уа явился  назавтра  после  драки.
Окинув критическим взглядом заплывшее лицо До, он бросил: "Ну что ж, моя
цыпочка, образина стала почище прежней", - и увел Мики, чтобы отпраздно-
вать это событие. А вечером До снова взяла щетку для волос  и  безмолвно
приступила к своим обязанностям. Еще через день, сообразив, что хоть го-
ворить беда, а молчатьдругая, она уткнулась головой в колени Мики и про-
сила прощения. Они заключили мир, скрепив его слезами и солеными поцелу-
ями. Мики вытащила из своих шкафов целый ворох унизительных и жалких по-
дарков. Все три дня она носилась по магазинам, чтобы придать  себе  уве-
ренности.
   И надо же было коварной судьбе на той же неделе столкнуть До с Габри-
елем, которого она не видела месяц. Она как раз выходила из парикмахерс-
кой, и лицо ее еще являло следы истерического припадка Ми. Габриель уса-
дил ее в свою "дофину". Он, дескать, более или  менее  примирился  с  их
разрывом: он просто беспокоился за нее, и все. Но теперь,  увидев  ее  в
такой раскраске, он будет еще больше беспокоиться. Что же это с ней  де-
лают? До не сочла нужным лгать.
   - Она тебя избила? И ты терпишь?
   - Я не смогу тебе этого объяснить. Мне с ней хорошо.  Она  нужна  мне
как воздух. Ты не поймешь. Мужчины понимают только мужчин.
   Габриель и в самом деле неодобрительно покачал головой, однако истина
уже брезжила в его мозгу. До пытается уверить его,  что  она  прямо-таки
влюблена в свою длинноволосую кузину. Но он знает До. Она не способна ни
в кого влюбиться. Если она терпит побои истеричной девчонки, стало быть,
у нее что-то на уме: какая-то глупая,  весьма  несложная  и  куда  более
опасная мыслишка.
   - На что ты живешь с тех пор, как ушла из банка?
   - Она дает мне все, чего я захочу.
   - А дальше что?
   - Понятия не имею. Знаешь, она не  злая.  Она  меня  очень  любит.  Я
встаю, когда мне хочется, у меня много разных платьев, я всюду с ней бы-
ваю. Тебе этого не понять.
   До простилась с Габриелем, спрашивая себя, а вдруг  он  действительно
понял. Но он тоже очень ее любил. Ее все очень любили. Никто не мог про-
честь по ее глазам, что после того, как ее избили, в ней что-то  умерло,
что нужна ей не эта избалованная девчонка, но жизнь, которую До  слишком
долго вела только в мечтах и которую эта избалованная девчонка  даже  не
способна вести. На ее месте До лучше прожила бы эту жизнь. Она лучше ис-
пользовала бы роскошь, легкие деньги, зависимость и трусость окружающих.
Что ж, Мики когда-нибудь заплатит за побои, обещала же  она  платить  за
все. Но не это главное. Ей придется сполна заплатить и за иллюзии мелкой
банковской служащей, которая ведь ни на кого не рассчитывала, ни у  кого
не просила любви, не думала, что мир станет краше, если ее приласкают.
   Уже несколько дней Доменика предчувствовала, что убьет  Ми.  Простив-
шись с Габриелем, она просто сказала себе, что сейчас у нее стало  одним
поводом больше. Она покончит не только с бесполезным, бездушным  насеко-
мым, но и с собственным чувством унижения и злобы. До вынула из  сумочки
темные очки. Во-первых, потому что, по правде говоря, такое  может  про-
честь по глазам любой. Во-вторых, потому что у нее был синяк.
   В мае своеволие Мики перешло все мыслимые границы. Вняв вздорным  со-
ветам Франсуа Руссена, на которые он был мастак, она вздумала поселиться
в особняке на улице Курсель,  принадлежавшем  крестной  Мидоля.  Синьора
Рафферми никогда там не жила. Мики очертя голову бросилась  переоборудо-
вать дом. И так как она была упряма, а кредит ей не предоставлял  никто,
кроме тетки, то за двое  суток  отношения  между  Парижем  и  Флоренцией
весьма обострились.
   Мики выбила нужную ей сумму, оплатила свои векселя, заказала  роспись
и мебель, но ей навязали в качестве управляющего делами Франсуа Шанса и,
бухнув в колокола, срочно вызвали на подмогу первостатейную каргу,  лич-
ность легендарную и лютую, в списке заслуг которой числилась собственно-
ручная порка Мики.
   "Карга" звалась Жанной Мюрно. Мики рассказывала о ней мало и в  таких
мерзких выражениях, что нетрудно было вообразить, какой ужас наводит  на
нее Мюрно. Снять с Мики штанишки и отшлепать ее по мягкому месту,  когда
ей было четырнадцать лет, - одно это уже являлось подвигом.  Но  сказать
"нет", когда Мики в свои двадцать говорит "да", и урезонить ее  -  такое
бывает только в сказках и кажется совершенно неправдоподобным.
   Впрочем, не все тут было правдой. До поняла это, едва  увидела  "кар-
гу". Она была высокая, золотоволосая, спокойная. Мики не боялась, не не-
навидела ее, дело обстояло хуже. Она не переносила присутствия Жанны да-
же в трех шагах от себя. Она так безмерно боготворила  Жанну,  так  явно
теряла при ней душевное равновесие, что До была  этим  потрясена.  Может
статься, не одни банковские служащие плачут в подушку. Мики,  по-видимо-
му, много лет мечтала о такой Мюрно, какой не существует в природе,  ис-
пытывала от этого все муки ада и сходила с ума, когда Жанна  появлялась.
До, знавшая о "карге" только понаслышке, была поражена  ее  значением  в
жизни Мики.
   Тот вечер ничем не отличался от прочих. Мики переодевалась, собираясь
пойти куда-то с Франсуа. До читала, сидя в кресле; она-то и пошла  отво-
рить дверь. Жанна посмотрела на До так, словно перед ней заряженный пис-
толет, сняла пальто и позвала, не повышая голоса:
   - Мики, ты где? Мики появилась в купальном халате, силясь  улыбнуться
дрожащими губами, похожая на уличенную  преступницу.  Произошел  краткий
диалог по-итальянски, из которого До поняла немного - разве что то,  что
с каждой репликой Ми сникает и расползается на куски, как старая  фуфай-
ка. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, сама на себя не похожая.
   Жанна стремительно подошла к ней, поцеловала ее  в  висок,  держа  за
локти, потом отстранила и несколько долгих минут пристально  разглядыва-
ла. Вероятно, она говорила что-то не очень приятное.  Голос  у  нее  был
низкий, спокойный, но слова звучали резко, как свист бича.  Мики  только
встряхивала своими длинными волосами и не отвечала. Наконец До  увидела,
как она, побледнев, вырвалась из рук "карги" и отпрянула, запахивая  ха-
лат.
   - Я тебя не просила приезжать! Могла сидеть дома! Да,  я  не  измени-
лась, но и ты тоже. Ты как была стервой, Мюрно, так стервой и  осталась.
А ново только то, что ты мне осточертела.
   - Вы Доменика? - круто обернувшись к ней, спросила Жанна.  -  Пойдите
же, закройте краны в ванной.
   - Не смей двигаться с места без моего разрешения! -  вмешалась  Мики,
загораживая До дорогу. - Оставайся здесь. Если послушаться эту бабу хоть
раз, от нее потом никогда не отвязаться.
   До невольно отступила на несколько шагов назад. Жанна пожала  плечами
и сама пошла закрывать краны. Когда она вернулась, Мики  толкнула  До  в
кресло и стала рядом. Губы ее дрожали.
   Жанна остановилась на пороге - светловолосая великанша - и  зачастила
скороговоркой, чтобы ее нельзя было перебить, заканчивая  каждую  фразу,
как точкой, взмахом указательного пальца. До несколько раз услышала свое
имя.
   - Говори по-французски, - сказала Ми. - До не понимает. Ты  лопаешься
от ревности! Ей стало бы все ясно, знай она по-итальянски. Да погляди ты
на себя, ты же лопаешься от ревности! Если бы ты видела свое лицо! Ты же
сейчас уродина, ну просто уродина!
   Жанна улыбнулась и ответила, что До тут ни при чем. Если До будет так
любезна и выйдет на несколько минут из  комнаты,  это  будет  лучше  для
всех.
   - До останется на месте! - сказала Мики. - Она все отлично  понимает.
Она слушается меня, а не тебя. Я люблю ее, она моя. Вот, посмотри.
   Мики наклонилась, притянула До к себе, держа ее за голову, поцеловала
в губы - раз, другой, третий. До покорялась, перестав дышать,  окаменев,
твердя себе: "Я убью ее, я найду способ ее убить,  но  какую  же  власть
имеет над ней эта итальянка, чтобы толкать ее на такие обезьяньи  выход-
ки". Губы у Мики были мягкие, трепещущие.
   - Когда тебе надоест кривляться, - спокойно сказала  Жанна,  -  пойди
оденься и уложи свои вещи в чемодан. Рафферми желает тебя видеть.
   Мики выпрямилась - из них трех хуже всего чувствовала себя она, - по-
искала взглядом чемодан. Где-то в комнате был чемодан. Куда же он запро-
пастился? Открытый и пустой, чемодан оказался на ковре,  за  ее  спиной.
Она подняла его обеими руками и швырнула в Жанну, но каким-то чудом про-
махнулась.
   Затем Мики сделала два шага, крикнув что-то  по-итальянски,  вероятно
ругательство, схватила с камина вазу - прелестную голубую вазу, довольно
увесистую - и тоже бросила в голову золотоволосой великанши. Та осталась
невредима, хотя даже не шелохнулась. Ваза разбилась вдребезги  о  стену.
Жанна обогнула стол, большими шагами подошла к Мики, взяла ее одной  ру-
кой за подбородок, а другой влепила ей пощечину.
   Потом, надевая пальто, она сказала, что ночует на  улице  Курсель,  а
завтра в двенадцать вылетает и взяла билет на самолет и для Мики. В две-
рях она добавила, что Рафферми при смерти. В  распоряжении  Мики  десять
дней, если она хочет повидать крестную. Как только Жанна ушла, Мики упа-
ла в кресло и разрыдалась.
   До позвонила у подъезда особняка на улице Курсель, когда, по ее  рас-
чету. Ми с Франсуа уже входили в театр. Жанна Мюрно не  очень  удивилась
ее появлению. Сняв с До пальто, она повесила его на ручку двери. Повсюду
в доме стояли стремянки, ведра с краской, валялись вороха содранных обо-
ев.
   - У нее все-таки есть вкус, - сказала Мюрно. - Здесь будет очень кра-
сиво. От запаха краски у меня делается мигрень, а  у  вас?  Пойдемте  на
второй этаж, там более или менее сносно.
   Наверху, в спальне, которую уже обставили кое-какой мебелью, они усе-
лись рядом на кровати.
   - Кто будет говорить первой, вы или я? - спросила Жанна.
   - Говорите вы.
   - Мне тридцать пять лет. Семь лет назад мне отдали в руки эту  окаян-
ную девчонку. Не скажу, чтобы я гордилась тем, что из нее  вышло,  но  и
тогда, когда я ее получила, гордиться было нечем. Вы родились четвертого
июля тысяча девятьсот тридцать девятого года. Служили в банке. Восемнад-
цатого февраля нынешнего года вы  посмотрели  на  Мики  своими  большими
кроткими глазами, после чего переменили профессию. Теперь вы на должнос-
ти куклы, которая не моргнув глазом принимает тумаки и поцелуи. Вам лег-
ко прикидываться этакой душкой, вы оказались более миловидной, но не ме-
нее прилипчивой, чем я думала. У вас на уме есть одна мыслишка, а у  ку-
кол обычно мыслей не бывает.
   - Я не понимаю, о чем вы.
   - Тогда дайте сказать. У вас на уме мыслишка, старая как  мир.  Впро-
чем, это даже не мысль, а так, что-то смутное, неопределенное,  какой-то
внутренний зуд. Многие испытали это до вас, в частности и я, но куда нам
до вас, вы гораздо глупей и решительней. Мне хочется,  чтобы  вы  поняли
меня сразу: беспокоит меня не сама мыслишка, а то, как бы  вы  не  стали
носить ее как знамя. Вы уже натворили столько глупостей, что взбудоражи-
ли по меньшей мере два десятка человек. Если они так же ограниченны, как
Франсуа Руссен, то, согласитесь, положение серьезное. О  Рафферми  можно
сказать что угодно, но у нее холодная голова.  А  считать  дурочкой  Ми-
ки-недомыслие. У вас силенок не хватит, и вы меня раздражаете.
   - И все-таки я не понимаю, - сказала До.
   У нее пересохло в горле, и она убеждала себя, что это от запаха крас-
ки. Она попыталась было встать, но золотоволосая великанша спокойно уса-
дила ее обратно на кровать.
   - Я прочла ваши письма к Рафферми.
   - Она вам их показывала?
   - Вы словно с луны свалились. Я их видела, вот и все. И приколотое  к
ним донесение: "Брюнетка, рост 1 и 68 см, родилась в Ницце, мать -  при-
ходящая служанка, отец-счетовод, имела двух любовников, одного -  в  во-
семнадцать лет, в течение трех месяцев, второго - в двадцать лет, до по-
явления Мики, получает шестьдесят пять тысяч франков минус взносы на со-
циальное страхование, отличительная черта: глупость".
   До вырвалась из ее рук и ринулась к двери. На  первом  этаже  она  не
нашла своего пальто. Из соседней комнаты вышла Жанна Мюрно и подала  его
До.
   - Не ребячьтесь. Мне надо с вами потолковать.  Вы,  конечно,  еще  не
ужинали. Поужинаем вместе.
   В такси Жанна назвала шоферу адрес ресторана неподалеку от Елисейских
полей. Когда они сели лицом к лицу, разделенные  настольной  лампой.  До
заметила, что Жанна некоторыми своими  движениями  напоминает  Мики,  но
как-то карикатурно, потому что она гораздо крупнее Мики. Жанна  перехва-
тила ее взгляд и сердито, словно недовольная тем, что так  легко  читает
мысли До по ее глазам, заявила:
   - Это она мне подражает, а не я ей. Что будете есть?
   За ужином она все время сидела, как Мики, склонив голову набок и  по-
ложив локоть на стол. Когда она говорила, отставленный указательный  па-
лец на ее огромной тонкой кисти как бы подчеркивал важность  сказанного.
Это тоже был жест Мики, только ярче и значительнее, чем у той.
   - Теперь, как ты понимаешь, слово за тобой.
   - Мне нечего вам сказать.
   - Зачем же ты ко мне пожаловала?
   - Чтобы объяснить. Теперь это уже не имеет смысла. Вы мне не верите.
   - Объяснить что?
   - Что Мики вас очень любит, что она плакала после вашего  ухода,  что
вы слишком резки с ней.
   - Правда? Я хочу сказать: это правда, что ты затем и пришла? Вот  ви-
дишь, я кое-что в тебе не уловила, пока мы не встретились, теперь  начи-
наю понимать. Ты невероятно высокого мнения о себе. Нельзя считать  дру-
гих людей такими уж круглыми дураками.
   - Я по-прежнему вас не понимаю.
   - А вот мамаша Рафферми поняла, можешь мне поверить! Ах ты,  дурочка!
И Мики раз в сто хитрее тебя! Если ты не понимаешь, я тебе растолкую. Ты
делаешь ставку не на подлинную Мики, а на ту, которую выдумала.  Ты  для
нее сейчас - любовь с первого взгляда, это ее несколько  ослепляет.  Но,
судя по твоему напору, ты надоешь ей еще быстрее, чем ее предыдущие  ув-
лечения. Есть и кое-что похуже: Рафферми, получив твои письма, и  бровью
не повела. Когда читаешь эти твои письма,  волосы  становятся  дыбом!  А
она, подозреваю, отвечает тебе ласково. По-твоему, это не странно, нет?
   - Письма, письма! Да что уж такого особенного в моих письмах?
   - У них есть один недостаток: в них говорится об одной тебе. "Как  бы
я хотела быть Мики, как бы вы меня и, винили; будь я на ее месте, как бы
хорошо я использовала ту жизнь, которую вы даете возможность вести  ей!"
Что, разве не так?
   До закрыла лицо руками.
   - Не мешало бы тебе кое-что усвоить, - продолжала  Жанна.  -  Главный
твой козырь по тысяче причин, которых ты не понимаешь, - в том,  что  ты
нравишься Мики. И всегда при ней в нужную минуту. Кроме того,  тебе  ни-
когда не добиться разрыва между Мики и Рафферми. Этого ты тоже не  пони-
маешь, однако это так. Поэтому тебе не стоит суетиться.  И,  наконец,  у
Рафферми за полтора месяца было три кровоизлияния в мозг. Не через неде-
лю, так через месяц она помрет. Твои письма бесполезны и  опасны.  Оста-
нется Мики, и все.
   Жанна отодвинула от себя полную тарелку - она так ничего и не ела,  -
вынула из лежавшей на столе пачки итальянскую сигарету и добавила:
   - Ну, и я, само собой.
   К отелю "Резиданс" они шли пешком. По дороге  молчали.  Золотоволосая
великанша вела До под руку. Когда они дошли до угла улицы Лорда Байрона,
До остановилась и быстро проговорила:
   - Я провожу вас, мне не хочется туда возвращаться.
   Они сели в такси. В особняке на улице Курсель запах краски  стал  как
будто еще едче. Войдя в одну из комнат, Жанна Мюрно удержала До, которая
собиралась пройти под стремянкой маляров. Обняв в темноте До  за  плечи,
она повернула ее лицом к себе и даже чуть-чуть приподняла,  так  что  До
привстала на цыпочки, - казалось, Жанна хочет  подтянуть  До  до  уровня
своего собственного роста.
   - Ты будешь сидеть смирно. Никаких писем не писать, ни в какие  ссоры
не ввязываться, никаких глупостей не делать. Через несколько дней вы пе-
реселитесь сюда. Рафферми умрет. Я вызову Мики во  Флоренцию.  Вызову  в
такой форме, что она не поедет. Что касается Франсуа,  то  я  приготовлю
тебе заручку в игре против него. А тогда незачем будет  финтить:  устра-
нишь Франсуа и увезешь Мики подальше от него. Заручка будет без  изъяна.
Я тебе скажу, куда повезти Мики. На этот раз ты поняла? Ты  меня  слуша-
ешь?
   Стоя в полосе лунного света, струившегося из окна, До  кивнула  голо-
вой. Большие руки золотоглавой великанши  по-прежнему  покоились  на  ее
плечах. До больше не пыталась вырываться.
   - Сиди смирно - это все, что тебе нужно делать. Не считай Мики дурой,
я так думала до тебя и ошиблась. Однажды вечером я  поставила  ее  перед
собой, вот так, как тебя, и получила такой отпор, какого мне  еще  никто
никогда не давал. Ей было шестнадцать - почти столько, сколько было мне,
когда Рафферми взяла меня к себе, и не намного меньше, чем тебе  сейчас.
Я знаю тебя только по твоим письмам, а они дурацкие, но я и сама в преж-
ние времена писала бы такие же. Когда на мою шею навязали Мики, я бы  ее
с удовольствием утопила. С тех пор чувства мои к ней не переменились. Но
я ее не утоплю. У меня есть другой способ избавиться  от  нее:  ты.  Ма-
ленькая дуреха, которая трясется от страха, но сделает все, что я прика-
жу, потому что, как и я, жаждет от нее избавиться.
   - Пустите меня, пожалуйста.
   - Слушай меня. До Мики у Рафферми была другая, такая же девчонка, во-
семнадцатилетняя и на несколько сантиметров повыше - это была я. Я  при-
делывала каблуки к туфлям, намазывая их клеем, и было это во  Флоренции.
Потом все, чему я завидовала, было мне дано. А потом у меня все  отобра-
ли. Появилась Мики. Мне хочется, чтобы ты над этим поразмыслила  и  пока
сидела смирно. Все, что ты испытываешь сейчас,  я  уже  испытала.  Но  я
кое-чему с тех пор научилась. Так не хочешь ли ты над этим поразмыслить?
А теперь можешь убираться.
   Ее рука потащила До в прихожую, в кромешную тьму.  До  споткнулась  о
бидон с краской. Перед ней распахнулась дверь. До обернулась,  но  вели-
канша, ни слова не говоря, вытолкала ее на улицу и заперла дверь.
   Назавтра в полдень До позвонила Жанне по телефону из кафе  близ  Ели-
сейских полей, но та уже уехала. Телефонный звонок,  должно  быть,  эхом
отдавался в каждой комнате пустого особняка.
 
 
   ДА, УБИЛА
 
   Рукой в белой перчатке я зажала ей рот. Она мягко  отвела  мою  руку,
встала - в прямоугольнике света, падавшего из распахнутой двери,  возник
длинный темный силуэт. Вот так же, в полутьме, мы  разговаривали  с  ней
однажды вечером. Тогда, положив руки мне на плечи, она предложила  убить
принцессу с длинными волосами.
   - Откуда тебе все это известно? Есть вещи, о  которых  ты  не  можешь
знать: например, о той ночи, когда она спала в моей комнате, или  о  той
ночи, когда я бродила под ее окнами. Да и о моей  встрече  с  этим,  как
его, Габриелем...
   - Неужели же ты не рассказала бы мне об этом!  -  ответила  Жанна.  -
Ведь мы с тобой в июне две недели провели вместе.
   - Ты не встречалась с Мики после вашей ссоры в "Резиданс"?
   - Нет. Мне это было ни к чему. Я вовсе не  собиралась  увозить  ее  в
Италию. На другое утро я встретилась с  Франсуа  Шансом,  чтобы  догово-
риться о ремонте особняка, и улетела. Во Флоренции я испила свою чашу до
дна. Рафферми совсем ополоумела от бешенства.
   Не поручусь, что Мики не созвонилась с ней после встречи со мной.
   Правда, ты считала, что этого не было. Так или иначе, но  это  ничуть
не помогло! Рафферми до самого конца была зла на нее как черт.
   - Когда она умерла?
   - Неделю спустя.
   - И ты больше ничего не сказала мне перед отъездом?
   - Нет. Мне нечего было добавить. Ты  очень  хорошо  понимала,  о  чем
речь. Еще до знакомства со мной ты только о том и думала.
   В комнате вдруг стало светло: Жанна включила люстру. Я прикрыла глаза
рукой в перчатке.
   - Пожалуйста, пога