аскрытого  наподобие  цветка
сердца.
     Он молился о русском воинстве. О самых древних ратях, ходивших походами
на Царьград, а позже на Дон и Непрядву, бившихся  на ледовом  озере.  О тех,
более  поздних,  что сражались  с ляхами под Смоленском и Псковом, вынося на
крепостные   стены  иконы.  О  стоявших  насмерть  под  Бородином,  а  потом
празднично вступивших в Париж. Молился о полках, ходивших в Балканский поход
под  знаменами  Белого  Генерала,  и о  тех  героях, что  гибли в  Мазурских
болотах.  Он молился об армии  Великой Войны, отражавшей  немцев на  великих
полях и реках, развесившей свои красные стяги на дворцах европейских столиц.
     Он молился, стараясь представить их  несметные ряды в шлемах, кирасах и
касках,  колыхание  их  копий, штыков,  иххоругви,  знамена,  штандарты.  Но
молитвенное чувство было слабым, не достигало ангельских высот. В сердце  не
было желанной теплоты.
     Он молился о русских воеводах и ратниках, о полководцах и ополченцах, о
генералах и рядовых. О русских князьях и  воителях, просиявших среди святых,
и о  безвестных  воинах  германской,  японской, Отечественной.  О всех,  кто
сражался  на малых  войнах, куда их посылала  Россия и где они побеждали или
несли потери. Он молился о самых древних, как о живых, и о живых, как о тех,
кто никогда  не умрет. Желал им  победы, стойкости, духовного подвига. Желал
им братства, равнявшего старшего с младшим, слабого с сильным. Он  молился о
воинах,  оказавшихся  в опасной и  враждебной Чечне,  и  просил  Господа  не
ожесточать  сердца   чеченцев  и  русских,  не  разделять  народы  кровью  и
ненавистью, не  рушить городов,  не убивать  и не  мучить,  а  набросить  на
ненавидящие глаза покров, сокрыть друг от друга.
     Он возносил молитву, раздвигая своим зовом и чувством твердые преграды,
отделявшие  сердце  от   бесконечной  лазури.  Но  слабо  теплилось  сердце,
непроницаем был свод, не пропускал луч лазури.
     Тогда он обратился  на Архангела,  на  его склоненную голову, осененную
нимбом.  На его  крылья, в  которых  еще не  успокоился ветер  небес. На его
голубой  плащ, в котором  клубился завиток  неба. На его легкие, коснувшиеся
земли стопы. Молил, чтобы Архангел, принесший Святой Деве дивную несказанную
весть, вместе с  вестью напомнил Богородице о сыне Гаврюше, замолвил за него
свое ангельское слово. И Богородица в своей непочатой любви сбережет сына от
всех возможных и  невозможных бед, перенесет его  через  все  пространства и
земли, через окопы и поля сражения сюда, в родное село, в отчий дом,  где на
полочке еще стоит деревянная коняшка, которой в детстве играл Гаврюша, а  на
божнице у иконы лежит крашенное  луком  яичко с  той последней  перед армией
Пасхи, когда все они были вместе.
     Он молился о  сыне, вспоминая его  младенцем в тесной белой кроватке. И
мальчиком,  рвущим на огороде  стрелку зеленого лука. И  отроком, хохочущим,
плывущим  в реке.  И  юношей, строгим и печальным,  с бритой  головой, среди
других новобранцев, грузившихся в военный вагон.
     Он  молился  о  сыне  и о  его товарищах, с кем  выпало  ему терпеть  и
служить.  О командирах, которые  не  бросят  его и  спасут  в трудный час. О
войске, разбившем свой стан в зимней степи. О всем русском народе, который в
своих городах и селах томится в трудах и лишениях, в вечном ожидании чуда. И
о  России, любимой и  ненаглядной,  которая бесконечна,  благодатна, хранима
молитвами  всех  святых и  заступников,  и  ангелов, и  Царицы  Небесной,  и
каждого, допущенного в ней родиться на великие радости и великие испытания.
     Он почувствовал, как вдруг жарко расширилось его сердце.  Словно сквозь
грудь прянули ввысь лучи и он вознесся сквозь церковные своды. Это  Архангел
поднял его на своих могучих  крылах. И оттуда своим всевидящим оком он узрел
сына. Живой  сидит  на  полу  разбитого и  задымленного дома.  Рядом  с  ним
какой-то военный,  в  бинтах,  обнимает его  рукой,  А  над  ними женщина  в
порванном  платье,  с дивным, как на иконе, лицом,  заслоняет их от  дымного
ветра.
     Это длилось мгновение. Он опустился на землю под своды вечернего храма.
Было сумрачно. Ангел был едва различим. И в свете красной лампады  на темном
лике мерцала смоляная слезинка.