потеряла его? Она кивнула.
   - Я сказала, что не помню. Они спросили, не могла ли я оставить его в
квартире Мандры, я сказала, что могла.  Потом  они  стали  задавать  мне
разные вопросы, я и рассказала им все, что они хотели знать.
   - Ты говорила им правду?
   - Я всегда говорю правду, - опустив ресницы, она искоса посмотрела на
него, ее губы соблазнительно раскрылись. - Послушай, неужели  мы  должны
говорить об этом сейчас?
   - Ты сказала им о портрете?
   - Да, конечно.
   - Ты им сказала, где он сейчас находится?
   - Я сказала, что портрет у Альмы. Что это я дала  его  ей.  Я  хотела
знать, что она думает о нем. Кроме того,  я  попросила,  чтобы  она  его
немного подработала.
   Терри взял с подноса бутылку с виски и поставил ее обратно в буфет.
   Она приподняла коленки, подоткнула под них юбку, повернулась в кресле
и сказала:
   - Эх ты, старый жадный морж!
   - Боюсь, Синтия, что тебе еще рано праздновать  победу.  Расскажи  об
адвокате.
   Она захихикала.
   - У него ужасно длинная шея и ужасно смешная лошадиная  морда.  Он  -
как подсолнух на параде.  Скажи,  Филин,  а  может  подсолнух  принимать
участие в параде?
   - Как его зовут?
   - Зовут его Ренмор Хоулэнд. Он специалист по уголовным делам. Близкие
друзья называют его  просто  Ренни.  Ах,  этот  Стабби!  Только  он  мог
раздобыть такого чудного адвоката! Теперь мы с Хоулэндом близкие друзья.
Он сказал, что я могу называть его просто Ренни.
   - Какую роль в этом деле играет Стабби?
   - Никакой, он просто помогает мне.
   - Что еще сказал тебе Хоулэнд?
   - О, он размахивал руками и  говорил  о  хабеас  корпус,  то  и  дело
вытягивая из воротника свою шею и засовывая ее обратно,  он  по-отечески
похлопал меня по плечу... Сказать по правде,  Филин,  ему  бы  следовало
быть скаковой лошадью. Он смог бы выигрывать все заезды благодаря  одной
своей шее, ему не пришлось бы даже покидать линию старта.
   - И несмотря на то, что он угрожал тебе хабеас  корпус,  они  все  же
отпустили тебя? - спросил Терри.
   Она кивнула.
   - Но к этому времени они уже нашли портрет. - Где?
   - Я не знаю. Думаю, что его передала им Альма.  Там  был  один  такой
ужасно приятный юноша, который видел, как я  спускалась  по  лестнице  в
доме Мандры. Зовут его Джек Уинтон, он художник. Он осмотрел меня с  ног
до головы и сказал, что не уверен, меня ли он  видел  там  на  лестнице,
зато он хорошо помнит, что у женщины,  которая  спускалась  с  портретом
Мандры по лестнице, были очень красивые  ножки.  Я  просто  влюбилась  в
него, Филин, после того, как он сказал про ножки. Он  дал  очень  точное
описание портрета: мрачный фон, на лицо зловеще падает  свет,  в  глазах
вспыхивают холодные искорки. Жуть!  Трудно  поверить,  Филин,  что  этот
человек мертв. Он имел такую власть над людьми и предметами, окружавшими
его, что можно было подумать, и смерть ему подвластна.
   Терри пристально посмотрел на нее.
   - Синтия, это не тебя встретил Джек Уинтон на  лестнице.  Это  не  ты
вынесла портрет из квартиры Мандры. Ты узнала каким-то образом, что этот
парень Уинтон  видел  какую-то  женщину,  спускавщуюся  с  портретом  по
лестнице. Ты решила, что это прекрасная возможность состряпать для  себя
алиби. Ты знала, что Альма с ее великолепной  техникой  и  скоростью,  с
какой она работает, может  написать  вполне  сносный  портрет  всего  за
несколько часов. Альма заперлась в мастерской Веры  Мэтьюс,  проработала
там всю ночь и закончила портрет, который ты теперь выдаешь за свой.
   Жизнь как бы угасла на лице Синтии, на нем вдруг отчетливо проступила
усталость. Она подняла голову и с вызовом сказала:
   - Не смей со мной так  разговаривать,  Филин.  Ренмор  Хоулэнд...  а,
черт, я хотела сказать - Ренни... возбудит против тебя  дело  о  клевете
или еще там о чем-нибудь. Он придумает, как это назвать.
   Терри Клейн подошел к ней и обнял ее за плечи.
   - Мне жаль, Синтия. Но вы с Альмой чего-то не  додумали.  Женщина,  у
которой  сейчас  действительно  находится  написанный   тобой   портрет,
ненавидит вас обеих. И она сделает все, чтобы от  твоего  алиби  остался
один пшик.
   Синтия схватила его руку и прижала ее к  своей  щеке.  Горячие  слезы
смочили тыльную сторону его ладони.
   - Расскажи обо всем по порядку, -  попросил  он.  Она  вытерла  глаза
платком и, как-то истерически рассмеявшись, сказала:
   - Я не собираюсь реветь, Филин. Мне просто нехорошо.
   - Что же произошло?
   - Мандра шантажировал меня.
   - По поводу этого дела с наездом?
   - Да.
   - Он что хотел получить: деньги или портрет?
   - Он хотел получить все: и деньги, и портрет. Если бы ты знал  Мандру
получше, ты бы не спрашивал.
   - Так что же произошло?
   - По правде говоря, Филин, я не знаю никого,  кто  был  бы  столь  же
безжалостным, как Мандра. Он оказывал  на  меня  какое-то  гипнотическое
воздействие. Если он желал чего-то, то никто и ничто на  этой  земле  не
могло помешать ему удовлетворить свое желание. Он не  останавливался  ни
перед чем, его коварство не знало границ.  Он  ужасно  хотел  заполучить
этот портрет. Я знала, что только здесь я имею хоть какую-то власть  над
ним. Прошлой ночью я решила проверить, не блефует ли он, и сказала,  что
заберу  портрет,  если  это  дело  с  наездом  не   решится   для   меня
благополучно.
   - Ты знала о том, что шантажировать  богатых  владельцев  автомобилей
ему помогал Уильям Шилд?
   - Нет. Шилд - это тот человек, которого  я  сбила?  Значит,  это  был
заранее спланированный шантаж. Я не знала об этом, Филин.  Ведь  рентген
показал, что у этого человека перелом позвоночника. Я должна была...
   - Ты не сбивала его, - прервал ее Терри. - Какой-то акробат перелетел
через твою машину, ударив кулаком по капоту. Потом они  подставили  тебе
Шилда. Его и рядом с твоей машиной не было. Все было подстроено.
   Она пристально посмотрела  на  него  и,  медленно  растягивая  слова,
произнесла:
   - Ты не обманываешь меня, Филин?
   - Нет, я говорю чистую правду.
   - Теперь я все понимаю. Я сказала Мандре,  что  все  кончено,  что  я
собираюсь пойти к адвокату, что заберу картину. И тогда, Филин, у  этого
человека хватило наглости подсунуть мне наркотик.  Мы  пили  чай.  Я  не
знаю, что он подмешал в него, но у меня перед глазами все вдруг поплыло.
Я встала и ощутила невероятную слабость в коленках. Я схватилась за край
стола и вдруг провалилась в черную бездну.
   - Что случилось потом?
   - Когда я проснулась, было около трех часов. У меня невыносимо болела
голова. Я прошла в комнату, где некоторое время назад мы с Мандрой  пили
чай. Он сидел за столом, головой повалившись на руки.
   - Ты видела "слив-ган"?
   - Нет.
   - Подожди, подожди, - перебил ее Терри. - Это  очень  важно,  Синтия.
Постарайся поточней воспроизвести в своей памяти, как все выглядело.
   Она закрыла глаза и сказала:
   - Да, да, конечно, как сейчас вижу - скрюченные руки Мандры на столе,
на руках покоится голова. Это было ужасно...
   - Он лежал лицом вниз?
   - Нет, его голова была слегка повернута,  глаза  открыты,  как  будто
смотрят на тебя, такие стеклянные, неживые. Брр! Филин, ты ведь  знаешь,
как выглядят мертвецы. Не заставляй меня больше говорить об этом.
   - Ты закричала?
   - Не думаю.
   - Что еще было на столе?
   - Подожди, дай-ка вспомнить. На нем лежали какие-то бумаги.
   - Где лежали? Прямо перед Мандрой?
   - Нет. С краю.
   - Ты не помнишь, что это были за бумаги? Письма или?..
   - Нет, не помню.
   - Они лежали стопкой?
   - Нет, их как бы сгребли в кучу на край стола.
   - Как будто Мандра сгреб их, чтобы очистить для чего-то стол?
   - Может, и так, а может, кто-то что-то искал и сгреб  их  в  кучу  на
край стола, чтобы не касаться тела Мандры.
   - В комнате, кроме Мандры, был еще кто-нибудь?
   - Нет... то есть не думаю. Я, конечно, не  заглядывала  под  стол,  в
шкаф, в соседние комнаты.
   - Что потом?
   - Мной овладело сумасшедшее желание убраться оттуда как можно скорей.
Несмотря на то, что я была страшно напугана, я  понимала  -  ни  в  коем
случае нельзя допустить, чтобы телохранитель увидел меня  и  смог  потом
сказать, в котором часу я покинула квартиру. В горле у меня все сжалось:
такое ощущение, будто кто-то тебя душит, я с трудом дышала. Со мной  это
случается. Когда я через голову надеваю платье и оно закрывает мне лицо,
я готова разорвать его на кусочки.
   - Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но сейчас меня интересует другое.
   - Ну вот, кроме Мандры, там никого не было.  Сам  Мандра  был  мертв.
Кто-то убил его, и я не знала, как мне доказать потом, что  это  сделала
не я, мне хотелось, чтобы мое имя никак  не  было  связано  с  тем,  что
произошло. Все это  было  так  глупо  -  слепая  паника,  которая  вдруг
овладевает тобой и заставляет бежать, бежать. Я знала о двери в коридор.
Я,  естественно,  подумала  о  том,  что  ее  можно   открыть   изнутри.
Единственный ключ, которым ее можно открыть снаружи, находился у Мандры.
Я отперла дверь и убежала.
   - Который был час?
   - Около трех. Я посмотрела на часы только тогда,  когда  оказалась  в
квартире Альмы.
   - Ты закрыла за собой дверь?
   - Нет, я оставила ее открытой.
   - Почему ты ее не закрыла?
   - По правде говоря,  Филин,  я  думала,  что  закрыла,  но,  выходит,
ошиблась. Я очень смутно помню, как выбиралась оттуда. Помню, что  долго
мучилась с замком, потом наконец распахнула дверь, выскочила в коридор и
побежала вниз по лестнице. По идее, я должна была  захлопнуть  за  собой
дверь, но, как видно, не сделала этого.
   - Но ты точно помнишь?
   - Нет. А впрочем, Филин, разве это так важно?
   - Может быть, - сказал  он.  -  Теперь  все  важно.  Ты  не  обратила
внимания, там был портрет, который ты написала?
   - Нет, Филин, я не обратила внимания.
   - Итак, ты бросилась вниз по лестнице. Ты  встретила  кого-нибудь  на
своем пути?
   - Нет.
   - Что ты сделала потом?
   - Я забежала в аптеку, которая работает  круглосуточно,  и  позвонила
оттуда Альме, чтобы узнать, дома ли она. Она была дома, и не  одна  -  к
ней зашел Джордж Леверинг.  Я  попросила  Альму  подождать  меня.  Потом
поймала такси и поехала к  ней.  Я  затащила  ее  в  спальню  и  все  ей
рассказала. Это она предложила, чтобы мы посвятили в это дело Джорджа, в
надежде, что он как-то нам поможет.
   - В котором часу Леверинг пришел к Альме?
   - Не знаю, я не спрашивала.
   - Интересно, и часто он заходит к Альме в столь позднее время?
   - Ему нужны были деньги, - пояснила она. - Ты  ведь  знаешь  Джорджа,
деньги могут понадобиться ему в любой момент.
   Терри кивнул:
   - Продолжай, Синтия. Что случилось потом?
   -  Потом  Джордж  сказал,  что  сбегает  на  разведку  и   попытается
что-нибудь разузнать. Он велел нам ждать его,  вышел  на  улицу,  сел  в
машину и уехал. Когда он приехал обратно,  он  рассказал  нам,  как  был
обнаружен труп. Какой-то человек вышел на улицу перекусить,  возвращаясь
домой, он заметил, что дверь, ведущая в квартиру Мандры, приоткрыта.  Он
заглянул внутрь и увидел тело  Мандры.  Приехала  полиция,  вокруг  дома
собралась целая толпа, не слишком большая из-за позднего часа, однако же
достаточно  многочисленная,  чтобы  Леверинг  мог  лавировать  в  ней  и
задавать вопросы, не привлекая  к  своей  особе  большого  внимания.  Он
встретил какого-то знакомого журналиста. Как выяснилось, тот журналист и
напал на след Джека Уинтона,  который  видел  женщину,  спускавшуюся  по
лестнице с портретом. Когда Джордж узнал об этом, он поспешил  вернуться
к нам и рассказать, что Уинтон видел эту женщину в два  часа  ночи,  что
он, однако, не успел достаточно хорошо разглядеть ее, потому что лицо ее
было закрыто портретом. Затем Джордж предложил, чтобы мы сделали копию с
портрета и я потом заявила, что это меня Уинтон видел на лестнице в  два
часа ночи. В моей комнате сохранились наброски и фотографии,  которые  я
сделала с портрета, когда он  уже  был  на  две  трети  закончен.  Альма
заверила нас, что с помощью  этих  набросков  и  фотографий  она  сможет
сделать с портрета достаточно сносную копию к девяти  или  десяти  часам
утра. Конечно, это не будет законченное произведение искусства, но  ведь
и я -  художник  с  незаконченным  образованием.  Альма,  как  известно,
работает очень быстро. Кстати, это Джордж предложил, чтобы Альма сделала
копию и обеспечила мне таким образом прекрасное алиби.
   - А вы подумали о том, что та,  другая,  женщина  в  один  прекрасный
момент может объявиться с настоящим портретом?
   - Да, конечно, мы подумали и о такой возможности, но мы  решили,  что
эта женщина предпочтет оставаться в тени. Мы, естественно, были  страшно
напуганы, но сама идея показалась  нам  тогда  такой  удачной.  Ты  ведь
знаешь Джорджа Леверинга. Он столько раз играл на нечестных скачках, что
теперь утверждает, будто в мире нет ничего честного и все можно уладить.
Он сказал, что к нашей идее ни с какой стороны не подкопаешься.
   Задумавшись, Терри склонил голову и стал  ходить  взад  и  вперед  по
комнате.
   Вдруг он резко повернулся к Синтии.
   - Если что-нибудь случится, никому ничего не говори. Сиди тихо,  пока
тебе не дадут возможности поговорить с твоим адвокатом.
   Синтия посмотрела на Терри, в глазах ее отразилась тревога.
   - Я хочу еще немного выпить, Филин. Дома меня ждет  Альма,  и  Стабби
торчит в своей машине где-нибудь около моего подъезда. Если бы ты  знал,
Филин, как мне не хочется видеть Стабби! Он ужасно ревнивый. Он раздобыл
для меня адвоката, и теперь я  должна  быть  благодарна  ему!  Он  такой
нудный, такой дурак!..
   Да-а, ужасный выдался денек! Филин, дорогой, ты представить  себе  не
можешь, как трудно быть эдаким  молодчагой-парнем,  не  унывать  ни  при
каких обстоятельствах, ни к кому не обращаться за помощью. Альма меня не
понимает, Филин. Ей кажется, что я никогда не бываю серьезной.  Конечно,
она меня любит, но считает своим  долгом  постоянно  опекать  меня.  Она
полагает, что я, как  маленькая  бабочка,  растрачиваю  свой  талант  по
мелочам, прожигаю жизнь.
   - Тебе, Синтия, придется немного подождать,  прежде  чем  ты  увидишь
Альму, - сказал он.
   - Что ты имеешь в виду? - Она выпрямилась в кресле.
   - Инспектор Мэллоу увез ее в участок.
   - Давно?
   - Незадолго до того, как я приехал сюда и мы встретились.  Они  нашли
портрет и увезли его с собой в участок.  Этот  свидетель,  Джек  Уинтон,
опознал его. Одновременно объявился твой адвокат, и полицейские,  приняв
во внимание показания Уинтона, решили тебя больше не задерживать. Однако
благодаря портрету им все-таки удалось установить, что Альма находится в
мастерской Веры Мэтьюс. Они захотели переговорить с ней - так, на  общие
темы.
   - Филин! - вскрикнула она. - Ты что, хочешь сказать,  что  нас  выдал
Джордж Леверинг?.. Да  этого  просто  не  может  быть!  Он  не  мог  так
поступить... Конечно, он мог ошибиться где-то... Как ты думаешь,  Филин,
они будут грубыми с ней?
   - Нет, сейчас нет. Потом.
   - Когда потом?
   - Когда они найдут тот, другой портрет.
   - Но они не должны его найти. Умоляю тебя. Филин, сделай  так,  чтобы
они не нашли  его!  Ведь  можно  что-нибудь  сделать.  Нужно  что-нибудь
сделать!
   Он вдруг очень пристально посмотрел на нее.
   - Не  смотри  на  меня  так,  Филин,  -  сказала  она  нетерпеливо  и
неожиданно  осознала,  что  он  не  слышит   ее.   Он   так   напряженно
сосредоточился, что жизнь, казалось, угасла на его лице, тогда  как  вся
его умственная энергия  собралась  в  одной,  раскаленной  добела  точке
внутренней концентрации.
   Синтия смотрела на него как зачарованная.
   Прошло секунд семь-восемь. Потом он задумчиво произнес:
   - Нет, они не  должны  найти  этот  портрет.  Если  они  найдут  его,
случится непоправимое.
   Он подошел к буфету, достал бутылку с виски и поставил ее обратно  на
стол.
   - Ну вот, наконец-то, - заметила Синтия. - Это ты молодец  -  здорово
придумал!
   Терри налил в ее бокал немного виски.  Она  задумчиво  посмотрела  на
янтарного цвета жидкость.
   - Филин, ты что - стараешься меня напоить, да? - спросила она.
   Смешав виски с имбирным элем, он сказал:
   - С какой стати я буду стараться напоить тебя? Она захихикала.
   - Вы что это, Терри Клейн, никогда не читали  бульварных  газет?  Там
много бывает всяких жутких историй: "Правда, я и представления не имела,
где мы оказались, - рассказывала репортеру газеты  "Хоусис"  хорошенькая
мисс Смит, блондинка девятнадцати лет, - я  думала,  мы  идем  в  музей,
чтобы посмотреть там на какие-то гравюры. Он достал бутылку, наполненную
желтоватой жидкостью, и сказал, что это холодный  чай.  Моя  мамочка  не
позволяет мне пить кофе, а вот против чая она ничего не имеет.  Ну  я  и
выпила. Я заметила, что у этого чая какой-то  странный  вкус,  но  я  не
придала этому значения и выпила все. Что было потом -  не  помню,  помню
только, как, выбив двери, в квартиру ввалились полицейские".
   Синтия подняла бокал так, чтобы на него упали лучи от лампы.
   - Если у напитка такой цвет, Филин, значит,  он  ужасно  крепкий.  Ну
ладно - была не была!
   Она залпом осушила бокал, потом с многозначительным  видом  поставила
его на стол перед Терри.
   - Знаешь, Терри, я готова тебе помочь... Скажи мне, Филин,  а  почему
ты хочешь напоить меня? - Она вытянула  вперед  свои  стройные  красивые
ноги, пошевелила пальчиками и задумчиво сказала:
   - Терри, я думаю, что пора сделать остановку.  Каждый  раз,  когда  я
шевелю пальцами, мне кажется, будто что-то шевелится в моем мозгу, и мне
хочется смеяться.
   - Ну что  ж,  -  сказал  он,  -  дети  тоже  смеются,  когда  шевелят
пальчиками на ногах.
   - Ах, какой ты добрый, Филин! Признаться, я думала,  ты  разозлишься.
Знаешь, я все-таки  хочу  чуть-чуть  напиться.  Вообще-то  я  собиралась
поставить точку после второго бокала, но уж коли ты решил накачать  меня
спиртным, я, пожалуй, буду пить до конца: интересно, не попробуешь ли ты
воспользоваться этим и... Боюсь, что ты не...
   Она соскользнула с кресла, поднялась на ноги, выставила  перед  собой
руки и сделала вид,  что  хочет  одним  указательным  пальцем  коснуться
другого и что это ей никак не удается.
   Он подошел и обнял ее за талию.
   - Кончай ломать комедию, Синтия.
   - И не собираюсь. Мне это доставляет удовольствие. Я живу в  мире,  в
таком ужасно серьезном мире, с такими ужасно серьезными людьми - у  всех
такие кислые физиономии, все так страдают, мучаются, все такие  занятые.
А я не хочу жить так, как они, и поэтому они думают, что я ненормальная.
Ты наверняка слышал историю о лисе, которому отрубили хвост. Так вот, он
хотел, чтобы и все остальные лисы были, как он, - без хвоста.  Я  думаю,
Терри, то же самое можно наблюдать и в нашем мире. Жизнь так  прекрасна,
а люди запираются в душных кабинетах и переживают по  поводу  процентов,
которыми обложен национальный долг, по поводу высоких цен на бензин  или
же ломают себе голову над тем, какая политическая партия потратит деньги
из государственной казны. Представляешь, Филин,  как  было  бы  здорово,
если бы власть в стране захватили молодые повесы и стали бы осуществлять
контроль над банками и всем остальным. Тогда каждому  поневоле  пришлось
бы быть веселым. Они бы внесли в  конституцию  такую  поправку,  которая
каждому гражданину вменяла бы в обязанность перед обедом  выпивать  хотя
бы один коктейль.
   Она  все  еще  прилагала  неимоверные  усилия,  чтобы  свести  вместе
указательные пальцы.
   - А теперь, - сказала она, - я больше не буду двигать левым  пальцем,
и правый сам подползет к нему, как охотник к оленю.  Скажи  мне,  Филин,
когда ты был в Китае, тебе не...
   Он привлек ее к себе. Сквозь тонкое платье он ощутил теплоту ее тела,
почувствовал, как бьется ее жизненная сила,  ее  сердце,  отказывающееся
воспринимать жизнь всерьез. Он обнял ее за  плечи  и  повернул  лицом  к
себе.