м на полевую площадку под Мценск.
     Из прибывшего в нашу часть  пополнения  в  мой  экипаж  были  назначены
штурман старший  лейтенант  Валентин  Перепелицын,  стрелки-радисты  младшие
сержанты Борис Ермаков и Валентин Трусов и механик младший  воентехник  Петр
Шинкарев.  Комсомольцы  Ермаков  и  Трусов  только   что   закончили   курсы
стрелков-радистов, горели желанием  как  можно  скорее  вылететь  на  боевое
задание. Ермаков был горячим и энергичным,  Трусов,  напротив,  спокойным  и
уравновешенным, однако они быстро сошлись и стали неразлучными друзьями.
     Перепелицын был кадровым командиром Красной Армии, до назначения в  наш
полк прошел подготовку  к  ночным  полетам  на  высших  курсах  штурманского
состава. Там же был принят в члены партии.
     Петр  Шинкарев,  широкоплечий,   немногословный,   на   первый   взгляд
медлительный, сразу  располагал  к  себе.  Впоследствии  подготовленные  его
руками самолет и двигатели нас ни разу не подводили.
     13  июля,  забрав   с   собой   парашюты,   "безлошадники"   со   вновь
сформированными экипажами вылетели на двух ДС-3 в Воронеж.
     В Воронеже  самолетов  не  оказалось.  Они  сосредоточивались  в  Левой
Россоши, куда их перегоняли, чтобы сохранить бесценную военную продукцию.
     Рабочие Воронежского самолетостроительного завода героически  трудились
под непрерывными бомбежками. Большинство из них стояли у  своих  станков  по
две смены, многие совсем не покидали территории завода.
     На сборке самолетов рядом со взрослыми трудились подростки.  Мальчуганы
исключительно добросовестно выполняли порученные работы, и мастера  доверяли
им сложные операции. В детских, широко раскрытых глазах  сквозили  грусть  и
какая-то напряженность, мальчишки во всем старались  походить  на  взрослых,
подражали им в профессиональных  движениях  и  даже  походке.  Дорогие  наши
мальчишки военных лет...
     Трудно передать наше счастье и волнение, когда мы  получали  в  Россоши
новенькие ДБ-ЗФ. Забравшись в пилотские кабины, еще пахнущие свежей краской,
мы снова почувствовали себя полноценными воздушными бойцами Красной Армии.
     Моторы поют звонкую песню, стрелки приборов  чуть  заметно  пульсируют,
как бы докладывая мне: самолет исправен, все в порядке.
     После соответствующей предполетной подготовки мы вылетели на свою базу.
Через час тринадцать минут полета показались знакомые, сверкающие  от  лучей
низкого солнца, золотистые купола многочисленных мценских церквей.  За  ними
мы   стали   различать   извилистую   ленточку   реки   Зуша,   пересеченную
железнодорожной магистралью. Над горизонтом, словно громадный  средневековый
замок, появился элеватор, за ним  угадывались  очертания  нашего  аэродрома.
Сличать карту с местностью не было нужды - эти ориентиры мы знали наизусть.
     Произведя  посадку,  летчики  поочередно  доложили   встречавшему   нас
командиру полка о готовности экипажей к выполнению боевых заданий.
     К этому времени на Западном фронте сложилась тяжелая обстановка.  После
ожесточенных боев Смоленск был оставлен нашими войсками. К 27 июля наша 16-я
армия при содействии 20-й армии отбросила  гитлеровцев  на  запад,  вышла  к
Смоленску и овладела северной частью  города.  Стремясь  удержать  Смоленск,
немецкие войска наносили сильные фланговые удары с целью окружения советских
войск.
     Наша фронтовая авиация и части дальнебомбардировочной  авиации,  в  том
числе  и  наш  полк,  оказывали  большую  помощь  наземным  войскам,  нанося
непрерывные удары по частям 2-й и 3-й танковых групп противника.
     На  этом  направлении  немецкое  командование   сосредоточило   большое
количество истребительной авиации и добилось полного превосходства в воздухе
не только над полем боя, но и на подступах к нему. Двухмоторные  истребители
Me-110 большими группами глубоко проникали на  нашу  территорию,  неожиданно
нападали на наши бомбардировщики, шедшие на  боевые  задания  без  прикрытия
небольшими группами от трех  до  пяти  самолетов.  Мы  снова  несли  большие
потери. Привыкнуть к потерям невозможно, но  постоянная,  непреходящая  боль
как-то притупляется. Ожесточаясь  против  врага,  мы  еще  больше  сознавали
опасность,  которой  подвергалась  наша  страна,  еще  более  глубоко  стали
понимать свою  ответственность  за  судьбу  Родины.  Мы  перестали  замечать
трудности и жили единым стремлением сделать как можно более  ощутимыми  наши
удары по врагу. Большой  опыт  полетов  в  мирное  время  как  нельзя  лучше
пригодился нам в войну, и в плохую  погоду  мы  не  бездействовали,  а  били
врага.
     Несмотря на то что наши самолеты  не  были  приспособлены  к  нанесению
штурмовых ударов, мы, если позволяла обстановка, после того, как  сбрасывали
бомбы, снижались и с бреющего полета расстреливали врага.  Используя  плохую
погоду, низкую облачность, ограниченную видимость, летали  по  одному  вдоль
железнодорожных и шоссейных магистралей в  тылу  противника  и  "охотились",
нанося  бомбовые  удары  по  железнодорожным  эшелонам  на   перегонах   или
железнодорожных станциях, по мотомеханизированным колоннам,  двигающимся  по
шоссе.  Неожиданно  появляясь  из  облаков,  мы  сбрасывали   бомбы,   затем
расстреливали паровозы из пулеметов и вновь уходили в облака.
     Вот один из таких боевых вылетов.
     В  конце  августа  наш  экипаж  получил  задание  произвести   разведку
шоссейной  дороги  на  участке  Курск  -  Щигры,  где   предположительно   в
направлении Воронежа двигались части 2-й танковой группы гитлеровцев. Погода
в этом районе, по прогнозам синоптиков, была  плохой,  низкая  облачность  с
дождем. Как раз такая погода  и  была  нам  нужна.  Выйдя,  ориентируясь  по
приборам, к Щиграм, снизились, встали на  западный  курс  и  снова  вошли  в
облачность. Через несколько минут вышли под нижнюю кромку облаков  и  справа
внизу увидели ползущие по шоссе от Курска  фашистские  танки.  Даю  штурману
команду приготовиться к бомбометанию и слышу тревожный голос Ермакова:
     - Товарищ командир, сзади слева снизу атакуют истребители!  -  И  сразу
застрочил его башенный пулемет.
     Мгновение, и я замечаю две пары  атакующих  нас  Ме-109,-  правая  рука
берет штурвал на себя, одновременно левая толкает вперед секторы газа  обоих
моторов, и наш самолет обволакивает и укрывает белыми  хлопьями  облачность.
Молодчина Ермаков, не прозевал.
     Как поступить дальше?  Несмотря  на  плохую  погоду,  танковую  колонну
прикрывают истребители. Надо использовать наше преимущество - больший  запас
горючего. Через несколько минут я вынырнул из облаков, развернулся и пошел к
шоссе. Истребители, заметив нас, ринулись в атаку. Мы - снова в облака.  Так
играли в  "кошки-мышки"  в  течение  сорока  минут,  пока  у  "мессеров"  не
кончилось горючее. Они ушли на заправку, а  мы,  не  теряя  времени,  начали
бомбить танки. За пять заходов  сбросили  десять  стокилограммовых  бомб,  а
потом,  снизившись  в  азарте  до  ста  метров,   прошлись   над   колонной,
расстреливая гитлеровцев из пулеметов. Несколько танков  было  уничтожено  и
повреждено. Снова в облака - и домой.  Плохая  погода  была  отличным  нашим
союзником.
     Настоящими мастерами  свободной  "охоты"  зарекомендовали  себя  Володя
Шульгин и Сергей Фоканов. Освоив "пешки", они в паре стали летать на "охоту"
даже  при  хорошей  погоде.  Не  один  эшелон  с  техникой  и  живой   силой
гитлеровских захватчиков уничтожили эти  бесстрашные  летчики.  Все  экипажи
полка проявляли в эти дни исключительное мужество, инициативу,  находчивость
и неустанно били превосходящего нас в силе противника.
     ЧЕТВЕРО ПРОТИВ ВОСЕМНАДЦАТИ
     "Боевое донесение э ... штаб 212 ДБАП.
     3-я а. э. в  составе  сводной  пятерки  в  10.05  26.07.41  вылетела  с
аэродрома Мценск на уничтожение  мотомеханизированных  войск  противника  по
дороге от Демидова на Смоленск.
     В  районе  лесопильного  завода   Арнишцы   (северо-восточнее   30   км
Спас-Деменск) экипажи обстрелялись сильным огнем ЗА с черными разрывами.
     Не долетая до цели, в 10.58 26.07.41 на высоте 4000 м  в  районе  Дубки
Бувалы  (севернее  40  км  Спас-Деменск)  подверглись  атакам   истребителей
противника до 18 штук Me-109 и Me-110.
     Первая атака была произведена с  курсом  90o,  и  последующие  атаки  с
разных направлений.  В  этом  неравном  воздушном  бою  экипажи  лейтенантов
Богданова  и  Пономаренко  и  младшего  лейтенанта  Богомолова   сбили   три
истребителя противника.
     Четыре  экипажа  задание  выполнили  и  произвели  посадку   на   своем
аэродроме. Один самолет лейтенанта Пружинина  во  время  атаки  истребителей
резко ушел вправо со снижением и на свой аэродром  по  неизвестным  причинам
еще не вернулся. Из  состава  экипажа  лейтенанта  Богданова  ранен  в  ногу
летавший за второго  стрелка-радиста  оружейный  мастер  командир  отделения
Аркуша".
     Написанное лаконичным языком  штабистов,  это,  одно  из  сотен  боевых
донесений нашего полка воскрешает в памяти трудный неравный бой.
     Ранним утром 26 июля мне передали приказание срочно явиться с  экипажем
в штаб полка. В штабной палатке уже  находились  четыре  экипажа  из  разных
эскадрилий: Пономаренко, Богомолова, Пружинина и одного из комэсков (назовем
его Ц.). Начальник штаба полка поставил боевую  задачу:  в  составе  сводной
пятерки нанести бомбовый удар  по  мотовойскам  противника  на  шоссе  между
Демидовом и Смоленском.
     Шли ожесточенные бои за Смоленск, немцы подтягивали к  городу  резервы,
их-то и должны были мы бомбить.
     Погода на маршруте и в районе цели ожидалась хорошая.
     При подготовке к вылету  был  принят  боевой  порядок  "клин  пятерки".
Экипажи некоторых самолетов нашей сводной пятерки и прежде летали на задание
вместе, мы доверяли и полагались друг на друга.  Не  знал  я  только  боевые
качества командира группы Ц. Он грамотно определил место каждого в строю:  в
правый пеленг поставил Пружинина и меня, в левый - Пономаренко и Богомолова.
Мы  с  Богомоловым  шли  замыкающими,  так  как  на  наших  машинах   стояли
дополнительные пулеметы, из которых  хорошо  простреливалась  задняя  нижняя
полусфера.
     Никогда не знаешь, что ждет тебя в полете, особенно на  войне.  Великое
значение имеют взаимная выручка, уверенность в том, что товарищи  не  бросят
тебя в беде.
     У бомбардировщиков в бою особенно трудные и невыгодные условия. Они  не
могут ринуться  в  атаку  на  воздушного  противника,  обремененные  тяжелым
бомбовым грузом, не в состоянии  выполнять  резкие,  энергичные  маневры.  В
воздухе они ведут только оборонительный бой. С начала войны нас еще ни  разу
не прикрывали истребители. Мы полагались только  на  свои  силы  и  взаимную
выручку.
     30 июня, когда звено  Дмитрия  Чумаченко  бомбило  переправы  в  районе
Бобруйска, над целью зенитной артиллерией был сильно поврежден самолет Ивана
Осипова, были ранены оба  стрелка.  Подбитый  самолет,  теряя  высоту,  стал
отставать от звена. На  него,  рассчитывая  на  легкую  добычу,  набросились
вражеские истребители. И тогда командир звена  Дмитрий  Чумаченко  и  второй
ведомый Иван Дитковский  пристроились  к  самолету  Осипова  и  огнем  своих
пулеметов прикрыли его. И хотя в неравном воздушном бою Чумаченко был  сбит,
он в трудную минуту не бросил своего беззащитного товарища. Впоследствии  за
боевые заслуги отважному командиру Дмитрию Чумаченко было  присвоено  звание
Героя Советского Союза. У таких, как он, мы учились действовать в бою.
     После взлета мы дружно пристроились к  своему  ведущему,  и  пятерка  с
набором высоты легла на рассчитанный курс. На высоте  четырех  тысяч  метров
перешли в  горизонтальный  полет.  Над  нами,  рядом  висели  шапки  кучевой
облачности; когда мы пролетали под ними, самолет слегка вздрагивал и  плавно
покачивался с крыла на крыло. Утренняя прохлада, спокойный полет клонили  ко
сну. Чтобы побороть  дремотное  состояние,  мы  знаками  переговаривались  с
членами других экипажей, веселились. В развлечениях  не  участвовали  только
наши стрелки, они, поворачиваясь вместе с турельными установками,  бдительно
несли боевую вахту.
     Приближалась линия фронта, шутки сменила напряженная сосредоточенность,
командиры  кораблей  и  наши  штурманы  внимательно  осматривали   небосвод,
особенно  вблизи  облаков,  из-за  которых  нас  могли  внезапно   атаковать
вражеские истребители. Над линией фронта нас обстреляла зенитная  артиллерия
среднего калибра.  Вблизи  нас  вспухли  черные  облачки  разрывов.  Ведущий
несколько изменил курс,  мы  пошли  за  ним.  Впереди,  в  синей  дымке,  на
горизонте, вытянулось чулком Акатовское озеро,  слева  хорошо  видно  шоссе,
забитое танками. На ведущем самолете открылись  бомболюки,  открывают  их  и
наши штурманы. Как огромные черные капли, стали падать впереди нас  бомбы...
и вдруг застрочили башенные пулеметы на машинах  Пономаренко  и  Богомолова,
вокруг замелькали огненные стрелы очередей. Через  мгновение  сверху  слева,
навстречу нам, роем пронеслось несколько групп вражеских истребителей.
     Начался неравный бой.
     Врагов было восемнадцать - смешанная группа из  одномоторных  Me-109  и
двухмоторных Ме-110. Нас было всего только пять.
     И тут, в самый ответственный момент, наш ведущий сбросил  газ  и  резко
снизил скорость полета. Это было так неожиданно, что мы не сумели удержаться
в строю и, едва не столкнувшись с самолетом Ц., пронеслись мимо  и  потеряли
его из виду.
     Боевой порядок распался. Враг этого только и ожидал. Сразу же  начались
стремительные атаки с разных направлений, темп  их  нарастал.  Наши  стрелки
успешно отражали их. Били по врагу из пулеметов и штурманы  Соколов,  Агеев,
Перепелицын.
     В самую критическую  минуту  воздушного  боя  Володя  Пономаренко  взял
командование группой на себя. Он вышел вперед  и  покачиванием  с  крыла  на
крыло подал сигнал "пристраивайтесь ко мне".
     Отбиваясь от непрерывно атакующего  врага,  нашим  двум  парам  удалось
соединиться в плотный боевой порядок, и теперь уже объединенными  силами  мы
повели бой.
     Пушечная  очередь  "мессершмитта"  приблизилась   к   самолету   Захара
Пружинина, как бы на миг  задержалась  на  нем,  а  через  мгновение  машина
Пружинина перешла в отвесное пикирование, вниз, в бездну...  В  тот  же  миг
Ермаков и Аркуша поймали в прицелы этот "мессершмитт" и буквально  разрезали
его на куски. Одновременно очереди наших друзей настигли еще  одного  врага;
второй Ме-110, оставляя за собой длинный шлейф дыма, стал падать к земле...
     Теперь нас трое, но "мессеры", потеряв две машины, атакуют осторожнее и
реже, одни из них производят отвлекающие  атаки,  другие  парами  атакуют  с
противоположных  направлений.  У  стрелков  нашего  самолета   израсходованы
патроны,  замолкли  башенный  и  хвостовой  пулеметы.  Пара  "мессершмиттов"
ринулась на нас. Стрелки  экипажей  Пономаренко  и  Богомолова  своим  огнем
прикрыли наш самолет. Но одному из "мессеров" удалось попасть в нашу  машину
и тяжело ранить Аркушу. Третий самолет врага при выходе из атаки  попал  под
пулеметную  очередь  стрелка-радиста  Хабарова   из   экипажа   Пономаренко,
загорелся, камнем полетел  вниз.  После  этого  атаки  врага  стали  реже...
Самолет Пономаренко под большим углом пошел к  земле.  Мы  не  отставали  от
него. У самой земли вышли из пикирования и  перешли  на  бреющий.  Немцы  не
преследовали нас.
     Когда  после  посадки,  разгоряченные  схваткой,   огорченные   потерей
товарищей, мы собрались обсудить обстоятельства боя, над аэродромом появился
самолет. Разговор прервался. Мы напряженно старались разглядеть номер машины
- какая же из двух потерянных возвращается домой? Не скрою, все мы надеялись
на чудо, надеялись, что возвращается самолет Захара Пружинина.  С  особенным
нетерпением ждал посадки прилетевшей машины  Пономаренко:  Пружинин  был  не
только его первым инструктором в Батайской летной школе, но и самым  близким
другом. Но когда после посадки самолет подкатил к стоянке, мы увидели номер:
на свое место заруливал Ц.
     Оказалось, когда Ц. остался  один,  он  вошел  в  облака.  Благополучно
избежав опасности, он и при возвращении  использовал  для  маскировки  гряды
кучевой облачности...
     Всем было тягостно в присутствии этого командира.
     Забрав из своих самолетов летную документацию, мы пошли  писать  боевые
донесения.
     О случившемся доложили командованию полка. Был сделан подробный  разбор
нашего боевого вылета со всем  летным  составом.  Командир  полка  Голованов
обстоятельно вскрыл и разобрал ошибки, допущенные в начале боя, отметил наши
правильные и согласованные действия,  когда  мы,  оставшись  без  командира,
сумели отбиться от значительно превосходящих сил противника и даже сбить три
истребителя.
     Через некоторое время Ц. покинул наш полк.  Он  был  откомандирован  на
учебу. Очевидно, у нашего командования не было другого способа избавиться от
потерявшего доверие летчика. Мы ничего не имели  против,  никто  из  нас  не
захотел бы лететь в бой вместе с ним.
     Все летчики, близко знавшие Захара Пружинина, а  таких  в  нашем  полку
было много, с большой горечью и сожалением восприняли весть о его гибели. Не
хотелось верить, что среди нас не будет больше сильного, жизнерадостного,  с
задорными искорками в серых  глазах,  рано  поседевшего  старшего  товарища,
отличного летчика и мужественного воина.
     Долгое время у Володи Пономаренко теплилась надежда, что его учитель  и
верный друг Захар Пружинин вернется. Но его надежда не сбылась.

     - НА ЗАЩИТЕ МОСКВЫ -
     Пока латали фюзеляж и хвостовое оперение нашего  израненного  самолета,
мы несколько  дней  занимались  личными  делами:  писали  письма,  оформляли
денежные  аттестаты  и   пересылали   их   семьям,   приводили   в   порядок
обмундирование. В первый раз за время войны  помылись  в  деревенской  бане,
отдали в стирку белье.
     В эти дни  экипажи  нашего  полка  нанесли  сильный  удар  по  немецким
танковым частям в Ельне.
     Участники налета рассказывали, что гитлеровцы были застигнуты врасплох,
а их  противовоздушная  оборона  бездействовала.  Экипажи  бомбили  танки  с
небольших высот, и результаты были исключительно хорошими. Уничтожено  более
20 танков, много автомашин, подожжены склады  с  горючим,  взорван  склад  с
боеприпасами.  При  возвращении  на  звено  Чумаченко   напали   истребители
противника, В воздушном бою от  атак  "мессеров"  сильно  пострадал  самолет
Ковязина, были ранены оба стрелка и сам командир. Звено не осталось в  долгу
у немцев, стрелки Дмитрия Чумаченко сбили Me-109 - второй на счету экипажа.
     Несмотря на тяжелые повреждения  самолета  и  ранения  членов  экипажа,
Аркадий Ковязин привел самолет на  свой  аэродром  и  благополучно  произвел
посадку. В дальнейшем судьба этого летчика была неудачной. В одном из боевых
вылетов в конце 1941  года  из-за  отказа  обоих  моторов  Ковязин  произвел
посадку в глубоком тылу противника. При посадке самолет был разбит,  экипаж,
к счастью, остался невредим. В прифронтовой полосе  Аркадий  Ковязин  и  его
боевые товарищи штурман Николай Колтышев и  стрелок-радист  Михаил  Коломиец
неожиданно попали в засаду. В короткой схватке с большой группой гитлеровцев
они были обезоружены и  взяты  в  плен.  Потянулись  месяцы  и  годы  плена,
концлагерей - вначале в Пскове, затем в Луге, откуда Аркадий Ковязин  вместе
с радистом бежал. На пятые сутки их схватили, нещадно  избили  и  бросили  в
карцер. Допросы, побои, пытки, издевательства... Когда была потеряна  всякая
надежда на жизнь, Ковязина неожиданно перевели в Рижский лагерь  э  350  для
русских военнопленных.
     Через  некоторое  время  его  стали  назначать  на  работы  на  Рижском
аэродроме. Там он познакомился с Владимиром Крупским,  попавшим  в  плен  на
Ленинградском фронте. Крупский был в доверии у коменданта аэродрома,