мне никаких вопросов. Я... очень устала.
    И  осторожно  склонила  голову  на   мое   плечо.   Замерла.   Я
отклонился, чтобы лучше видеть  ее  лицо.  Серые  глаза  потускнели.
Ресницы накрыли их, как  внезапно  опустившаяся  ночь.  Темные  губы
блестели. Я поцеловал это лицо, эти  губы  и  почувствовал,  как  ее
нога ищет мою, а рука скользнула по моему телу.
    Я снова втягивался в водоворот, в омут. Но она  и  впрямь  очень
устала. Она изогнулась на сиденье, сползла  с  моего  плеча  на  мои
руки, вздохнула и... заснула.
    Я высадил ее за полквартала до "Фламенко"  и  попросил  водителя
доставить меня в Грэхэм-Корт. Он  что-то  спрашивал  про  то,  каким
путем ехать. "В Грэхэм-Корт", - повторил я, и это было  все,  что  я
мог сказать. И  голова,  и  тело  захмелели  словно  после  выпитого
шампанского.
    Долго мы ехали в Грэхэм-Корт, долго искали мою машину,  потом  я
долго ехал домой, открывал и закрывал гараж, отпирал свой  дом...  Я
с трудом  держался  на  ногах,  я  приказал  мозгам  приказать  телу
делать, что должно было сделать, и наблюдал, будто со  стороны,  как
эти приказания выполнялись.
    Электронный будильник показывал двадцать  минут  пятого.  Снимая
пиджак, я ощутил вес коробки с фильмом.
    Это уже прошло?
    Я присел на край постели и сказал:
    - Спокойной ночи, Мэвис.
    Не раздеваясь, повалился на одеяло и мгновенно заснул.


                              Глава 13

    Пронзительный звон будильника... Еще в полусне я вдруг  вспомнил
о дантистах, которые навели меня на мысль про оптометристах,  а  те,
в свою очередь, вызвали в  освобождающемся  от  сна  сознании  образ
очков с толстыми линзами, и, стало быть, когда я вскочил с  постели,
то неизбежно подумал о своем соседе, Морисе Грэме.
    Хильда встретила меня на  лестничной  площадке  третьего  этажа,
приложив палец к губам.
    Мы вошли в прихожую.
    - Не шуми, Морис еще спит, а у него была трудная ночь.
    Полная блондинка в теплом домашнем  халате,  жена  с  кроличьими
глазами,  излучающая  доброту,  -  доброту  еврейки,  которая  нашла
счастье в супружеской жизни.
    - Будь добра,  разбуди  его.  Он  мне  очень  нужен.  Только  на
минутку.
    - Нет, я не могу этого сделать, - Хильда пристальнее  вгляделась
в мое  лицо.  Единственный  источник  света  находился  за  холщовой
занавесью в дальнем углу прихожей. - Что стряслось, Лу?  У  тебя  до
ужаса плохой вид.
    - А ты выглядишь превосходно... Просто чудесно  -  снова  видеть
симпатичных людей.
    - Где же ты пропадал?
    - Сгонял в ад и обратно. Это место  называется  Глендейл.  Но  я
никогда больше вас не покину.
    Я поцеловал ее в щеку, пахнущую пальмовым мылом.
    Она ответила мне  легким  дружеским  толчком,  который  чуть  не
выбросил меня обратно на лестничную площадку.
    - Не делай  этого.  Морис  может  тебя  услышать,  а  он  ужасно
ревнивый.  И  потом,  скажу  тебе,  я  вовсе  не  симпатичная.  Я  -
неряшливая домохозяйка и целых две недели  не  приводила  в  порядок
ногти. Ты спросишь: почему? Потому что я ленива.
    - Я без ума от тебя и твоих ногтей. Они никогда не царапают.
    - Сейчас начнут царапать, если ты не станешь вести себя тише.  И
не  думай,  будто  я  настолько  растаяла  от  твоей  лести,   чтобы
разбудить его. Морису надо выспаться.
    Морис  Грем  был  ночным  репортером.  Он  знал  всех,  кто,  по
общефедеральным меркам, этого  заслуживал,  и  знал  достаточно  для
того,  чтобы  при  случае  создать  специализирующийся  на   шантаже
синдикат.  Что   касается   Мориса,   то   не   случая   такого   не
представилось, а сама идея подобного рода никогда бы не  пришла  ему
в голову.
    - Послушай меня, Хильда. Я разыскиваю давно слинявшего с  родины
сына  богатого  английского  лорда.  Убитый  горем  отец  предлагает
фантастическую награду  тому,  кто  сообщит  лос-анджелесский  адрес
этого прощелыги. Вместе с Морисом мы получим по  половине.  Если  он
даст  мне  адрес,  то  получит  право  на  ценный  подарок  в   виде
сертификата, на котором красуется портрет  президента  Гамильтона  и
стоит персональный автограф секретаря нашего казначейства. Видишь?
    И я достал из бумажника десятидолларовик.
    - Ты говоришь, Лу, как будто читают  программу  по  радио.  Даже
две программы сразу, так у тебя все перемешано.
    - За то, чтоб занять  пять  минут  личного  времени  Мориса,  из
отведенного на сон,  я  предлагаю  десять  долларов  наличными.  Два
доллара в  минуту,  сто  двадцать  в  час.  Покажи  мне  кинозвезду,
которая получает  девятьсот  шестьдесят  долларов  за  восьмичасовой
рабочий день.
    - Ну ладно, - с сомнением протянула Хильда, - раз  тут  замешаны
деньги...  Магазин,  торгующий  пластинками,   отчисляет   пятьдесят
процентов "Квартету Бетховена"... А если Морис не знает ответа?
    - Он знает все ответы, разве не так?
    Она совершенно серьезно произнесла:
    - Иногда я думаю, что так оно и есть. Он  знает  слишком  много,
и, видно, это высасывает из него энергию.
    Хильда  немного  отодвинула  штору,  тонкая  полоска  света   из
прихожей проникла в спальню, которая была и гостиной. Я увидел,  что
пол усеян газетами, стены завешаны полками,  ломящимися  от  книг  и
катушек  с  магнитофонными  записями.  Самой  выдающейся  деталью  в
спальне-гостиной были рога огромного  животного,  возвыщавшиеся  над
комнатой и жизнью ее обитателей. Напротив окна на  непокрытой  койке
спал, спиной кверху, Морис, щуплый черноволосый  мужчина  в  пижаме,
свет мгновенно его пробудил. Он перевернулся на спину, тут  же  сел,
свесив с койки ноги и моргая глазами. Его глаза,  широко  раскрытые,
напряженно пытались рассмотреть, что  происходит  рядом.  Уставились
на то место в пространстве, которое занимала моя  персона,  стараясь
сфокусировать взгляд и - без очков - ничего толком не различая.
    - Сколько времени? Кто это?
    - Около девяти  часов,  дорогой.  Лу  пришел  задать  тебе  один
вопрос.
    Хильда протянула мужу очки, взяв их с полки над кроватью.
    - Боже мой, так рано?
    Ночной репортер отказался глядеть на меня. Обхватив свои  плечи,
он принялся раскачиваться и стонать.
    - Извини, Морис, я отниму у тебя  всего  минуту.  Можешь  ли  ты
дать мне адрес Уолтера Килборна? Его нет в  телефонном  справочнике.
Я знаю только номер его машины, но этого мало для моего дела.
    - Никогда о таком человеке не слышал...
    - За десять долларов, дорогой, - мягко вмешалась Хильда. -  Если
ты не осведомлен, где живет Килборн, то  так  и  скажи  человеку.  В
моем представлении Килборн - это большие  деньги,  и  он  муж  самой
красивой женщины в городе. Разве нет, дорогой?
    - Десять миллионов долларов. Не знаю, большие это деньги или  не
очень? - произнес обиженно Морис. - Что же до миссис Килборн,  то...
пепельные блондинки не в моем  вкусе.  Мои  эстетические  склонности
требуют ярких красок. - И  Морис  взглянул  на  жену  с  восхищенной
улыбкой.
    - Дурачок. - Хильда уселась  рядом  на  койку  и  взъерошила  на
затылке его жесткие волосы.
    - Если Мэвис Килборн была бы такой красавицей, как ты  говоришь,
ее фотографии обязательно мелькали бы  повсюду,  разве  нет?..  Хотя
нет, нет, ведь она замужем за Килборном.
    - За Килборном или десятью миллионами долларов?
    - Больше, чем десятью. Прикинь-ка. Пятьдесят  один  процент  пая
Компании Тихоокеанских Очистительных Заводов, при текущей  котировке
их акций... о-о-о, представьте-ка себе это.
    -  ПАРЕКО,  Компания  Тихоокеанских  Очистительных  Заводов,   -
повторил я медленно и отчетливо, подумав  об  утонувшей  женщине.  -
Мне казалось, что его бизнес связан с прокатом такси.
    -  У  него  есть  такое  заведение  в  Глендейле...  Вообще,  он
запустил руку во все, во что только можно, но ПАРЕКО  -  его  конек.
Раньше они занимались нефтяными разработками в Нопэл-Велли. -  Морис
зевнул и склонил голову на широкое плечо жены. -  Все  это  нагоняет
на меня скуку, Лу.
    -   Продолжай,   продолжай,   ты   выдаешь   информацию   почище
справочного бюро. Где он живет?
    - В Велли. - Глаза Мориса были  закрыты,  и  Хильда  материнским
жестом слегка щелкнула его по лбу. Там целые досье.  -  Стэффордшир-
Истейтс, один из  тех  районов,  куда  надо  выписывать  специальную
визу. Я попал туда на одну виллу на вечер в честь  Четвертого  июля.
Почетным гостем у них был Сенатор.
    - Соединенных штатов или штата?
    - Соединенных Штатов, конечно. Сенаторов  всяких  штатов  у  них
там пруд пруди.
    - Демократов или республиканцев?
    -  Какая  разница?..  Разве  я  уже  не  заработал  свои  десять
долларов, а, собиратель мозгов? хозяин потогонной фабрики?
    - Еще  один  вопрос,  интеллектуал  с  ночной  улицы.  Откуда  у
Килборна появились деньги?
    - Я что - Бюро контроля внутренних  доходов?  -  Морис  собрался
было пожать плечами, но рассудил, что для этого  деяния  потребуется
много усилий.
    - Ты знаешь то, чего не знают они.
    - Я ничего не знаю. Все,  что  я  слышал,  -  только  слухи.  Ты
толкаешь  меня   на   клевету,   возмутитель   ночного   спокойствия
законопослушных граждан.
    - Морис, сейчас ты ведешь себя не очень хорошо, - мягко  сказала
Хильда.
    Я повторил вопрос:
    - Деньги. Откуда они появились?
    - Деньги не растут на деревьях.  -  Морис  подавил  зевок.  -  Я
слышал: во  время  войны  Килборн  разнюхал,  что  было  бы  недурно
покрутиться  на  черном  рынке  автомобилей  в  Детройте.  Потом  он
бросился сюда, чтобы законным путем вложить в серьезное  предприятие
деньги, пока их кто-нибудь по закону же у него  не  отобрал.  Теперь
он почтенный калифорниец, влиятельный владелец ценных бумаг,  и  его
виллу посещают политики. В  дальнейшем  на  меня  не  ссылайся,  это
всего лишь слухи. Может быть, он сам распространяет их, чтобы  таким
образом прикрыть нечто худшее... что могло бы сейчас  прийти  мне  в
голову.
    С мечтательной улыбкой Морис  оглядел  спальню-гостиную  и  сидя
заснул.  Сняв  с  его  носа  очки,   Хильда   уложила   на   постели
мальчишеское мело мужа.  Я  протянул  ей  десятку  и  направлился  к
выходу.
    Она пошла за мной.
    - Заходи днем, Лу, мы получили из Парижа новые записи Штрауса.
    - Приду, когда улучу свободную минутку. Сейчас я должен ехать  в
Неваду.
    - Серьезная поездка?
    - Да вроде бы.
    - Это где живет Сью, правда? - Ее полное  лицо  просияло.  -  Ты
собираешься с ней помириться?
    - Нет. Я еду по делам.
    - Я таки верю, что вы вернетесь вместе. Вот увидишь.
    - Дно в ведре провалилось. Даже все королевские мастера,  вместе
взятые, не смогут заделать такую дыру.
    - О, Лу. - Казалось, она  вот-вот  заплачет.  -  Вы  были  такой
прелестной парой...
    Я похлопал ее по руке.
    - Ты милая и хорошая, Хильда.
    Морис застонал во сне. Я вышел.


                              Глава 14

    С шоссе, ведущего в сторону  Стэффордшир-Истейтс,  издали  видна
медная таблица-указатель, прикрепленная к каменной  арке,  -  сквозь
нее новая асфальтовая ветка поворачивала  от  главной  дороги  туда,
куда мне было нужно.  Первым  делом  таблица  сообщала,  что  данная
территория "контролируется частной  охраной".  Ворота  -  столбы  из
секвойи - были открыты, и  я  въехал  на  территорию,  патрулируемую
частным порядком.
    Вверх по  каньону  медленно  поднимался  утренний  туман.  Вдоль
дороги тянулись высокие кипарисы и  вязы,  на  их  ветвях  распевали
птички. За кирпичными стенами и  толстыми  рублеными  заборами  вилл
фонтаны забрасывали свои лассо  из  водяных  брызг.  Респектабельные
дома  среди  цветочных  клумб  и  лужаек,  напоминавших  столы   для
бильярда, расположены были  так  по  отношению  друг  к  другу,  что
никто, кроме хозяев, не мог наслаждаться их видом.  В  Сан-Фернандо-
Велли собственность олицетворялась красивыми виллами; вокруг них  не
было ни души, и у  меня  возникло  странное  чувство,  что  красивые
приземистые  дома  -  не  просто  место  проживания   богачей,   они
перенесены через каньон еще для каких-то, им одним ведомых, целей.
    Я проезжал  мимо:  "Велми",  "Эрбаскот",  "Романовски"...  далее
почтовые   ящики   возвещали:    "Льюисон",    "Тэпингем",    "Вуд",
"Ферингтон", "фон Эш".
    "Уолтер Дж. Килборн"  -  аккуратно,  по  трафарету  выведено  на
девятом ящике, и я свернул на  дорогу  к  дому.  Он  был  сложен  из
розового кирпича, покрыт плоской, выступающей за плоскость  стен  из
бревен вечной секвойи. Кругом росли бегонии, я насчитал до  двадцати
их оттенков.
    Я остановился  на  покрытой  гравием  петле-площадке,  вышел  из
машины, проследовал к парадной двери  и  нажал  кнопку  звонка.  Эхо
прокатилось по всему дому.
    Местечко было столь же оживленным,  как  приемная  в  похоронном
бюро глубокой ночью, и почти так же, как она, располагало к себе.
    За бесшумно открывшейся дверью возник маленький японец,  весь  в
белом, шаги его тоже были совершенно бесшумны.
    - Вам что-то угодно, сэр?
    Губы  японца  старательно  выговаривали  английские  звуки.   За
плечами его я мог увидеть террасу, где стояли огромный  белый  рояль
и обитая белой тканью софа. Бассейн за  окнами  с  белыми  колоннами
отбрасывал колышущиеся сапфировые пятна на белые стены.
    - Мне нужен мистер Килборн, - ответил я. - Он сказал, что в  это
время будет дома.
    - Но его сейчас нет. Очень сожалею, сэр.
    - Дело связано с арендой нефтяных месторождений. Мне  нужна  его
подпись.
    - Его нет дома, сэр. Может быть, вы хотели бы оставить для  него
сообщение в письменном виде?
    Немигающие черные глаза оставались непроницаемыми.
    - Если бы вы сказали мне, где он...
    - Я не знаю, сэр. Он  уехал  в  круиз.  Может  быть,  вам  стоит
попробовать связаться с его  офисом,  сэр.  Там  могут  организовать
телефонную связь с яхтой.
    - Благодарю вас. Могу ли я позвонить отсюда в офис?
    - Очень сожалею, сэр. Мистер Килборн  не  давал  мне  разрешения
впускать в дом незнакомых посетителей.
    Японец склонил голову, покрытую волосами, похожими на щетку  для
чистки обуви, отвешивая мне тем  самым  поклон.  И  захлопнул  дверь
перед носом.
    Я забрался  в  машину,  очень  осторожно  закрыл  дверцу.  Будто
боялся разбудить денежную лавину.  Петля  усыпанной  гравием  дороги
провела  меня  мимо  гаражей.  Там  стояли  "остин",  "джип",  белый
"роудстер". Черного лимузина не было.
    Лимузин повстречался мне на полпути, когда  я  ехал  обратно.  Я
держался середины  шоссе  и  показал  идущей  навстречу  машине  три
пальца. Черный затормозил в нескольких футах от  моих  бамперов,  из
лимузина вышел шофер. Глаза его мигали от яркого солнечного света.
    - Что случилось, приятель? С чего это ты подал мне знак?
    Я вышел из машины  -  и  тотчас  из  наплечной  кобуры  выхватил
пистолет. Показал ему игрушку. Шофер поднял  руки  до  уровня  плеч.
Улыбнулся.
    - Ты что, с ума сошел, парень? У меня же нет ничего стоящего.  Я
сам старый сорви-голова, но набрался ума. Наберись ума и ты,  спрячь
железку.
    Улыбка странно смотрелась на  его  лице  -  эдакая  жульническая
маска у добродушного Санта-Клауса.
    - Прибереги свои  шутки  для  ночного  свидания  в  среду.  -  Я
подошел к нему, хотя не слишком  близко.  Мужчина  был  пожилой,  но
достаточно сильный и крепкий, и мне не хотелось стрелять в него.
    Он узнал меня. Его лицо тотчас  стало  таким  же  выразительным,
как кусок бетона.
    - Я-то думал, что ты уже в  холодильной  камере.  -  Его  кулаки
сжались.
    - Не опускай руки! Что вы сделали с Ривисом?  Тоже  отправили  в
холодильник?
    - Ривис? - произнес он, старательно изображая  хитрость.  -  Кто
это Ривис? Я не знаю никакого Ривиса.
    - Узнаешь, когда тебя отвезут в морг поглядеть на него. -  Я  во
всю импровизировал: - Горный патруль обнаружил  его  у  дороги  близ
Куинто сегодня утром. Горло было перерезано.
    - Да? - Воздух вылетел из его рта и ноздрей так,  словно  я  дал
ему кулаком поддых.
    - Разреши-ка взглянуть на твой  нож,  -  сказал  я,  чтобы  дать
понять, будто отпечатками его пальцев очень интересуются в полиции.
    -  У  меня  нет  ножа.  Я  не  имею  к  таким   делам   никакого
отношения... Я перевез того парня через границу штата  Невада...  он
же не может так скоро вернуться.
    - Ты же вернулся, и скоро.
    На его лице отразились мучения, вызванные попыткой поразмышлять.
    - А, ты дурачишь меня, как сосунка, - сказал он наконец.  -  Тот
парень никогда не возвращался в Куинто, и его нигде не находили.
    - В таком случае, где же он теперь?
    - Не скажу, - решительно заявил  кусок  бетона.  -  Спрячь  свою
железку и убирайся.
    Мы находились в  темно-зеленой  долине,  тесно  сжатой  с  обеих
сторон лавровыми деревьями. Единственное,  что  нарушало  тишину,  -
это урчание наших машин.
    - Твое лицо обманчивое, - сказал я. - Можно  подумать,  что  оно
живое, так и просит, чтобы его продырявили.
    - Попробуй. Увидишь, куда за это попадешь.
    Я испытывал острое желание ударить его,  но  память  о  минувшей
ночи не  позволила.  Должна  же  быть  разница  между  мной  и  моим
противником! Не будь ее, я и к себе испытывал бы гадливое презрение.
    И в таком случае  мне  следовало  бы  убрать  зеркало  из  своей
ванной  комнаты.  А  оно  было  мне  необходимо  для  благополучного
осуществления процесса бритья.
    -  Черт  с  тобой!  Поезжай,  невинный  младенец.  -  Я  опустил
пистолет.
    - Хулиган! - крикнул мой недавний противник,  когда  поворачивал
свой черный лимузин на  самый  край  кювета,  чтобы  разъехаться  со
мной. Он врезал мне по ушам гудком, рокот  его  мотора,  набирающего
обороты, прокатился как триумфальный клич.


                              Глава 15

    Только к вечеру я пересек огромную  равнину,  пограничную  между
Калифорнией и Невадой. Впереди машины быстро и  бесшумно  бежала  ее
тень, медленно увеличиваясь от часа к часу.  Над  косогорами  висело
желтое солнце, воздух был настолько прозрачен, что  при  взгляде  на
горы пропадала перспектива.
    Они стояли перед глазами как сюрреалистические символы  на  фоне
голого неба. Жара,  -  некоторое  время  она  держалась  ста  десяти
градусов по Фаренгейту, - начинала спадать, но капот машины был  все
еще  достаточно  горячим  для  того,  чтобы  поджаривать   встречных
неосторожных насекомых.
    "Раш-Эпартментс" - это двухэтажное панельное здание в  восточной
части  Лас-Вегаса.  Выкрашенное  скучной,  какой-то  усталой  желтой
краской, оно стояло зажатое между стоянкой для  машин  и  бакалейным
магазином. По фасаду деревянная лестница с провисшими перилами  вела
на  узкую  веранду  -  туда  выходили  комнаты  второго  этажа.  Под
лестницей на табуретке, вплотную придвинутой к стене, сидел  пожилой
мужчина. Вокруг своей костлявой шеи  он  повязал  выцветший  пестрый
платок, на крутых скулах росла неделю не бритая щетина,  похожая  на
пыльный серый плюш в  железнодорожных  вагонах  старого  образца,  -
сидел себе и посасывал трубку, сделанную  из  кочерыжки  кукурузного
початка.
    Я спросил его, где живет миссис Шнайдер.
    - Как раз здесь и живет, - пробормотал небритый.
    - Она сейчас дома?
    Он вынул изо рта пустую трубку, смачно сплюнул на цементный пол.
    - Почему это вы решили, что я знаю?
    Я положил на его костлявое колено пятьдесят центов.
    - Купите-ка себе мешочек табака.
    С хмурой миной на лице он взял монету  и  опустил  ее  в  карман
покрытого давними пятнами жилета.
    - Я так считаю, что вас прислал ее  муж?  В  последний  раз  она
сказала, что он ее муж, хотя тот больше  смахивал  на  сутенера.  Во
всяком случае, ловкий обманщик... От вас  тогда  отвернулась  удача.
Она недавно вышла из дома.
    - А вы не знаете куда?
    - В логовище беззакония, куда же еще. Туда, где она  и  проводит
все свое  время.  -  Небритый  наклонился  вперед  вместе  со  своим
табурет