусть подходит, к половине третьего.
   А потом Денис Черяга прошел в комнату отдыха, аккуратно раздернул  узел
галстука, бросил в кресло пиджак и снял рубашку. На спине  и  под  мышками
рубашка была совершенно мокрая. По счастью,  у  Дениса  на  работе  всегда
висела запасная рубашка.
   Денис возвращался с завода уже поздно ночью. Ворота поселка разъехались
перед его джипом,  два  охранника,  бывших  с  ним,  вышли  и  пересели  в
собственные "жигули", чтобы вернуться в город, и Денис медленно поехал  по
расчищенной  до  асфальта  дорожке,   освещенной   мощными   круглоглазыми
фонарями. Со всех  сторон  дорожку  окружали  невысокие,  иногда  даже  не
сплошные заборы, и за ними вставали  трехэтажные  дома  белого  кирпича  с
эркерами, балконами и башенками. Снег, счищенный с асфальта, был не просто
соскоблен грязной грудой на обочину, а погружен в грузовик и  отбуксирован
далеко  в  поле,  сугробы  по  обеим  сторонам  дороги  были  невысокие  и
девственно-чистые. По всей умиротворенности и ухоженности обстановки можно
было легко подумать, что мощный  джип  пробирается  где-нибудь  по  улицам
канадского или норвежского поселка, если бы не плотная кирпичная  стена  с
колючкой наверху, проглядывавшая поверх заборов и меж домов. Денис ехал на
автопилоте, вглядываясь  в  черное  небо,  расстеленное  над  островерхими
крышами, и чувствуя, как за стеной поселка остается вся безумная суета дня
и перемененная после беседы со Скоросько рубашка.
   За поворотом на дороге показалась изящная женская фигурка, укутанная  в
длинную  и  очень  дорогую  шубку.  За  женщиной  бежала  собака:  крупная
восточноевропейская овчарка с белыми  подпалинами  на  шее.  Заслышав  шум
мотора, женщина обернулась. Черяга мягко затормозил  и  вышел  из  машины.
Ночь была морозная и ясная, столбик  термометра  явно  переполз  за  минус
двадцать пять и собирался ползти ниже,  но  ветра,  на  счастье  ахтарцев,
сегодня не было, и в сухом воздухе холод  почти  не  чувствовался:  только
резче казались очертания предметов да крупнее набухали звезды.
   Овчарка, завидев Черягу, встала  на  задние  лапы  и  принялась  с  ним
лизаться.
   - Фу, Шекель, фу! - сказала Ирина. Шекель  оставил  Черягу  и  запрыгал
вокруг нее.
   - Как это вы с ним гуляете? - вполне искренне удивился Черяга.
   Шекель был любимым псом Вовки Калягина. Ему было уже три года, и  завел
его Калягин еще в свои вольные времена. О суровом нраве Шекеля в  Ахтарске
ходили легенды: поговаривали, что во время  налета  на  старый  дом  Вовки
собачка перегрызла горло  одному  из  охальников.  Впрочем,  за  пределами
охраняемой территории Шекель вел себя образцово и ни на кого не бросался.
   - Да вот, - сказала Ира, - мне всегда хотелось собаку. А Слава собак не
любит. И кошек не любит. И вообще никого не любит. Исключение сделано  для
меня и для домны номер пять.
   Шекель сунул лохматую голову  под  дубленку  Черяги  и  начал  с  шумом
принюхиваться к его ширинке.
   - Удивительно, что он с вами подружился, - сказал Черяга, -  он  у  нас
крутой, как собака Баскервилей.
   - Да уж не круче хозяина, - засмеялась она.
   -  Уговорите  Славку  завести  собаку,  -  сказал  Денис,  -  у  службы
безопасности будет меньше проблем.
   Ира слегка  вздохнула.  Денис  понял,  что  она  по  этому  поводу  уже
разговаривала со Слябом и получила  полный  отказ:  равнодушная  неприязнь
Извольского к животным была всем  известна.  А  потом  Ирина  помолчала  и
внезапно спросила:
   - Это правда, что вы сегодня уволили главного инженера?
   - Он что, вам звонил?
   - Нет, звонила его жена. Галя. Она... она очень хорошая женщина.  Мы  с
ней подружились.
   - Да, я его уволил.
   Голос Дениса в морозной ночи звучал слегка глухо.
   - Он сейчас дома. У него плохо с сердцем...
   - Ира, я не владелец завода. Если  вам  жалко  Скоросько,  скажите  это
Славке.
   - Я ему говорила. Он сказал, что исполняющий обязанности - вы и  что  в
ваши решения он вмешиваться не будет.
   Денис помолчал.
   - Ирина, Скоросько украл у комбината деньги. Мало  того  -  из-за  этих
денег он сел на крючок бандитам. Местным, но связанным с долголаптевскими.
Если бы я его не уволил, то весь завод бы  раскрали  к  весне  к  чертовой
матери. Кстати, я уволил двоих -  Скоросько  и  Сташевича.  Это  начальник
четвертого цеха, если вы не знаете. Горячий прокат.
   Со Сташевичем было не так  страшно,  как  со  Скоросько.  Услышав,  что
происходит, он сдуру сел в машину и поехал с комбината. На  проходной  его
взяла промполиция, и к вечеру  Калягин  просто  принес  Денису  исписанный
показаниями лист и магнитофонную пленку. Денис подмахнул приказ,  даже  не
видя Сташевича.
   - Зачем вы так ведете себя с Володей Калягиным? Денис  некоторое  время
не отвечал. Потом, чтобы  скрыть  волнение,  он  зажег  сигарету.  Красный
огонек тускло засветился в ночи.
   - Ира, - сказал Денис, - Володя Калягин - бандит. После того,  как  его
вышибли из органов, этот человек занимался тем, что наезжал  на  ларьки  и
забивал стрелки. Когда вам говорят, что он навел порядок в городе,  -  это
преувеличение. Он навел его потому, что пристрелил авторитета номер  один.
А  сам  он  был  авторитетом  номер  два.  И  когда  он  стал  начальником
промышленной полиции, то авторитеты номер три, четыре и так далее получили
по чавке и откочевали в другие регионы. Так  что,  понимаете  ли,  мы  оба
бывшие. Только я бывший следователь, а он - бывший  бандит.  Вот  я  и  не
выношу бандита.
   - Если вы не выносите бандита, -  тихо  спросила  Ирина,  -  почему  вы
сделали володиным заместителем Свенягина?
   - Свенягин мне помог. Витька был хороший парень.
   Ирина сжала губы. Она  очень  хорошо  помнила  свою  первую  встречу  с