говоря,  джентльмены,
это классический пример ситуации, когда суд просто  обязан  наложить  на
виновного штраф в пользу потерпевшего. Тем более в нашем округе.
   Слова "в нашем округе" означали только одно: чернокожее жюри.
   - Мы можем  договориться,  -  повторил  Рафтер.  -  Какая  сумма  вас
устроит, сэр?
   Мы с Мордехаем обсуждали этот вопрос. Цифра в десять  миллионов  была
взята с потолка.  С  не  меньшим  успехом  мы  могли  назвать  и  сорок,
пятьдесят, даже сто миллионов.
   - По миллиону за каждого, - без колебаний отчеканил Мордехай.
   Требование не сразу дошло до сознания присутствовавших.
   - Пять миллионов? - пролепетал ошеломленный Рафтер.
   - Пять жертв - пять миллионов.
   По  блокнотам  забегали  ручки.  После  продолжительной  паузы  Артур
попытался доказать Мордехаю некоторую  несостоятельность  нашей  теории.
Доля ответственности за гибель пяти человек,  заметил  он,  лежит  и  на
разыгравшейся стихии.
   Мордехай прервал возникшую было содержательную дискуссию о погоде:
   - Присяжные с интересом узнают, что  в  Вашингтоне  в  феврале  стоят
морозы и время от времени случаются снежные бури.
   Для меня ссылку на жюри он пояснил так: "Они панически боятся суда".
 
*** 
 
   Наши доводы, сказал Мордехай Артуру, выдержат любые атаки ответчиков.
Выселение - заранее спланированная акция или  результат  непростительной
небрежности - состоялось. Его последствие для наших  клиентов,  то  есть
жизнь под открытым небом в самое холодное  время  года,  было  абсолютно
предсказуемым. Никакого труда не составит довести эту восхитительную  по
простоте идею до сознания любого жюри присяжных, а  уж  у  наших  добрых
сограждан она встретит особое понимание.
   Устав от споров насчет ответственности, Артур удалился в область, где
чувствовал себя наиболее уверенно. Разговор зашел  обо  мне,  точнее,  о
моей краже. Позиция фирмы по  данному  вопросу  осталась  непоколебимой.
Если мы отзовем иск, то они откажутся от  уголовного  обвинения,  однако
дисциплинарное наказание я должен понести в любом случае.
   - И чего же они хотят?
   - На два года лишить тебя лицензии, - сообщил помрачневший Мордехай.
   Согласиться было немыслимо.
   - Я сказал, что они сошли с ума, но мои слова  не  произвели  на  них
впечатления, - повинился Грин.
   Я промолчал. Два года. Два года!
   Разговор в кабинете Артура  вернулся  к  деньгам,  но  сколько-нибудь
значительного прогресса Мордехаю добиться не удалось. Фактически  ни  на
одно из его предложений фирма не согласилась. Решили в  самое  ближайшее
время встретиться еще раз. Под конец Мордехай вручил им  копию  искового
заявления Маркуса Диза, которое  только  предстояло  зарегистрировать  в
суде. Позже будут и  другие,  заверил  он  собравшихся.  Мы  планировали
еженедельно оформлять по два иска - до тех пор,  пока  не  разыщем  всех
выселенных.
   - Вы и газетам собираетесь передавать  каждую  копию?  -  осведомился
Рафтер.
   -  А  почему  бы  нет?  После  регистрации  в  суде  иск  может  быть
обнародован.
   - Пресса и так избаловала нас вниманием.
   - Первыми кидаться грязью начали вы.
   - Что?
   - Вы организовали публикацию об аресте Майкла Брока.
   - Ложь.
   - Откуда в таком случае "Вашингтон пост" взяла его фотографию?
   Артур приказал Рафтеру заткнуться.
   Больше часа я просидел в кабинете за запертыми  дверями,  уставясь  в
голую стену, прежде чем у меня выстроилась относительно  стройная  схема
конфликта. Фирма готова расстаться  с  кучей  денег,  лишь  бы  избежать
дальнейшего унижения в глазах  общества  и  огласки,  которая  неминуемо
ведет ее к разорению. Если я  верну  досье,  фирма  снимет  обвинение  в
краже. Но требование морального удовлетворения останется в силе.
   По их  мнению,  я  не  только  перебежчик,  на  мне  полностью  лежит
ответственность за происходящее. Я связующее  звено  между  их  грязными
секретами, спрятанными в башне из  слоновой  кости,  и  обрушившимся  на
фирму позором. За одно это меня следует ненавидеть,  а  угроза  лишиться
накопленных и грядущих богатств вообще взывает к беспощадной мести.
   Опозорил  я  фирму  исключительно  благодаря   похищенной   служебной
информации. (Похоже, о помощи Гектора Палмы они не догадывались.) Склеил
по кусочкам отвратительную картину и притащил в суд.
   Иуда.
   Грустно, но я понял их.
 
Глава 36 
 
   София и Абрахам давно ушли. Я сидел в полутемном  кабинете.  Внезапно
дверь открылась, и грузной поступью вошел Мордехай. Он тяжело  опустился
на  один  из  двух  складных  стульев.  Прежний  хозяин  выкрасил  их  в
отвратительно коричневый цвет, отчего они стали более уродливыми, нежели
были. Тем не менее я купил их по дешевке - за шесть  долларов,  дабы  не
опасаться, что клиент  на  полуслове  рухнет  на  пол  -  старые  стулья
предоставляли такую возможность.
   Я знал, всю  вторую  половину  дня  Мордехай  просидел  на  телефоне,
поэтому к нему не заглядывал.
   -  Сегодня  было  много  звонков,  -  сообщил  Мордехай.  -   События
развиваются куда быстрее, чем мы предполагали.
   Я не отреагировал.
   - Сначала Артур, затем Де Орио, судья. Ты знаешь Де Орио?
   - Нет.
   -  Крутого  нрава,  но  порядочный.  Довольно  либеральных  взглядов,
справедлив. Начинал много лет назад в крупной юридической  фирме,  потом
плюнул на хорошие деньги и решил, бог весть  почему,  стать  судьей.  За
месяц  рассматривает  больше  дел,  чем  любой  судья  в  городе:  умеет
заставить подчиненных работать. Рука у него  тяжелая.  Всегда  старается
примирить стороны, а когда не получается, вершит  быстрый  суд.  У  него
дела не задерживаются.
   - По-моему, я слышал о нем.
   - Надеюсь. Не зря же семь лет занимался юриспруденцией в этом городе.
   - Антитрестовское законодательство слишком далеко от судов.
   - Да ладно. Мы договорились с ним встретиться завтра в  час  у  него.
Будут ответчики со своими адвокатами, я, ты, Уилма Фелан - в общем, все,
кто имеет отношение к иску.
   - И я?
   - Де Орио настаивает на твоем присутствии. Говорит, ты можешь  сидеть
в сторонке и слушать, но быть должен обязательно. С досье.
   - Пожалуйста.
   - Некоторые считают Де Орио фигурой одиозной -  наверное,  из-за  его
антипатии к прессе. Из зала суда он выбрасывает журналистов за  шиворот,
как нашкодивших котят, а телерепортерам запрещает приближаться к  дверям
ближе чем на тридцать метров. Широкая огласка  нашего  дела  его  просто
бесит, он твердо решил пресечь всякую утечку информации в газеты.
   - Гражданский иск не является секретом для общества.
   - Да, но судья вправе объявить слушание закрытым. Не думаю, чтобы  Де
Орио пошел на это, но прикрикнуть для порядка он любит.
   - Значит, он хочет решить дело миром?
   - Именно так. Ведь он судья,  а  какой  судья  против,  если  стороны
договорятся сами? У него же останется время на лишнюю партию в гольф.
   - Что он думает о нашем деле?
   - Карт Де Орио не раскрывает, однако требует, чтобы явились  те,  кто
может принять решение на месте, а не какие-то пешки.
   - И Гэнтри?
   - И он. Я говорил с его адвокатом.
   - А Гэнтри знает про металлодетектор?
   - Наверное. В суде ему бывать приходилось. Артур  и  я  поставили  Де
Орио в известность о нашей встрече. Мне показалось, особого  впечатления
на него это не произвело.
   - А что обо мне?
 
*** 
 
   Последовала долгая пауза. Мордехай подыскивал слова.
   - Судья будет придерживаться жесткой линии.
   Утешительного мало.
   - Ты же говорил о его справедливости, Мордехай. Где она? Моя голова в
петле. Я не вижу перспективы.
   - Это не вопрос справедливости, Майк. Ты взял досье, чтобы  исправить
причиненное людям зло. У тебя не было намерения  совершать  кражу  -  ты
просто позаимствовал документы на час-другой. Поступок благородный,  что
и говорить, и все-таки кража есть кража.
   - Так считает Де Орио?
   - Да. Я повторяю его выражения.
   Значит, в глазах судьи я вор. Похоже, данная точка зрения  становится
общепринятой. Я не спросил у Мордехая о его мнении -  побоялся  услышать
правду.
   Стул жалобно вздохнул под мощным телом, но выдержал. Я мог  гордиться
удачной покупкой.
   - Хочу сказать тебе следующее, -  внушительно  произнес  Мордехай.  -
Только мигни - и я все брошу. Мировая никому, по сути, не нужна.  Жертвы
похоронены, их наследники либо неизвестны, либо сидят за решеткой.  Даже
самое благоприятное разрешение конфликта не  изменит  мою  жизнь  ни  на
йоту. Дело это целиком твое. Решай сам.
   - Все далеко не так просто, Мордехай.
   - Почему?
   - Меня пугает обвинение в уголовном преступлении.
   - Естественно. Но они готовы снять его.  Они  даже  забудут  о  твоей
лицензии. Могу хоть сейчас позвонить Артуру и сказать, что  мы  отзываем
свой иск - если они поступят так же.
   Противники  расходятся,  дуэль  отменяется.  Да  он   обеими   руками
ухватится за мое предложение. Оно для него - спасение.
   - Пресса разорвет нас на части.
   - Ну и пусть. Думаешь, нашим клиентам  важно,  что  об  их  адвокатах
кричат газеты?
   Сейчас Мордехай выступал в качестве адвоката дьявола, а не бездомных,
пытался и меня защитить, и фирму покарать.
   Но как уберечь человека от него самого?
   - Хорошо, мы уйдем в сторону. И чего  достигнем?  Убийство  останется
безнаказанным. Людей будут продолжать выбрасывать на улицы. Фирма  несет
безусловную ответственность  за  незаконное  выселение  и  смерть  наших
клиентов, и ей это сойдет с рук? Речь об этом?
   - Иного способа сохранить твою лицензию не существует.
   - Не дави на меня, Мордехай.
   Но он был прав. Я шлепнулся в лужу, и мне из нее выбираться.  Я  унес
из фирмы чужое досье - дурацкий поступок, преступление с  юридической  и
моральной точек зрения.
   Если в последний момент я сломаюсь  и  пойду  на  попятную,  Мордехай
потеряет ко мне всякое уважение. Смысл  жизни  для  него  заключается  в
поддержке слабого. Мир, в котором  он  живет,  населяют  бездомные.  Они
хотят сущие пустяки: кусок хлеба, сухую  постель,  оплачиваемую  работу,
собственный  угол.  Крайне  редко  причины  их   бед   оказываются   так
непосредственно   связанными   с   деятельностью   гигантских    частных
предприятий.
   Деньги для Мордехая ничего не значат; победа в суде никак  не  меняет
его жизнь; клиенты наши мертвы. И тем не менее  он  не  допускает  мысли
урегулировать проблему мирным  путем  -  без  суда.  Мордехаю  необходим
громкий, скандальный процесс.  Не  ради  славы.  Пусть  общество  увидит
наконец ужас, среди которого вынуждены жить многие его члены. Иногда суд
нужен не  для  наказания  виновного,  а  для  воззвания  к  общественной
совести.
   Дело  осложняется  только  мной.  Мое  бледное  интеллигентное   лицо
располосуют стальные прутья тюремного окошка.  Потеря  лицензии  обречет
меня на голодную смерть.
   - Я не собираюсь бежать с корабля, Мордехай.
   - Никто и не ждет, Майк.
   - Как тебе такой вариант: мы убеждаем их заплатить приемлемую  сумму,
они снимают свои обвинения и оставляют в покое мою лицензию?  И  вообще,
что произойдет, если я расстанусь с ней на некоторое время?
   - Прежде всего это подорвет твою профессиональную репутацию.
   - Звучит пугающе, но не убийственно.
   Я очень надеялся, что голос мне не изменяет. Мысль о бесчестье кидала
в пот. Уорнер, родители, друзья, однокашники, Клер, даже бывшие  коллеги
из "Дрейк энд Суини" то подумают они?
   - Два года ты не сможешь заниматься юридической деятельностью.
   - То есть я потеряю работу и здесь?
   - Нет, конечно.
   - А что я буду делать?
   - Кабинет остается за тобой. Будешь вести прием клиентов  в  БАСН,  у
"Доброго самаритянина" -  там,  где  ты  уже  был,  -  как  полноправный
сотрудник. Только называться будешь не юристом, а социальным работником.
   - Другими словами, ничего не изменится?
   - Очень немногое. Возьмем Софию - она управляется с  огромным  числом
клиентов,  половина  города  считает  ее  адвокатом.  Когда   необходимо
рассмотреть вопрос в суде, туда отправляюсь я. Точно такое же  положение
займешь и ты.
   Законы, по которым живет  улица,  пишутся  теми  людьми,  которые  их
исполняют.
   - А если меня уличат?
   - Кто? Грань между социальным работником и юристом весьма размыта.
   - Два года - большой срок.
   - И да и нет. Мы не обязаны соглашаться именно на два года.
   - Боюсь, в этом вопросе ни на какие уступки они не пойдут.
   - Завтра разрешено  торговаться  по  любым  пунктам.  Но  тебе  нужно
подготовиться.  Покопайся  в  архивах,  попробуй   отыскать   прецедент.
Посмотри, как другие суды поступали при подобных ситуациях.
   - Думаешь, такое бывало?
   - Не знаю. Могло быть. В стране миллион юристов.
   Мордехай опаздывал на какую-то встречу.  Я  поблагодарил  его,  и  мы
вместе вышли из конторы.
   Я  отправился  в  джорджтаунскую  юридическую  школу,   расположенную
неподалеку от Капитолийского  холма.  Библиотека  там  была  открыта  до
полуночи. Отличное место, где заблудшая душа может поразмыслить над тем,
как жить дальше.
 
Глава 37 
 
   Зал, где рассматривал дела судья Де Орио, находился на  втором  этаже
Моултри-билдинг, путь к залу пролегал мимо кабинета  Киснера,  где  меня
поджидал процесс по обвинению в краже. И тут и там  у  окон  в  коридоре
адвокаты по уголовным делам негромко беседовали с  клиентами,  один  вид
которых вопил о пороке. Я не мог поверить, что мое имя появится в  одном
ряду с именами бандитов.
   Мне хотелось явиться к судье точно в назначенное время, хотя Мордехай
находил это глупым. Я считал, что малейшее опоздание Де Орио,  известный
фанатичной пунктуальностью, сочтет непозволительной роскошью. Однако при
мысли прийти на десять минут раньше и стать объектом изучающих  взглядов
и перешептываний Дональда Рафтера и его компании мне делалось  тошно.  А
находиться поблизости от Тилмана Гэнтри я вообще был согласен  только  в
присутствии судьи, Я предполагал устроиться за барьером,  на  месте  для
присяжных, и, не привлекая внимания, наблюдать за переговорами. Когда мы
с Мордехаем вошли в зал, часы показывали без двух минут час.
   Помощник судьи раздавал листки с повесткой дня. Жестом он указал  мне
на кресло за барьером, а Мордехая усадил сбоку от  него,  на  место  для
свидетелей. Уилма Фелан уже прибыла  и  откровенно  скучала  -  согласно
сценарию, от нее не требовалось никаких показаний.
   Длинный стол защиты делили ответчики: представители "Дрейк энд Суини"
с одной стороны, Тилман Гэнтри и два его адвоката - с другой, в  центре,
играя роль буфера, размещались  два  типа  из  "Ривер  оукс"  и  три  их
советника. В повестке дня перечислялись присутствующие. За столом защиты
я насчитал тринадцать человек.
   Тилман Гэнтри виделся мне лощеным  красавцем  с  обилием  колец  и  в
пиджаке с блестками. Я ошибся. Его отлично сшитый костюм  стоил  бешеных
денег, Гэнтри был экипирован лучше своего адвоката, он невозмутимо читал
какие-то бумаги.
   Отстаивать свои  интересы  фирма  прислала  Артура,  Рафтера,  Натана
Маламуда и Барри Нуццо. Присутствие трех бывших  заложников  можно  было
рассматривать  как  некий  намек:  из  всех  терроризированных  Мистером
сотрудников не сломался никто -  кроме  меня.  Что  с  тобой  случилось,
Майкл?
   Пятым в команде "Дрейк  энд  Суини"  был  Л.  Джеймс  Субер,  адвокат
страховой компании,  его  услугами  фирма  пользовалась  для  защиты  от
убытков,  понесенных   в   результате   незаконных   актов   собственных
сотрудников. Я  сильно  сомневался,  что  фирма  получит  хоть  какую-то
страховку: полис не покрывал действий, совершенных  умышленно,  то  есть
таких, как кража или сознательное нарушение  норм  общественной  морали.
Другое  дело  профессиональная  небрежность  или   юридическая   ошибка.
Страховки от намеренного злоупотребления не существовало.  Брэйден  Ченс
не просто проглядел примечание к параграфу закона или пункт расписанного
до мелочей регламента - он принял хорошо обдуманное решение о выселении,
будучи прекрасно осведомлен, что так называемые захватчики на самом деле
являются обычными квартиросъемщиками.
   Похоже, что  между  "Дрейк  энд  Суини"  и  представителем  страховой
компании начнется невидимая миру борьба.
   Что ж, пусть дерутся.
   Вышедший из боковой двери Де Орио занял судейское место ровно в час.
   - Добрый день всем.
   Меня удивило, что  на  нем  мантия  -  ведь  сегодня  не  официальное
слушание. Постучав пальцем по микрофону, Де Орио обратился к служителю:
   - Мистер Бердик, заприте, пожалуйста, двери на ключ.
   Женщина-секретарь раскрыла блокнот.
   - Мне сообщили, что представители сторон  и  их  адвокаты  явились  в
полном составе, - сказал судья, глядя на меня так, будто я  призван  был
отвечать за изнасилование. - Я  пригласил  вас  сюда,  чтобы  попытаться
решить дело миром. После вчерашних консультаций с адвокатами я пришел  к
выводу, что наша встреча будет полезной. До сих пор мне  не  приходилось
созывать подобное совещание едва ли не сразу после подачи  иска,  однако
если стороны согласились принять  в  нем  участие,  значит,  оно  вполне
своевременно. Хочу напомнить вам, джентльмены, о конфиденциальности.  Ни
один из вас ни при каких обстоятельствах не обмолвится прессе о том, что
услышит здесь.
   Надеюсь, понятно? - Судья глянул в нашу с Мордехаем сторону, и следом
за ним к нам повернулись головы тринадцати человек,  сидящих  за  столом
защиты.
   Мне захотелось встать и напомнить им: самые тяжелые удары нанесли мы,
но драку-то начали они.
 
*** 
 
   Служитель раздал  листки  с  текстом  обязательства  о  неразглашении
информации. Расписавшись, я вернул бумагу.
   В цейтноте юрист редко  бывает  в  состоянии  пробежать  глазами  два
абзаца и принять решение; опасаясь подвоха, люди из  "Дрейк  энд  Суини"
тщательно изучали подписку о неразглашении.
   - Проблемы, джентльмены? - обратился к ним Де Орио.
   Толчок возымел действие, и служитель собрал подписанные документы.
   - Пойдем прямо по повестке дня.  Первым  пунктом  значится  обобщение
фактов и концепция ответственности. Мистер Грин, как истцу - вам  первое
слово. В вашем распоряжении пять минут.
   Мордехай поднялся и с независимым видом сунул  руки  в  карманы.  Для
изложения сути дела ему хватило двух минут. Де Орио ценил лаконичность.
   От  имени  ответчиков  выступил  Артур.  Он  согласился  с   фактами,
приведенными оппонентом, однако  в  вопросе  ответственности  его  точка
зрения  несколько  отличалась  от  нашей:  значительная  часть  вины  за
трагедию лежала на снежной буре, обрушившейся  внезапно  и  превратившей
жизнь многих горожан в настоящий ад. Серьезные сомнения вызывала у  него
и разумность действий Лонти Бертон.
   - Женщине  с  детьми  было  куда  пойти.  В  городе  имеются  приюты.
Предыдущую ночь она провела в подвале церкви вместе со многими  другими.
Зачем она ушла? Это мне неизвестно, но я уверен: из церкви ее  никто  не
гнал, во всяком случае, мы не нашли такого человека. В  пригороде  живет
бабушка Лонти. Кроме того, какая-то часть ответственности лежит, видимо,
и на самой жертве. Наверное, она должна была проявлять большую заботу  о
своей семье.
   Для Артура  это  была  единственная  возможность  возложить  вину  на
мертвую женщину. В присутствии присяжных ни он,  ни  его  адвокат,  если
только будут находиться в здравом уме, не осмелятся даже намекнуть,  что
Лонти Бертон хотя бы косвенно виновна в смерти своих детей.
   - Прежде всего почему она оказалась на  улице?  -  резко  спросил  Де
Орио.
   Артур ничуть не смутился:
   - Помня о цели сегодняшней встречи, ваша честь, мы  готовы  признать,
что выселение было незаконным.
   - Благодарю вас.
   -  Не  стоит.  Мы  просто  сочли  необходимым  отметить,  что   часть
ответственности за случившееся ложится на мать.
   - Как велика эта часть?
   - По меньшей мере пятьдесят процентов.
   - Не слишком ли много?
   - Мы считаем, нет, ваша  честь.  Мы  действительно