не помню учебы. В моей подбивке слишком много часов.
   Наши взгляды наконец  встретились.  В  глазах  у  Барри  не  было  ни
смешинки. Шутки кончились. Я  подумал  о  микрофоне.  Если  они  Гектора
вынудили  прихватить  "жучок",  то  могли  и  Барри.   Естественно,   он
отказывался, но под давлением сдался. Я враг.
   - Значит, ты пришел сюда в поисках Мистера?
   - Похоже.
   - И что обнаружил?
   - Неужели перед тобой идиот, Барри? Вообще, что  происходит?  Индейцы
окружили бледнолицего? Вы ступили на тропу войны?
   В глубокой задумчивости он попробовал кофе.
   - Какая гадость, - констатировал.
   - Зато горячий.
   - Жаль, что у вас с Клер так вышло.
   - Спасибо. Забудем.
   - Исчезло досье, Майкл. Все говорят о тебе.
   - Кто знает, что ты сейчас здесь?
   - Моя жена.
   - Тебя послала фирма?
   - Нет.
   Я поверил. Мы  приятельствовали  семь  лет.  Для  дружбы  не  хватало
времени.
   - Так почему говорят только обо мне?
   - Ты потребовал у Брэйдена дело насчет выселения Мистера и других;  в
ночь, когда оно пропало, тебя  видели  рядом  с  кабинетом  Ченса.  Есть
основания полагать, что тебе передали  ключи,  на  которые  ты  не  имел
права.
   - Всё?
   - Да. Если не считать отпечатков пальцев.
   - Отпечатков? - Я изобразил недоумение.
   - Они там повсюду. Дверь, выключатель, стеллаж... Нет никакой ошибки,
Майкл. Ты был в офисе Ченса и забрал досье. Что  ты  собираешься  с  ним
делать?
   - А что тебе известно о фактах?
   - Мистера выселил клиент нашего отдела недвижимости.  Но  Мистер  был
захватчиком. Тронутым. Он ворвался к нам, угрожал оружием. Рядом с тобой
просвистела пуля. У тебя не выдержали нервы.
   - Всё?
   - Так нам сказали.
   - Кто?
   - Патриархи. В пятницу  вечером  на  стол  каждого  сотрудника  легла
служебная записка, где сообщалось о пропаже папки и о том,  что  главный
подозреваемый - ты. Строго-настрого запрещаются всякие контакты с тобой.
Я не имею права здесь находиться, Майкл.
   - Я никому не скажу.
   - Спасибо.
   Если Брэйден Ченс установил связь между выселением  и  смертью  Лонти
Бертон и ее малышей, то ни при каких условиях не  признает  своей  вины.
Даже перед компаньонами. А Барри и вправду искренен. Похоже, он  уверен,
что папка интересует меня исключительно из-за Девона Харди.
   - Ты, собственно, зачем пришел?
   - Я твой друг. Творится черт-те что. В пятницу по  фирме  расхаживали
полисмены. Неделю назад были парни из СУОТ, а мы  сидели  в  заложниках.
Теперь ты решил прыгнуть в неизвестность.  Плюс  еще  проблемы  с  Клер.
Почему бы не устроить передышку? Давай смотаемся  куда-нибудь  вместе  с
женами.
   - Куда?
   - Не все ли равно? Хоть на острова.
   - Что это даст?
   - Расслабимся. Поиграем в теннис, покупаемся,  отоспимся.  Необходима
разрядка.
   - Платит фирма?
   - Плачу я.
   - С Клер все кончено, Барри. Ничего не выйдет.
   - Поехали вдвоем.
   - Тебе запрещено со мной общаться.
   - У меня идея. Я поговорю с Артуром. Еще не поздно дать  задний  ход,
Майк. Ты возвращаешь досье, выбрасываешь из памяти все, что  вычитал,  и
фирма тебя прощает. Мы  проводим  полмесяца  на  Мауи,  потом  ты  снова
поселяешься в родном кабинете.
   - Признайся, это они тебя подослали?
   - Нет, клянусь.
   - Прощай, Барри.
   - Погоди. Объяснись.
   - Работа юриста предполагает нечто большее, чем  подбивка  и  хорошие
деньги.  Отчего  это  нам  всем  так  не  терпится   стать   корпорацией
проституток? Я устал продаваться, Барри.
   - Ты рассуждаешь как первокурсник.
   - Совершенно верно. Мы шли в  юриспруденцию,  веря,  что  к  высокому
поприщу нас толкает судьба. "Юристы победят несправедливость  и  помогут
обществу избавиться от разных болячек". Мы были идеалистами.  Почему  не
стать ими вновь?
   - Слишком многое придется кинуть на кон.
   - Я никого не призываю под свое знамя. У  тебя  трое  детишек;  слава
Богу, что мы с Клер не успели завести ни  одного.  Могу  позволить  себе
подурачиться.
   Батарея вдруг зашипела. Минуту-другую мы смотрели на нее с  надеждой,
что в комнате потеплеет.
   - Они не оставят тебя в покое, Майкл.
   - Они? Ты хотел сказать "мы"?
   - Пусть так. Фирма. Нельзя  безнаказанно  украсть  досье.  Подумай  о
клиенте, он рассчитывает на конфиденциальность. У фирмы нет выбора,  она
вынуждена требовать досье назад.
   - Имеешь в виду уголовное преследование?
   - Не исключено, Майкл. Они злы как черти, и винить их  нельзя.  Ходят
слухи, что будет обращение в ассоциацию.
   Тебя могут лишить права заниматься юридической практикой. Рафтер  уже
трудится над этим.
   - Какая жалость, что Мистер схватился за пистолет.
   - На тебя надавят со всех сторон.
   - В итоге фирма потеряет больше, чем я.
   Барри пристально посмотрел на меня. Похоже, содержимое папки было ему
неизвестно.
   - Так дело не в Мистере?
   - Не в нем одном. Фирма чудовищно подставилась.  Если  они  ополчатся
против меня, я перейду в наступление.
   - С украденным досье у тебя ничего не выйдет. Такое дело не примет  к
рассмотрению  ни  один  суд   в   стране.   Ты   не   знаешь   судебного
законодательства.
   - Я учусь, Барри. Передай им, пусть выпустят пар. Папка у меня,  а  в
ней такое...
   - Майкл, но ведь речь идет о каких-то бродягах.
   - Все гораздо сложнее.  Было  бы  неплохо  заставить  Брэйдена  Ченса
выложить правду. Передай Рафтеру,  пусть  трижды  подумает,  прежде  чем
выставиться на всеобщее посмешище. Поверь, Барри, это будет сенсация  на
первую полосу.
   Вы, парни, побоитесь выйти из дома.
   - Предлагаешь перемирие? Фирма забывает о досье и  оставляет  тебя  в
покое?
   - Хотя бы на данный момент. Что будет через неделю, не знаю.
   - Не хочешь поговорить с Артуром? Могу устроить.
   Сядем втроем, обсудим ситуацию при закрытых дверях.
   - Слишком поздно. Люди мертвы.
   - Мистер сам виноват.
   - Были и другие.
   - Ты о ком?
   Я сказал более чем достаточно. Хотя Барри и считался моим  приятелем,
но услышанное наверняка слово в слово передаст боссам.
   - Информация конфиденциальна.
   В батарее забулькало. Внимать водяным руладам было куда приятнее, чем
продолжать беседу. Ни Барри, ни мне не хотелось ляпнуть что-то такое,  о
чем пришлось бы впоследствии сожалеть.
   Он поинтересовался, кто, кроме меня, работает  в  конторе.  Я  кратко
охарактеризовал наш персонал.
   - Потрясающе! Не может быть! - время от времени буркал  он  под  нос.
Наконец поднялся, пошел к двери и перед уходом спросил:
   - Мы еще увидимся?
   - Вне всякого сомнения.
 
Глава 18 
 
   Инструктаж длился около получаса - по дороге  от  конторы  до  приюта
"Добрый самаритянин" в Петворте, на северо-востоке от  города.  Мордехай
вел машину,  я  прижимал  к  груди  кейс  и  чувствовал  себя  зайчиком,
приготовленным на завтрак удаву. На мне были  джинсы,  белая  рубашка  с
галстуком и старый синий  блейзер.  На  ногах  белые  носки  и  удобные,
разношенные кроссовки "Найк". Бриться я бросил.
   Юрист с улицы может одеваться так, как вздумается.
   Заметив  мое  преображение,  Мордехай  встал  из-за  стола  и  громко
объявил, что я готов к работе. Взгляд его задержался  на  кроссовках.  Я
понял, что ему приходилось встречать снобов,  которые,  выкроив  безумно
дорогой час и пообщавшись  с  бездомными,  бог  весть  почему  отпускали
щетину и облачались в задрипанные джинсы.
   -  Твоя  клиентура  будет  самая  разношерстная,  -  вещал  Мордехай,
небрежно положив левую руку на руль, а правой сжимая стаканчик с кофе. -
Одна  треть  -  безработные,  вторая  -  семьи  с   детьми,   третья   -
недоразвитые. В четвертую треть  входят  ветераны,  в  пятую  -  лица  с
низкими доходами, дающими право на дешевое  муниципальное  жилье,  благо
крыша над головой имеется только у шестой трети. За последние пятнадцать
лет было разрушено около двух с половиной миллионов дешевых  квартир,  а
федеральные жилищные программы урезаны на семьдесят процентов. Так что в
увеличении бродяг нет ничего удивительного. Правительство уравновешивает
бюджет за счет неимущих.
   Статистикой Мордехай оперировал без видимых усилий.
   В  работе  заключалась  вся  его  жизнь.  Приученный  к  скрупулезной
точности, я с трудом подавлял желание конспектировать за ним.
   - Если у твоего клиента есть работа, то она самая  низкооплачиваемая,
поэтому о частном жилище и речи  быть  не  может.  О  нем  они  даже  не
мечтают. Доходы вечно не поспевают  за  ростом  квартирной  платы.  Люди
опускаются и опускаются, в то время как чиновничий аппарат год за  годом
выгрызает из программ социальной помощи огромные куски.  Вдумайся:  лишь
четырнадцать   процентов   бездомных   инвалидов    получают    пособие.
Четырнадцать процентов!
   Мы  едва   не   проскочили   на   красный   свет,   машина   Мордехая
забаррикадировала перекресток. Послышались возмущенные гудки. Я сполз на
сиденье, со страхом ожидая аварии. А Мордехаю было  абсолютно  невдомек,
какую ненависть вызывает он и его автомобиль у  водителей,  и  без  того
разъяренных часом пик. Отрешенным взором он смотрел вдаль, в иной мир.
   - Примерно половина бедняков тратит  семьдесят  процентов  дохода  на
оплату  жилья.  Бюрократы  из  министерства  жилищного  строительства  и
городского развития считают, что на это им должно хватать трети. Десятки
тысяч людей у нас в  городе  находятся  в  подвешенном  состоянии:  один
неоплаченный  счет,  незапланированный  поход  к  врачу,  непредвиденная
ситуация - и они теряют крыши над головами.
   - Куда же они идут?
   - Очень редко прямо в  приют.  Сначала  обращаются  к  родственникам,
затем к друзьям. Но те обитают в таких же условиях, а договор об  аренде
ограничивает количество проживающих в одной квартире. Тому, кто нарушает
его, грозит  выселение.  Люди  пристраивают  одного  ребенка  у  сестры,
другого - у приятеля, попадая просто между молотом и наковальней. Приюты
пугают бездомных.
   Мордехай отпил кофе.
   - Почему?
   - Далеко  не  каждый  приют  безопасен.  Драка  -  обычное  дело,  но
случаются и грабежи, даже изнасилования.
   Вот, оказывается, где ждет меня продолжение юридической карьеры.
   - Жаль, не прихватил пистолета.
   - Ничего с тобой не случится. В городе  работают  сотни  добровольных
помощников, и я ни разу не слышал, чтобы хоть один как-то пострадал.
   - Это вдохновляет.
   Машина тронулась с места.
   - Примерно половина бродяг травится  какой-нибудь  дрянью  -  вспомни
Харди. Это считается нормой.
   - Что для них можно сделать?
   - Не так уж много, к сожалению. Осталось несколько программ, но найти
свободную больничную койку трудно.
   С Харди нам повезло, мы пристроили его в лечебницу для  ветеранов,  а
он взял да сбежал. Алкоголик сам знает, когда ему протрезветь.
   - Чем в основном травятся?
   - Спиртным. Оно обходится дешевле остального.  Курят  крэк,  он  тоже
доступен. В ходу всё, но модные наркотики им не по карману.
   - Какими будут мои первые пять дел?
   - Волнуешься?
   - Хочется иметь хотя бы смутное представление.
   - Расслабься. Работа не слишком сложная.  Главное  терпение.  К  тебе
придет клиент, которого обделили льготами, скажем, талонами на  питание.
Или у него развод. Или жалоба на домовладельца. Спор о приеме на работу.
Наверняка правонарушение.
   - Что именно?
   -  Мелочь.  Власти  усиленно  стараются   превратить   бездомного   в
преступника. Крупные города напринимали массу законов,  цель  которых  -
доконать бродяг. Нельзя попрошайничать, нельзя спать на скамейке, нельзя
ночевать под мостом, нельзя  хранить  личные  вещи  в  городском  парке,
нельзя сидеть на тротуаре, нельзя есть на ходу.  Очень  многое  из  этой
чуши суды отменяют. Умница Абрахам убедил кое-кого из федеральных судей,
что такие, с  позволения  сказать,  законы  являются  прямым  нарушением
первой поправки к Конституции {Первая поправка к Конституции гарантирует
гражданские свободы, внесена 15 декабря 1791 г.}. Тогда  власти  взялись
ужесточать  общие  положения,  касающиеся  бродяжничества  и   нарушения
общественного порядка. Направлено это опять-таки против бездомных. Когда
человек с приличной внешностью и в хорошем костюме  пошатываясь  выходит
из бара, чтобы за ближайшим углом справить нужду, на  него  не  обращают
внимания. Но напруди за тем же углом бездомный, его  сразу  поволокут  в
участок за поведение,  оскорбляющее  общественные  нравы.  Чистки  стали
обычным явлением.
   - Чистки?
   - Да. Власти облюбовывают район, нагоняют полицию, та ловит бездомных
и сплавляет куда подальше.  Именно  это  произошло  в  Атланте  накануне
Олимпиады -  позор,  видите  ли,  если  мир  узрит  на  улицах  нищих  и
попрошаек. Вот они и приказали  своим  штурмовикам  решить  проблему,  а
потом хвалились, какой чистенький и аккуратненький у них город.
   - Куда дели людей?
   - Да уж, конечно, не в приюты, черт побери, их в  Атланте  просто  не
существует. Прошлись частой гребенкой  по  центру,  собрали  всех,  кого
можно было, вывезли на окраины и разбросали там,  как  навоз.  -  Секунд
пять, пока одной рукой Мордехай подносил ко  рту  стаканчик  с  кофе,  а
другой регулировал отопитель,  руль  машины  болтался  сам  по  себе.  -
Запомни,  Майкл:  каждый  человек  вынужден   где-то   быть,   то   есть
присутствовать. У этих людей нет выбора. Если голоден  -  просишь  пищу.
Если устал вусмерть - засыпаешь, где откажут ноги.
   Если у тебя нет дома - живешь где придется.
   - Их арестовывают?
   - Каждый день, и это по-настоящему глупо. Возьмем бродягу.  Время  от
времени ему удается  приткнуться  в  приют,  найти  работу,  за  которую
сколько-нибудь да платят. Он старается,  хочет  подняться  на  ступеньку
выше. И вдруг его арестовывают за ночь под мостом. Но ведь каждый должен
где-то спать. Вся вина этого человека в  том,  что  городские  власти  с
поразительной  близорукостью  приравняли  бездомность  к   преступлению.
Парень вынужден платить тридцать долларов, чтобы выбраться из камеры,  и
еще столько же составляет административный штраф. Шестьдесят долларов из
очень тощего кошелька. Общество дает нашему герою очередной пинок в зад.
Он  арестован,  оскорблен,  оштрафован,  наказан  -  и  должен  осознать
порочность своего образа жизни. Найди дом! Чтоб на улице тебя больше  не
видели! Это происходит во всех наших городах, Майкл.
   - Лучше остаться в камере?
   - Когда ты был в тюрьме в последний раз?
   - Я там вообще не был.
   - И слава Богу. Полицию никто не учит работать с бездомными, тем паче
если  они  недееспособны  или  больны.   Тюрьмы   переполнены.   Система
уголовного  судопроизводства  абсурдна   в   принципе,   а   юридическая
ответственность за отсутствие постоянного места жительства запутывает ее
окончательно.  И  -  полный  маразм!  -  сутки  пребывания  за  решеткой
обходятся обществу на двадцать пять процентов дороже, чем день в  приюте
с питанием, расходами на транспорт и помощью в трудоустройстве. Двадцать
пять  процентов!  Это  без  затрат  на  арест  и   судопроизводство.   А
большинство  городов,  в  частности  Вашингтон,  предпочитают  закрывать
приюты и разоряться, чтобы превратить бездомного в преступника.
   - Похоже, пора судиться с ними.
   - Мы заваливаем суды исками. По всей  стране  наши  адвокаты  борются
против дурацких законов. Власти не жалеют  средств  на  уплату  судебных
издержек, а могли бы на эти  деньги  выстроить  несколько  приютов.  Да,
нужно очень любить нашу страну, чтобы жить в ней.  Нью-Йорк,  богатейший
город в мире, не в  состоянии  дать  каждому  своему  жителю  крышу  над
головой, и бродяги спят на тротуаре Пятой авеню. Сия картина столь ранит
сердца  чувствительных  Нью-Йоркцев,  что  они   избирают   мэром   Руди
Как-его-там, который торжественно клянется очистить улицы от  бродяг.  И
он выполняет обещание и получает от городского совета голубую  ленту  за
беззаветное служение обществу. Методы знакомые: урезать бюджет,  закрыть
приют, программу социальной помощи свести до минимума. Зато нью-йоркские
юристы сколотят состояния на защите интересов города в судах.
   - А что в Вашингтоне?
   - Немногим лучше.
   Мы въехали в ту часть города, где недели две назад я предпочел бы  не
появляться даже в бронежилете. Витрины  редких  магазинов  прятались  за
толстенными черными  металлическими  решетками,  жилые  дома  напоминали
заброшенные фабрики, из окон которых почему-то  торчат  шесты  с  мокрым
бельем. Вот на какую архитектуру уходят деньги налогоплательщика!
   - Вашингтон, - не умолкал Мордехай, - город  преимущественно  негров,
среди  которых  много  преуспевающих  граждан.  Он   привлекает   людей,
стремящихся к переменам.
   Хватает всякого рода активистов и радикалов. Вроде тебя.
   - Я бы не стал причислять себя ни к тем, ни к другим.
   - Сейчас понедельник, утро. Где в это время ты привык  находиться  на
протяжении последних семи лет?
   - За рабочим столом.
   - Прекрасным столом.
   - Да.
   - В роскошном кабинете.
   - Да.
   Одарив меня широкой улыбкой, Мордехай подвел черту:
   - Значит, ты радикал.
   Инструктаж закончился.
   В  здании  когда-то  размещался  универсальный   магазин.   Табличка,
написанная от руки, гласила: "Добрый самаритянин".
   - Частный приют, - пояснил Мордехай. - Девяносто коек, приличная еда.
Совместное владение ассоциации церквей Арлингтона. Мы работаем с ней уже
шесть лет.
 
*** 
 
   У входа пять добровольцев  разгружали  пикап  с  коробками  овощей  и
фруктов. Пожилой  чернокожий  джентльмен,  перемолвившись  с  Мордехаем,
открыл нам дверь.
   - Экскурсия не займет много времени, - предупредил Мордехай.
   Стараясь не отстать ни на шаг, я последовал за ним.
   Помещение - настоящий лабиринт - было разбито некрашеной  фанерой  на
квадратные клетушки, каждая запиралась на замок. Одна комнатка оказалась
открытой. Мордехай вошел и поздоровался.
   На краешке койки  сидел  карлик  с  дико  вытаращенными  глазами.  На
приветствие он не ответил.
   - Хорошая комната, - сообщил мне Мордехай. - Есть постель, есть  куда
сложить вещи, есть электричество. - Он щелкнул  выключателем,  небольшая
лампочка на стене погасла и вспыхнула вновь. Карлик не моргнул.
   Потолок в клетушке отсутствовал: метрах в десяти над нашими  головами
виднелись балки бывшего торгового зала.
   - А санузел? - осведомился я.
   - Душ и туалет в конце  коридора.  Персональные  удобства  в  приютах
редкость. До свидания, - бросил Мордехай жильцу. Тот кивнул, мы вышли.
   Из радиоприемника неслась музыка, по телевизору диктор  читал  сводку
новостей. Мимо нас сновали люди. Утро понедельника -  кто-то  спешил  на
работу, кто-то - на ее поиски.
   - Заполучить здесь место, похоже, трудно? - спросил я, зная ответ.
   - Почти невозможно. Очередь желающих огромная, а приют  берет  отнюдь
не каждого.
   - Каков срок проживания?
   - По-разному. В среднем  около  трех  месяцев.  Это  одно  из  лучших
заведений подобного рода, жить здесь безопасно.
   Как только человек более или менее встает на ноги, приют  подыскивает
ему приемлемое по ценам жилье. Во всяком случае, старается.
   Мы подошли к директрисе, довольно молодой особе  в  черных  армейских
ботинках.
   - Наш новый юрист, - представил меня Мордехай.
   Женщина  вежливо  улыбнулась  и  заговорила  о  внезапно  исчезнувшем
жильце. Предоставленный самому себе, я побрел по коридору и  очутился  в
крыле, отведенном для семейных. Услышав детский плач, зашел  в  открытую
комнату.
   По размерам чуть больше виденной, она была разделена  на  закутки.  В
самом просторном на стуле сидела чудовищно  толстая  женщина  не  старше
двадцати пяти лет. Обнаженная по пояс, она кормила грудью младенца и  на
меня, остановившегося почти рядом, не обратила никакого внимания.
   Двое маленьких мальчишек возились на кровати. Гремело радио.
   Вдруг женщина приподняла свободную грудь и кивком предложила  мне.  В
ужасе я пробкой вылетел в коридор, едва не сбив с ног Мордехая.
   Клие