ействительно, специалистка по бракоразводным делам Славилась умением
схватить бедного супруга за причинное Место, причем с вывертом.
   - Зачем тебе адвокат? - полюбопытствовал я.
   - Чтобы быть защищенной.
   - Боишься нечестной игры?
   - Ты юрист. Вот и мне понадобился юрист, только и всего.
   - Отказавшись от ее услуг, ты  могла  бы  сэкономить  кучу  денег,  -
несколько сварливо заметил я. - Как-никак мы разводимся.
   - Зато теперь у меня есть чувство уверенности.
   Она показала распечатку под  названием  "Приложение  А"  -  детальный
реестр наших совместных  активов.  "Приложение  Б"  предлагало  план  их
раздела.  Разумеется,  Клер  урвала  кусок  пожирнее.   Половину   нашей
наличности, то есть шесть тысяч долларов, она собиралась отдать  в  банк
за свою заложенную машину. Из другой  половины  мне  причиталось  две  с
половиной тысячи. Шестнадцать тысяч долга за мой "лексус"  в  распечатке
не фигурировали. Кроме того, Клер  мечтала  заполучить  сорок  тысяч  из
пятидесяти одной, лежащих на совместных счетах.  Мой  текущий  счет  она
великодушно дарила мне.
   - Доли получаются не совсем равными, - заметил я.
   - И не должны, - безапелляционно заявила Клер.
   - Почему?
   - Потому что не я угодила в кризис переоценки личности.
   - Значит, вина целиком на мне?
   - Мы не устанавливаем чьей-либо вины. Мы  делим  имущество.  По  лишь
тебе понятным причинам ты решил урезать свой годовой доход. С  какой  же
стати от последствий твоего сумасбродства должна страдать я? Мой адвокат
живо докажет судье, что твои действия подвели нас к  финансовому  краху.
Маешься дурью? Пожалуйста. Но не надейся заставить меня голодать.
   - А есть опасность?
   - На хамство не отвечаю.
   - Получи я что-нибудь, и мне расхотелось бы хамить.
 
*** 
 
   Необходимо было спровоцировать всплеск эмоций. Орать или швырять друг
в друга предметы мы не могли. Впасть  в  истерику,  черт  побери,  тоже.
Бросаться грязными обвинениями в супружеской неверности или  пристрастии
к наркотикам - тем более. Да какой же это развод!
   Напрасный. Не обращая  на  меня  внимания,  периодически  сверяясь  с
записями, сделанными под диктовку специалистки, Клер продолжила:
   - Договор на аренду квартиры истекает тридцатого июня.
   До этого числа я остаюсь здесь. Плата  за  данный  период  составляет
десять тысяч долларов.
   - Мне собирать вещи?
   - Как угодно.
   - Отлично.
   Если Клер гонит меня вон, вымаливать позволение остаться я  не  буду.
Состязание  в  высокомерии.  Кому  из  нас  удастся   выказать   большее
презрение?
   С языка чуть не сорвалась глупость типа: "Кого поселишь вместо меня?"
Требовалось расшевелить Клер, пусть на долю секунды.
   Но я сдержался.
   - С твоего позволения уйду завтра.
   Ее лицо ничуть не омрачилось.
   - Кстати,  почему  ты  считаешь,  что  имеешь  право  на  восемьдесят
процентов наших сбережений?
   - Ни о каких восьмидесяти процентах речь  не  идет.  Я  плачу  десять
тысяч за  квартиру,  три  тысячи  за  мебель,  две  за  общую  кредитную
карточку, и около шести тысяч мы должны отдать  в  виде  налогов.  Всего
набегает двадцать одна тысяча.
   "Приложение В" скрупулезно перечисляло домашний скарб. Ни один из нас
не посмел опуститься до  споров  по  поводу  сковород  и  кастрюль,  все
разрешилось полюбовно.
   - Бери что хочешь, - без устали повторял я,  особенно  когда  вставал
вопрос о полотенце или наволочке.
   Без изящной торговли, конечно, не обошлось, однако причина гнездилась
скорее в моем упрямстве, нежели в законной гордости владельца.
   Мне был  нужен  телевизор  и  несколько  тарелок.  Холостяцкая  жизнь
нагрянула слишком неожиданно, я пока  плохо  представлял,  как  обустрою
новое жилье. А Клер, похоже, давно раздумывала о вольном будущем.
   И все же она старалась быть  справедливой.  Покончив  с  прозаическим
"Приложением  В",  мы  признали,  что  дележ  произведен  на   абсолютно
паритетной  основе.   Осталось   подписать   соглашение   о   раздельном
проживании, подождать шесть месяцев, явиться в суд и  законным  порядком
расторгнуть наш союз.
   Желания поболтать после матча, сыгранного в хорошем темпе, ни у меня,
ни у нее не возникло. Набросив пальто, я отправился в долгую прогулку по
Джорджтауну, размышляя о необратимости наступивших перемен.
 
Глава 14 
 
   Расцвести идее академического отпуска было не суждено. Исполнительный
комитет фирмы зарезал ее на корню. И хотя никому не положено было  знать
тайн, обсуждаемых на сборище, Рудольф с удрученным видом поставил меня в
известность, что ареопаг решил не создавать дурной  прецедент.  В  такой
солидной фирме, как  наша,  дать  годичный  отпуск  рядовому  сотруднику
означало вызвать цепную реакцию с непредсказуемыми последствиями.
   Страховочную  сетку  из-под  проволоки  убрали.  Теперь,  надумай   я
вернуться, передо мной просто захлопнут дверь.
   - Ты по-прежнему соображаешь, что делаешь? - спросил Рудольф, стоя  у
моего стола. Рядом с ним на полу высились две огромные картонные коробки
- Полли уже начала упаковывать накопленный мной мусор.
   - Соображаю. - Я улыбнулся. - Не переживай.
   - Пробую.
   - Спасибо тебе, Рудольф.
   Удрученно покачав головой, он вышел.
   После вчерашней выходки Клер ни о каком  академическом  отпуске  я  и
думать не мог. Покой  отнимали  куда  более  важные  дела.  Передо  мной
вырисовывалась  перспектива  не  только  развода  и  одиночества,  но  и
бездомности.
   Я отыскал в газете  раздел  частных  объявлений  и  принялся  изучать
предложения о сдаче жилья внаем.
   Нужно будет уплатить последний месячный взнос в четыреста восемьдесят
долларов за "лексус" и  продать  красавца.  Взамен  купить  какую-нибудь
колымагу, застраховать на максимальную сумму и дождаться, пока кто-то из
будущих соседей не угонит ее. Если мне приспичит снять приличное  жилье,
то на аренду уйдет большая часть зарплаты.
   Устроив обеденный перерыв раньше обычного, я два  часа  разъезжал  по
центральным  районам  в  поисках  приемлемого  чердака.  Самой   дешевой
оказалась голубятня за тысячу сто в месяц. Для адвоката с  Четырнадцатой
улицы цена неподъемная.
   По возвращении  я  обнаружил  новую  папку.  В  самом  центре  стола.
Стандартный размер, плотный белый картон  и  никаких  помет.  Внутри  на
скотче у левой створки два ключа, у правой - отпечатанная на  компьютере
записка: "Верхний ключ - от двери Ченса, нижний - от стеллажа у окна.
   Снимешь  копии  и  вернешь  на   место.   Осторожнее,   Ченс   крайне
подозрителен".
   По привычке без стука вошла Полли - тихо,  словно  призрак.  На  меня
ноль внимания.  Мы  проработали  вместе  четыре  года,  день  назад  она
сказала, что мой уход для нее  катастрофа.  Ага,  катастрофа.  Не  позже
следующей недели получит нового начальника и будет любить его, как меня.
   Очень милое создание, чья судьба меня нисколько не беспокоит.
   Я  захлопнул  папку.  Полли  склонилась  над  коробками,  похоже,  не
заметила ее. На посту моя бывшая секретарша и мышь  мимо  не  пропустит.
Как это в кабинет проник Гектор? Или кто-то другой?
   Полли вышла.
   Пожаловал Барри Нуццо - для серьезного,  по  его  словам,  разговора.
Закрыв за собой дверь, он принялся расхаживать вокруг коробок. Обсуждать
причины своего увольнения мне не хотелось, я поведал ему о Клер. Супруга
Барри тоже была родом из Провиденса, в Вашингтоне  подобным  совпадениям
почему-то придавали большое значение. Поначалу мы ходили друг к другу  в
гости, потом жены наши к дружбе семьями остыли.
   Вид  у  Барри  был  недоуменно-печальный,  но  вскоре   ему   удалось
взбодриться.
   - Тяжелый месяц у тебя выдался, Майк. Мне очень жаль.
   Мы вспомнили старые добрые времена, тех, кто работал с  нами  и  кого
уже нет. О Мистере не было сказано ни слова, даже за кружкой  пива.  Это
удивляло: два друга вместе смотрели в лицо смерти и вдруг так углубились
в дела, что не смогли выкроить часа для обмена впечатлениями.
   Похоже, момент наступил: Барри то и  дело  спотыкался  о  коробки.  Я
понял, ради какого разговора он пришел.
   - Прости, я подвел тебя.
   - Оставь это, Барри.
   - Нет, правда. Я должен был быть рядом.
   - Почему?
   - Но ведь ты сошел с ума. - Он рассмеялся.
   Я прикинулся, что оценил шутку:
   - Да, слегка тронулся, но пройдет.
   - Честное слово, до меня доходили слухи о твоих проблемах. Я  пытался
отыскать тебя на прошлой неделе, но ты пропал. А потом навалились  дела,
пришлось торчать в суде, сам знаешь.
   - Знаю.
   - Ей-богу, Майк, мне очень жаль, что я был далеко.
   Прости.
   - Забудь.
   - Каждый из нас  тогда  ничего  не  соображал  от  страха,  но  ты-то
запросто мог получить пулю в лоб.
   - Погибнуть могли мы все, Барри. Рывок проводка, неточный  выстрел  -
бум! Не стоит к этому возвращаться.
   - Последний, кого я видел, когда полз к двери, это был ты - на  полу,
в крови. Я думал, ты умер.  Мы  вывалились  в  холл,  к  нам  с  криками
бросились люди, а я ждал взрыва.
   Нас потащили к лифтам, кто-то срезал веревки, я обернулся.  Полисмены
как раз поднимали тебя. Я запомнил кровь.
   Я слушал. Пусть  Барри  выскажется,  пусть  успокоит  совесть.  Потом
сможет доложить Рудольфу и остальным, что пытался образумить меня.
   - И пока мы спускались, я все время думал: жив ли Майк, не ранен  ли?
Никто не знал. Прошло,  наверное,  не  меньше  часа,  прежде  чем  стало
известно: ты в порядке. Я  собирался  позвонить  тебе  из  дому  -  дети
помешали. Да, я должен был позвонить.
   - Брось, Барри.
   - Мне очень жаль, Майк.
   - Хватит, прошу тебя. Все позади, все хорошо. Сейчас  уже  ничего  не
исправишь.
   - Когда ты понял, что не сможешь остаться?
   Я задумался. По-настоящему до меня дошло  это  в  воскресенье,  когда
Билл откинул простыню и я увидел безмятежно-спокойное  лицо  Онтарио.  В
тот момент в городском морге я стал другим человеком.
   - В выходные. - У меня не было желания уточнять, да Барри и не  нужны
были уточнения.
   Он с сожалением покачал головой, будто маясь  чувством  вины  за  мои
коробки. Я утешил его:
   - Ты не смог бы остановить меня, Барри. Никто бы не смог.
   Он утвердительно кивнул - понял. Когда смотришь в лицо смерти,  время
исчезает и происходит переоценка всего того, чем люди привыкли дорожить:
Бога, семьи, друзей.
   Деньги оказываются на заднем плане. Фирма с  карьерой  опускаются  на
дно.
   - А что у тебя, Барри? Как обстоят дела?
   Похоже, на дне фирма с карьерой пребывали недолго.
   - В четверг состоялось первое заседание суда. Мы как  раз  занимались
подготовкой к нему, когда в конференц-зал вломился Мистер. Просить судью
о переносе было нельзя, начала процесса клиент ждал несколько лет. Кроме
того, ты знаешь, никто из нас не пострадал, физически, во всяком случае.
Мы рванули вперед, как спринтеры, с низкого старта, и  уже  не  сбавляли
скорости. В известном смысле процесс оказался для нас спасением.
   Это точно. В "Дрейк энд Суини" работа была спасением.
   Недели две назад я сказал бы то же самое.
   - Отлично. Значит, у тебя все в порядке?
   - Ну конечно.
   Барри занимался судебными исками, и кожа  у  него  была  слоновья,  а
наличие трех детей защищало от авантюр вроде той, в которую пустился я.
   Бросив  взгляд  на  часы,  Барри  заторопился.  Мы  обнялись  и,  как
положено, пообещали не терять друг друга из виду.
   Я смотрел на папку  и  оценивал  ситуацию.  У  меня  есть  ключи.  Их
передача не является ловушкой - врагов  в  фирме  у  меня  нет.  Дело  о
выселении существует и находится у Ченса, в стеллаже у окна.  Есть  шанс
заполучить досье и остаться непойманным. Снять копию не  слишком  долго.
Документы вернутся на место, и никто ни о чем не узнает.
   Самое важное: добытая информация неопровержимо докажет вину  Ченса  в
гибели Онтарио и его родных.
   Я  коротко  записал  соображения  в  блокнот.  Изъятие  чужого  досье
означает немедленное увольнение.  Для  меня  это  не  актуально.  Равным
образом наплевать, если кто-то застигнет меня в кабинете Ченса с невесть
откуда взявшимися ключами.
   Самую большую трудность представляло копирование.
   Во-первых,  дел  меньше  двух  сантиметров  в  толщину   у   нас   не
существовало, это около ста страниц, если переснимать  каждый  документ.
Несколько минут сшиваться у ксерокса опасно.  Копии  делают  секретарши,
иногда помощники, но отнюдь  не  юристы.  Во-вторых,  аппарат  последней
модели, сложный, без проблем мне  с  ним  не  справиться  -  обязательно
начнет жевать бумагу. Придется к кому-нибудь обращаться за помощью,  что
исключено. В-третьих, согласно заложенной в  ксероксе  программе  каждая
копия регистрируется (стоимость работы юрист включает в счет клиента).
   Ченс неизбежно узнает,  что  тайна  досье  раскрыта.  И  в-четвертых,
ксероксы стоят  на  виду,  мое  присутствие  в  других  отделах  вызовет
подозрения.
   Следовательно,  придется  вынести  досье  из  здания.  Это  на  грани
уголовного преступления, за тем исключением, что я не совершаю кражу,  а
на время заимствую чужую вещь.
   В  четыре  пополудни  я  с  закатанными  рукавами  и  стопкой   бумаг
направился в отдел недвижимости - на рекогносцировку.  Гектора  не  было
видно, зато Ченс болтал по телефону: через закрытую дверь доносился  его
скрипучий голос. Секретарша одарила меня улыбкой. Телекамер охраны я  не
заметил, хотя на некоторых этажах они были. Кому придет в голову лезть в
отдел недвижимости!
 
*** 
 
   Ушел я  в  пять.  Купил  по  дороге  сандвичей  и  погнал  машину  на
Четырнадцатую улицу.
   Новые коллеги ждали меня. Пожимая руку, София даже  улыбнулась  -  во
всяком случае, на долю секунды.
   - Добро пожаловать на борт, - с мрачным видом произнес Абрахам, будто
приглашал на тонущий корабль.
   Мордехай широким жестом указал  на  каморку  по  соседству  со  своей
собственной:
   - Как тебе кабинет?
   - Великолепный. - Я переступил порог.
   По размерам комната была раза в два  меньше  той,  что  я  занимал  в
фирме.  Стол  красного  дерева  смотрелся  бы  в  ней  дико.   У   стены
располагались четыре разноцветных шкафа для папок. С потолка на  длинном
проводе свешивалась голая лампочка. Телефона в каморке не наблюдалось.
   - Мне здесь нравится. - Я не лгал.
   - Завтра поставят телефон. - Мордехай опустил шторы. - До тебя  здесь
сидел молодой парень, Бэйнбридж.
   - Почему он ушел?
   - Из-за денег.
   Стемнело. София засобиралась домой. Скрылся в кабинетике Абрахам.  Мы
с Мордехаем поужинали сандвичами и довольно дурно сваренным кофе.
   Громоздкий ксерокс,  купленный  в  восьмидесятых  годах,  без  всяких
прибамбасов, которые так ценились в моей фирме,  стоял  в  углу  большой
комнаты, рядом с четырьмя прогибавшимися под тяжестью папок столами.
   - Во сколько ты думаешь закончить? - спросил я.
   - Не знаю. Через час, наверное. А что?
   - Так просто. Мне нужно ненадолго вернуться в фирму,  завершить  пару
срочных дел. После я хотел  бы  перетащить  сюда  свое  барахло.  Ты  не
против?
   Мордехай сунул руку в ящик стола, извлек три  болтавшихся  на  кольце
ключа и бросил мне:
   - Можешь приходить и уходить когда удобно.
   - Здесь безопасно?
   - Нет. Будь начеку, машину оставляй как  можно  ближе  к  двери,  иди
скорым шагом. Войдя, сразу запирайся. - Похоже, в глазах  моих  мелькнул
страх, потому что Мордехай добавил:
   - Привыкай.
   В половине седьмого,  пребывая  начеку,  скорым  шагом  я  подошел  к
"лексусу". Прохожих на улице не было, как, впрочем, и стрельбы.  Хлопнув
дверцей, я сел за руль. Меня наполняла гордость. Может, и удастся выжить
на улице.
   За одиннадцать минут я доехал до фирмы. Если за  полчаса  скопировать
досье, то через шестьдесят минут можно тихо удалиться - при условии, что
не возникнут непредвиденные обстоятельства. Будем  надеяться,  что  Ченс
ничего не узнает.
   Дождавшись восьми вечера, я опять  закатал  рукава  и  с  чрезвычайно
озабоченной  миной  двинулся  в  отдел  недвижимости.  Здание   казалось
вымершим. Я постучал в запертую дверь Ченса  и  не  услышал  за  ней  ни
звука. Первый ключ повернулся в замке. Я очутился в кабинете.  Стоит  ли
щелкать  выключателем?  Вряд  ли  кто-нибудь,   проезжая   мимо   фирмы,
определит, в чьих окнах вспыхнул свет, а  заметить  из  коридора  желтую
полосу под дверью просто некому. Я включил свет и, подойдя к стеллажу  у
окна, задействовал второй ключ.
   В  металлическом  ящике,  классифицированные  по   неизвестному   мне
принципу,  стояли  десятки  папок  с  делами,  так  или  иначе  имевшими
отношение к деятельности "Ривер Оукс". Похоже,  Ченс  и  его  секретарша
отличались педантизмом,  поощряемым  в  фирме.  Увидев  наклейку  "Ривер
оукс/ТАГ", я аккуратно вытащил толстую папку.
   - Эй! - От громкого низкого голоса в коридоре  у  меня  душа  ушла  в
пятки.
   Откликнулся другой голос, где-то совсем рядом с кабинетом. Мужчины  с
увлечением начали обсуждать перипетии последнего баскетбольного матча.
   С трудом передвигая обмякшие ноги, я подкрался к двери, выключил свет
и минут десять просидел на роскошном кожаном диване, слушая беседу. Уйти
из кабинета с пустыми руками я не  мог.  Завтра  мой  последний  день  в
фирме.
   Вдруг  меня  застанут  с  чужой  папкой?  Мозг  принялся  лихорадочно
перебирать варианты развития событий.
   С  баскетбола  разговор  перескочил  на  женщин.   Судя   по   всему,
собеседники не женаты - наверное,  мелкие  служащие,  студенты-заочники,
предпочитающие работать по ночам.
   Постепенно голоса стихли. В темноте я запер стеллаж, подхватил  папку
и замер у двери. Пять минут, семь, восемь.
   Высунулся в коридор - никого. Выскользнул из кабинета,  миновал  стол
Гектора и быстро зашагал по коридору, с трудом  удерживаясь  от  желания
побежать.
   - Эй!
   Сворачивая за угол, я обернулся и увидел спешащего за мной  человека.
Поблизости оказалась  небольшая  библиотека.  Я  нырнул  в  спасительную
темноту и медленно  пошел  мимо  полок,  пока  не  наткнулся  на  дверь.
Распахнув ее, пересек  крошечный  холл  и  бросился  по  лестнице  вниз.
Прятаться в своем  кабинете  не  имело  смысла.  Если  меня  узнали,  то
наверняка явятся туда, чтобы проверить.
   Желания попасть на глаза охране вестибюля, удвоившей после  случая  с
Мистером бдительность, не было. Задыхаясь,  я  выбежал  на  улицу  через
запасный выход -  тот  самый,  через  который  мы  с  Полли  удирали  от
репортеров, - и под противным мелким дождем затрусил к машине.
   О чем думает человек, совершивший первую в своей жизни кражу?
 
*** 
 
   Глупо получилось. Можно ли рассчитывать, что меня не узнали? Никто не
видел, как я входил в кабинет Ченса и выходил из него. Никто  не  знает,
что я унес не принадлежащее мне досье.
   Не стоило бежать. Нужно было остановиться, невозмутимо  переброситься
с парнем  фразой-другой  и,  пожелай  он  взглянуть  на  папку,  вежливо
предложить не совать нос в чужие дела. Похоже, это был один из тех,  что
болтали в коридоре.
   Почему он окликнул меня? Зачем, если не узнал, пошел следом?
   Я гнал машину по Массачусетс-авеню, торопясь снять копии и  поставить
папку на место. Мне часто доводилось засиживаться в офисе. Если придется
вернуться в кабинет Ченса в три часа ночи, не страшно.
   Я позволил себе несколько расслабиться. Отопитель работал вовсю.
   Неожиданно я почувствовал удар слева и уткнулся во вздувшуюся подушку
безопасности...
   Очнувшись, я увидел сквозь покрытое трещинами ветровое стекло  черные
лица. Жутко болело левое плечо. Вдалеке послышалось завывание сирен.  На
мгновение я вновь потерял сознание.
   Через правую дверцу санитары выудили меня из машины.
   - Крови не видно, - сказал кто-то.
   - Вы можете идти? - спросил мужчина в белом халате.
   Я попытался встать, но боль в плече и ребрах была  настолько  резкой,
что ноги подкосились.
   - Со мной все в порядке, - пробормотал я.
   Меня уложили на носилки, перехватили руки и ноги ремнями и по