я принимала на веру,
существует только в моем мозгу.
   В ту ночь я даже не пыталась найти объяснение странному поведению  Ми
в трактовке Сержа Реппо. И тем паче - восстановить  в  памяти  ту  ночь,
когда пылал дом.
   До самой зари, точно осел, который, качая  воду,  непрестанно  шагает
вокруг колодца, я без конца возвращалась все к тем же мельчайшим подроб-
ностям. Так, например, я представляла себе, как Серж наклоняется,  чтобы
взять с сиденья машины черную тетрадь (почему черную? - ведь он мне это-
го не говорил). Поцеловал ли он Мики ("Я даже мимоходом поцеловал  вас")
В щеку? В губы? Наклоняясь? Выпрямляясь? Правда ли  вообще  то,  что  он
рассказал?
   А то я чувствовала, что от меня несет дешевым одеколоном, которым  он
душил волосы. Ведь и Мики ударил в нос этот тошнотворный запах.
   "Ваша подпись, - сказал мне Реппо, - была очень четкая, я тут же про-
верил ее при свете приборной доски. Вы даже спросили меня,  чем  я  душу
волосы. Такого одеколона не найдешь нигде, кроме Алжира - я отбывал  там
службу. Вы же видите, такое не выдумаешь".
   Быть может, он и сказал Мики, как называется этот одеколон. Но мне-то
сейчас в гараже не сказал - для меня это нечто без имени. И этот въедли-
вый и даже, казалось мне, въевшийся в мои перчатки, в кожу моих плеч за-
пах наводил на меня ужас больше, чем мысль о том зле, какое Реппо  может
причинить нам с Жанной, - такой ужас, что мне пришлось зажечь свет. Шан-
тажист, наверное, бродит вокруг дома, вокруг меня. Он стережет меня, как
свое добро; стережет мою память, сознание, ставшие его собственностью.
   Зайдя в ванную, я помылась и снова легла, так и не смыв с себя  чужую
печать. Я не знала, где искать в доме  снотворное.  Солнечные  лучи  уже
пробивались сквозь ставни, когда я наконец заснула.
   В полдень, когда меня разбудила встревоженная мадам Иветта, мне снова
стало чудиться, что от меня пахнет все тем же одеколоном.
   Первой мыслью было: не думает ли Серж, что я  попытаюсь  предупредить
Жанну? Если я это сделаю, он так или иначе узнает и обозлится, он  доне-
сет на нас обеих. Этого нельзя допустить.
   После обеда я вышла из дому. Реппо не было видно. Кажется, я  собира-
лась просить у него разрешения позвонить во Флоренцию.
   Два дня я ломала голову, строила самые нелепые планы, как  избавиться
от Реппо, не посвящая в это Жанну. Бесцельно слонялась  между  пляжем  и
диваном в нижнем этаже. Реппо не пришел.
   На третий день-это был день моего рождения - пирог, испеченный  мадам
Иветтой, напомнил мне, что сегодня вскрывают завещание.  Жанна  позвонит
мне!
   Она позвонила во второй половине дня. Серж наверняка  был  на  почте.
Подслушав, он поймет, что я - До. Я не знала, в какой форме сказать Жан-
не, чтобы она приехала. Я сказала, что чувствую себя хорошо и скучаю  по
ней. Она ответила, что и она скучает по мне. Я  была  поглощена  мыслью,
что кто-то третий нас слушает, поэтому не  сразу  уловила,  как  странно
звучит голос Жанны, заметила это только к концу разговора.
   - Пустяки, - сказала она. - Устала. У меня неприятности.
   Придется задержаться здесь еще на пару дней.
   Она просила меня не беспокоиться, обещала объяснить все при  встрече.
Когда я вешала трубку, меня охватило такое чувство, словно я расстаюсь с
Жанной навсегда. Но я только чмокнула в трубку, что означало - целую", и
ничего ей не сказала.
   Снова утро - снова страхи.
   Выглянув из окна, я увидела двух мужчин у гаража, которые что-то  за-
писывали. Они подняли головы и кивнули мне. Смахивали они  на  полицейс-
ких.
   Когда я спустилась вниз, их уже не было. Мадам  Иветта  сказала,  что
это служащие пожарной охраны Ла-Сьота. Они приходили что-то проверить, а
что - она не знает. Кажется, что-то по поводу расположения дома  и  нап-
равления мистраля.
   Я подумала: ну вот, "они" начали новое расследование.
   Поднявшись к себе в комнату, я оделась. Я не понимала,  что  со  мной
творится. Меня била дрожь, я видела, как дрожат мои руки, и снова,  хотя
я уже научилась этому, никак не могла натянуть чулки. Между тем мой мозг
охватило странное оцепенение, его точно сковало.
   Босая, с чулками в руках, я долго стояла посреди комнаты и вдруг  ус-
лышала, как кто-то во мне говорит: "Будь Мики на твоем месте, она бы за-
щищалась. Она была сильнее тебя, одной бы тебе ее не убить. Этот  парень
врет". А кто-то другой говорил: "Серж Реппо вас уже выдал. Не явились же
сюда эти люди через три месяца после пожара только ради того, чтобы тебе
досадить. Лети к Жанне".
   Я вышла в коридор полуодетая. Ноги сами привели меня, как лунатика, в
сгоревшую спальню Доменики.
   На подоконнике сидел незнакомец в светло-желтом дождевике.  Наверное,
услышав его шаги, я решила, что это Серж, но передо мной был юноша,  ко-
торого я никогда прежде не видела: худой, с грустными  глазами.  Его  не
удивило ни мое появление, ни то, что я полуодета, ни мой испуг. Я замер-
ла, прислонившись к двери, прижав чулки к губам, и  мы  долго  без  слов
смотрели друг на друга.
   Теперь все вокруг было пусто, голо, испепелено... Комната без мебели,
с провалившимся паркетом, и мое замершее сердце. По его глазам я видела,
что он меня презирает, что он мой враг и тоже знает, как меня можно  по-
губить.
   За его спиной стукнула обугленная ставня. Юноша встал, не спеша вышел
на середину комнаты и заговорил. Однажды мы с ним уже  разговаривали  по
телефону, сказал он; он - Габриель, друг Доменики. Он знает, что я убила
Доменику. Он предчувствовал это с первого дня, а теперь убежден,  завтра
у него будут доказательства. Боже, какой-то безумец с бесстрастным голо-
сом.
   - Что вы здесь делаете?
   - Ищу, - ответил он. - Вас.
   - Вы не имеете права без спроса входить в мой дом.
   - Это право дадите мне вы.
   И так же бесстрастно, даже деловито он повел свой рассказ.
   Он выжидал. Ему было не к спеху. И хорошо  сделал,  что  выжидал.  Со
вчерашнего дня он знает, почему я убила Доменику. У него даже есть  про-
фессиональный повод, дающий ему право входить в мой дом. Все расходы  по
его пребыванию на юге, пока он не докажет факт убийства, будут ему опла-
чены.
   Повод этот - страховой полис, коллективный договор о страховании жиз-
ни, заключенный служащими банка, где работала Доменика. Он и познакомил-
ся-то с Доменикой, когда они подписывали этот полис.
   Тут Габриель прервал свой рассказ и спросил: не кажется ли  мне,  что
жизнь - престранная штука? Ведь он ждал три  месяца,  хорошо  зная,  что
один из пунктов страхового договора дает право произвести  расследование
на мысе Кадэ. Узнав о гибели До, он даже заплатил из собственного карма-
на ее последний месячный взнос по страховке. Если его начальство  узнает
об этом немыслимом для страхового  агента  поступке,  то  его  нигде  не
возьмут на работу по специальности. Зато он отомстит за свою подругу.
   Я немного успокоилась: он старается произвести на  меня  впечатление,
куражится своим упорством. Он ничего не знает.
   Он объяснил мне, что в Италии дело будет обстоять иначе. Там его при-
мут с распростертыми объятиями. Во Франции До  подписала  только  полис,
обязывающий ее уплачивать по две тысячи франков ежемесячно в течение де-
сяти лет, а Сандра Рафферми оформила на нее уйму страховых договоров,  в
общей сложности на десятки миллионов. И если за возможность не  выплачи-
вать страховку уцепятся даже при таком ничтожном полисе, как  у  До,  то
итальянские страховые компании гораздо больше заинтересованы в расследо-
вании.
   Возможность не выплачивать страховку? Полисы Рафферми на десятки мил-
лионов? Меня снова охватила тревога. Я ничего не понимала. Габриеля  это
даже как будто удивило. Затем  он,  очевидно,  догадался,  что  от  меня
кое-что скрыли. И вот тут-то его лицо  на  миг  осветила  усмешка  -  не
столько веселая, сколько ироническая.
   - Сегодня вечером либо завтра, если вы помешаете мне делать мое дело,
этот дом наполнится ищейками, перед которыми я щенок, - сказал он. - Для
этого мне достаточно пожаловаться в докладной на противодействие, оказы-
ваемое девчонкой, которая хочет что-то утаить. Я пройдусь еще раз по до-
му. Советую вам одеться. Потом поговорим.
   Он повернулся ко мне спиной и спокойно направился в ванную,  выгорев-
шую при пожаре. На пороге он обернулся и,  медленно  выговаривая  слова,
сказал, что у моей приятельницы Мюрно большие затруднения во  Флоренции:
наследницей по завещанию объявлена До.
   Всю вторую половину дня я пыталась дозвониться до Флоренции.  Звонила
по всем телефонным номерам, которые нашла в бумагах Жанны. К вечеру  до-
билась ответа. Абонент не знал, где найти Жанну, но подтвердил,  что  за
десять дней до своего последнего приступа Рафферми просто-напросто  сос-
тавила новое завещание. Я знала по-итальянски только какие-то  обиходные
выражения, которые заучила в последние несколько недель, а мадам Иветта,
державшая у уха другую трубку, была неопытной  переводчицей.  Слышимость
была плохая, и я успокаивала себя тем, что мы с Иветтой что-то недопоня-
ли.
   Дружок Доменики крутился в доме. Он ничего не ел и даже не снял с се-
бя дождевик. Иногда, не считаясь с присутствием Иветты, он, точно следо-
ватель, задавал мне всякие вопросы, на которые я была не в состоянии от-
ветить. Он все ходил вокруг меня, а я не смела его выгнать, боясь  пока-
заться подозрительной, и мне чудилось, что меня  уносит  круговорот  его
шагов.
   И вдруг, когда он шагал перед домом, круговорот во мне кончился, зас-
тыв на одной-единственной и безумной мысли: у Мики были те же побуждения
- точь-в-точь такие же, что и у меня, - занять мое место, чтобы  вернуть
себе наследство.
   Я поднялась к себе в комнату, взяла пальто и деньги, которые мне  ос-
тавила Жанна, переменила перчатки. Доставая из шкафа чистые перчатки,  я
увидела револьвер с перламутровой рукояткой - мы нашли  его  в  чемодане
Мики. Я долго колебалась. И все-таки взяла его.
   Юноша в дождевике у гаража молча смотрел,  как  я  завожу  машину.  Я
отъезжала, когда он меня окликнул. Заглянув в окошко, он спросил: не ка-
жется ли мне сейчас, что жизнь - престранная  штука,  ибо  погубит  меня
красивая машина.
   - Вы знали, что наследницей станет До, - сказал он. -  Знали,  потому
что вам объявила это ваша тетка. Вы звонили ей из Парижа, когда за  вами
приехала гувернантка. Это написано черным по белому в завещании. Вы отп-
раздновали день рождения До, а вернувшись домой, одурманили ее  снотвор-
ным, заперли в спальне и устроили в ванной пожар.
   - Да вы совсем спятили!
   - Вы предусмотрели все. Кроме двух обстоятельств: во-первых, что  на-
ряду со всем прочим вы потеряете и память и забудете даже  свой  замысел
выдать себя за Доменику; во-вторых, что спальня не  загорится.  Да,  да,
она не загорелась!
   - Я не желаю вас слушать! Убирайтесь!
   - Знаете, чем я занимался эти три месяца? Изучал дела  о  пожарах  со
времени основания моей страховой компании. Расположение дома,  направле-
ние ветра в тот вечер, сила взрыва, очаги огня в ванной - все  указывает
на то, что этот сволочной поджог не коснулся бы спальни Доменики!  Огонь
уничтожил бы только часть дома, против ветра он не  мог  бы  распростра-
ниться. Вам пришлось разжечь его снова, в гараже под ее спальней.
   Я смотрела на него. По выражению моих глаз он понял, что  я  поддаюсь
его доводам. Он схватил меня за плечо, но я высвободилась.
   - Отойдите, не то задавлю!
   - И сожжете эту машину, как сожгли первую? Так вот,  на  этот  случай
даю вам совет: не перебарщивайте, не теряйте голову, действуйте осмотри-
тельно, когда будете пробивать бак машины.
   Иначе человек наблюдательный сможет потом это заметить.
   Я рванулась вперед. Заднее крыло моего "фиата" отбросило Габриеля,  и
он упал. Я услышала крик мадам Иветты.
   После операции я плохо справлялась с машиной, ехать быстро  мне  было
трудно. Я видела, как сгущаются сумерки и по берегу бухты зажигаются ог-
ни Ла-Сьота. Если Серж Реппо уходит с работы в пять часов, как летом,  я
его уже не найду. А его надо заставить замолчать.
   На почте его не оказалось. Я опять вызвала Флоренцию. Жанну не заста-
ла. Когда я снова села за руль, была уже ночь, было холодно, а у меня не
хватало духу даже поднять верх машины.
   Некоторое время я кружила по Ла-Сьота  в  надежде  найти  Сержа  Реп-
по-вернее, надеялась на это одна часть моего  "я".  Вторая  была  занята
мыслями о Мики, которой я была либо не была, и о Жанне. Не могла она так
ошибиться, не могла меня обмануть.
   Серж солгал, Мики ничего не знала. Я - До и убила я  ни  за  что,  за
наследство, которое  уплыло  из  моих  рук,  но  досталось  бы  мне  без
убийства. Попросту если бы я подождала. Смешно. Надо смеяться. Почему же
я не смеюсь?
   Я вернулась на мыс Кадэ. Издали я заметила стоявшие перед домом маши-
ны с зажженными фарами. Полиция. Остановившись у обочины дороги, я  поп-
робовала еще раз собраться с мыслями, составить какой-то план,  еще  раз
продумать всю историю с пожаром.
   И что смешно: три месяца кряду я без устали старалась доискаться  ис-
тины, переворошила все, вела расследование под стать тому храброму стра-
ховому агенту, но достигла большего: в этом деле, к которому он относил-
ся с таким страстным интересом, куда ни глянь - всюду я. Я следователь и
убийца, жертва и свидетель-все в одном лице. А что произошло в  действи-
тельности, не откроет никто, если этого не откроет китайский болванчик с
коротко остриженными волосами - сегодня вечером, завтра или никогда.
   Я шла к дому пешком. Среди черных машин, на  которых  приехали  люди,
наводнившие сейчас дом, я приметила белую машину с открытым верхом, при-
вязанный сзади чемодан, забытый на сиденье шарф... Жанна здесь!
   Наглухо застегнув пальто, нащупывая рукой в перчатке лежащий в карма-
не револьвер Мики, я медленно пошла прочь. Я спустилась на  пляж;  Сержа
там не было. Снова поднялась на шоссе; его не было и там. Сев в  машину,
я вернулась в Ла-Сьота.
   Нашла я его час спустя на террасе кафе, где он сидел с какой-то рыже-
волосой девицей. Увидев, что я выхожу из машины, он с досадой  оглянулся
по сторонам. Я шла прямо на него, и он встал. Он даже  сделал  два  шага
мне навстречу, на свет, - два последних шага шкодливого кота. Я  выстре-
лила в него с расстояния в пять метров, промахнулась, пошла вперед, раз-
ряжая в него свой маленький револьвер. Он упал ничком на тротуар. Выпус-
тив четыре пули, я еще дважды нажимала на собачку, но безуспешно.  Впро-
чем, это уже не имело значения, я знала: он мертв.
   Раздались крики, топот бегущих ног. Я села в "фиат".
   Включила мотор в бушевавшем вокруг людском потоке, который, казалось,
вот-вот меня затопит. Толпа расступилась перед машиной. Я говорила себе:
теперь Жанну никто не тронет, она возьмет меня на руки,  будет  баюкать,
пока я не усну, и я ни о чем не буду ее просить, скажу только, чтобы она
любила меня по-прежнему. Мои фары сметали с пути шакалов, и они разбега-
лись в разные стороны.
   Жанна стояла, прислонясь к стене в столовой виллы,  спокойно  ожидая,
чуть бледней, чем всегда.
   Она первая заметила меня на ступеньках лестницы. Я увидела только  ее
лицо, на миг исказившееся, затем просветлевшее и растерянное - и  перес-
тала видеть все вокруг. Лишь гораздо позже, когда меня от нее  оторвали,
я заметила других людей: мадам Иветту, что плакала, уткнувшись головой в
передник, Габриеля, двоих полицейских в форме, троих агентов в  штатском
и одного из мужчин, замеченных мною утром у гаража.
   Жанна сказала, что меня обвиняют в убийстве Доменики Лои. Сейчас меня
арестуют и предъявят обвинение, но это сущий бред:  я  должна  верить  в
нее, она не позволит им мучить меня.
   - Я знаю, Жанна.
   - С тобой ничего не случится, с тобой ничего не может случиться.  Они
попытаются надавить на тебя, но ты никого не слушай.
   - Я буду слушать только тебя.
   Они оттащили меня от нее. Жанна  попросила  позволения  подняться  со
мной в спальню, помочь мне собрать вещи. Какой-то полицейский чиновник с
марсельским выговором сказал, что пойдет с нами. Он остался в  коридоре.
Притворив дверь в спальню. Жанна прислонилась к ней спиной. Она взгляну-
ла на меня и заплакала.
   - Жанна, скажи мне, кто я.
   Она покачала головой - глаза ее были полны слез - и ответила, что  не
знает. Ничего она больше не знает, знает только, что я ее крошка, ее до-
ченька. А кто я - ей безразлично.
   - Ты так хорошо знала Мики, ты не  могла  ошибиться.  Знаешь  меня...
Ведь ты хорошо знала ее, правда?
   Но она качала головой, качала головой и твердила:
   - Нет, нет, клянусь, я совсем не знала, перестала знать Мики  за  эти
четыре года, она избегала меня как чумную.
   - Да что произошло четыре года назад? Но Жанна плакала, плакала, при-
жимала меня к себе и повторяла: "Ничего,  ничего  не  произошло,  вздор,
один поцелуй, всего лишь поцелуй, и ничего больше, но она  поняла  прев-
ратно и с тех пор не выносила моего присутствия - но она просто  не  так
поняла".
   Она вдруг грубо отстранила меня, вытерла слезы и стала укладывать мои
вещи в чемодан. Я села на кровать рядом с нею.
   - Я кладу три пуловера, - сказала она уже спокойнее. - Если тебе  что
понадобится, попросишь у меня.
   - Жанна! Мики все знала.
   Но Жанна качала головой и твердила: "Пожалуйста,  ну  пожалуйста,  не
надо об этом, ничего она не знала; знала бы - тебя бы здесь не было, по-
гибла бы ты".
   - Почему ты хотела убить ее? -  схватив  Жанну  за  руку,  вполголоса
спросила я. - Из-за денег?
   Она замотала головой, отвечая: "Нет, нет, просто я  не  могла  больше
терпеть! Плевала я на деньги! Умоляю тебя, молчи".
   Я не стала больше спрашивать. Я прижалась щекой к ее руке. Она не от-
няла ее, продолжая укладывать мои платья в чемодан одной рукой. Она  уже
не плакала.
   - Так мне суждено остаться ни с чем, одна ты у меня, - сказала  я.  -
Ни наследства, ни мечты на грани сна - одна ты.
   - А что это за мечта "на грани сна"?
   - Да ты же сама об этом говорила: сказки, что  я  рассказывала  самой
себе, когда была банковской служащей.
   Они подвергли меня допросу. Заперли в палату тюремной больницы. Снова
жизнь распалась на две половины: мрак беспамятства и режущий свет, когда
меня выводили во двор на прогулку. Я видела Жанну из-за решетки в комна-
те для свиданий, дважды. Больше я не изводила  ее  вопросами.  Она  была
бледна и подавлена-с тех пор как узнала об убийстве  Сержа  Реппо.  Даже
улыбка, которой она пыталась меня успокоить, была бледная: Жанна  многое
поняла в том, что произошло в ее отсутствие.
   На кладбище автомобилей в Ла-Сьота они произвели экспертизу  останков
моей "МГ", переворошили все, что имело отношение к Сержу Реппо. Они  об-
наружили умышленно сделанную пробоину, но так и не напали на след телег-
раммы. Впрочем, потом я узнала, что шантажист надул Мики:  никакой  раз-
носной книги для телеграмм не существует.  Вероятно,  он  заставил  Мики
расписаться в первой попавшейся ему под руку тетради.
   Я убила Сержа Реппо, чтобы помешать ему рассказать о роли  Жанны,  но
даже это второе убийство я совершила напрасно. Собрав все  оставшиеся  у
нас деньги, чтобы нанять адвокатов, Жанна сама рассказала все следовате-
лям.
   Я призналась, когда мне стали известны показания Жанны.
   Мне предъявили обвинение в убийстве, но и Жанне  тоже.  Я  видела  ее
несколько секунд, когда она выходила от следователя.  Мы  столкнулись  с
нею в дверях его кабинета.
   - Положись на меня, ладно? - сказала она. - А ты только будь  привет-
лива с ними и думай.
   Она погладила меня по волосам и заметила, что они хорошо отросли. За-
тем сказала, что следствию нужны дополнительные данные и меня повезут  в
Италию.
   - Веди себя, как умница Мики, - добавила она. - Будь такой,  какой  я
тебя учила быть.
   Следователю Жанна рассказала все, что он хотел, и даже больше, но ни-
когда не говорила - и этого так никто никогда и не  узнал,  -  что  сго-
вор-то у нее был