о хотелось. Наконец мне
ответили. Женский голос.

- Инспектор Лодж? Одну минуту. Пауза. И наконец-то голос Лоджа:

- Мистер Йорк?

Я коротко объяснил, что произошло.

- Я оставил такси на Милтон-Клоуз, в ста ярдах от главного полицейского
управления. Позвоните сюда и попросите их послать ответственного человека
забрать -машину. Скажите, чтобы они внимательно слушали разговор по радио в
такси. Наш приятель с сиплым голосом то и дело выходит на связь, он
приказывает им убить меня. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы
разобраться, что это за фирма - "Такси Маркони". Одного из шоферов, ищущих
меня, зовут Флетчер. Похоже, он то же самое проделал с Биллом Дэвидсоном,
а?

- Да, похоже. Где вы теперь? - спросил Лодж.

- В автоматной будке,- сказал я.

- Ладно, идите обратно в такси и ждите, пока я телефонирую в брайтонскую
полицию. Я, честно говоря, не понимаю, почему вы прямо не пойдете к ним и
не объясните им все это сами.

- Я думаю, будет внушительней, если это будет исходить от вас. И потом... -
Тут я замолчал, только сейчас сообразив, что не могу сказать Лоджу, что я
собираюсь делать. Вместо этого я сказал: - Не говорите брайтонской полиции,
чтобы они ждали меня у такси. Мне нужно сделать несколько телефонных
звонков... Я должен сказать Сцилле, что буду поздно и все такое прочее. Но
вы не станете терять время, а? Ведь мистер Клод Тиверидж не будет
разговаривать вечно.

- Я позвоню сейчас же,- обещал Лодж и повесил трубку.

Я шел, высчитывая, сколько у меня времени. Сколько времени понадобится
Лоджу, чтобы направить брайтонскую полицию в контору "Такси Маркони". Он
должен будет позвонить и довольно пространно объяснить, что, собственно,
происходит. Затем они должны будут найти в этом переулке такси, прослушать
радиоразговоры и сделать стенографическую запись услышанного - только так
можно заполучить доказательство, достаточно веское для суда. После этого
они будут еще рыскать кругом в поисках обладателя хриплого голоса. На все
это уйдет не меньше десяти минут, если они поторопятся, а может быть, и
четверть часа.

Я был у конторы "Маркони" и старался держаться ближе к стенам, чтобы меня
не увидели из окон. Улица была почти пуста, в кафе "Старый дуб" уже закрыли
двери.

Через окошко я видел, как толстая официантка устало сдвигала тяжелые
дубовые стулья вокруг столов.

Маленькая черная машина стояла передо мной у обочины. Я мельком взглянул на
нее и, вдруг узнав ее, остановился. Я нарочно не сказал Лоджу, с кем у меня
ассоциировался хриплый голос, хотя знал, что должен был это сделать. Вид
этой машины, поставленной в двадцати ярдах от дверей конторы "Маркони", дал
мне возможность свести счеты со своей совестью. Я поднял капот, снял крышку
с распределителя зажигания, поддел рычажок прерывателя и сунул его себе в
карман. Крышку я поставил на место. Что бы теперь ни случилось, мистеру
Тивериджу не удастся сбежать.

В конторе не было света, на верхних этажах тоже. Неоновая вывеска "Л. С.
Перт" упорно вспыхивала с интервалами в две-три секунды, освещая пустую
улицу. Единственным игроком здесь был я сам. Дойдя до окна конторы, я
согнулся вдвое и прошмыгнул под подоконником, прижавшись к стене. Я толкнул
входную дверь, и она легко подалась. Я вошел в холл, оставив за собой дверь
открытой. Тишина была подавляюще напряженная, и в какой-то момент я,
охваченный страхом, хотел уже вернуться на улицу и, как разумный гражданин,
дождаться полиции.

Осторожно ступая, я все же пересек холл и прижался ухом к двери комнаты
Филдера. За дверью была тишина. Я тихонько открыл дверь и заглянул внутрь.
Комната была пуста и чисто прибрана. Тогда я нажал дверь слева в контору. И
когда я приоткрыл ее на дюйм, слабое гудение достигло моих ушей. В конторе
никого не было. Я спокойно вошел. Гудение раздавалось из радиоустановки.
Маленький ярко-красный кружок горел на контрольной доске, показывая, что
установка включена, и через трещину в обшивке пробивался слабый сине-белый
свет радиоламп. Микрофон лежал на боку на своей подставке.

Мне пришла в голову мысль, что птица улетела, пока я дозванивался Лоджу и
шел полмили от такси. Но потом Я вспомнил о машине у подъезда, а оглядев
комнату, увидел тоненький пластмассовый провод, бегущий по противоположной
стенке вверх и уходящий в потолок.

Молясь в душе, чтобы лестничные ступеньки старого дома не скрипели, я легко
и быстро поднялся по ним и прижал ухо к дверям главной конторы "Л. С.
Перт". Прямо перед моим носом были огромные печатные буквы. Надпись
гласила: "Прошу входить".

За толстенной дверью я расслышал только свирепый, шипящий голос, слов было
не разобрать, но голос был мне так хорошо знаком, что я узнал бы его из
тысячи.

Он был там.

Я почувствовал, как у меня на затылке волосы встали дыбом.

По моим расчетам, прошло минут семь или восемь с тех пор, как я
разговаривал с Лоджем. Я должен был дать брайтонскои полиции время, чтобы
найти такси и записать то, что они услышат по радио, и я не мог рисковать,
не мог до этого прервать ненавистный хриплый голос. Но я не собирался
торчать за дверью до прибытия полиции. Я медленно сосчитал до ста, и это,
казалось, были самые длинные минуты в моей жизни. Затем я вытер ладонь о
брюки и осторожно взялся за резную стеклянную ручку.

Она тихо повернулась, и я приоткрыл дверь на несколько дюймов. Это вышло
совсем беззвучно. Передо мной открылась вся неосвещенная комната.

Он сидел за письменным столом, повернувшись спиной ко мне и, казалось,
вглядывался во что-то на улице. Неоновая реклама вспыхивала за окном,
освещая всю комнату и очерчивая его темный силуэт как бы красным сиянием.
Красные отражения мелькали на хромированных пепельницах и скользили по
углам шкафов с бумагами. Ряд черных телефонов, выстроившихся, как взвод
солдат, на письменном столе, бросал на стену угловатые тени.

Вблизи хриплый шепот не таил в себе: больше бесплотной угрозы, хотя то, что
он говорил сейчас, было до ужаса жестоко.

Отворившись, дверь, очевидно, даже не всколыхнула воздуха, потому что
человек у стола продолжал говорить в свой микрофон, абсопютно не
подозревая, здо я стою у него за спиной.

- Убейте его,- сказал он. - Убейте его. Он где-нибудь в атом лесу.
Стреляйте в это животное. Разверните машины к лесу и включите фары.
Начинайте сейчас же, прочесывайте лес. Флетчер, организуйте это дело! Я
хочу, чтобы Йорк был мертв, и сделайте это немедленно. Стреляйте. Раздавите
его!

Человек остановился и так резко втянул воздух, что он застрял у него в
глотке. Он протянул руку за стаканом с водой и отпил глоток.

Голос Флетчера оловянно прозвучал в .комнате через громкоговоритель на
столе: "Никаких признаков с того самого момента, как он вошел в лес.
Похоже, он все-таки ускользнул".

Человек за столом затрясся от ярости. Он начал шептать, и шепот этот был
похож на скрежет бурава.

- Если он удерет, вы заплатите за это. Вы заплатите, я вам говорю. Я хочу,
чтобы он был мертв. Я хочу, чтобы он был раздавлен. Можете делать с ним
все, что угодно. Велосипедные цепи, кастеты - пусть все идет в ход!
Разорвите его на клочки. Если он останется жив, всем нам конец, помните
это. - Шепот поднялся до хрипа, похожего на полузадушенный крик: -
Выпустите из него кишки... Раздавить... Уничтожить!

Он продолжал хрипеть еще некоторое время, изобретая все новые способы
уничтожить меня, пока мне не стало ясно, что он, в сущности, помешанный.

Тогда мне все это сразу надоело. Я распахнул дверь и нажал выключатель.
Комнату залил яркий электрический свет.

Человек за столом .резко обернулся и уставился на меня.

- Добрый вечер, дядя Джордж,- сказал я мягко.

17

Глаза его сузились от ненависти. Бессмысленный взгляд сменился
отвратительным, звериным выражением. Он все еще был забавным дядюшкой моей
Кат. Я видел перед собой дородную фигуру в твидовом костюме, какие носят
деревенские джентльмены, и только лицо было лицом человека, приказавшего
воткнуть нож под вздох Джо Нантвичу и подбивавшего кровожадную шайку
разорвать меня на куски. Его рука как-то странно согнулась, подалась
куда-то, и он выбросил ее в мою сторону с револьвером. Это было тяжелое
старомодное оружие, громоздкое, но достаточно опасное, и оно было нацелено
прямо мне в грудь. Я твердо смотрел в глаза дяде Джорджу, а не на черную
дырку дула. Я сделал шаг по направлению к нему.

И тут он наступил, этот миг, на который я рассчитывал.

Дядя Джордж заколебался.

Я видел, как забегали его глаза, как он отвел руку. Несмотря на всю его
подлость и весь тот ужас, которым он наполнял жизнь окружающих людей-, сам
он: никогда не совершил ни одного акта насилия. Угрожая мне по телефону в
то самое утро, когда я ехал в его дом, он сказал, что ему ненавистно быть
даже свидетелем жестокости. И несмотря на все это, а может быть, благодаря
тому скрытому наслаждению, которое он испытывал, смакуя жестокие обычаи
первобытных народов, изучению которых он предавался в тиши своего кабинета,
я верил, что так и будет - он дрогнет. Это, думал я, тип человека,
наслаждающегося созерцанием: жестокостей, которых он никогда бы не смог
совершить сам. Он дрогнет. И теперь, несмотря на всю его бешеную ненависть
ко мне, он не смог быубить меня вот так, один на один, глядя прямо в лицо.

Я не дал ему времени собраться с духом. Один быстрый шаг - и я схватил его
руку, державшую оружие, Он попытался встать. Но он слишком поздно решился
нажать на спуск: пуля врезалась в стену. Я отвел его руку в сторону и
вырвал у него пистолет. Его мускулы были дряблыми, и он не оказал мне
сопротивления, он бы и не сумел.

Я с силой швырнул его обратно в кресло, так что у него перехватило дыхание,
затем нагнулся и выключил микрофон. Мне не хотелось, чтобы полиция или
таксисты подслушали то, что я собирался сказать. Что-то зашуршало, когда я
коснулся его, и я распахнул полу его пиджака. Кусок коричневой оберточной
бумаги торчал из внутреннего кармана. Я вытащил его и разгладил на столе, Я
прочел, что там было написано.

Адрес Джо.

Я перевернул бумагу. В уголке на обратной стороне, небрежно нацарапанные на
подвернувшемся под руку листке бумаги, были слова:

  Чичен-Итца.
  Читчен Итса.
  Читсен.
Человек был не уверен в правописании. Он попросту не знал, как это пишется.
Значит, дело касалось не цыплят[2] и не Чичестера. Чичен-Итца. Что-то такое
я знал. Кажется, это было имя какого-то императора, но оно ничего мне не
говорило. Ровно ничего. И однако, Джо погиб из-за этого имени.

Я оставил бумагу на столе в надежде, что она пригодится полиции.

Дядя Джордж оправился от шока. Он как-то сразу обмяк, постарел и казался
больным, как будто все в нем вдруг оборвалось. Я не мог заставить себя
сочувствовать ему, да и не за этим, не ради того, чтобы выразить почтение
дядюшке моей Кэт, явился я в контору фирмы "Такси Маркони", а из любви к
самой Кэт.

- Полиция будет здесь через минуту,- произнес я медленно и отчетливо. Он
зашевелился в своем кресле и сделал резкий и беспомощный жест пухлой рукой.
Я продолжал: - Они слышали все, что вы передавали по радио. - Глаза дяди
Джорджа расширились.

- Двадцать третий,- сказал он в новом приступе гнева,- двадцать третий не
отвечал на последние вызовы. Я кивнул.

- Вас обвинят в подстрекательстве к убийству. Это по меньшей мере
пожизненное заключение,- сказал я. - Подумайте,- повторил я настойчиво,
выдержав паузу. - Подумайте о своей жене. Вы все это делали ради нее, чтобы
она могла продолжать жить в роскоши, к которой привыкла? - Это были мои
догадки, но я был уверен, что не ошибался, и он не отрицал этого. - Вы
слишком долго защищали ее от реальной жизни. Что с ней будет, если вас
арестуют и будут судить, а может быть, и повесят? А что будет с Кэт,
безнадђжно подумал я про себя. Дядя Джордж слушал и смотрел на меня, и
взгляд его медленно остановился на пистолете, который я все еще держал в
руке.

- Вы еще можете успеть,- сказал я. Наступило короткое молчание.

Издали слабо донесся приглушенный расстоянием звук сирены полицейского
автомобиля. Дядя Джордж услышал.

Он поднял глаза. Он все еще ненавидел меня, но он дошел до последней точки
и знал это.

- Полиция,- сказал я. Сирена прозвучала громче.

Я сделал три шага к двери, повернулся и бросил пистолет на колени дядюшке
Джорджу. Когда его неловкие пальцы вцепились -в него, я вышел за дверь,
прикрыл ее за собой и сбежал вниз по лестнице. Наружная дверь все еще была
открыта. Я поспешно вышел на улицу и закрыл ее. Сирены больше не было
слышно.

Скрываясь в тени здания, я стад пробираться к темному подъезду соседнего
дома и еле-еле успел юркнуть туда. Две полицейские машины влетели на улицу
и резко затормозили у дверей конторы "Такси Маркони".

В кафе напротив погасли огни. Толстая официантка ушла домой.

Я не слышал выстрела. Я даже поежился при страшной мысли, что дядя Джордж,
взяв себя в руки, может выстрелить в полицейских, вместо того чтобы убить
себя. Выстрелить из пистолета, который я так заботливо сунул ему в руки!

Когда двери полицейской машины открылись и черные фигуры вышли на тротуар,
я сделал шаг навстречу, чтобы предупредить их о том, что преследуемый ими
человек вооружен. Но преданность дяди Джорджа интересам тетушки Дэб взяла
все-таки верх. И я подумал, что одинокий выстрел, раздавшийся за неоновой
вывеской, был самым лучшим из всего, что он когда-либо сделал для нее.

Я несколько минут выжидал в темном подъезде, и, пока я стоял там, на
тротуаре стала собираться толпа, привлеченная выстрелом и присутствием
полицейских машин. Я неторопливо смешался с толпой и через некоторое время
незаметно удалился.

Я свернул за угол, прошел улицу, снова свернул, нашел телефон-автомат и
сунул руку в карман за монетой. Звонки к Лоджу съели всю мелочь, и я с
минуту тупо смотрел на трехпенсовик и два полупенса - все, что я сумел
извлечь из кармана брюк. И тут я вспомнил о своем свертке в носке. Я
развязал носок, высыпал немного мелочи на ладонь, сунул четыре монетки в
щель, назвал телефонистке номер Пита.

Он ответил на второй звонок.

- Слава богу, что ты позвонил,- сказал он. - Куда ты, к черту,
запропастился?

- Делал тур по Суссексу.

- А где Адмирал?

- Я... мне пришлось привязать его к дереву на вересковой поляне,- сказал я
ему.

Пит начал ругаться, но я прервал его.

- Ты можешь послать за ним фургон? Пусть шофер заедет за мной в Брайтон, я
буду его ждать на набережной возле главного пирса. И еще, слушай, Пит...
нет ли у тебя приличной карты Суссекса?

- Карты? Какой карты? Ты что, обалдел? Ты что, не знаешь, где оставил его?
Неужели ты действительно привязал лучшего скакуна королевства к дереву и
забыл где? - В его. голосе звучало отчаяние.

- Я легко найду его, если ты пришлешь карту. Не откладывай это, пожалуйста.
Я тебе потом все расскажу. Это длинная история.

Я повесил трубку и, подумав, позвонит в кафе "Голубой утенок". Бывший
батальонный старшина Томкинс сам подошел к телефону.

- Враг стерт с лица земли,- сказал я. - "Такси Маркони" больше не работают.

- Очень много людей будут вам благодарны за эту новость,- ответил сильный,
низкий голос, и в нем была теплая нотка.

Я продолжал:

- Однако операция продолжается. Не хотите ли взять на себя заботу об одном
пленном и передать его в руки полиции?

- С удовольствием,- сказал он.

- Тогда встречайте меня у главного пирса, а потом я вас подвезу.

- Иду,- откликнулся батальонный старшина. Мы пришли к пирсу почти
одновременно. Совеем стемнело, и фонари набережной освещали призрачные
серые волны прибоя.

Нам не пришлось долго ждать фургона, и, когда он прибыл, сам Пит высунул
лысую голову из кабины и окликнул меня. Он, я и батальонный старшина
уселись на заднее сиденье, и, раскачиваясь в такт движению фургона по пути
на запад, я рассказал им все, что случилось с того дня, как Билл умер в
мейденхедской больнице. Все, вплоть до моего последнего разговора с Лоджем.
О моем визите в контору фирмы "Такси Маркони" и об истинной личности Клода
Тивериджа я не сказал ни слова. Я не знал, как английский закон смотрит на
подстрекательство к самоубийству, и вообще решил никому об этом не
говорить.

Частично Пит уже знал эту историю, кое-что знал и Томкинс, но мне пришлось
рассказать все подробно от начала и до конца, чтобы ям все стало ясно.

Водителю фургона мы дали мои записи, те, что я списал с указателей на
дорожном столбе, и, сравнивая их с картой, которую привез Пит, он очень
быстро доставил нас но назначению.

И Адмирал и Корни Блейк оказались все еще привязанными к своим деревьям, и
мы ввели одного и силком втащили другого в наш фургон. Адмирал страшно
обрадовался, увидев нас, а чувства Блейка были несколько смешанными,
особенно когда он узнал Томкинса. По-видимому, Блейк и ударил тогда
Томкинса бутылкой по голове.

Я вытащил из кармана кастет Бдевка и передал его Томкинсу.

- Оружие пленного,- сказал я.

Томкинс попробовал примерить эту гадость на свою руку, а Блейк бросил на
него отчаянный взгляд и, скатившись со своего соломенного тюка, от страха
обмер и потерял сознание.

- Если не возражаете, я хотел бы проехать мимо ипподрома. Дело в том, что
там осталась моя машина. Надеюсь, она цела,- сказал я.

Она оказалась цела и стояла одна-одинешенька на стоянке. Восходящая луна
отражалась на крыше моего лимузина. Я вышел на дорогу, пожал руки Томкинсу
и Питу, пожелал им удачи и долго смотрел вслед удаляющимся красным огонькам
лошадиного фургона, пока он не исчез во мраке.

Потом я сел в машину, включил зажигание, завел мотор и решительно
повернулся спиной к долгу - мне не хотелось отвечать на бесконечные вопросы
в брайтонском полицейском участке, и я помчался в направлении
Котсуолд-Хилса.

Движимый любопытством, я сделал крюк по взморью до Портсмута, полагая, что
публичная библиотека должна еще быть открыта; так оно и оказалось. Я
попросил нужный том энциклопедии и нашел слова "Чичен-Итца". Первое
написание этих слов на бумаге оказалось правильным.

Чи.чен-Итца вовсе не был императором. Это была столица. Древняя юкатанская
столица майя, индейского племени, процветавшего в Центральной Америке
тысяча пятьсот лет назад.

Я смотрел на это слово, пока буквы не расплылись перед глазами.

То, что произошло потом, я объясняю реакцией на нечеловеческий страх,
который я испытал под дулом пистолета дяди Джорджа, частично голодом и
приливом смертельной усталости, а также внезапной разрядкой напряжения,
длившегося последние несколько недель. Сначала руки, а потом и все тело
начали дрожать. Я обвил ногами ножку стола, за которым сидел, и взял в руки
книгу, чтобы остановить дрожь. Это продолжалось несколько минут, и мне
хотелось закричать, но я унял дрожь, напряжение спало, и я чувствовал
только, что весь покрылся холодным потом.

Чичен-Итца. Я с трудом поднялся, закрыл книгу, поставил ее на полку и
вышел. Я, оказывается, подстроил ловушку лучше, чем думал, когда
притворился, будто понял, что именно Джо якобы сказал мне перед смертью.

Я вспомнил кабинет со стеклянными полками. Я как бы видел перед собой
резной дубовый письменный стол, папки с бумагами по истории индейских
племен, и одну особенно - с надписью: "Майя". Дядя Джордж слишком много
говорил мне о майя, и он знал, что слова "Чичен-Итца", несомненно, наведут
меня на след.

18

То, что мне не удалось сделать для Кэт с помощью моей любви к ней, я
сделал, уничтожив окружавший ее мир.

Она стояла передо мной вытянувшись и стараясь держать себя в руках, с
выражением такой непримиримой, острой ненависти на лице, что я ощутил свое
несчастье так же ясно, как ощущаешь горечь во рту. Притушенный когда-то
внутренний огонь наконец ярко запылал в ней. В ее лице появилось новое
выражение - силы и зрелости. Я смотрел на нее - более желанную, чем
когда-либо.

Предварительное дознание о деятельности и смерти Джорджа Пенна дважды
откладывалось и теперь наконец закончилось. Полицейские, свидетели, Кэт и я
- все мы стояли в холле брайтонского суда, го