из весовой; я
рассказал старшему конюху Пита. Из всего этого старательного посева ветра я
не собрал ничего, абсолютно ничего. И я должен был, очевидно, пожать бурю.

В субботу утром, когда я сидел вместе со Сциллой, детьми и Джоан за
обильным домашним завтраком вокруг кухонного стола, зазвонил телефон.

Сцилла подошла к телефону, а затем вернулась, сказав:

- Это тебя, Аллан. Не пожелали назваться. Я вошел в гостиную и взял трубку.
Мартовское солнце проливало сквозь окно поток лучей на большую вазу с
красными и желтыми крокусами, стоявшую на телефонном столике.

- Аллан Йорк у телефона.

- Мистер Йорк, я передал вам предупреждение неделю назад. Вы предпочли его
игнорировать.

Я почувствовал, как у меня на затылке зашевелились волосы и зачесалась кожа
на голове. Это был мягкий, глухой, слегка хрипловатый -голос, не грозный и
яростный, а, скорее, голос приятного собеседника.

Я ничего не ответил. Голос сказал:

- Мистер Йорк/вы меня слышите?

- Да.

- Мистер Йорк, я против жестокости. Я в самом деле не люблю ее и всеми
силами стараюсь избежать жестокости, мистер Йорк. Но иногда мне ее
навязывают, иногда это становится единственным способом достигнуть
результатов. Вы меня понимаете, мистер Йорк?

- Да,- сказал я.

- Если б я любил насилие, я бы послал вам на прошлой неделе гораздо более
резкое предупреждение. И я даю вам еще один шанс, чтобы показать, как мне
не хочется причинять, вам ало. Занимайтесь своими делами и перестаньте
задавать глупые вопросы. Вот и все. Просто перестаньте расспрашивать, и с
вами ничего не случится. - Наступила пауза, затем голос продолжал, и в нем
впервые появился оттенок угрозы: - Конечно, если я увижу, что насилие
абсолютно необходимо, я найму кого-нибудь, чтобы применить его. Я надеюсь,
вы меня понимаете, мистер Йорк?

- Да,- сказал я опять. Я подумал, о Сынке, о его скверной улыбке и о его
ноже.

- Хорошо, тогда это все. Я рассчитываю, что вы будете благоразумны. До
свидания, мистер Йорк. - Раздался щелчок, это он положил трубку.

Я тут же вызвал телефонистку и спросил, может ли она сказать, откуда мне
сейчас звонили.

- Подождите минутку, пожалуйста,- сказала она. У нее были явно увеличены
аденоиды. - Соединяли через Лондон, но дальше я проследить не смогла. Очень
сожалею.

- Ну ничего. Большое спасибо.

- Не стоит, право,- сказали аденоиды. Я положил трубку и вернулся к столу.

- Кто это? - спросил Генри, густо намазывая варенье на гренок.

- Один человек по поводу собаки,- сказал я.

- Иными словами,- сказала Полли,- не задавайте ненужных вопросов и не
будете получать дурацких ответов.

Генри скорчил ей гримасу и глубоко вонзил зубы в гренок. Варенье потекло на
подбородок, и он слизнул его.

- Генри всегда нужно знать, кто звонит,- сказал Уильям.

- Вот так, дорогой,- сказала Спилла, стирая яичный желток с его фуфайки.. -
Надо есть над тарелкой, Уильям. - Она поцеловала его в белокурую макушку. Я
передал Джоан мою чашку, прося еще кофе. Генри сказал:

- Аллан, ты возьмешь нас выпить чаю в Чептенхэме? И нам дадут там эти
липкие кремовые штуки, как в прошлый раз, и мороженое с содовой водой, и
кедровые орешки на обратный путь?

- Да, да,- с восторгом поддержал Уилъям.

- Я бы с удовольствием,- сказал я,- но сегодня не получится. Как-нибудь в
другой раз. - На сегодня я был приглашен к Кэт. Я собирался .провести там
конец недели, а в понедельник заехать л свою .контору.

Увидев разочарованные детские лица, я объяснил:

- Сегодня я еду в гости к моему другу и вернусь не раньше чем в понедельник
вечером.

- Скучища,- сказал Генри.

"Лотос" поглощал мили между Котсуолдом и Суссексом, мурлыча, как сытый кот.
Я покрыл пятьдесят миль хорошей дороги между Сайрекчестером и Нъюберри за
.пятьдесят три минуты, и не потому, что спешил, а просто от удовольствия
вести машину на той скорости, для которой она была предназначена. И я ехал
к Кат. Между прочим.

Но после, Ньюберри пришлось, ползти и даже торчать ,на месте. Тогда я
повернул напрямик к Байсингстоку, мимо американской воздушной базы в
Гринхэм-Коммон, вильнул по кривой "улице деревушки Кингсклир я поехал
.усыпительно медленно, лишь иногда увеличивая скорость выше шестидесяти.

Кэт жила в Суссексе, примерно в четырех милях от Берджес-Хилла.

Я добрался туда в двадцать минут второго, нашел дорогу к станции и доставил
машину в углу, позади большого, стреляющего выхлопами грузовика. Я пошел в
кассу и купил обратный билет до Брайтона. Я не хотел производить разведку в
Брайтоне на своей машине: один раз меня узнали по моему "лотосу", нарвался
на неприятность, хватит, больше я не решался лезть на глаза Чубчику, Сынку,
Берту и компании.

Переезд занял шестнадцать минут. В поезде я спрашивал себя по крайней мере
в сотый раз, какое именно неосторожное замечание привело меня в это осиное
гнездо, в этот лошадиный фургон. Кого я встревожил, заявив, что не только
знаю о проволоке, но и собираюсь найти, кто ее натянул там? Я видел только
два ответа, и один из них мне очень не нравился.

Я вспомнил, как сказал Клиффорду Тюдору, что в случае с Биллом мне еще не
все ясно. Это было равносильно прямому заявлению, что падение Билла не было
случайностью и что я собираюсь что-то предпринимать по этому поводу.

Но кроме Тюдора, я прямо сказал об этом только Кэт. Только Кэт. Только Кэт.
Только Кэт. Колеса поезда подхватили этот рефрен и без конца повторяли его,
дразня меня.

Ну что ж, я не брал с нее слово хранить секрет, я не видел в этом никакой
необходимости. Она могла рассказать половине жителей Англии о том, что я ей
сообщил" Но времени для этого у нее было слишком мало. Мы распрощались с
ней в Лондоне уже за полночь, а семнадцать часов спустя меня поджидал
лошадиный фургон.

Поезд замедлил ход, подъезжая к Брайтону. Я вышел на платформу в общем
потоке пассажиров, но, когда проходили через зал ожидания, поотстал. На
вокзальной площади было около дюжины такси, возле каждого стояли шоферы в
надежде заполучить седоков. Я внимательно рассматривал их лица.

Ни одного знакомого. Никого из них не было тогда в Пламптоне.

Не теряя надежды, я нашел удобный уголок, откуда мне были хорошо видны все
прибывающие машины, и принялся ждать, решительно игнорируя сквозняк,
обдувавший мне затылок. Такси приходили и уходили, привозя и увозя
пассажиров, хлопотливые, как пчелы. Лондонские поезда привлекала их, как
мед.

Постепенно стала вырисовываться некая система. Там было четыре группы
машин. У одной группы да крыльях была широкая полоса зеленой- краски, а на
дверцах стояло название: "Зеленая лента". У второй группы на дверцах были
желтые щитки с мелкими черными буквами на них. Машины третьей группы были
светло-синими. К четвертой группе я относил машины неопределенного вида, не
, подходящие ни к одной из первых трех. Я ждал около двух часов, все мое
тело уже онемело от неподвижности, а станционные служащие бросали на меня
все более удивленные взгляды. Я посмотрел на часы. Последний поезд, на
котором я мог вернуться, чтобы попасть к Кэт в назначенное время, отходил
через шесть минут. Я выпрямился, массируя замерзший затылок, и собирался
садиться в этот поезд, когда наконец мое терпение было вознаграждено.

Начади подходить такси и выстраиваться в длинную очередь. Это означало, что
прибывает поезд из Лондона. Шоферы выходили из машин и собирались кучками,
болтая. Три запыленные черные машины подошли маленьким караваном и
пристроились в конец колонны. У них на дверцах были желтые щитки. Шоферы
вышли из машин.

Одним из них был тот вежливый водитель лошадиного фургона. Он выглядел
рассудительным, солидным человеком средних лет, незаметным и спокойным.
Остальных я не знал.

У меня оставалось три минуты. Черные буквы на желтых щитках были мучительно
маленькими. Я не мог подойти достаточно близко, чтобы прочесть их, без того
чтобы вежливый водитель не заметил меня, а ждать, когда он уедет, мне было
некогда. Я прошел в билетную кассу и, еле дождавшись, покуда какая-то
женщина кончит доказывать, что на ее малыша она должна брать билет за
половинную пену, задал кассиру простой вопрос:

- Как называются черные такси с желтым щитком на дверцах?

Молодой кассир досмотрел на меня скучающим взглядом:

- Фирма "Марнони", сэр. Это те, что с радиовызовом.

- Спасибо! - Я бегом выскочил на платформу.

Кат жила в великолепном доме времен королевы Анны, который каким-то чудом
не сумели испортить целые поколения влюбленных в готическую чуть
викторианцев, Его изящная симметрия, его кремовые, мощенные щебнем
подъездные дорожки, опрятные лужайки, уже скошенные ранней весной, весь его
солидный, спокойный вид - все это говорило об общественной и финансовой
надежности, устоявшейся уже так давно, что она казалась само собой
разумеющейся.

Внутри дом был .полон очарования, которое чудесно подчеркивалось старой
мебелью, словно, будучи богатыми, обитатели дома не нуждались ни в показной
роскоши, ни в экстравагантности.

Кэт встретила меня в дверях, взяла под руку и повела через зал.

- Тетя Дэб ждет вас, чтобы угостить чаем,- сказала она. - Чай у тети Дэб -
это нечто вроде ритуала. Вы заслужите ее доброе расположение, если, даст
бог, будете . пунктуальны. Вы увидите, она верна традициям времен Эдуардов.
Во многих отношениях время прошло мимо нее. - В ее голосе было что-то
тревожное и извиняющееся, что означало, что она любит свою тетку, защищает
ее и хочет, чтобы я был к ней снисходительным. Я сжал ее руку и сказал:

- Не беспокойтесь.

Кэт отворила белую дверь, и мы вошли в гостиную, Это была приятная комната,
обитая деревянными панелями и выкрашенная белой краской, с большим ковром
темно-оливкового цвета, с маленькими персидскими ковриками и занавесками с
узорами в виде цветов. На софе, стоявшей под прямым углом к камину с
пылающими, дровами, у круглого столика, уставленного серебряным подносом с
чашками и блюдцами "Кроун Дерби", серебряным чайником и сливочником в стиле
королей Георгов, сидела женщина лет семидесяти. У ее ног спала
темно-коричневая такса.

Кэт пересекла комнату и сказала слегка официальным тоном.

- Тетя Дэб, позволь представить тебе Аллана Йорка. Тетя Дэб протянула мне
руку ладонью вниз. Я пожал ее руку, понимая, что в ее молодые годы эту руку
принято было целовать.

- Весьма рада с вами встретиться, мистер Йорк,- сказала тетя Дэб, и я
отчетливо понял, что подразумевал Дэн, говоря о, ее замороженных
аристократических манерах. В ее голосе не было ни теплоты, ни подлинного
гостеприимства. Несмотря на свои годы, а может быть, даже именно благодаря
этому она была все еще удивительно хороша. Прямые брови, правильный нос,
отчетливо обрисованные губы, седые волосы, подстриженные и уложенные
первоклассным парикмахером. Худощавая, стройная фигура, прямая спина.
Тонкая шелковая блузка под небрежно накинутым твидовым жакетом, домашние
туфли ручной работы из мягкой кожи. У нее было все. Все, за исключением
того внутреннего огня, благодаря которому Кэт в этом же возрасте будет
стоить шестерых таких, как тетя Дэб.

Она налила мне чаю, и Кэт передала его мне. Здесь были сандвичи с паштетом
и домашний торт, политый мадерой, и, хотя я по возможности избегал
чаепитий, в Брайтоне, занятый слежкой за своими головорезами, я не успел
пообедать и теперь чувствовал сильный голод. Я ел и пил, а тетя Дэб
говорила.

- Кэт сказала мне, что вы жокей, мистер Йорк. - Она произнесла это так,
словно это было уголовное преступление. - Я, конечно, понимаю, что вам это
покажется забавным, но, когда я была молода, нам не рекомендовали
знакомство с людьми такого рода занятий; Тем не менее Кэт здесь у себя
дома, и она знает, что может приглашать кого угодно.

Я кротко сказал:

- Но ведь известно, что Обри Гастингс и, Джеффри Беннет были жокеями, а их
охотно принимали, когда... э... когда вы были молоды.

Она удивленно подняла брови.

- Но они были джентльмены.

Я взглянул на Кэт. Она сидела, прижав руку, ко рту, и глаза ее смеялись.

- Да,- сказал я, стараясь не улыбаться,- это, конечно, меняет дело.

- Тогда вы в состоянии понять,- сказала ода, немного оттаивая,- что я не
могу полностью одобрить новые интересы моей племянницы. Одно дело быть
владелицей скаковой лошади, а другое - -заводить личное знакомство с
жокеями, которых нанимают, чтобы они скакали на этой лошади. Я очень
привязана к моей племяннице. Я не хотела бы, чтобы у нее появлялись
нежелательные знакомства. Она слишком молода и, вероятно, вела слишком
замкнутый образ жизни, чтобы понимать, что приемлемо, а что нет. Но я
уверена, что вы-то понимаете, мистер Йорк?

Кэт отчаянно покраснела.

- Тетя Дэб! - вымолвила она.

Очевидно, все оказалось даже хуже, чем она предполагала.

- Я очень хорошо понимаю вас, миссис Пени,- сказал я.

- Прекрасно,- сказала она. - В таком случае, я надеюсь, вы приятно
проведете у нас время. Можно предложить вам еще чаю?

Твердо указав мне мое место и получив в ответ то, что она сочла согласием с
ее мнением, она была готова стать любезной хозяйкой. У нее была спокойная
уверенность человека, желания которого были законом с самого детства. Она
перешла к приятной беседе о погоде, о своем саде, о том, как солнечный свет
действует на рост нарциссов.

Потом дверь отворилась и в комнату вошел мужчина. Я встал, а Кэт сказала:

- Дядя Джордж, это Аллан Йорк.

Он выглядел лет на десять моложе жены. У него были густые, тщательно
причесанные седые волосы. Его розовое лицо было гладко выбритым и влажным,
словно он только что вышел из ванны, и, когда он пожимал мне руку, его
ладонь была мягкой и тоже влажной.

Тетя Дэб сказала без всякого неодобрения в голосе:

- Ты знаешь, Джордж, мистер Йорк один из жокеев, друзей Кэт.

Он кивнул.

- Да, Кэт говорила мне, что вы приедете. Рад. вас видеть у себя. - Он
наблюдал, как тетя Дэб наливает ему чай, и, принимая из рук у нее чашку,
поглядел на нее с удивительно нежной улыбкой.

Он был слишком толст для своего роста, но это был не толстяк с выпирающим
вперед животом. Толщина была разлита по всему его телу, словно он был
подбит жиром. Получалось общее впечатление жизнерадостной полноты. У него
было неопределенно-добродушное выражение лица, какое часто бывает у
толстяков, этакая мягкая, почти глуповатая расслабленность лицевых
мускулов. И в то же время его глаза под пухлыми веками, испытующе глядевшие
на меня поверх края чашки, были острыми и неулыбающимися. Он напоминал мне
множество дельцов, которых я встречал по своей работе, людей, которые
хлопают тебя по спине, предлагают тебе пойти сыграть партию в гольф,
которые одной рукой достают для тебя икру и бутылку крега сорок девятого
года, а другой пытаются перехватить у тебя контракт.

Он поставил свою чашку, улыбнулся. И прежнее впечатление померкло.

- Он помнит об этом из-за "Бешеных Собаки англичан",- сказала Кэт. - Он все
время напевает эту песню, и я не уверена, что он знает имя еще хоть одной
лошади!

- А вот и знаю! - запротестовал дядя Джордж. - Буцефал, Пегас, Черная Бесс.

Я засмеялся.

- Почему же вы тогда подарили племяннице скаковую лошадь?

Дядя Джордж открыл рот и опять закрыл. Он моргнул. Потом он сказал:

- Я думал, пусть она встречает побольше людей. У нее здесь нет компании
молодежи. Я думаю, мы воспитали ее чересчур... замкнуто.

Тетя Дэб, которой наскучило молчать, пока речь шла о лошадях, теперь снова
вступила в беседу.

- Глупости,- сказала она резко. - Ее воспитывали так же, как меня, значит,
правильно. В нынешние времена девушкам дают слишком много свободы, и это
кончается тем, что они убегают с охотниками за приданым или гуляками
отвратительного происхождения. Девушки нуждаются в строгости и постоянном
руководстве, если они хотят оставаться леди и сделать обдуманную партию.

Она по крайней мере смилостивилась настолько, что, говоря это, не смотрела
на меня. Вместо этого она нагнулась вперед и погладила спящую таксу.

Пока мы стояли на дорожка ожидая выхода тети Дэб, Кэт объясняла мне, что
дядя Джордж никогда не ходит в церковь.

- Он проводит большую часть времени в своем кабинете. Это маленькая комната
рядом с. той, где мы завтракаем,- сказала она. - Там он целыми часами
разговаривает по телефону со своими друзьями, там он пишет трактат или
монографию или что-то в этом роде, о краснокожих индейцах кажется. Он
выходит оттуда, только когда его зовут к столу или если что-то случилось.

- Тете Дэб, наверное, скучно,- сказал я, любуясь тем, как мартовское солнце
освещает чудесную линию, рта и бросает красноватые отблески на ресницы Кэт.

- О, раз в неделю он ее возит в Лондон, Там она делает прическу, листает
журналы в Британском музее, потом они обедают у Рица или в каком-нибудь
таком же душном месте, потом отправляются на дневной концерт или на
выставку. Очень развратная программа, правда? - сказала Кэт с дразнящей
улыбкой.

После обеда дядя Джордж пригласил меня к себе в кабинет, чтобы показать то,
что он называл своими "трофеями". Это была коллекция предметов,
принадлежавших разным варварским племенам. Насколько я мог судить, такая
коллекция могла бы стать украшением небольшого музея.

Оружие, драгоценности, глиняная утварь, предметы религиозного ритуала - все
это было снабжено ярлычками и расположено на полках в стеклянных ящиках,
которыми были уставлены три стены кабинета. Я разглядывал вещи из
Центральной Африки, с Полинезийских островов, из эпохи викингов, из Новой
Зеландии. Интересы дяди Джорджа распространялись на весь земной шар.

- Я изучаю в течение некоторого времени один какой-нибудь народ,- объяснил
он. - Это не оставляет времени для праздности, с тех пор как я ушел в
отставку, и я нахожу это увлекательным. Знаете ли вы, например, что на
островах Фиджи мужчины откармливали женщин, а йотом их съедали?

Его глаза блестели, и у меня явилось подозрение, что удовольствие, которое
он получал от изучения первобытных племен, частично заключалось в любовании
их примитивной жестокостью. Может быть, он нуждался в духовном противоядии
всем этим обедам в Рице и дневным концертам.

Я спросил:

- Какой народ вы изучаете сейчас? Кэт говорила мне что-то о краснокожих
индейцах...

Казалось, ему было приятно, что я проявляю интерес к его хобби.

- Да, я делаю -обзор древних народов, населявших Америку, и
североамериканские индейцы были последним предметом моих занятий. Вот здесь
их шкаф.

Он провел меня в дальний угол. Коллекция перьев, бус, ножей и стрел была до
смешного похожа на реквизит в "вестернах", но я не сомневался, что здесь
все было подлинное. А в центре висел клок черных волос с болтающимся под
ним лоскутом высохшей кожи. Внизу был наклеен ярлык: "Скальп". Я обернулся
и поймал взгляд дяди Джорджа, смотревшего на меня со скрытым удовольствием.
Он стал смотреть на полку.

- О да,- сказал он. - Этот скальп настоящий. Ему примерно сто лет.

- Интересно,- сдержанно произнес я.

- Я посвятил североамериканским индейцам целый год, потому что среди них
так много разных племен,- продолжал он. - Но сейчас я перешел на
Центральную Америку. Потом я займусь Южной. Инки, фуэги и прочее. Я,
конечно, не ученый, в экспедиции я не езжу, но иногда я пишу статьи для
разных изданий. В данное время я пишу серию статей для "Большого
еженедельника для мальчиков". - По его толстым щекам было видно, что он
беззвучно смеется какой-то своей великолепной шутке. Потом он распрямил
губы, розовые складки его кожи стали неподвижны, и он поплыл обратно к
двери.

Я последовал за ним и остановился возле большого письменного стола резного
мореного дуба, на котором, помимо двух телефонов и серебряного письменного
прибора, лежали картонные папки с наклеенными на них бледно-голубыми
ярлыками с надписями: "Арафо", "Черокки", "Сиу", "Навахо" и "Могаук".

Отдельно от них лежала папка, обозначенная: ."Майя". Я лениво протянул
руку, чтобы открыть ее, потому что я никогда не слыхал о таком племени. Но
пухлая рука дяди Джорджа тяжело опустилась на эту папку, не да