овщик, превратился в яркий огненный шар  и,  рассыпавшись
искрами, исчез во тьме...
     "Всем, всем самолетам, -  торопливо  передавал  наш  радист,  -  будьте
бдительны, над целью баражируют истребители противника!"
     Ночные воздушные бои скоротечны. Не успели мы,  потрясенные  увиденным,
прийти  в  себя,  как  в  темном   небе   опять   мерцали   только   звезды.
Бомбардировщики, как и прежде, один за другим заходили на цель  и  методично
ее бомбили...
     Вернувшись на аэродром,  я  поспешил  на  командный  пункт  и  подробно
доложил о случившемся командиру дивизии гвардии полковнику Божко. Я  еще  не
знал,  какие  самолеты  погибли.  Волнуясь  за  судьбу  своих  товарищей,  с
нетерпением и надеждой ожидал их возвращения. Из нашего  полка  не  вернулся
один самолет: хвостовой номер 11, с экипажем гвардии лейтенанта Горбенко.  В
экипаж входили штурман гвардии младший  лейтенант  Крутиков,  второй  летчик
гвардии младший лейтенант Гаевский, радист гвардии старший сержант Бакланов,
борттехник  гвардии  старший  техник-лейтенант  Поляков,  воздушный  стрелок
гвардии старшина Акимов.
     Вскоре старшина Акимов вернулся в часть. От него мы узнали, что,  когда
самолет  стал  заходить  на  боевой  курс,  на  него  напали  два   немецких
истребителя.  Отстреливаясь,  Акимов,  Крутиков  и  Поляков  сбили  один  из
истребителей, но и бомбардировщик загорелся и, неуправляемый,  стал  падать.
По-видимому, летчики были убиты. Падая, самолет взорвался, Акимов очутился в
воздухе. Поняв это, он выдернул вытяжное кольцо парашюта и спустился на  нем
на передовую к своим. Никто больше из этого экипажа  в  часть  не  вернулся.
Погиб смертью  храбрых  Иван  Иванович  Поляков,  небольшого  роста,  живой,
черноглазый весельчак, никогда  не  расстававшийся  с  гитарой,  гордость  и
любимец полка. Сколько ночей в ожидании вылета мы коротали  под  звон  струн
его гитары и цыганские песенки, то грустные, бередящие душу,  то  искрометно
задорные и веселые. Весело и задорно плясал он - так, что самые  угрюмые  не
выдерживали, пускались в пляс...  Он  был  создан  для  жизни,  радостной  и
веселой; не верилось, что его нет в живых.
     Вечером снова была нелетная погода, и наш с  женой  семейный  ужин  был
посвящен и женскому празднику 8 Марта, и моему дню рождения. С нами  была  и
хозяйка квартиры, у которой я тогда жил. Это была  пожилая  женщина,  бывшая
певица, исполнительница цыганских песен. Пригасив  свет  керосиновой  лампы,
она взяла гитару. У нее сохранился замечательный голос, и она свободно,  без
напряжения,  спела  несколько  своих  любимых  цыганских  песен,   старинных
романсов. Мы сидели в  полутемной  комнате  и  слушали,  боясь  шелохнуться.
Зазвучала "Гори, гори, моя звезда..."
     В дверь дома громко постучали.
     Я вышел  на  крыльцо,  посыльный  подал  мне  телефонограмму.  Я  зажег
карманный фонарик. "Срочно снять со всех самолетов наружные бомбодержатели и
бомбардировочное вооружение и всем составом  полка  перелететь  на  аэродром
Жуляны под Киевом, поступить там в  распоряжение  тыла  Первого  Украинского
фронта с задачей доставки действующим войскам фронта боеприпасов, горючего и
эвакуации раненых. Нестерцев".
     На этом наш праздничный вечер закончился. На  ходу  надевая  шинель,  я
поспешил в штаб.
     В полдень 9 марта с оперативной группой полка на  нескольких  самолетах
мы улетали на другой фронт.
     Улетали, оставляя здесь два свеженасыпанных холмика замерзшей  земли  с
алюминиевыми  пирамидками,  пятиконечными  красными   звездами,   сделанными
заботливыми руками работников наших мастерских.
     В братской могиле  возле  Левашова  остался  экипаж  командира  корабля
гвардии лейтенанта Минина.  На  возвышенности  возле  Озерков  лежит  экипаж
гвардии капитана Майорова.
     Ленинградская земля впитала алые капли крови  и  других  наших  славных
боевых товарищей, павших смертью храбрых, освобождая от блокады Ленинград.
     С древних времен известны нам примеры мужества, стойкости  и  героизма.
Но подвиг ленинградцев в тяжелую пору  блокады  не  сравним  ни  с  чем.  Он
воистину легендарен.
     Когда мы покидали Ленинград, нам казалось, что и мы, соприкоснувшись  с
легендой нашего времени, стали сильнее, тверже и мужественнее и  теперь  нам
нипочем все невзгоды и трудности войны.
     - АТАКУЕТ ГВАРДЕЙСКИЙ ГАТЧИНСКИЙ -
     10 марта второй, основной, эшелон полка перелетел под Киев в  Жуляны  и
сразу же включился в интенсивную работу.
     В начале марта все три Украинских фронта возобновили  боевые  действия.
Первым начал наступление 1-й Украинский фронт. Наступление велось в условиях
бездорожья и весенней  распутицы.  Тыловые  подразделения  не  всегда  могли
своевременно и в полной мере обеспечить механизированные, танковые войска  и
самоходную артиллерию горючим  и  боеприпасами.  Это  замедляло  продвижение
наших войск.
     Более двух месяцев мы доставляли на аэродромы и  на  полевые  площадки,
расположенные в непосредственной близости к войскам, боеприпасы  и  горючее,
обратными рейсами вывозили раненых офицеров и  солдат,  Помимо  транспортных
перевозок наш полк  выполнял  боевые  вылеты  по  заданиям  разведуправления
фронта и партизанских штабов.
     Вражеские истребители патрулировали на маршрутах  наших  кораблей,  над
аэродромами и посадочными площадками.
     Площадки, куда мы доставляли грузы, находились рядом с  линией  фронта,
наши самолеты часто обстреливались минометным, пулеметным  и  даже  ружейным
огнем наземных войск противника. Мы снова теряли людей и самолеты.
     3-я гвардейская и 4-я танковые армии фронта неудержимо продвигались  на
запад, за ними и мы перебазировались западнее, на аэродром Судилково,  рядом
с железнодорожной станцией Шепетовка. На  эту  станцию  тыл  подавал  грузы,
необходимые для фронта.  Весь  март  мы  доставляли  грузы,  в  основном  на
аэродром Зубово, находившийся в десяти километрах  западнее  Трамбовля.  Над
аэродромом  постоянно  висели  немецкие  истребители,  обстреливали  его   и
нападали на прилетавшие и разгружавшиеся самолеты.
     В конце марта большая группа наших самолетов доставила в  Зубово  более
10 тонн горючего и боеприпасов. Когда разгрузка подходила к концу,  налетели
немецкие  истребители  и  стали  штурмовать  аэродром.   Наши   экипажи   не
растерялись, моментально запустили моторы, с  места  пошли  на  взлет  и  на
бреющем  полете  разлеглись  в  разные  стороны  от   аэродрома,   а   потом
благополучно вернулись на базу.  Только  один  самолет  с  экипажем  гвардии
старшего лейтенанта Колесникова, взлетевший последним, был зажат противником
в "клещи" и чуть не был сбит. Немецкие истребители  повредили  у  него  один
мотор, и самолет совершил вынужденную посадку в Белозорске.  Экипаж  остался
невредимым.
     В начале апреля гитлеровцы повторили налет на наш аэродром в Зубово, но
прилетели на этот раз рано и застали на аэродроме лишь один самолет, который
только что произвел посадку. Самолет был атакован  и  подожжен  истребителем
Ме-110 прямо на пробеге. Три человека из экипажа - командир корабля  гвардии
лейтенант  Горобец,  бортмеханик  гвардии  старшина  Ткач  и  стрелок-радист
гвардии старший сержант Кровец - были убиты, второй пилот гвардии  лейтенант
Тиханович и штурман гвардии лейтенант Лысенков - ранены. Когда мы с основной
группой  самолетов  прилетели  на  аэродром,  самолет  Горобца  догорал   на
посадочной полосе. Немцев в воздухе уже не было.
     К середине апреля наши войска захватили аэродром Коломыя, и  мы  начали
перебрасывать горючее и боеприпасы туда. Обстановка на нем была еще сложнее.
Он находился на самом острие клина, вбитого  войсками  нашей  38-й  армии  в
группу немецких армий "Северная  Украина".  На  западной  окраине  аэродрома
окопались гитлеровцы. Садившиеся самолеты  они  обстреливали  из  минометов,
пулеметов и даже автоматов.
     Когда я прилетел туда, чтобы разведать обстановку, и  мы,  не  выключая
двигателей, стали разгружаться, вблизи самолета одна за  другой  разорвались
две мины. Один из бойцов, принимавших грузы, закричал, чтобы мы  отрулили  в
сторону. Только я успел отрулить на несколько десятков метров, как там,  где
только что стоял самолет, разорвалась третья  мина.  Отруливая  с  места  на
место, под минометным обстрелом, мы  разгрузились  и  улетели  в  Судилково.
Оттеснить гитлеровцев от аэродрома нашей пехоте  было  непросто.  Обстановка
оставалась сложной, и нам пришлось  приспосабливаться.  Иногда  мы  садились
прямо в поле, как это делали под Сталинградом, выгружали войскам  горючее  и
боекомплекты, забирали раненых бойцов и командиров.
     Доставалось нам от фашистов и  на  аэродроме  в  Судилкове.  Противник,
видимо, установил, что станция Шепетовка и  аэродром  в  Судилкове  являются
одним из основных пунктов обеспечения войск фронта горючим,  боеприпасами  и
продовольствием,  и  стал  почти  беспрерывно,  все  ночи  подряд,  наносить
бомбардировочные удары по станции и нашему  аэродрому.  Летчики,  работавшие
целый день, не могли отдохнуть - почти всю ночь приходилось  отсиживаться  в
отрытых у общежития щелях. Даже в  те  ночи,  когда  была  облачная  погода,
гитлеровцы бомбили нас - правда, из-за наших  зенитчиц.  Они,  услышав  звук
пролетающих немецких бомбардировщиков, открывали огонь. Заметив  на  облаках
отблески  от  вспышек  выстрелов  и   разрывы   зенитных   снарядов,   немцы
разворачивались и начинали бомбить нас из-за облаков. Земля  ходила  ходуном
от беспорядочно падавших и рвавшихся бомб, от канонады расположенных рядом с
аэродромом зенитных батарей.
     Мы ходили на батареи, разъясняли зенитчицам, что  гитлеровские  летчики
из-за облаков не видят нас и не могут бомбить прицельно, не надо зря  палить
в небо и себя демаскировать. Девчата обещали,  что  в  следующий  раз  будут
благоразумнее, но, заслышав шум моторов бомбардировщиков, не выдерживали,  и
все повторялось снова.
     С  каждым  днем  работать  становилось  все  труднее.   Под   весенними
солнечными лучами аэродром в Судилкове совсем раскис, авиация 2-й  воздушной
армии с него не летала, армейские бомбардировщики,  истребители,  штурмовики
стояли на приколе. Но наступавшей  армии  нужны  были  боеприпасы,  горючее,
продовольствие, и только мы могли обеспечить их всем необходимым. Взлетать с
аэродрома мы приспособились на  рассвете,  когда  ледяная  корка  от  ночных
заморозков была еще прочной. К сожалению, прочности  ее  хватало  всего  для
взлета нескольких машин. Самолеты, взлетавшие последними,  словно  глиссеры,
вздымали вокруг себя целые фонтаны  снежно-ледяных,  перемешанных  с  грязью
брызг, пока наконец на  самой  границе  аэродрома,  тяжело  оторвавшись,  не
повисали в воздухе.
     Куски льда, поднятые  со  взлетной  полосы  мощными  струями  воздушных
винтов при  разбеге  самолета,  ударяясь  о  хвостовое  оперение,  оставляли
большие вмятины на  стабилизаторе,  деформировали  обшивку  рулей,  наносили
серьезные повреждения лопастям воздушных винтов, а при посадке приводили еще
и к поломке закрылок самолета. В результате  машины  выходили  из  строя,  а
фронту требовалось все больше и больше грузов.
     Передо мной лежат копии боевых донесений тех дней.
     "Боевое донесение. 25 апреля 1944 г.
     В течение дня 25.4.44 г. полк 17-ю самолетами  перебрасывал  боеприпасы
наземным войскам 1-го Украинского фронта с аэродрома Судилково  на  аэродром
Коломыя. Три экипажа из-за  обстрела  аэродрома  артиллерией  противника  по
радио возвращены с маршрута на свой аэродром. Четырнадцать экипажей  задание
выполнили.
     Перевезено на аэродром Коломыя  23,5  тонны  боеприпасов  для  наземных
войск. Боевой налет - 42 ч. 30 мин.
     Обратным рейсом из-за обстрела  аэродрома  груз  не  вывезен.  Аэродром
Коломыя подвергался обстрелу наземными войсками  противника  -  артиллерией,
минометами и пулеметным огнем.
     Погода по маршруту и в районе  цели  -  ясно,  видимость  6-8  км.  Все
самолеты вернулись на свой аэродром.  Два  самолета  требуют  ремонта  из-за
вмятин на стабилизаторе и на лопастях воздушных винтов от ударов кусков льда
во время взлета".
     "Боевое донесение. 30 апреля 1944 г.
     В течение дня 30.4.44 г. полк 14-ю самолетами за 4 вылета  произвел  41
самолето-вылет на переброску  с  аэродрома  Судилково  на  аэродром  Коломыя
боеприпасов, а  обратно  вывозил  раненых  и  продовольствие.  Перевезено  в
Коломыю боеприпасов 58,5 тонны, противотанковых мин  2689  штук  весом  21,5
тонны. Обратным рейсом вывезено: раненых 74  человека,  продовольствия  28,9
тонны. Боевой налет - 108 часов 14 мин..."
     И так каждый день.
     На  деревню,  где  размещался  личный  состав  и  находились   штаб   и
гвардейское знамя полка, в майские праздники напали бандиты.
     Под  командованием  начальника  штаба  подполковника  В.   И.   Жердева
находившиеся в штабе полка и общежитии  сержанты  отбили  нападение.  Однако
после этого случая пришлось усилить состав команды по охране штаба  полка  и
знамени части. Усиление  пришлось  сделать  за  счет  технического  состава,
который и так работал без отдыха день и ночь.
     Еще в первых числах апреля мне было приказано вылететь в Киев и явиться
в ЦК КП(б) Украины, где было получено задание подготовить  два  экипажа  для
выброски на парашютах в Чехословакии и Румынии групп десантников.
     Вскоре прибыла  первая  группа,  которую  нам  предстояло  выбросить  в
Чехословакии, в горном районе. Для Десантирования этой  группы  был  выделен
один  из  самых  сильных  наших  "партизанских"  летчиков  -  командир   3-й
авиаэскадрильи  гвардии  капитан  Ярошевич.  В  экипаж  входили   опытнейшие
специалисты своего дела штурман  гвардии  капитан  Шидловский  и  бортрадист
гвардии лейтенант Маслов.
     Владимир Ярошевич пришел к нам в полк в январе из 101-го авиаполка. Это
был высокий, сильный, любивший шутку и никогда не  унывавший  жизнерадостный
человек.
     Воевать он начал в Особой белорусской авиагруппе, потом воевал  в  87-м
гвардейском полку. Много летал к  партизанам,  бомбил  глубокий  тыл  врага,
летал фотоконтролером результатов бомбардировки важных целей  и  все  боевые
задания выполнял успешно. В мае 1942 года он вылетел на одномоторном ПР-5 со
своим механиком Яковом Берловым к партизанам отряда Емлютина, который  тогда
находился во Вздружном, в Брянских лесах. Майская  ночь  коротка,  забрезжил
рассвет и вылетать обратно было опасно. Остались на дневку  у  партизан.  Но
другой самолет, прилетевший к партизанам, на пробеге задел машину  Ярошевича
и повредил консоль крыла. Казалось, вылететь уже  невозможно.  Но  летчик  с
борттехником отремонтировали свой самолет сами. Вместо перкаля они  обтянули
консоль нашедшейся у партизан домотканой холстиной. А после ремонта,  забрав
раненых партизан и разведданные, улетели  к  себе  домой.  Белая,  обтянутая
холстиной консоль была вся расписана партизанами, чего  только  не  написано
было на ней...
     В другой раз Ярошевич на самолете С-47 вылетел на  выброску  груза  для
партизан в район Новозыбково. За Гомелем его  самолет  был  дважды  атакован
истребителем  противника.  Пушечные  очереди  повредили  правую   плоскость,
пробили бензобаки и гидросистему (от этого выпало шасси), отбили правый руль
глубины, сильно повредили правый мотор. Но летчик  не  растерялся.  Выключив
поврежденный мотор, он развернулся и повел машину на одном исправном  моторе
на свою базу в Грабцево - прилетел, как поется в песне, "на честном слове  и
на одном крыле" и мастерски  посадил  весь  израненный  самолет.  Вот  каким
летчиком  был  Владимир  Ярошевич.   Ни   при   каких,   самых   критических
обстоятельствах он не терял присутствия духа и  из  любых  ситуаций  находил
выход.
     Павел Шидловский был моложе своего командира.  Он  зарекомендовал  себя
мужественным, отлично знающим свое  дело  штурманом.  Ему  поручались  самые
ответственные задания, полеты в глубокий тыл  противника.  Не  было  случая,
чтобы он за тысячу километров за линией фронта, в глухих  лесах  не  отыскал
партизанскую  точку.  Шидловский  пользовался  заслуженным  уважением  среди
товарищей. Все летчики с большой охотой летали с ним.
     Геннадий Маслов один  из  самых  лучших  радистов,  способных  в  любых
метеорологических  условиях  держать  устойчивую  радиосвязь   с   командным
пунктом.   Помимо   своей   прямой   специальности,   он    хорошо    владел
радионавигацией. В полку он служил с самого его  формирования.  Как  радиста
высокого класса,  хорошего  воспитателя,  его  в  скором  времени  назначили
начальником связи авиаэскадрильи.
     Все эти ведущие члены экипажа были коммунистами. Вот почему  наш  выбор
пал на них, когда мы с Пешковым, Засориным и штурманом полка гвардии майором
Барабанщиковым решали, кого послать на это сложное боевое задание.
     В дни, когда должен был состояться  этот  ответственный  полет,  стояла
плохая погода. Вся Украина до  Карпат  была  покрыта  сплошной  многоярусной
облачностью, нижняя рваная кромка ее едва  не  касалась  земли.  Можно  было
предполагать, что все долины  горной  части  Чехословакии  забиты  облаками.
Выполнить задание в такую погоду нам казалось невозможным, но нас торопили -
торопили товарищи из ЦК КП(б) Украины, поэтому, вопреки своим  сомнениям,  в
один из вечеров мы выпустили в полет экипаж Ярошевича.
     На борту самолета  была  группа  в  двенадцать  человек  с  необходимым
грузом. Баки были заправлены  горючим  по  самые  пробки,  поэтому  взлет  с
размокшего за день аэродрома был очень трудным.  Нам,  стоявшим  на  старте,
казалось, что самолет не взлетит. Однако Владимир Ярошевич, хотя и с большим
трудом, но поднял машину в воздух и взял курс на запад.
     Сразу после взлета, попав в сильно переохлажденные  и  влажные  облака,
самолет стал быстро покрываться льдом,  сбрасываемые  с  винтов  куски  льда
застучали по фюзеляжу. Обледеневшая,  тяжело  загруженная  машина  не  могла
набрать скорость и  высоту.  Сорок  минув  летчик  пытался  пробиться  через
облака, но напрасно. После доклада экипажа  об  условиях  полета  мы  решили
вернуть его на аэродром.
     К вечеру следующего дня в районе нашего аэродрома погода  стала  лучше.
Лететь было необходимо. Я порекомендовал Владимиру  Ярошевичу  после  взлета
использовать хорошую погоду над аэродромом и сразу же  попытаться  выйти  за
облака. Так он и сделал. На высоте 2500 метров ему удалось пробиться  к  уже
заходящему солнцу. Самолет лег на западный курс. После пролета линии  фронта
восточнее Перемышля появились разрывы в облаках. Пора было  определить  свое
место. Хотя самолет находился над территорией,  занятой  врагом,  надо  было
снижаться. Ярошевич выпустил шасси н закрылки и в большое "окно"  в  облаках
под крутым углом пошел к земле. На высоте 200 метров вышли под облачность, а
затем спустились к землю еще ниже и почти на бреющем  пошли  к  цели.  Павел
Шидловский точно вывел самолет в нужную точку, рядом  с  ней  проходили  две
дороги, по которым шли на восток колонны автомашин с включенными фарами.
     Посоветовавшись, старший группы решил прыгать с  высоты  250  метров  -
выше подняться не позволяла нижняя граница  облаков.  С  такой  высоты  даже
опытным  парашютистам  прыгать  небезопасно,  но  другого  выхода  не  было.
Двенадцать человек почти одновременно вместе  с  грузом  выбросились  в  обе
двери правого и левого бортов. Такой прыжок уменьшал риск привлечь  внимание
противника.
     Самолет Ярошевича на рассвете  благополучно  вернулся  с  задания.  Его
доклад нас не порадовал. Мы опасались, что парашютисты, прыгая с такой малой
высоты,  могли  получить  тяжелые  травмы,  да   и   место,   заданное   для
десантирования, было очень уж людным.
     Все мы - командиры и члены  экипажа  Ярошевича  -  несмотря  на  трудно
проведенную  ночь,  не  ложились  спать,  нервничали,  ожидая  сообщения  от
выброшенной