найти ее.
   Жигунов подумал одно мгновение:
   - Прикидывая ситуацию, думаю, что шли они из ресторана.
Почти наверняка...
   - И что из этого? - спросила я. - Обойти все рестораны
в городе?
   - Да нет, они по всем ресторанам города не ходят, -
усмехнулся Жигунов. - Судя по тому, где компашка
перехватила такси, они отдыхали в "Актере". Фешенебельный
кабак, и скорее всего они должны были там развлекать кишки.
Ты знаешь кого- нибудь в "Актере"?
   - Откуда? Я там была раз в жизни...
   Жигунов взглянул на часы и приказал:
   - Так-с, мне надо вернуться в прокуратуру, подписать
документы. А с тобой мы встретимся в три часа дня у входа в
"Актер". Только давай больше не нюнить. Приведи свой фейс
в порядок и держи хвост пистолетом. Чего-нибудь
сообразим...
   За пять минут до срока я была у ресторана "Актер", но
Жигунов уже нетерпеливо расхаживал у входа.
   - Ты чего опаздываешь? - накинулся он.
   - Я не опаздываю! Я приехала раньше времени...
   - Ну, значит, это я так сильно торопился, - сразу
смягчился Сашка. - Пошли, времени мало...
   Швейцар за стеклянной дверью отрицательно помахал рукой,
показывая на табличку "Свободных мест нет". Жигунов резко
застучал кулаком в стекло, на лице швейцара неспешно
проплыли гримасы-маски - удивление, гнев, внимание, интерес,
смущение, удовольствие, огромная радость. - Последняя
маска, щедро гарнированная медовой улыбкой, распахнула перед
нами дверь.
   - Заходите! Пожалуйста, прошу вас... Не признал сразу,
давно нас не посещали, - сочилась патокой маска в синей
фуражке с галуном.
   - Да делать у вас нечего, - усмехнулся Жигунов. - Тут у
вас порядок, мир да благодать...
   Мы отдали швейцару плащи и прошли в зал. Несмотря на
запрещающую табличку у двери, половина столов была свободна.
Непостижимая тайна для меня - подозрительное бескорыстие
рестораторов, старающихся любой ценой отогнать от себя
клиентов. Может быть, они всегда ждут Чагина с друзьями?

   - Скажи, Саш, а почему ты решил, что они были в этом
ресторане?
   - Гипотеза! Предположение. Версия, - развел он руками.
- Городская география и знание их вкусов... Он посмотрел на
меня, переспросил:
   - Не понимаешь?
   - Нет.
   - Это очень модный ресторан. Здесь собираются
журналисты, актеры, киношники. Здесь гуляют все девушки
полусвета и мальчики полутьмы. Это тусовочное заведение -
Чагин со своей девулькой и компаньонами должен отдыхать в
таком заведении. А находится оно в двух минутах ходьбы от
места их драки...
   Я раскрыла сумку и достала фотографию Чагина.
   - Посмотри, Саша, это я на стадионе со стенда содрала.
Может быть, она тебе понадобится...
   Жигунов посмотрел на фотографию Чагина, усмехнулся:
   - Наука в лес не идет. Хорош, - положил фотографию в
карман, взял меня под руку и провел в глубину зала к стойке,
бара. Здесь царил золотисто-коричневый уютный полумрак.
Навстречу нам плыла метрдотельша, расфуфыренная, "фирмово"
одетая, с бриллиантовыми булыжниками в ушах. Она широко
разводила руки для объятия с криками:
   - Какой гость дорогой! Кто к нам пожаловал!..
   Насмешливо-холодно Жигунов остановил ее:
   - Рад тебя видеть, Ангелина. На воле...
   - Вечно вы, Александр Кирилыч, со своими шутками! -
трусливо-радостно захихикала Ангелина, и ее булыжники
затряслись, разбрасывая маленькие радуги. - Будете обедать
с дамой? Есть миноги, угри, телятина "фри". Или аперитив?
"Чинзано"? "Мартини"?
   Жигунов покачал головой:
   - Для нас аперитив - слишком тонко. А на обед с
телятиной сегодня еще не заработали. Скажи, чтобы нам дали
две чашки кофе и пепси. Ты пирожное будешь? - повернулся
он ко мне.
   - Нет, у меня утренние пончики еще в глотке стоят.
   Барменша за стойкой нажала на пневматические рычаги
кофеварки, с шипением брызнул из краников коричневый
напиток. Ангелина сама подала чашечки и спросила любезно:
   - Чего еще изволите?
   - Советов, подсказок, указаний, - сказал Жигунов.
   - Александр Кирилыч, для вас-то всегда пожалуйста...
   Жигунов достал из кармана фотографию Чагина и протянул
Ангелине:
   - Узнаёшь, конечно?
   Ангелина удивленно подняла нарисованные брови:
   - Естественно... Владимир Петрович...
   - Чагин часто к вам ходит? - спросил Жигунов.
   - Ну, не то чтобы часто, но регулярно. Вот последний раз
неделю - десять дней назад заходил.
   - Да, я знаю, - сказал Жигунов. - Он был со Шкурдюком и
Поручиковым...
   - Совершенно верно. А что, Александр Кирилыч, случилось
что-нибудь?
   Жигунов долго смотрел на нее, качал головой:
   - Наверное, случилось, Ангелина, раз ты вместо
товарищеских подсказок задаешь мне вопросы... Чего ж ты мне
про Риту не рассказываешь?
   - А что рассказывать? Вы же и сами про все в курсе...
   - Ну, был бы про все в курсе, не приходил. - Жигунов
прихлебнул из чашки кофе и спросил небрежно: - А ты Риту
эту знаешь?
   Ангелина засмеялась:
   - А кто же ее не знает? Ее весь город знает. Можно
сказать, в масштабах страны известность. Она же в сборной
по плаванию...
   - Так-так-так, - постучал пальцами по стойке Жигунов. -
Маргарита... Маргарита... Маргарита... - повторял опт,
вроде припоминал выскочившую случайно из памяти фамилию.
   - Терёшкина, - подсказала Ангелина.
   - Да-да-да! Маргарита Терёшкина! - обрадовался Жигунов,
будто вспомнил. - Ну ладно... А сильно гуляли?
   - Ну как это - сильно? В пределах допустимого. С ног не
падали, - ласково улыбнулась Ангелина.
   В это время из-за шторки позади бара возникла женщина в
белом грязном халате и драматическим шепотом позвала:
   - Ангелина Степановна! Подь на минутку! К телефону
директор кличет!
   - Простите, я сейчас же вернусь, - пообещала Ангелина и
скрылась за занавесом.
   Я схватила Жигунова за рукав:
   - Саша, ты не можешь у нее в письменном виде получить
показания?
   Жигунов сердито мотнул головой:
   - Я ж тебе объясняю, что я не только брать у нее
письменные показания, но и расспрашивать не имею прав.
   - Саш, но если ее официально вызовут в прокуратуру или в
суд, она ведь обязана дать эти показания?
   - Никогда она не даст этих показаний в прокуратуре и
откажется даже от того, что сказала нам сейчас...
   - Но почему?
   - Потому что она сама жульница и стучать на своих
клиентов не будет. Это выходит за рамки их воровской этики.
Она уже и так мне их сдала. А в прокуратуру она не пойдет и
ничего подтверждать не станет.
   - Но она же ведь от них никак не зависит. Чего ей
бояться их?
   - Это тебе только так кажется. Она их и боится, и
зависит. И говорить про них ничего не будет. Думаю, что
визит исчерпан. Допивай кофе и можем идти...

   Мы дошли до улицы Маяковского в ожесточенном молчании.
   - Саш, если ничего мне не удастся узнать и дело дойдет до
суда - осудят Ларионова?
   Жигунов развел руками:
   - Наверняка. Срок впаяют, как из пушки...
   - А какой срок по статье полагается?
   - До пяти лет. - Он взглянул на меня и поспешил утешить:
- Ему больше года не дадут первый раз - характеристики,
наверняка, хорошие...
   - Да, - кивнула я. - У него наверняка будут хорошие
характеристики. Хорошему человеку с хорошими
характеристиками дадут всего год тюрьмы - ума дадут, мозги
на место вправят...
   - Не убивайся так, Ирэн! Он мужик крутой, он год в
колонии на одной ножке простоит...
   - Это я не сомневаюсь! - согласилась я. - А то, что
опозорят на всю жизнь, работу любимую навсегда отнимут,
судьбу сломают. - это так, чепуха! Это даже в приговор не
включается, мелочи.
   На противоположной стороне перекрестка, у того самого
злополучного магазина с заново остекленной витриной
по-прежнему стояла бабка с цветами.
   Я показала ее Сашке:
   - Вот эта старуха все видела. Она была в самой свалке,
при ней началось все. Но она говорить ничего не хочет...
   - Вполне естественно, - хмыкнул Жигунов. - Она и
торгует-то здесь незаконно. Наверное, постовую службу
умасливает. Ей еще лезть в чьи-то дела! Что она, с ума
сошла?
   Я понимала, что испытываю к бабке несправедливую
ненависть, вызванную ее резонным нежеланием помогать мне.
   - Скажи, как ты думаешь, откуда у нее могут быть цветы?
- спросила я у Сашки. - Она ведь явно городская жительница.
Она не похожа на деревенскую.
   - Цветы? - задумался Сашка, - Да сейчас не разберешь,
кто городской, а кто деревенский, все одеты одинаково...
   - Да дело не в одежде. Она не похожа на деревенскую.
   - Это твои выдумки, - махнул он рукой.
   - Саня, умоляю тебя, голубчик, дорогой, сделай милость,
прошу тебя - подойди, спроси ее. Ты совсем по-другому с
ними разговариваешь. Они тебя боятся!
   - Никто сейчас никого не боится, - сказал серьезно Сашка,
но решительно сошел с тротуара и направился через дорогу. Я
припустила рысью вдогонку.
   - Почем цветы? - улыбчиво спросил Жигунов.
   - Три рубля букетик, - протянула ему бабка свои желтые
нарциссы, мазнула по мне взглядом и, по-видимому, узнала -
сразу же отвела глаза в сторону.
   - Дороговатенько, - хмыкнул Жигунов, посмотрел
внимательно на нее и эпически спросил: - Бабуль, а ты
почему здесь торгуешь? У тебя разрешение на это имеется?
   - А на кой разрешение? - всколыхнулась бабка.
   - Ты же знаешь, что исполком запрещает торговлю в
неустановленных местах.
   - А кто их знает, эти места - где они установленные, а
где нет! - У нее ярко, молодо, зло светили пронзительные
желтые глаза. - Может, здесь оно и надо бы установить, раз
никому вреда от этого нет, а людям радость...
   - Вреда нет, а порядок соблюдать надо, - сказал
сержантским голосом Жигунов. - А документы у тебя есть?
   Бабка взвилась:
   - Какие еще документы? Зачем они мне? Что я, - шпиёнка
или беглая какая?
   Жигунов твердо указал:
   - Документы нужны не шпионам и беглым, а всем нормальным
гражданам. У тебя должен быть паспорт!
   Интересно, что бабка, разговаривая с совершенно
партикулярным, модно одетым Сашкой Жигуновым, ни на миг не
усомнилась в том, что он настоящий милиционер. Наверное,
дело не в форме, не в погонах и петлицах - он не вызывал
сомнения в своем праве спрашивать, допрашивать, командовать
какой-то особой милиционерской статью, ухватками, тоном и
манерой разговора.
   - Дорогая бабушка, придется пройти со мной в отделение,
уточнить вашу личность и составить протокол, - категорически
завершил он дискуссию и этим почти незаметным переходом с
"ты" на "вы" перевел их беседу из уличного разговора в
административную процедуру.
   - А чего там уточнять? - испуганно бушевала бабка. -
Незачем меня по милициям таскать! Еловацкая моя фамилия,
Надежда Капитоновна меня зовут...
   - А моя фамилия Жигунов, - вежливо представился Сашка. -
Но у меня есть документ, удостоверяющий этот факт, а у вас -
нет. Поэтому мы поедем все-таки в милицию...
   Он вынул из внутреннего кармана плаща продолговатую
черную коробочку, и не только бабка, но и я с удивлением
увидела, как он выщелкнул из коробочки хромированный прут
антенны, нажал кнопку тумблера и сказал в черную решеточку
микрофона:
   - Алло... алло!.. Двенадцатое?.. Алло... Это
Жигунов...
   И все это время он неотрывно смотрел на ерзающую и
суетящуюся бабку Еловацкую, которая махнула рукой и стала
складывать в сумку разложенные на картонной коробке нежные
желто-зеленые букеты.
   - ...Панюков, это я, Жигунов. Слушай, подошли ко мне
патрульную машину на угол Маяковского и Революции... Да,
надо... Хорошо... Отбой...
   Чикнул тумблером, положил рацию обратно в карман и
попросил бабку:
   - Надежда Капитоновна, давайте-ка дособерем ваши
цветочки, надо будет нам немного отвлечься от торговли...
   Бабка попыталась взять его на голос:
   - А что ты безобразничаешь? Это издевательство! Чего
пристаешь?
   Жигунов усмехнулся мрачно-спокойно:
   - Ну-ка тихо, тихо, успокойтесь, Надежда Капитоновна!
Мне кажется, что вы не своими цветочками торгуете... -
   - А чьими - твоими?
   - И не моими. Вот мне и охота узнать, чьими. А если
ошибаюсь, принесу глубокие извинения...
   Мимо нас шла по тротуару компания молодежи в
защитно-зеленых стройотрядовских штормовках, расцвеченных
яркими институтскими этикетками. Парень играл на гитаре, а
остальные вразнобой подпевали:
   Я жить-то не умею, а не то что убивать...
   Бабушка Еловацкая подняла с асфальта сумку, потопталась
нерешительно и вдруг сделала рывок навстречу студентам, как
атакующий форвард. На ходу перевернула сумку, и цветы
дождем посыпались на тротуар.
   - Берите цветочки! Берите на память, сыночки дорогие и
доченьки! Славной нашей молодежи цветочки! Разбирайте
быстрее, пока этот черт не отнял... - показывала она на
смеющегося Жигунова.
   Ребята с хохотом и шутками расхватали цветы и галдящей
разноцветной стаей умчались по своим прекрасным молодым
беззаботным делам.
   А Еловацкая уперла руки в боки и спросила Жигунова
злобно-торжествующе:
   - Ну, кто это тут нарушает? Торговать нельзя, а
раздавать цветы не запрещается? Я ведь цветами и не
торговала никогда! Я их раздаю тут... Понятно?
   - Понятно, Надежда Капитоновна! - все еще улыбался
Жигунов. - Теперь, коль вы улики уничтожили, придется мне
вас проверить обязательно...
   Около нас остановился раскрашенный в канареечные цвета
"жигуленок". Жигунов взял из рук бабки пустую сумку и пошел
к машине.
   Бабка вздохнула, плюнула сердито и пошла следом. Жигунов
открыл переднюю дверцу и сказал мне:
   - Садись сюда, а мы с Надеждой Капитоновной устроимся
сзади, побалакаем по дороге, пошепчемся маленько...
   Уселись в машину, Жигунов похлопал водителя по плечу и
сказал:
   - Ну-ка, Володя, подкинешь нас по адресу бабушки. Где
проживаете? - повернулся он к Еловацкой.
   - Пролетарская, семнадцать, - мрачно буркнула бабка.
   Шофер включил мигалку, дал газ, и машина, выскочив с
ревом на осевую, помчалась через город.
   Я старалась не думать сейчас о Ларионове. Из-за того,
что я плохо себе представляла тюрьму, воображение услужливо
подсовывало какой-то бесформенный, мрачный, зловонный
кошмар, полный постоянной угрозы насилия и ужаса. И кошмар
этот сразу вызывал обморочную слабость и дурноту...
   Водитель притормозил у бетонной башни. Приехали -
Жигунов галантно подал бабке руку, помог вылезти из машины.
А она предприняла последнюю попытку сопротивления:
   - Ну чего ты на мою голову навязался? Хочешь... - она
заговорщически наклонилась к нему: - Отдам всю выручку, и
пошли все по домам...
   - Это вы мне что, взятку предлагаете, Надежда
Капитоновна? Так я вас понял?
   - Почему взятку! За провоз плату!
   - Давайте-давайте, - ухмыльнулся Сашка. - Не надо
лишнего разговаривать! Сейчас идем к вам, проверим
документы, поболтаем о пустяках, и мы уезжаем...
   На восьмом этаже бабка Еловацкая позвонила в дверь, и я
заметила, что это условный сигнал.
   В квартире было тихо. Она обернулась к нам, сокрушенно
вздохнула:
   - Нет мужа дома... Не ждал он меня так рано, не знал он,
что вы меня на своем такси повезете...
   - Ай-яй-яй, - сокрушенно покачал головой Жигунов. - А
ключа у вас своего, конечно, нету? Не добраться нам никак
до паспорта, в дом не попадем?
   А сам подошел к железной дверце электрического
распределительного шкафа, перочинным ножом вскрыл запор,
открыл створку и стал рассматривать электросчетчики.
   - Фь-ю, - присвистнул Сашка. - Надежда Капитоновна, в
квартире вашей беспризорной никак печь плавильная? Счетчик
крутится, как оглашенный...
   Бабка затравленно заметалась, глазами, а Сашка спокойно
предложил:
   - Давайте, звоните, как надо, - пускай муж открывает. И
не тяните зря время, я все равно не уйду...
   Еловацкая досадливо крякнула, достала из кармана ключ,
отперла и распахнула дверь.
   В прихожей стоял испуганный пожилой мужчина с вытянутым
напряженным лицом.
   - Что? Что такое? - спросил он.
   - А-а! Напасть такая! Вот, захватили меня...
   Жигунов, доброжелательно улыбаясь, вошел в квартиру:
   - Вы, Надежда Капитоновна, предъявите, пожалуйста,
документы. А вы, если не ошибаюсь, мужем доводитесь?
   Мужчина механически кивнул, по лицу его текли капли пота.
   В квартире было невыносимо жарко. Влажная парная духота,
запах гниения и мокрой земли. Здесь дышать было трудно,
воздух такой тяжелый и плотный, что казалось, его можно
двигать руками, как шкаф.
   Жигунов уже освоился здесь, сказал весело:
   - Хозяева, а попить-то у вас можно?
   - Сейчас принесу, - сказала бабка и пошла на кухню.
   Жигунов отодвинул ее мужа, как стул, сделал шаг и
распахнул дверь в комнату. Плотный поток света и влажной
жары плеснул в лицо. Я ахнула: комната была превращена в
теплицу! Настоящая оранжерея! Так вот откуда этот теплый
гнилостный запах. Весь пол в комнате был уставлен
пластмассовыми лотками, в которых цвели желтые нарциссы. На
стенах и на потолке были укреплены самодельные софиты,
сочившиеся нестерпимо ярким светом. Жигунов вернулся в
прихожую и распахнул дверь во вторую комнату, и оттуда тоже
полыхнул яркий свет. Прихожая была так яростно освещена,
будто мы собрались здесь фотографироваться. Во второй, чуть
меньшей оранжерее в лотках тянулись наверх упругие зеленые
стрелки еще не набравших силу тюльпанчиков.
   Из кухни вышла Еловацкая, в руках у нее тряслась кружка,
и вода проливалась на пол.
   - Так, дорогие юннаты, - сказал мрачно Жигунов. -
Значит, частное предприятие организовали? Подпольный
цветочный промысел?
   - А что мы плохого делаем? -запричитала бабка. - На
пенсии мы... дети живут отдельно... нам такой большой
квартиры не надо... мы и цветочки выращиваем здесь...
   - А где же вы спите? - спросил удивленно Жигунов.
   - На кухне и спим, тахта там у нас...
   - Елки-палки, цветы из дома людей выжили, - вздохнул
Сашка. - Ну ладно. Будем два протокола составлять. Сейчас
вызовем из домоуправления и участкового, опишем то, что
здесь происходит. А вы, Надежда Капитоновна, напишите нам
пока все, что видели во время драки...
   - А я ничего не видела, - ответила она быстро,
повернулась ко мне и, полыхая желтыми глазами, страстно
сказала:
   - Знаю, знаю, это ты, гадина, навела мента на меня...
Отольются тебе мои горести...
   Жигунов неожиданно повернулся к ее мужу:
   - Очнись, почтеннейший! И объясни жене, чтобы она со
мной не ссорилась. Не такие у вас сейчас дела прекрасные.
Да и врать нет смысла, раз я оранжерею вашу нашел.
   Муж с трудом разлепил губы и тонким голосом сказал:
   - Пиши, Надя, что видела и слышала. Напиши, что мне
говорила. Не спорься с ними, правду напиши. Сейчас нам все
равно...

   Риту Терёшкину я перехватила на выходе из бассейна.
   По милицейскому адресному бюро Жигунов очень быстро нашел
ее адрес и домашний телефон. Какая-то женщина, наверное,
мать, ответила мне:
   - А у Риточки сегодня вечерняя тренировка... В бассейне
она...
   Дожидаясь окончания тренировки, я просидела час на пустой
трибуне и смотрела, как невероятно тяжело работала Рита,
неутомимо распахивая голубую воду плавательной дорожки. На
спине, на груди, брассом, кролем, в одну сторону, в другую,
от бортика до бортика она плавала через аквамариновую синь
бассейна, как моторная золотая рыбка.
   Сверху в мерцающей линзе воды она казалась миниатюрной, а
здесь, на улице, я увидела неожиданно крупную, статную
девушку с копной золотых волос. На ней была элегантная
широкая куртка и модные высокие сапоги, похожие на карту
Италии. Два длинных Апеннинских полуострова с цоканьем
бодро вышагивали по асфальту, пока я провожала ее от
бассейна к троллейбусу.
   - ...Чагин? - спросила Рита и засмеялась. - Да ладно!
О чем вы говорите? Кого он интересует? Мне лично он -
бим-бом. Мне его дела - до фонаря! Подрался, пусть
отвечает. Он у нас герой, всемером одного не боится...
   - Но Чагин как раз не отвечает, - перебила я. - Он
заставляет за это отвечать других.
   - О! Это он может! Наш Владимир Петрович - сладкий
мужичок, живет и в ухо не дует! - усмехнулась Рита и вдруг
с горечью и злостью добавила: - Он бы и мою жизнь
просвистал и прособачил, да у меня свой ум есть. Я ему
этого не дам!
   - А