атило.
   - Ну? - ударил по столу. Савелий  Кириллович,  наоборот,  успокоился,
глазки блеснули молодо.
   - Не гневайся,  Корнеюшка,  -  сказал  весело.  -  Ребятишки  к  тебе
заскочили правильные. Который  беленький,  что  Сынком  кличут  -  наших
кровей: слыхивал, он из циркачей. Отец с матушкой и дед его в цирке хлеб
зарабатывали, он сам в детстве  народ  потешал,  потом  одумался,  делом
занялся. По церквям работает. Говорят, лучше Сынка  нет  сейчас,  ловок,
шельма, удачлив. Другой, что Ханом назвался, незнаком мне. Хан -  кличка
редкая,  помню  одного,  схоронили  его  давненько.  Сказывал  мне  один
человек, как год назад встретился он нечаянно с товарищем из уголовочки,
нарисовал его мне, очень он на этого чернявенького смахивает. Опять  же,
человек тот, что со мной разговор имел, помянул,  мол,  милиционер  силы
просто необыкновенной, хотя по виду не скажешь. Вот  и  весь  мой  сказ,
Корнеюшка.
   Савелий  Кириллович  всеми  морщинками  сиял,  будто  очень  приятное
рассказывал. Не знал старик, что Корней без  него  осведомлен:  один  из
гостей прибыл к нему из милиции.
   Савелий Кириллович держал на Корнея зло большое. Старик жил спокойно,
так как не воровал, левый товар не принимал, не укрывал  беглых,  сам-то
постоянного места для ночлега не имел. Сегодня здесь, завтра там  -  как
перекати-поле. У уголовников старик был в чести, оказывая им  мелкие,  а
порой  и  значительные  услуги.  У  кого  напарник  сел,  другого  найти
требуется, у того золотишко появилось, нашел на улице, не знает, где  за
находку цену настоящую  дадут.  Савелий  Кириллович  все  знает,  всегда
подскажет. Жил он так,  сытно,  с  рюмочкой,  отложить  на  черный  день
удавалось. Ребятишки садились, резали друг друга, освобождались, бежали,
скрывались и  снова  садились.  Савелию  Кирилловичу  все  их  беды  без
надобности, на десятерых хоть у одного удача, он, старый, -  рядом.  Ему
тепло, сытно. Все так складно, да Корней  на  старую  голову  объявился.
Авторитет приобрел, власть забрал, поначалу старик успехам Корнея только
радовался. Чем больше королей, тем легче жить шуту - не при одном дворе,
так при другом.  А  потом  приметил  Савелий  Кириллович,  Корней-то  не
ворует, только правит и всю долю у ребятишек норовит отобрать. При таком
раскладе  Савелий  Кириллович  не  при  деле  оказывается.  Корней  умом
сильней, авторитетом выше. Тут старик  понял:  Корней-то,  сердешный,  с
сыщиками любовь крутит. У каждого человека две руки. Корней и определил:
левой - налево, а правой, как понимаете, - направо.  Савелий  Кириллович
как смекнул эту хитрость, быстренько, но не торопясь, там  узнал,  здесь
узнал, сложил вместе, уже собрался ребятишкам слово сказать, как  Корнея
по ювелирному делу подмели начисто. Он в суде  такую  речь  держал,  что
пересказывали ее, привирая до тех пор, пока не получилось, что для  всех
деловых в законе Корней - и рядом никого.
   Одна мысль Савелию Кирилловичу покоя  не  давала:  хотелось  замазать
Корнея  в  глазах  уголовников,  тень  на  человека  положить.   А   тут
Леха-маленький объявился, зовет, дело, мол, есть.  Пришел:  оказывается,
что в доме, куда из дюжины проверенных одного перепроверенного  пускают,
товарищ из  милиции  живет.  Савелий  Кириллович  первым  делом  новость
Паненке шепнул (у девок язык длинный), Лехе-маленькому также сообщил. Не
шибко умен парень, но, что такое мент в доме, последний дурак сообразит.
Теперь главное - слух этот на волю пустить: ни один деловой не залетит в
гнездо, в котором уголовка ночевала.
   - Спасибо, Савелий Кириллович, - Корней достал коробку папирос,  одну
размял, постучал мундштуком по крышечке. - Век не забуду, должок за мной
не пропадет, сами знаете.
   - Какие счеты. Корней, свои люди, - старик улыбнулся  ласково.  -  Ты
меня уважил, накормил, чайком попотчевал - и ладушки.
   Корней словам  старика  кивал,  затем,  будто  и  не  слышал  ничего,
продолжал:
   - Должок отдам непременно. Радоваться вам, Савелий  Кириллович,  пока
не следует, рано вам  радоваться,  -  он  закурил,  выпустил  кольцо,  с
интересом его разглядывая.
   Старик было открыл  рот,  хотел  возмутиться,  мол,  только  супостат
такому делу обрадоваться  может,  не  сказал  ничего  и  рот  потихоньку
закрыл. "А я ведь из ума выжил окончательно, - вдруг понял он. -  Корней
же меня отсюда при каких обстоятельствах не выпустит".
   Корней кивнул, словно старик мысли свои вслух выразил.
   - Вы понимаете, Савелий Кириллович, какая  оказия  получилась,  -  он
откинулся в кресле, заложил ногу за ногу, говорил медленно, душевно, как
с лучшим другом советовался. - Налоги властям за это заведение  я  плачу
солидные. Жильцов же, сами понимаете, пускать не могу,  хотя,  заметьте,
по нынешним временам гостиница  дело  прибыльное.  Я  бы,  конечно,  мог
шепнуть, люди, уверен, меня поняли бы правильно: не для  себя  стараюсь,
для людей, Савелий Кириллович, как считаете?
   Старик хлопал глазами, соображая, ждут  ответа  либо  так,  для  вида
спрошено. Корней молчал, смотрел участливо.
   - Оно конечно, - старик кашлянул. - Мальчики бы скинулись по грошику,
подмогли.
   - Дарья, зайди, дует у двери, простудишься,  -  чуть  повысив  голос,
сказал Корней.
   "Эх, стар я, стар, - думал  Савелий  Кириллович,  глядя  на  вошедшую
Дашу, которая улыбнулась безвинно и села  за  стол.  -  Девка  со  всеми
потрохами его, а я, дурень, на нее рассчитывал. Замириться с  ним  надо,
слово найти нужное".
   Корней приложил ладонь к самовару, убедился, что не остыл еще,  налил
Даше чаю, подвинул мед. "А мне, гостю, не предложил", - отметил  старик,
но виду не подал, переставил на столе плетенку с сушками и сказал:
   - На моей короткой памяти только Елену Ивановну Сердюк, которую народ
за большой ум Мозгой  называл,  мужики  к  серьезной  беседе  допускали.
Значит, ты, Дарья Евгеньевна, смышлена не по возрасту, если тебя сам,  -
он поклонился Корнею, - за стол сажает.
   - Евгеньевна? - Даша непочтительно рассмеялась. - Моего отца мать  не
знала.
   - Евгений Петрович Кучеров, - солидно ответил  старик.  -  Подумаешь,
секрет какой.
   Даша посерьезнела. Почувствовав  перемену  в  ее  настроении,  Корней
решил снова завладеть инициативой:
   - Люди мне верят, денежки бы нашли, Савелий Кириллович. Но не хочу  я
просить. Не от гордости, - просто знаю, как червонцы деловым  достаются.
За каждый  целковый  свободой,  а  то  и  жизнью  рисковать  приходится.
Нехорошо такие деньги просить,  непорядочно,  -  он  взглянул  на  Дашу,
оценила ли девушка его благородство.  Девушка  давно  Корнея  раскусила,
улыбнулась тонко, опустив глаза.
   - Ох, тяжела наша доля! - Савелий Кириллович вздохнул.
   "Чем же твоя доля тяжела, старик? - подумала Даша. - Ходишь по людям,
ешь, спишь, мзду собираешь. Сам чист, риску  никакого,  на  черный  день
червончиков припас. Вот устроился мухомор, да еще жалуется ".
   - Рассудил я так и решил занять у новой власти тысчонок несколько,  -
сказал Корней. - Мне много не надо, полагаю, миллионом обойдусь.
   Чуть не подпрыгнул Савелий Кириллович, засучил ножонками  в  подшитых
валеночках. Даша вспомнила разговор с Корнеем, когда ночью он  пришел  к
ней. Не из-за нее ли Корней на дело собрался? Кажется, купить ее  хочет?
И, будто отвечая на ее мысли, он продолжал:
   - Я жениться решил, Савелий Кириллович...
   - Так ты женат...
   -  То  блуд  один,  перед  богом  холостой  я,  -   Корней   небрежно
перекрестился. - Невеста у меня молодая, сам видишь.  Ей  наряди  нужны,
украшения разные. Чего разводить канитель, решил я сейф взять и  возьму.
Инструмента у меня не хватает, хотел изготовить, за человеком послал,  а
он вместо себя Хана этого прислал.
   - Товарищ Мелентьев тебе справный  инструмент  сготовит,  -  хихикнул
старик, - на две руки, лет на десять с гарантией. Что думаешь  делать  с
парнем, как решишь? - он посерьезнел.
   - Человек, видно,  по  металлу  работает,  а  мне  инструмент  нужен,
сторгуемся, думаю. Сговоримся.
   - Значит, парень инструмент сготовит задарма?
   - Я всегда за работу плачу по-царски, -  ответил  Корней.  -  Сколько
дней работает, столько живет. А жизнь, она дороже золота.
   - Высоко ты задумал. Корней.  Милиция  тебе  своими  руками  поможет.
Одобряю, такое дело людям понравится. Только  кто  же  тебе  этого  Хана
уберет?
   - Да  вас  хочу  попросить,  Савелий  Кириллович.  Нынешние  товарищи
говорят, нет ничего сильней личного примера, - Корней обращался к  Даше,
приглашая посмеяться вместе. -  Вы,  уважаемый,  все  поучаете,  пора  и
самому замазаться. Не пожелаете? Или вы свою  жизнь  меньше  милицейской
души оцените?
   - Слыхала, дочка? Если сама жива будешь, повторишь его слова людям. Я
тебя. Корней, не боюсь, ты меня пальцем тронуть не посмеешь, - всю жизнь
провел Савелий  Кириллович  среди  воров  и  убийц,  твердо  знал:  клин
вышибают только клином. От страха и безысходности он так  обнаглел,  что
сам в свою ложь поверил. - Люди знают, куда я пошел.  Ты  спроси  своего
Лешку, он видал, как я с Митей Резаным прощался. Митя про тебя  нехорошо
думает, Корней. Он совсем нехорошо думает, ведь брательника  его  замели
на третий день, как тот от тебя ушел.
   - Ты что? - Корней даже привстал.
   - Я ничего. Только Козырева,  Губернаторова,  Дюкова  тоже  повязали,
когда ребята от тебя ушли. И деньжат у них, слышно, не оказалось. А ведь
кассу они чистенько сработали, люди знают. Ты со мной ласковым  будь,  -
силы старика были на исходе. - Уйди, Паненка, ни к  чему  тебе  глядеть,
как мужики ссорятся, - сказал Савелий Кириллович растерянно.
   Но так грозно и, главное, правдиво прозвучало его обвинение,  что  ни
Даша,  ни  Корней  не  почувствовали  растерянности,   последние   слова
расценили как право сильного. Даша глянула  на  Корнея  коротко,  он  не
шелохнулся, бровью не  повел.  Она  старику  заговорщицки  подмигнула  и
вышла, покачивая стройными бедрами. Пройдя по коридору несколько  шагов,
она рассмеялась и сказала:
   - Чтоб вы удавили друг дружку, окаянные! - вышла в холл и обомлела.
   За конторкой сидела одна Анна;  облокотившись  на  конторку,  с  двух
сторон стояли картинно Хан и Сынок. Больше в холле не  было  никого.  На
щеках Анны  проступил  румянец,  глаза  непривычно  блестели,  она  даже
улыбалась, слушая молодых людей, которые соревновались в остроумии.
   - А вот  и  Дашенька!  -  воскликнул  Сынок  радостно.  -  Сейчас  бы
патефончик раздобыть, такие танцы-шманцы устроили бы,  -  он  подошел  к
Даше, протягивая руки, тихо добавил:
   - Если в морду полезешь, не погляжу, что красавица,  -  взял  ее  под
руку, подвел к конторке.  -  Чего,  любезные,  вы  из  гостиницы  тюрьму
устроили?
   Анна пожала плечами: мол, я здесь  не  хозяйка,  за  поведение  ваших
гостей не отвечаю. После  тяжелого  разговора  у  Даши  настроение  было
взвинченное, она рассмеялась заразительно, как когда-то Паненка  серебро
расшвыривала.
   - Дверь заперли? - она шагнула к выходу. - Зайдут ненароком.
   - Не зайдут, - Хан показал ключ. - Сынок прав.  Мы  не  для  того  из
одной тюрьмы бежали, чтобы в другой устроиться.
   - Давай музыку, давай выпивку! - закричал Сынок, пританцовывая.
   "А  там  два  хрыча  судьбы  вершат,  -  подумала  Даша,   глядя   на
чернобрового Хана с симпатией. - Да он один их двоих ногами свяжет - они
два дня не развяжутся. Ох, взгляну я на их морды". А вслух сказала:
   - Анна Францевна, или мы с вами не женщины? То нельзя, это не  можно!
- Даша прошла за конторку, открыла буфет, доставая бутылки, спросила:
   - Анна, где мужчины?
   - Мужчины здесь, - Анна  указала  на  молодых  людей.  -  А  если  ты
спрашиваешь про этих... - она передернула  плечом,  -  то  мой  якобы  в
"Форум" направился; Петр - сама знаешь, а коммерсанта из пятого...
   - Алексей Спиридонович занят, - перебил нахально Сынок, - они  газету
читают. Неудобно получается: коммерсант, солидный человек, а в  политике
как пень стоеросовый...
   - Степан, - окликнула Даша Хана, - будь  ласков,  -  она  указала  на
поднос с бутылками и повернулась к Сынку:
   - На Алексея Спиридоновича взглянуть можно?
   - Это сколько угодно! - Сынок подхватил  Дашу  под  руку,  указал  на
коридор, подвел к седьмому номеру,  услужливо  распахнул  дверь.  -  Они
здесь, правда, кресло они занимают неудобное.
   Леха-маленький сидел в ванной на стульчаке, у ног его лежала  газета.
Увидев огромного детину в таком  комичном  положении,  Даша  прыснула  в
кулак. Когда  же  заметила,  что  запястья  бандита  прикованы  к  трубе
наручниками, то от смеха опустилась на кран ванны.
   - Чего регогочешь?.. - Леха продолжал речь нецензурно-витиевато.
   - Не выражайтесь, любезный, - укоризненно сказал Сынок,  сохраняя  на
лице абсолютно серьезную мину. - Я вам газетку оставил, образование ваше
пополнить решил...
   - Откуда же вы браслетики раздобыли? - Даша вытирала слезы.  Ситуация
ей нравилась очень.
   - У нас завсегда с собой,  -  Сынок  сделал  обиженную  мину.  -  Без
браслетиков нельзя. Скажем, господин попадется, который  русского  языка
не понимает. Ему мой лучший друг, Степа Хан -  тихий  человек,  говорит:
"Мы пойдем гостиницу посмотрим, а вы тут  побудьте,  газетку  почитайте.
Вы, к примеру, что сейчас творится  в  Италии,  ведь  не  знаете?"  Они,
Алексей Спиридонович, вместо ответа по существу за ножик хватаются.
   Сынок  взял  валявшийся  на  кровати  финский  нож,   протянул   Даше
торжественно. Она взглянула на серьезную мину  Сынка,  на  сидевшего  на
стульчаке Леху и снова рассмеялась.
   - Это вы зря смеетесь, раскрасавица Паненка, - Сынок покачал  головой
осуждающе. - Вы возьмите эту штуку  в  руки,  исследуйте,  так  сказать,
вещественные  доказательства.  Она  же,  эта  штука,  острая.   Они   же
порезаться  могли.  Вы  обратите  внимание,  как  гуманно  с  неразумным
обошлись. Ведь не в гостиной либо тут, в спальне, пристегнули.  А  вдруг
они  в  туалет  захочут?  Эдак  и  конфуз  получится.  Мы  такой  момент
предвосхитили, тут, на месте, посадили, штаники заранее сняли.
   Даша заметила, что штаны Лехи действительно лежат на ботинках, а  сам
герой полами пиджака прикрывается.
   - Да отпусти ты его. Сынок, - Даша неожиданно подумала: "А где сейчас
Хан чернявенький? Вот уж смех будет, когда убежит он".
   Девушка выскочила из ванной и увидела Анну и Хана, которые  накрывали
на стол. На щеках Анны  сиял  румянец,  а  на  смуглой  щеке  Хана  Даша
заметила следы помады. Девушка подошла, вытерла  щеку,  взяла  парня  за
подбородок, заглянула в глаза и сказала:
   - Ты, мальчик, торопись, жизнь  -  она  коротка,  -  сообразила,  что
болтает совсем лишнее, добавила:
   - На седьмом-то десятке целовать не  будут,  -  и  поцеловала  его  в
другую щеку.
 
Глава шестая 
СДЕЛКА 
 
   Когда Даша вышла, Савелий Кириллович и Корней спор прекратили. Каждый
задумался, а собственно, зачем они рогами уперлись? Девушка ушла,  исчез
зритель, перед которым они  разыгрывали  ни  одному  из  них  не  нужный
спектакль. Оставшись вдвоем, они неожиданно поняли,  что  им  совсем  не
тесно, они же единомышленники и ни к чему им друг  перед  другом  ваньку
ломать. В братство воровское ни один из них не верил,  жизнь  соседа  не
ценил, чужими руками взять побольше, самому не замазаться - вот  и  весь
сказ.
   Корней взглянул на старика,  тот  ответил  ему  мудрым  всепонимающим
взглядом, и они оба улыбнулись. Хозяин поднялся, достал бутылку коньяку,
наполнил рюмки. Выпили молча, в слова оба не верили, знали:  пока  нужны
друг другу, будут вместе, а там - что бог пошлет.
   - Корней, ты про мильен не шуткуешь? - нарушил молчание старик.
   - Если не миллион, так тысяч шестьсот должно быть, - ответил  Корней.
- Но ты же понимаешь, Савелий, сам я на это дело не пойду.
   - Оно понятно, - согласился старик, - возьмешь, а жизни нет, товарищи
весь огород перекопают...
   - Может, и  не  найдут,  только  я  жить  хочу,  а  не  ждать,  когда
рассветет. И что за привычка у уголовки на рассвете приходить?
   - Верно, Корней, тяжелая у нас судьба, - вздохнул старик  и  взглянул
хитро. - Молодым оно много легче. Удачный скок  залепил  -  гуляй,  сори
денежками, песни пой о воровской жизни вольготной. Не  жизнь  -  малина.
Хоть час, да мой. Человеку часу мало, ему куда больше требуется.  Самому
брать не надо. Кого же ты наладить думаешь?
   - Ты же видал,  двое  у  меня  живут.  Хан  не  откажется  инструмент
сготовить. Милиционер часу своего ждать будет,  он  думает,  навел  сюда
уголовку, вот-вот товарищи объявятся.
   - А если он по металлу не работает?
   - Мелентьева не знаешь? -  Корней  усмехнулся.  -  Разве  он  неумеху
пошлет? Раз  Иван  Иванович  прослышал,  что  мне  работник  по  металлу
требуется, и решил своего подсунуть, то уж не сомневайся.  Мальчик  дело
знает по высшему классу. Он мне все как надо сготовит, тогда Сынок его и
уберет за ненадобностью.
   - А не пойдет Сынок на мокрое?
   - Моя забота. Сынок пройдет по мокрому и дорожку себе назад  отрежет:
Сам понимаешь, кто товарища убрал, билетик купил в один конец  -  только
вперед, все остальные пути заказаны. Сам по молодости...
   - Знаю, Корней, - старик  хихикнул.  -  Сколько  ты  ребятишек  сыску
отдал, свою жизнь выкупая? Ужас...
   - Не помню, Савелий, - огрызнулся Корней. - Но вот один человек,  его
тогда  Юрием  Семеновичем  Кульковым  величали,  в   третьем   году,   в
Новгороде...
   - Не по делу меня.  Корней,  на  прошлое  потянуло,  -  скороговоркой
перебил Савелий. - Старый  я,  старый.  Ты  сказывал  увлекательно.  Ну,
согрешил Сынок по молодости, а дальше?
   - Сам он намеченную мной кассу и возьмет. Не век же парню по  церквам
лазить? Такую удачу  Сынку  не  пережить,  -  закончил  Корней.  -  Как,
Савелий, полагаешь?
   Савелий Кириллович полагал правильно, только никак не мог сообразить,
каково же его собственное участие в  задуманном  Корнеем  деле?  Никаким
краем он тут не касается, совсем не нужен. А коли так, зачем рассказано?
Неужто ошибся старый и Корней с ним решил, а сейчас потешается?
   Корней мысли старика понимал, рад бы  посмеяться  над  старым  змеем,
только нужен ему Савелий Кириллович.
   - Задумано высоко. Корней, - начал осторожно Савелий, подбирая слова,
словно шел по топкому, тропинку  нащупывая.  -  Крепок  ты  умом,  верю,
одолеешь Сынка, запутаешь. И удачи ему не пережить:  такие  деньги  кого
хочешь  убьют.  Однако   уголовка   после   смерти   своего   парня   да
раскуроченного  сейфа  по  следу  бросится,  -  нащупал  старик  твердые
камешки, зашагал решительней. - Парня к тебе посылали, сейф опять  же...
Мелентьев тебя. Корней, искать начнет. Корнея он  будет  искать,  никого
другого, - Савелий Кириллович вздохнул облегченно.
   - Верно рассудил, только чего  радуешься,  не  пойму?  -  Корней  все
отлично понимал и хотел, чтобы старик рассудил не так, но  тот  рассудил
верно.  -  А  чтобы  Мелентьев  в  другую  сторону  пошел,  вы,  Савелий
Кириллович, соберете сходку. Скажете людям:
   Корней просит собраться, сам с поклоном придет.
   - Можно передать, сейчас в Москве есть люди серьезные. Они  к  Корнею
придут. Да зачем тебе? - Старик взглянул с любопытством. -  Сам  знаешь,
много людей - много языков, слух о том до уголовки дойдет обязательно.
   - Вот и ладушки, мне это и требуется,  -  Корней  кивнул.  -  Собирай
людей, а твоя доля в моем деле...
   - Долю не возьму, - перебил старик. - Мне столько и не  требуется.  Я
людей соберу, приду к тебе, и, прежде чем место и час  назову,  ты  мне.
Корней, десять тысяч подаришь.
   Корней кивнул, и они скрепили договор рукопожатием.
   Анна танцевала с Ханом, льнула к его сильному телу, ног под собой  не
чувствовала. Патефон, который принесла Даша, выжимал из  себя  плаксивое
танго,  порой  взвизгивал  непотребно.  Однако  присутствующие   слушали
самозабвенно. Семь бед - один ответ, думал каждый. Даже  Леха-маленький,
которого  из  ту