-  оскалился  в
улыбке Надсон. - Сегодня  я  получил  от  него  другое  заявление...
После того, как он немного успокоился. Он утверждает теперь, что  не
может сказать точно, когда услышал  всплекс,  да  и  слышал  ли  его
вообще. Вполне вероятно, что миссис Слокум была убита за добрый  час
до того, как он  нашел  ее  тело  в  бассейне.  Так  что  невозможно
установить, сколь долго она находилась в воде.
    - Все равно я не думаю, что это сделал Ривис.
    -  То,  что  вы  думаете,  не  доказательство.  Я   привел   вам
доказательства, и  достаточно  веские...  Между  прочим,  Арчер,  вы
немного поздно сообщили мне, когда подобрали Ривиса и решили  с  ним
покутить. Что случилось тогда в баре, Арчер,  он  очень  убедительно
рассказывал вам о своей честной жизни?
    Я сдержал гнев. Карта не сыграла. По-видимому, не сыграла.
    С надменной медлительностью Надсон  вынул  маленькую  сигару  из
маленького кармашка, попросил разрешение у  дамы  закурить,  отломил
кончик сигары и бросил  его  в  пепельницу,  зажег  сигару,  потушил
спичку, выпустил струйку дыма:
    - Когда мне потребуется инструктор, чтобы  рассказать,  как  мне
вести свои служебные дела, я пошлю вам срочное письмо.
    Он вышел из комнаты, оставляя за собой облачко  приятного  дыма;
и тут же вдруг вернулся из холла, ведя за руку  Кэти.  Она  пыталась
вырвать руку из его цепкой хватки.
    - Отпустите меня, мистер Надсон.
    Он резким движением освободил ее руку.
    - Прости, Кэти. Я не хотел быть грубым.
    Она повернулась  к  нам  спиной  и  направилась  было  к  двери,
скользя  белыми  меховыми  тапочками  по  ворсу  ковра.  В   розовом
шелковом халате, с блестящими, распущенными по спине  волосами,  она
выглядела очень трогательно.  Надсон  смотрел  на  нее  со  странной
безнадежностью во взоре.
    - Подожди минутку, дорогая, - сказала мать. - Почему так  поздно
ты не спишь? А, почему?
    Кэти остановилась в дверях, но отказалась повернуться.  Покрытые
атласом плечи ее напряглись.
    - Я разговаривала с папой.
    - Он тоже еще не спит?
    - Он не мог уснуть,  и  я  тоже  не  смогла.  Мы  услышали  ваши
голоса. Теперь можно мне вернуться в постель?
    - Конечно, дорогая.
    - Я хотел бы задать Кэти вопрос, - пришлось вмешаться мне. -  Вы
позволите, миссис Слокум?
    Материнским жестом она подняла руку.
    -  Бедной  девочке  пришлось  отвечать   на   такое   количество
вопросов. Не может ваш подождать до утра?
    - Все, что мне нужно, от Кэти, так это, чтобы она  сказала  "да"
или "нет". Пэт Ривис утверждал, что она может подтвердить его  алиби
в те трагические минуты.
    Девушка обернулась, но от двери не отошла.
    - Я не ребенок, мама. Конечно, я могу дать ответ  на  вопрос.  -
Она встала, расставив ноги, глубоко засунув руки в карманы халата.
    - Итак... Ривис утверждал, что он  пришел  сюда  прошлой  ночью,
чтобы повидаться с тобой. Вы были с ним вместе до того, как я  нашел
тебя одну в своей машине?
    - Нет. Я не видела  его  с  того  самого  неприятного  случая  в
Куинто.
    - Это все? - обратился ко мне Надсон.
    - Все.
    - Подойди и поцелуй на ночь  свою  маму,  Кэти,  -  сказала  Мод
Слокум.
    Девушка с явной неохотой подошла к  матери  и  поцеловала  ее  в
щеку.  Руки  Мод  потянулись  к  ней,  обняли  ее.  Девушка   быстро
высвободилась из объятий и направилась к двери.
    Надсон смотрел на  обеих  так,  словно  он  и  не  подозревал  о
существующем между ними напряжении. Казалось,  он  получил  истинное
удовольствие от лицезрения этой вынужденной, лишенной любви  сделки-
поцелуя. Он вышел из комнаты вслед  за  Кэти  с  застывшей  на  лице
улыбкой и с пылающей сигарой, торчащей во рту.
    Я опустился на диван рядом с Мод Слокум.
    - Ривис крепко сел на мель. Надсон... упорен.
    - Вы все еще не удовлетворены? - отозвалась она.
    -  Поймите,  Ривис  для  меня  ровно  ничего  не  значит.   Меня
беспокоит  общая  картина:  в  ней  слишком  много   несоответствий.
Кстати... Вы знаете человека по имени Уолтер Килборн?
    - Снова вопрос, мистер Арчер? -  Она  потянулась  к  серебряному
портсигару, лежавшему на столике рядом. Руки плохо слушались  ее,  и
портсигар  упал  на  пол.  Сигареты  рассыпались,  я   принялся   их
подбирать.
    - Не беспокойтесь, пожалуйста, не  беспокойтесь...  Все  у  меня
распадается на части, все вообще, так что несколько сигарет на  полу
- это самое незначительное из моих огорчений.
    Я продолжал подбирать сигареты.
    - А какое самое большое? Все еще то письмо, которое вы мне дали?
    - Вы задаете мне так много вопросов, мистер Арчер.  Хотелось  бы
мне знать, что заставляет вас это делать. Страсть к  справедливости,
страсть к правде?.. Вы видите, теперь я спрашиваю,  я  поменялась  с
вами ролями.
    - Не знаю, почему вам интересно это узнать.
    Я  положил  на  стол  вновь  заполненный  портсигар,  зажег  две
сигареты, одну для нее, другую для себя.
    Она благодарно затянулась. Ее ответ сопроводило облачко дыма:
    -  Потому  что  я  не  понимаю  вас.  Вы   достаточно   умны   и
представительны, чтобы у вас была работа получше  и  большего  веса,
что ли.
    - Как у вашего друга Надсона? Я пять лет работал в  департаменте
муниципальной  полиции,  а  потом  бросил  службу.   Слишком   много
случаев, когда официальная  версия  не  согласовывалась  с  фактами,
которые были мне известны.
    - Ральф  -  честный  человек.  Всю  свою  жизнь  он  работает  в
полиции, и у него осталась, все еще осталась совесть.
    - Вероятно, две совести. У многих из  хороших  полицейских  есть
общественная совесть и частная совесть. У меня  же  осталась  только
частная совесть, вещь неказистая, но зато своя.
    -  Я  не  ошиблась  на  ваш  счет:   вами   движет   страсть   к
справедливости.
    - Не знаю, что такое  справедливость,  -  сказал  я.  -  Хотя...
правда меня интересует. Не правда вообще, а правда  конкретная:  кто
сделал, что, когда, почему. Особенно почему. Например, мне  хотелось
бы знать, почему вас так заботит, интересуюсь ли я  справедливостью.
Может быть, вы хотите  таким  путем  попросить  меня  отказаться  от
нашего дела?
    Некоторое время она сидела в полном молчании.
    - Нет. Это все не то. У меня самой сохраняется доля  уважения  к
правде. Женское уважение: я хочу знать правду, если  только  она  не
причиняет слишком большую боль. И я просто,  признаться,  побаиваюсь
немного человека, который очень сильно заботится о правде. Вас  ведь
действительно заботит, виновен Ривис или нет...
    - А разве это не волнует Надсона и оставшуюся у него совесть?
    - Не знаю. Происходит вообще слишком много  такого,  чего  я  не
понимаю.  ("Это  нас  объединяет",  -  подумал  я.)  Например,   мой
уважаемый супруг удалился к себе и отказывается попадаться  кому  бы
то ни было на глаза. Он утверждает, что  проведет  остаток  жизни  в
своей комнате, как Марсель Пруст. -  Ненависть  мелькнула  в  глазах
Мод, глазах цвета морской волны.  И  тут  же  исчезла,  как  плавник
акулы в морских волнах.
    Я загасил свою сигарету, вкус  которой  (на  пустой-то  желудок)
был слишком острым.
    - Этот Марсель... как его там, он ваш друг?
    - Теперь вы снова собираетесь ломать комедию?
    - У вас дома,  по-моему,  такая  мода.  Вы  определенно  желаете
вести беседу о каких-то абстракциях вроде правды  и  справедливости.
Но не сообщили мне ни  одного  факта,  который  мог  бы  мне  помочь
выяснить, кто написал письмо или кто убил вашу свекровь.
    - Ах, письмо... Мы снова вернулись к письму.
    - Миссис Слокум, - сказал я, - письмо писалось не обо  мне.  Оно
писалось о вас. Вы наняли меня, чтобы я выяснил,  кто  его  написал,
помните?
    - С того времени  случилось  столько  всего...  Теперь  все  это
кажется не важным.
    - Теперь, когда она мертва?
    - Да, - холодно ответила Мод. - Теперь, когда она мертва.
    - А не приходило ли вам на ум, что автор письма и  убийца  могут
быть одним и тем же лицом?
    - Нет. Я не вижу тут никакой связи.
    - И я тоже не вижу. Если бы со мной сотрудничали, я смог  бы  ее
разглядеть. То есть: если вы рассказали бы мне все,  что  знаете  об
отношениях между людьми в этом доме.
    Она пожала плечами с усталой покорностью.
    - Я не могу,  как  Кэти,  требовать  для  себя  освобождения  от
ответов на вопросы под  предлогом  крайней  молодости.  Но  я  очень
устала. Что вы хотите знать?
    - Как давно вы знаете Надсона и насколько хорошо?
    Она смерила меня еще одним своим долгим, "зондирующим"  взглядом
(я уже успел к ним приноровиться).
    - Год. Последний год. Или около того, и вовсе не так близко.
    - Вчера  вы  упомянули  о  подруге  по  имени  Милдред  Флеминг.
Возможно, она расскажет мне другую историю вашего знакомства.
    Она холодно заметила:
    - Думаю, вы несколько нарушаете приличия, мистер Арчер.
    - Очень хорошо,  мэм,  будем  впредь  играть  по  джентльменским
правилам. Оба, мэм!
    - Ладно, я скажу вам кое-что... Я знаю Уолтера Килборна.  Честно
говоря, я видела его сегодня.
    В холле послышались тяжелые шаги Надсона, его  покатые  плечи  и
мощный торс загородили дверной проем.
    - Я наконец выгнал шерифа из постели. Он встретится с нами.
    - С вами, - поправил я. - Не со мной. Миссис Слокум была  сейчас
настолько любезна, что предложила мне еще бокал,  а  он  мне  крайне
необходим. Утром я представлю шерифу  заявление.  Возьмите  с  собой
паренька. Его зовут Массельман, Бад Массельман, он в моей  машине  и
теперь скорее всего спит. Вы еще можете обнаружить  четкие  следы  в
том месте, где грузовик развертывался, чтобы перегородить дорогу.
    - Огромное спасибо за великолепное предложение.
    В его тоне  прозвучала  ирония,  но,  мне  кажется,  он  остался
доволен, что я не поеду с ним. Они с шерифом смогут тогда  побродить
вокруг места преступления, подобрать останки, отвезти их в город и -
ничего иного не делать.
    - Посмотрите, чтобы у мальчика было  где  выспаться,  хорошо?  И
передайте ему от меня вот это, я ему остался должен.
    Надсон взял у меня десятидолларовую бумажку.
    - О'кей, Арчер. Спокойной  ночи,  миссис  Слокум.  Я  ценю  ваше
сотрудничество.
    - Я тоже, Ральф.
    "Давние любовники,  -  снова  подумал  я,  -  играют  с  двойной
осмотрительностью, в паре".
    Надсон ушел. Мы снова остались вдвоем. Мод  Слокум  поднялась  с
дивана, взяла мой пустой бокал.
    - Вы действительно хотите что-нибудь выпить?
    - Немного, пожалуйста. И с водой.
    - И я составлю вам компанию. Без воды.
    Она налила из графина виски, в два пальца мне и в  четыре  себе.
Выпила свой виски залпом.
    - Чего я действительно хочу, так это информации  о  Килборне,  -
сказал я, медленно потягивая содержимое своего бокала.
    - Несчастный  искатель  правды,  -  неожиданно  произнесла  она,
совсем не по правилам джентльменской игры.  Тяжело  и  небрежно  она
опустилась на диван рядом со мной. - Я ничего  не  знаю  об  Уолтере
Килборне, я имею в виду - ничего, что могло бы говорить против него.
    - Это разъяснение уникальное,  я  полагаю.  Где  видели  вы  его
сегодня вечером?
    -  В  ресторане  "Бодвок",  в  Куинто.  Я   думала,   что   Кэти
заслуживает... чего-то отвлекающего от  мрачного  дня,  который  она
провела с полицией и... с  отцом.  Ну,  я  и  повезла  ее  в  Куинто
пообедать. И увидела в ресторане Уолтера Килборна. Он был  вместе  с
белокурым юным созданием, очень милым...
    - Со своей женой. Вы с ним ни о чем не разговаривали?
    - Нет. Он не узнал меня, а я никогда ему не  симпатизировала.  Я
спросила старшего официанта, откуда он  здесь.  Очевидно,  его  яхта
стоит в гавани.
    Это было то, что мне нужно. Усталость  высосала  из  моего  тела
энергию и перешла в наступление  на  мою  волю.  Но  оставались  еще
вопросы, которые мне нужно было задать.
    - А как получилось, что вы его знаете?
    - Года два назад он хотел заключить деловое  соглашение  с  моей
свекровью, взять на  пробу  нефть  на  ее  ранчо.  Это  было,  когда
открыли месторождение нефти по другую сторону  долины,  эту  сторону
еще  не  трогали.  Целая  компания  мужчин  прибыла  сюда  вместе  с
Килборном и провела несколько недель на  нашей  территории,  вырывая
ямы и ставя взрывчатые заряды и приборы... Я забыла техническое наз-
вание...
    - Сейсмограф?
    - Сейсмограф. Они нашли  тогда,  что  нефть  очень  хорошая,  но
сделки не получилось. Мама, - губы Мод, округлившись, выпустили  изо
рта это слово так, будто у того был какой-то странный  и  неприятный
привкус, - мама решила, что нефтяные вышки  заслонят  ей  изысканный
вид. И разорвала с Килборном все связи. Конечно, здесь сыграло  роль
и другое: ей не понравился мужчина, не думаю, чтобы она отнеслась  к
нему с доверием... Так мы и продолжали жить в благородной бедности.
    - А другие компании?
    - Она вообще не захотела сдавать участок кому бы то ни было.  Но
первый отказ был дан Килборну.
    Рука Мод  слепо  потянулась  за  сигаретой.  Я  достал  одну  из
портсигара, вложил ее между пальцев Мод. Она курила бестолково,  как
ребенок, - видно, виски вместе с усталостью  тяжело  действовали  на
нервную систему.
    Я задал ей главный вопрос, который причинил  бы  ей  боль,  будь
она трезвой и собранной, и внимательно глядел в лицо, ожидая,  какой
он произведет эффект:
    - А вы не хотели жить дольше в благородной бедности,  не  правда
ли? Вы и ваш муж связались бы с Килборном. Так? Не это  ли  причина,
почему он сейчас заперся наверху?
    - Это не приходило мне в голову, -  неуверенно  сказала  Мод.  -
Хотя... Знаете, именно это мы и  сделаем.  Я  должна  поговорить  об
этом с Джеймсом.
    Она закрыла глаза.
    Я пожелал Мод спокойной ночи и оставил ее.


                              Глава 18

    Нижний этаж дома тускло освещало бра,  висевшее  в  холле  между
входной дверью и дверью на  кухню.  Полутемно  было  под  лестницей,
ведущей в верхние комнаты. В этом "алькове" на низком столике  рядом
с телефонным аппаратом я увидел справочник  абонентов  из  Куинто  и
Нопэл-Велли. Открыл его на букве "Ф". В справочнике значился  только
один Фрэнкс - Симеон  Дж.,  проживающий  на  Тэннер-тэррас,  467.  Я
набрал его номер. На другом конце провода один за другим  прозвучало
шесть гудков. Затем - резкий, грубый голос:
    - Говорит Фрэнкс. Это с участка?
    Мне было, что сказать этому Фрэнксу, но я сдержался.
    - Алло, алло, - повторил он, - Фрэнкс слушает.
    Я повесил трубку.
    Тут до меня донесся легкий шорох, кто-то спускался  по  лестнице
над моей головой - звук усиливался самой лестницей.  Лицо,  бледное,
как луна, на фоне облака волос, возникло над перилами.
    - Кто здесь?
    - Это Арчер. - Я вышел  из-под  лестницы,  чтобы  девушка  могла
меня видеть. - Ты еще не в постели, Кэти?
    - Я боюсь закрыть глаза. Закрою -  и  предо  мной  сразу  встает
лицо бабушки. - Кэти обеими руками схватилась за дубовые  перила.  -
А что вы делаете?
    - Звоню по телефону. Теперь уже закончил.
    - Я слышала, как перед вами звонил мистер  Надсон.  Это  правда,
что Пэт мертв?
    - Да... Он тебе нравился?
    - Иногда... Иногда он был довольно мил.  Он  был  очень  веселым
человеком. Учил меня танцевать... Только не  рассказывайте  об  этом
папе, ладно? Ведь не он убил бабушку, правда?
    - Не знаю. Я так не думаю.
    - Я тоже. - Она  словно  украдкой  заглянула  в  глубину  холла,
задавленного тенями. - Где все остальные?
    - Надсон ушел. Твоя мама в гостиной. Она там заснула, наверное.
    Кэти поглубже запрятала руки в мягкие складки халата.
    - Во всяком случае, я рада, что он ушел.
    - Мне тоже надо сейчас идти... С тобой будет все в порядке?
    - Да, со мной будет все в порядке. - Кэти сошла вниз, ее  ладони
скользнули по перилам. - Я  разбужу  маму  и  отправлю  ее  спать  в
постель, так будет лучше.
    - Вожможно, так будет лучше.
    Она проводила меня до двери.
    - Спокойной ночи, мистер Арчер. Прошу прощения, что была с  вами
груба прошлой ночью. У меня тогда было такое чувство,  будто  что-то
должно случиться. Знаете,  я  могу  предчувствовать,  -  по  крайней
мере, так мне говорят. Я вроде собаки, которая воет на  луну,  когда
в воздухе пахнет бедой.
    - Но прошлым вечером ты не видела Ривиса...
    - Нет.  Я  боялась,  что  он  может  прийти...  ненавижу  всякие
сцены...  но  он  не  пришел.  -  Палец  Кэти  начертил   крест   на
задрапированной в шелк груди. - Пересеки мое  сердце  и  надейся  на
смерть! - Она засмеялась внезапно,  какая-то  напряженная  веселость
появилась на лице: - Ужасные слова: "надейся на смерть",  не  правда
ли?
    Я сказал:
    - Спокойной ночи, Кэти.
    Номер  467  по  Тэннер-тэррас...  Он  представлял  собой   белый
одноэтажный летний дом  с  верандой  в  одном  из  наиболее  дешевых
районов и был окружен дюжиной таких же домов. У всех -  покосившиеся
крыши,  никуда  не  годные  оконные  ставни,  а  пространство  между
жилищами устилали какие-то жалкие  растения,  топтать  которые  было
право не жалко.
    У сержанта Фрэнкса горел свет. Он просачивался  из-за  жалюзи  и
разбрызгивался по нерукотворной лужайке.
    Я проехал мимо сержантского дома,  развернул  машину  на  первом
перекрестке и остановился в футах ста.
    Фрэнкс был полицейским. На своей собственной территории  он  мог
мне доставить некоторые неприятности,  а  я  совсем  не  был  к  ним
расположен. Я выключил  мотор,  погасил  освещение  и  откинулся  на
сиденье, как бы собираясь слегка вздремнуть,  но  при  этом  держать
ситуацию под контролем. Приближающийся звук мотора  вскоре  пробудил
меня, и мгновение спустя на улицу вырвалась широкая полоса света  от
передних фар чужой машины. Полоса метнулась в  сторону,  выпрямилась
и замерла напротив дома Фрэнкса.  Я  увидел  три  голубые  лампочки,
какие обычно бывают на такси. Из задней кабины  автомобиля  неуклюже
выбрался мужчина  и  направился  к  дому.  Шел  скособочившись;  при
тусклом освещении мне показалось, что  идет  калека.  Входная  дверь
отворилась прежде, чем человек преодолел низкие бетонные  ступеньки.
Он прошел в освещенный  входной  проем.  Это  был  невысокий  полный
мужчина, одет в коричневую куртку, видно из конской кожи.  С  правой
стороны  куртка  оттопыривалась,  пустой   правый   рукав   болтался
свободно.
    Дверь закрылась за ним. Такси развернулось и снова  остановилось
напротив дома. Фары  выключились.  Выждав  минуту-две,  я  вышел  из
своей  машины,  бесшумно  подошел  к  чужой.  Таксист  вытянулся  на
сиденье, ожидая, когда снизойдет сон.
    - Вы заняты?
    Он ответил, не открыв глаз:
    - Сожалею. Я должен буду ехать обратно.
    - Куда?
    - В Куинто.
    - Как раз туда мне и нужно.
    - Извините, мистер... Эта машина из  Куинто.  Я  не  могу  брать
пассажиров из Нопэл-Велли.
    - Можете, если не имеете ничего против меня.
    - А... какой  тариф?  -  Глаза  раскрылись.  Они  были  голубые,
большие, чуть не выскакивали наружу.
    Я показал таксисту десятидолларовую бумажку.
    - Вот ваш... тариф.
    Бумажка трещала у меня в  пальцах,  будто  ее  охватывал  огонь,
вызванный взглядом шофера.
    - Идет! Все будет о'кей, коли тот парень не будет  возражать.  -
Шофер наклонился, чтобы открыть мне дверцу.
    Я сел в машину.
    - Он не станет возражать. Куда в Куинто он собирался ехать?
    - Не знаю, я его встретил, когда он шел по дощатому  настилу  на
пляже.
    - Вы его раньше видели?
    Этот вопрос весил больше, чем сотня других. Таксист поглядел  на
меня.
    - Вы полицейский?
    - Это не принято доказывать.
    - Послушайте, мистер, я ведь не брал  ваших  денег.  Я  даже  не
сказал вам, что возьму деньги. И точно, не  дотронусь  до  них!  Так
как насчет того, чтоб выйти и  оставить  меня  в  покое?  Я  пытаюсь
вести честную жизнь, черт возьми.
    - Хорошо, я выйду, а вы отправляйтесь назад в