Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
, что мечтает о
высшем образовании, а годы дороги... Ему предлагали устроиться в ГАИ -
хорошая работа, богатые возможности. Он вздыхал, мялся. К концу службы
Комоген проштудировал правила для поступающих в вузы досконально. По
демобилизации он имел на руках направление МВД на рабфак юридического
факультета Московского университета.
Для многих служба в армии - особенный, отдельный этап жизни. Для
Комогена это была очередная, прочная ступень в лестнице наверх. Он выжал
из службы все возможное. Если бы командиру дивизиона сказали, что Комоген,
выйдя за ворота части, напрочь выбросил его из памяти, он бы не обиделся -
не поверил бы.
Год Комоген, напрягая все способности и живя на одну стипендию,
отучился на рабфаке. Теперь, обладая полным набором козырей, он не мог не
поступить: бывший токарь, комсомольский активист, член партии, младший
сержант МВД, специально направлен. На экзамены он надел форму. В науках не
блистал, грамотность выказал умеренную, но внушал бесспорное доверие.
В двадцать два года он стал студентом юрфака МГУ - не собираясь
работать юристом ни единого дня. Он имел иные виды на диплом, четко
различая средства от цели.
Вчерашние школьники праздновали студенческую вольницу. Сравнительно
взрослый Комоген с опаской готовился крошить зубы о гранит науки. Однако
тянуть на прочные тройки ему оказалось вполне по силам - достаточно не
пропускать занятия и вести аккуратные конспекты. Однокашники с известным
пренебрежением сочувствовали его туповатой старательности. Экзаменаторы
снисходили к оправданиям: из дома не помогают, приходится подрабатывать
ночным сторожем. В партбюро были люди энергичные и с мозгами, и банальные
речи Комогена успеха не имели.
Он и не рассчитывал выделиться на этом фоне. Тренированный семью
годами борьбы, он продолжал идти вверх, и если нельзя было катиться прямо,
то поднимался, как лыжник "елочкой"; шаг влево, шаг вправо, но каждый раз
чуть выше, чем был. Карьерист должен владеть маневром.
И в сентябре, после стройотряда, Комоген совершил очередной демарш.
Он полетел в областной город с университетом самым скромным из всех,
имевших юридический факультет. Там он выглядел эффектно: форма с нашивками
МГУ, офицерский ремень, рядом со строительным значком - колодка медали "За
освоение целины", купленная в гарнизонном универмаге. Снял номер в
гостинице и, умудренный жизнью, приступил к сбору информации.
Есть категория людей, знающих всю подноготную заметных личностей
своего города. Обычно это одинокие пожилые женщины из числа журналистов,
врачей, администраторов гостиниц; любят щегольнуть осведомленностью шоферы
служебных "Волг", и уж решительно не существует тайн для секретарш.
Комоген фланировал по коридорам и затевал знакомства, начиная разговор с
поисков несуществующего друга, якобы раньше работавшего здесь. Затем
интересовался возможностью пройти здесь практику, или устроиться на
работу, или написать заметку в газету. Вид его возбуждал некоторое
любопытство и симпатию, контакт иногда завязывался, он дарил цветы и
конфеты и рассказывал московские сплетни, наводя разговор на нужную тему.
Расчет был прост: в городе есть два-три десятка людей, обладающих
немалой властью. Все они сравнительно немолоды, имеют как правило взрослых
детей. Половина из этих детей, по теории вероятности, дочери. Часть
дочерей должна быть незамужем.
Кто ищет - тот найдет, уж это точно. В городе обнаружились четыре
непристроенных дочери, в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти,
положение чьих родителей удовлетворяло притязаниям Комогена. Одна была
красива, вторая умна, третья училась в Ленинграде, четвертую Комоген
выцелил, как утку в лет.
Он занял пост в подъезде напротив и через день познакомился с ней на
улице элементарным вопросом "как пройти". Цветок на углу, мороженое на
другом, заготовленная шутка, от репетированная байка,- Комоген был
приятен, культурен, п р е с т и ж е н. Принадлежность к МГУ служила ему
знаком качества, рассказ о Наполеоне - свидетельством интеллигентности.
Роман раскручивался стремительно - время поджимало.
Ухаживание началось с посещения картинной галереи, никак иначе, и
закончилось, после ресторана с танцами, посещением гостиничного номера,
куда в нужный момент подали, по предварительной договоренности с
горничной, поднос с шампанским и фруктами,- верх красивой жизни, по
разумению Комогена. Он сорил деньгами, но как ни быстро они кончались,
запасы интеллигентности иссякали еще быстрее.
Девушка пригласила его зайти; он преподнес будущей теще трехрублевую
розу и поцеловал ручку. Комоген придумал себе отца, дал ему приличную
профессию экономического советника и немедленно загнал в двухгодичную
командировку в дебри Центральной Африки. Верная мать последовала за отцом.
В трехкомнатной квартире на Кутузовском проспекте, заваленной лучшими
импортными вещами, жил один-одинешенек нравственно чистый Комоген, будущий
начальник юридического отдела МИД а. Он был скромен и деловит.
А что он делает в их городе? Приехал к другу, но поссорился, ушел в
гостиницу, собирался улететь в Сочи, но встретил их дочь. На каком он
курсе? На пятом, остался год. Пора было смываться.
В аэропорту невеста смахнула слезку с некрасивого личика. Комоген
рыцарственно надел ей на палец золотое колечко с александритом, купленное
на последнюю сотню, и отбыл с уклончивыми обещаниями. Пусть сомневается в
нем, не подозревая расчета.
Теперь требовались деньги, деньги, деньги! Комоген продумал варианты:
украсть в гардеробе дубленку с вешалки, найти ростовщика и одолжить
тысячу, устроиться в жэк сантехником и выжимать трешки из жильцов...
Вскоре он орудовал заступом на кладбище: калымных доходов должно было
хватить.
На ноябрьские он полетел к невесте. Жил у них дома. Со вздохом
предупредил, что свадьба невозможна до возвращения родителей. Снизошел к
е„ горю - согласился подать заявление.
Рассеивая подозрения, Комоген показал фотографию "родителей", спертую
у приятеля. Прочитал "их письмо", написанное под диктовку другим
приятелем. Он был одет в "их подарки", купленные в комиссионке.
Через неделю после свадьбы Комоген похоронил родителей в авиационной
катастрофе.
- Проходимец!..- прорычал тесть за плотно закрытой дверью.
- Откуда я сначала знал, кто ее родители?
- Подонок!.. А когда узнал, то что?
- Испугался, что для вас это неравный брак.
- Почему не сказал правду? Мы что, феодалы?
- У вас будет внук.
Тесть отвесил зятьку затрещину, сунул в рот валидол и рухнул в
кресло. Комоген твердой рукой вел корабль своей карьеры сквозь
предусмотренную грозу. Он заплакал и склонил повинную голову под меч: "Я
не откажусь от любви... Никогда не приму от вас ни копейки... Можете
вышвырнуть меня вон..."
- Вышвырнуть! А ребенок? А люди что скажут? А обо мне ты подумал?
По здравом размышлении, щадя самолюбие и во избежание пересудов,
легенду Комогена решено было вслух поддерживать. Будущее молодой семьи
подверглось нелегкому обсуждению и оказалось совсем не столь мрачным.
Новый родственник рассуждал здраво. "А, разве не часто молодые честолюбцы
хватались за выгодных невест..."
- Я в жизни многого добьюсь, не разочаруетесь. После второго курса он
перевелся на местный юрфак. Ему исполнилось двадцать четыре, и все
слагаемые карьеры теперь наличествовали: биография, личные данные,
родственные связи, начальная зацепка. Он ощутил под ногами твердую почву
для разбега и взлета; холодное пламя успеха сжигало его.
Взрослый мужчина, он смотрел на наивных сокурсников с затаенным
превосходством. Его уважали, признавая его достоинства. Он был прост и
открыт, скромен, но солиден, он перевелся "по семейным обстоятельствам" из
столичного университета, о чем тонко напоминал, не хвастая. Он грамотно
одевался, весомо молчал, незаметно льстил, убежденно поддакивал. Он
усвоил, что главное для карьеры - это умение произвести наивыгоднейшее
впечатление на тех, от кого зависит твое продвижение.
Ему нравилось думать о себе, как об отлаженном механизме для делания
карьеры. Больше он ничего не умел и не хотел.
Он зубрил самое необходимое, не стараясь понимать. Налегал на
общественные дисциплины. Не пропускал ни одной лекции, ни одного
мероприятия. И неизменно выступал на собраниях. Клеймил прогульщиков,
требовал ответственнее проводить политинформации, ратовал за борьбу со
шпаргалками и призывал активизировать работу народной дружины.
К весне, присмотревшись, его кооптировали в партбюро курса. Ввели в
контрольную комсомольскую комиссию факультетского комитета ВЛКСМ. Летом в
стройотряде он, с учетом опыта, был поставлен комиссаром.
На четвертом курсе его избрали вторым секретарем факультета. Он
привел отчетность в ошеломительный порядок, расписав все от и до. Того же
добился от курсовых бюро. Итоги соцсоревнования подводили по отчетным
документам - юрфак занял первое место. Комоген поделился успехами на
университетской конференции. Летом он выехал на стройку комиссаром
сводного университетского отряда. Согласно отчетности, культмассовая и
политико-пропагандистская работа в отряде была поднята на небывалую
высоту. Отряд получил районное знамя. Комоген удостоился еще одной грамоты
и благодарности в личном деле. Осенью он был избран в университетский
комитет. К юбилею Октября последовали некоторые награждения; заслуги
Комогена выглядели столь неоспоримыми, что он получил "Знак Почета".
Нельзя поклясться, что тесть никак не приложил к этому руку.
Ему требовалось продлить свое пребывание в студентах, и он взял
академотпуск, мотивируя занятостью на комсомольско-партийной работе. В эту
работу он ушел целиком, всеми силами добиваясь максимальной в и д и м о с
т и результата. Он был прям, как столб, и положителен, как букварь. В
двадцать восемь лет он стал первым секретарем университетского комитета,
приравненного в правах к райкому,- освобожденная должность. В двадцать
девять его перевели в обком.
И, выйдя на прямую линию, он попер, как танк по шоссе. До мозга
костей он проникся гениальностью бюрократизма: вниз передается бумажный
водопад директив, вверх - встречный поток сведений об их успешном и
досрочном выполнении.
Как только начались разговоры о мелиорации, он тут же загромыхал
лозунгами, заглушая робкие трезвые голоса, ссылающиеся на природу и науку:
мол, у нас не те места. Комоген рьяно принялся за дело, угрохав тридцать
миллионов рублей и загубив территорию площадью с Бельгию; на месте болот
образовалась торфяная выветривающаяся пустыня, а ряд мелких речек пересох
навсегда, что немедленно сказалось на урожае. Но Комоген успел подняться
на две ступеньки по служебной лестнице, а за победные, фанфарозвучные
доклады получил орден.
Одиннадцать миллионов стоил скоростной трамвай. Гигантская канава
через весь город осталась памятником нелепой затее: городу не был нужен
скоростной трамвай, да и грунты оказались тверже, чем обещала
наиэкономичнейшая, как водится, принятая смета.
Он запросто решил квартирный вопрос путем вселения двух-трех одиноких
людей в двухи трехкомнатные квартиры. Через два года неблагодарные
одиночки переженились, родили детей и прописали родню, так что очередь
разбухла вдвое против прежнего. Но Комоген успел вовремя отрапортовать
наверх и, как работник расторопный и умелый, был переведен с очередным
повышением.
...Ну, значит, в командировке покупаю я местную газетку, на первой
странице фото: "Такой-то и такой-то Геннадий Петрович Юкин выступил с
речью перед собравшимися". Смотрю я на это лицо... фамилия редкая, и имя
сходится, и возраст подходящий, и сходство чудится. Вот, думаю, сказочка
была бы...
Взял в справочном номер, позвонил. Секретарша допрашивает строго:
кто, что, по какому вопросу. Доложите срочно, рублю командным голосом,
доктор Звягин оттуда-то. Лечил его в восьмом классе, остальное Гена сам
знает. Через минуту соединяет.
- Леонид Борисович?
- Так точно. Хочу с вами встретиться, если найдете время.
- Вы надолго? Так... Остановились где?
- В гарнизонной гостинице.
- В пять будьте у подъезда, пришлю за вами машину.- Бряк трубку -
отбой.
Ты понял? Моими планами он даже не поинтересовался. Стиль общения -
приказной. И обижаться нельзя - проявил знак высочайшего ко мне
расположения.
В пять подруливает, презирая правила движения, черная "Волга" с
занавесочками, на номере - три нуля и единица. Шофер вышколен - дверцу
распахивает, и он как бы естественно наклоняется при этом, а как бы и
кланяется из огромного почтения к гостю с а м о г о.
А разукрашен город - куда там ВДНХ: плакаты, лозунги, транспаранты,
призывы: "Горожанин! Коль ты душой хорош - благоустраивай город, в котором
живешь!"
Из подъезда выходит встречающий, делает посольский жест и
экскортирует меня по мраморной лестнице, устланной ковровой дорожкой. В
приемной, средь дубовых панелей и кожаной мебели, встает секретарша -
эдакая кинозвезда по стойке смирно, глазищами ест, и выражают глазища
безмерную преданность и готовность исполнить любые мои желания по первому
же намеку.
И вот с тяжкой плавностью плиты, обнажающей жерло ракетной шахты,
отходит последняя дверь. Ну антураж, ну интерьер, ну Комоген!..
В огромном затененном кабинете, за массивным полированным столом, в
темно-сером дорогом костюме, в ослепительной сорочке с безукоризненным
галстуком, с сановной благожелательностью на лице сидит и м п е р а т о р.
Буквально воздух проникнут его значительностью. В первый момент я бы не
удивился, увидев на стене портрет Наполеона.
- Прошу,- произносит он поставленным голосом. И слегка указывает на
стул у другого стола, примыкающего к его столу буквой Т.
- Здравствуйте, Геннадий Петрович,- говорю я и жду, как он
отреагирует на обращение по имени-отчеству. Принял как должное.
- Здравствуй, Леня,- и руку протягивает, не вставая.- А чего ты в
форме?
Я ваньку валяю, докладываю по уставу: так, мол, и так, по окончании
института был призван в ряды Вооруженных Сил, направлен в
воздушно-десантные, хирург медсанбата майор Звягин в служебной
командировке.
- - Да,- кивает,- как судьба-то не сложилась. А ведь помню, блестящие
надежды подавал. Думал, ты уже профессорствуешь. Какой у тебя ко мне
вопрос?
- Никакого, Геннадий Петрович. Случайно увидел портрет в газете,
вспомнил, порадовался, захотел поздравить вас... Он в селектор:
- Меня нет.- И мне: - Ну пошли, посидим. В панели у него незаметная
дверь, а за ней - будуар для отдыха: бар, стереоаппаратура, ванная-туалет.
Утопает он в кресле, наливает коллекционного коньячку,- наслаждается.
- Рад встрече, Лешенька. Приятно иногда вспомнить, с чего начинал.
Оглянешься - и не верится, какую крутизну одолел. А сколько еще впереди!..
- Да,- говорю,- я сразу в вас разглядел большого человека, Геннадий
Петрович.
- Я тогда несчастный пацан был, щенок мокрохвостый. Годами, годами
себя в кулаке держал! По пять часов спать научился, выступления наизусть
перед зеркалом заучивал. Другие молодость провеселились, а я работал, как
каторжный.
Направление беседы ясно: поддакиваю я, как умный дятел, а он отмякает
мечтательно и говорит об единственном интересном ему и любимом предмете -
о себе. Роли наши сменились, теперь главный он, а я - сознающий его
превосходство благодарный слушатель, это ему приятно, и поглядывает он на
меня с искренним расположением, почти как на младшего друга.
- А съездим-ка мы с тобой в баньку! Ты каких девочек предпочитаешь?
- Спасибо, Геннадий Петрович, хотелось бы просто с вами поговорить
еще. Я завтра с утра на базу "Медтехники", в комендатуру - и на вокзал,
убываю. Жалко времени.
Банька за городом, у речки, снаружи неказистая, изнутри - люкс. Камин
уже пылает, сауна прогрета. Шофер в машине у ворот остался.
Ночь, коньяк, воспоминания,- рассказывает Комоген о своем славном
пути.
- Как наивен ты был тогда, Лешенька. Как примитивно представлял себе
путь наверх. Сейчас я бы мог прочитать тебе курс технологии карьеры, да
закваска в тебе не та.
- Прочитайте, Геннадий Петрович, буду благодарен за урок.
Вызывает он звонком шофера и приказывает привезти из дому синюю папку
из верхнего правого ящика письменного стола.
Часа полтора читал я его заветные записи, а он попивал "Наполеон",
покуривал "Кент" и комментировал:
- Салага был твой Макиавелли!
"З. Позаботься о первом впечатлении о себе: оно многое определит. Ты
не должен давать поводов для зависти, жалости или опасений. Будь собранием
добродетелей - не подчеркивая, лишен пороков - неприметно. Не торопись -
промах в начале пути тяжело исправим".
"5. Изучай нужных людей. Узнай все: его семья, прошлое, привычки,
вкусы, болезни, увлечения, симпатии и антипатии, враги и друзья, слабости
и пороки. Пойми, чего он хочет и не хочет, любит, боится, уважает,
ненавидит. Надо знать, каков он на самом деле, каким представляет себя,
каким его представляют другие. Только тогда можно вызвать у него нужную
реакцию. "
"9. Лесть должна казаться человеку правдой. Любую лесть проглотят,
если уверены в вашем уме, доброжелательности, компетентности, бескорыстии.
Открытое восхваление раскроет умному человеку твой расчет... "Случайная
лесть" - льстить за глаза так, чтоб человек "случайно" это подслушал.
"Косвенная лесть" - как бы передавать человеку мнение других, особенно
тех, к кому он прислушался бы. "Рикошетная лесть" - лъстшт за глаза с
расчетом, что близкие люди ему передадут. "
"10. Умелая клевета неуязвима. Анонимки и организованные
лжесвидетели... Провоцировать на неосторожный ответ... Объяснять его
поступки низкими побуждениями... Осуждать "нелепый слух", излагая его
содержание. Защищать человека от слуха, рассказывая ему таковой..."
"11. Искусство интриги состоит в том, чтобы определить нужных людей,
знать, как они поступят при соответствующих условиях и обстоятельствах, и
эти поступки соединить, как звенья в цепь, идущую от тебя к твоей цели.
Преимущество интриги состоит в том, что люди несравненно более
могущественные, чем ты, добиваются твоих интересов со всем напором,
полагая, что действуют в интересах собственных. Безопасность интриги
заключается в том, что ко всему происходящему вы якобы не имеете
отношения..."
"19. Избавляться от всех конкурентов: явных, скрытых и потенциальных.
Возлагать на них ответственность за явно невыполнимое дело. Поощрять их
ошибочные действия до полного конфуза и провала. Успехи замалчивать,
недостатки раздувать. Провоцировать на грубости и проступки. Стравливать
между собой. Дергать по пустякам, мотать нервы..."
"Зб. Не будь мстителен и злопамятен: это отвлекает силы от пути
наверх. Напротив, великодушие располагает к тебе.."
"44. Умей внушать страх: люди ценят доброе расположение того, за кем
знают силу и власть смять их, кого боялись бы иметь врагом, - но
пренебрегают тем, кто всегда добр и не может быть им опасен..."
"46. Демонстрируй справедли