ия,
но... пришлось  сначала  рассказать  ей  то,  что  она  должна  была
узнать. Что сделала вода  с  Оливией  Слокум,  что  сделал  огонь  с
Рианом, что  сделал  стрихнин  с  Мод.  Я  не  стал  рассказывать  о
Килборне и Мэвис, о том, что они сделали друг с другом.
    Мисс Флеминг слушала меня  спокойно,  если  не  считать,  что  к
концу  рассказа  ей  понадобилось  поправить  свой  макияж.  Она  не
произнесла ни слова до тех пор, пока я  не  упомянул  Надсона  и  не
сообщил, что он выпроводил меня из города.
    - Вам не следовало бы обращать слишком большое внимание  на  то,
что он говорил. Могу вообразить себе его чувства. Не  убеждена,  что
стоит вам знать о том, но...
    - Надсон любил ее, это было заметно.
    Я отыскивал слабые места в ее  линии  поведения.  У  большинства
секретарш есть профессиональная слабость: они молчаливо  накапливают
информацию, но после того, как накопят ее в достаточном  количестве,
должны кому-нибудь ее сообщить.
    Мисс Флеминг почувствовала себя уязвленной:
    - Если вам уже все известно, зачем вы пришли ко мне?
    - Я знаю крайне мало,  мисс  Флеминг.  Я  не  знаю,  кто  утопил
Оливию Слокум, почему Мод Слокум приняла стрихнин. Я пришел  к  вам,
потому что вы ее самая близкая подруга. Я  думал,  что  вы  в  праве
знать, что произошло, и что вы захотите помочь мне выяснить  все  до
конца.
    Мои объяснения удовлетворили ее.
    - Хорошо, я попробую вам помочь. Мод мне всегда  доверяла.  Могу
сказать вам: у нее была очень  трагическая  жизнь.  -  Мисс  Флеминг
заказала  еще  кофе  и  продолжала:  -  Раз  уж  речь  зашла  о   ее
свекрови... вы говорили, что Пэт Риан убил ее?
    - Это версия Надсона, и  большинство  улик  ее  подтверждает.  У
меня была другая версия, я не смог пока ее подтвердить.
    - Но  вы  не  думаете,  что  Мод...  -  Глаза  моей  собеседницы
сверкнули угольком.
    - Нет.
    - Я рада. Каждый, кто знал ее, мог бы сказать, что она никого  и
пальцем не тронет. Она была кротким созданием. Несмотря ни на что.
    - Несмотря ни на что?
    - Я говорю обо всей ее проклятой  жизни,  полной  неприятностей.
Обо всем, что заставило ее покончить с собой.
    - Значит, вы знаете, почему она это сделала?
    - Думаю, что да... Ее истязали в  течение  пятнадцати  лет.  Она
была  единственной  женщиной,  из  тех,  кого  я  когда-либо  знала,
которая хотела жить правильно. Но никогда  ей  этого  не  удавалось.
Она сделала пару ошибок,  которые  так  и  не  смогла  исправить.  Я
расскажу вам, но при одном условии... Можете  вы  дать  мне  честное
слово?
    - Да. На войне я был офицером, хотя джентльменство в  той  среде
не пользовалось успехом.
    Меня снова смерили суровым долгим взглядом.
    - Так... Буду доверять вам столько же, сколько доверяю себе,  но
не больше. Дайте мне слово, что Кэти никогда не услышит того, что  я
расскажу вам, и мои сведения никак не повредят Кэти.
    Я догадывался, что именно она собиралась рассказать.
    - А если об этом знают другие?
    - Никто не знает, кроме меня... И конечно, Надсон  и,  возможно,
жена Надсона.
    - Так у Надсона есть жена?
    - Он не живет с ней уже пятнадцать или шестнадцать лет,  но  они
не разведены, и так будет всегда. Она никогда не даст ему развод,  а
то, что он делает "на стороне", для нее не имеет значения.  Она  его
ненавидит.  Правда,  она   весь   мир   ненавидит.   Она   наверняка
обрадуется, когда узнает, что Мод Слокум покончила с собой.
    - Вы знаете эту женщину?
    - Знаю ли я ее! Я жила в ее доме почти целый год, и  я  знаю  ее
лучше, чем мне того хотелось бы.  Элеонора  Надсон  -  одна  из  тех
праведниц, которые не пожертвуют и двух центов на то, чтобы  закрыть
глаза умершего. Мод тоже жила там, мы были соседками,  вот  как  все
это началось. Мы учились тогда на втором курсе в Беркли...
    - Миссис Надсон сдавала меблированные комнаты?
    - Общежитие для девушек.  Ее  муж  служил  сержантом  в  полиции
Окленда. Она была старше его; я никогда  не  могла  понять,  как  ей
удалось его заполучить. Возможно, сыграло роль обычное для  владелиц
таких комнат поведение: близость, материнская забота,  и  потом  еще
большая близость. Она  не  глупа,  и  ее  нельзя  было  назвать  не-
красивой, вам нравятся статуи? Как бы то  ни  было,  они  с  Ральфом
Надсоном состояли в браке уже несколько лет, когда мы въехали в дом.
    - Вы и Мод?
    - Да. Я и Мод. Мы окончили первый курс Педагогического  Колледжа
в Санта-Барбаре, но не могли там оставаться. Еще со школы мы  должны
были зарабатывать  себе  на  жизнь,  а  в  Санта-Барбаре  работы  не
хватало. У отца Мод было ранчо в Венчуре - там,  где  мы  учились  в
школе, но депрессия уничтожила это ранчо. Мой же отец умер,  а  мать
не могла мне помочь. Да и как? Она должна  была  содержать  семью  в
свои тридцать два года. Так мы с Мод отправились  в  большой  город.
Мы  обе  знали  машинопись  и  стенографию  и  начали  с  этого,  мы
стенографировали разные  там  выступления  и  печатали  диссертации.
Тогда жизнь была  дешевой.  Мы  платили  миссис  Надсон  за  комнату
десять долларов в месяц, и сами себе готовили.  Мы  даже  ухитрялись
брать уроки...
    - В то время я находился неподалеку от вас, - сказал я.
    Мисс Флеминг допила остатки своего кофе,  затянулась  сигаретой,
продолжая разглядывать меня сквозь облачко дыма.
    - То время... оно было  скучным  и  тоскливым,  то  время.  Были
долгие дежурства на кухне в Сан-Франциско и Окленде,  но  мы  хотели
стать  профессионалами,  самостоятельными  людьми,  идущими   против
ветра. Ну, это была целиком моя идея. Мод только шла со мной  рядом.
И я в ней нуждалась. Она была умнее меня,  и  добрее.  Знаете,  есть
такой несчастный тип женщины: все, чего ей хотелось, так  это  мужа,
семейного очага и возможности вырастить таких же  порядочных  детей,
как и она сама. А связалась она с мужчиной, который никогда не  смог
бы на ней жениться. По крайней мере,  пока  была  жива  Элеонора.  Я
видела, как все это у них происходило, и ничего  не  могла  сделать,
чтобы остановить события. Они, Мод и Ральф, были  созданы  друг  для
друга прямо как в  романах.  Он  настоящий  мужчина,  она  настоящая
женщина, а вот его жена - фригидная стерва. Мод и  Ральф  не  могли,
живя в одном доме, не влюбиться друг в друга.
    - И не сочинять вместе музыку?
    - Да как вы можете! - взорвалась  моя  собеседница.  -  Не  надо
иронии. Понимаете, это было настоящее чувство. Ей  двадцать,  и  она
бедна, и никогда до этого не знала мужчин. Он  был  ее  мужчиной,  а
она была его женщиной. Адам и Ева!  Не  Мод  виновата,  что  он  был
женат. Она бросилась в свою  любовь,  как...  в  омут,  слепая,  как
ребенок, непосредственная, и так же поступил он. Это было  настоящее
чувство, - категорично повторила мисс Флеминг.  -  И  посмотрите-ка,
чем закончилось...
    - Я видел.
    Она заерзала  на  стуле,  сминая  в  маленьких  сильных  пальцах
сигаретный окурок.
    - Не знаю, почему я все это вам рассказываю. Что это  вам  даст?
Вам кто-нибудь заплатил?
    - Мод. Двести долларов, они уже кончились. Но раз уж я  оказался
причастным к этому делу, я должен закончить его. Здесь  больше,  чем
любопытство. Она умерла по какой-то причине.  Я  обязан,  перед  ней
или  перед  самим  собой,  не  знаю,  но   выяснить   эту   причину,
обязательно выяснить.
    - Ральф Надсон знает причину. И Элеонора  Надсон  знает.  А  Мод
должна была провести  свои  лучшие  годы  с  мужчиной,  которого  не
любила, ее просто тошнило от него.
    - Что значит - должна была выйти за Слокума?
    - Вы не дали мне закончить, - сказала она. - Насчет Кэти...
    - Вам не нужно  беспокоиться  о  Кэти.  Я  чувствую  вину  перед
девочкой.
    - После всего случившегося это уже не имеет  большого  значения.
Джеймс Слокум  знал,  что  Кэти  не  его  дочь.  Говорили,  что  она
родилась семимесячной, но Слокум знал.
    - Отец Кэти - Надсон?
    - Кто ж еще? Когда обнаружилось, что Мод  беременна,  он  умолял
жену о разводе. Он предлагал ей  все,  что  у  него  было.  Никакого
толку. Тогда Надсон бросил жену, работу и уехал.  Он  был  настолько
сумасшедшим, что хотел взять с собой и Мод, - уехать  в  никуда,  но
она... не поехала... Она была напугана и думала о ребенке,  которого
носила. Джеймс Слокум захотел, чтобы она вышла за него замуж, и  Мод
согласилась.
    - А каким образом он появился на сцене?
    - Всю зиму Мод печатала для него дипломную  работу,  его  первую
драму, он казался хорошо обеспеченным, а оказалось совсем не так.  У
него, вы знаете, хорошо подвешен язык.  Он  уверял,  что  Мод  нужна
ему, что она может его спасти. Но так получилось, что она не  смогла
этого сделать.
    - Но она пыталась, - заметил я. -  Вам  следовало  бы  выполнять
мою работу, мисс Флеминг.
    - Вы имеете в виду то, что я умею видеть, что происходит? Да,  я
умею. Но что касается Мод... Мы были, как сестры. Мы обсудили с  ней
все, прежде чем она ответила Слокуму. Это я  посоветовала  ей  выйти
за него замуж. Это моя ошибка! Я часто ошибаюсь.  -  Горькая  улыбка
тронула ее глаза и губы. - Между прочим, я вовсе не мисс.  Я  миссис
Милдред Краус Петерсон Дэниелс Вудбэри. Я была замужем четыре раза.
    - Значит, вас поздравляли четыре раза.
    Она не приняла этого тона.
    - Как я уже  призналась:  я  совершила  и  совершаю  ошибки.  За
большинство из них я расплачивалась сама. За ту - расплатилась  Мод.
Они вместе со Слокумом покинули школу  еще  до  окончания  весеннего
семестра и отправились жить к его матери в Нопэл-Велли.  Она  решила
стать ему хорошей женой, а ребенку - хорошей ма-терью, и  ее  борьба
с собой продолжалась двенадцать лет. Двенадцать лет!
    В  сорок   шестом   году   ей   попалась   фотография   Надсона,
напечатанная в "Лос-Анджелес таймс". Лейтенант полиции в Чикаго,  он
поймал какого-то беглого преступника или еще кого-то, не  знаю.  Мод
осознала, что она все еще любит его и что жизнь в Нопэл-Велли  -  не
жизнь. Она приехала сюда и рассказала мне об  этом,  я  посоветовала
ей поехать в  Чикаго.  Если  будет  надо,  добираться  на  попутках.
Немного  денег  она  накопила.  И  она  поехала.Надсон   жил   один.
Неразведенный, но один. Но с ее приезда начиная,  он  перестал  быть
одним.
    Так случилось, что начальник полиции в  Нопэл-Велли  был  уволен
за взяточничество. Надсон подал заявление и получил  это  место.  Он
хотел быть рядом с  Мод  и  хотел  видеть...  дочь.  Так  все  трое,
наконец, оказались вместе. Но... - Милдред Флеминг  вздохнула.  -  У
Мод не было в Нопэл-Велли любовника. До Надсона не было.
    - И из этого не вышло ничего хорошего.
    - С Надсоном она бы ушла. Но было слишком поздно. Кэти...  Самое
неприятное во всей этой истории, что Кэти не нравился Надсон. И  она
без ума от Слокума.
    - И даже слишком без ума, - вставил я.
    - Я знаю, что вы имеете в виду. -  Темные  проницательные  глаза
погасли и снова вспыхнули. - Но ведь она полагает, что Слокум  -  ее
отец. Это... привязанность дочери. Думаю,  лучше  ей  и  впредь  так
думать. Как вы считаете?
    - Это не мое дело.
    - И не мое тоже. Я рада, что не мое. Чтобы ни случилось с  Кэти,
я виновата перед ней. Мне стыдно.  Она  чудесная  девочка.  Я  поеду
повидаться  с  ней  через  недельку.  Ах  да...  Я  почти  забыла  -
похороны. Где будут похороны?
    - Не знаю. Лучше позвоните к ним домой.
    Миссис Флеминг быстро поднялась из-за стола, протянула мне руку.
    - Я должна идти - есть работа, которую надо  закончить.  Который
час?
    Я посмотрел на часы.
    - Четыре.
    - До свидания, мистер Арчер. Спасибо, что выслушали меня.
    - Это я должен вас благодарить.
    - Нет. Я должна была рассказать кому-нибудь об этом. Я  чувствую
себя виноватой. До сих пор.
    - Виноватой в чем?
    - В том, что еще жива,  надо  полагать.  -  Она  улыбнулась  мне
какой-то странной улыбкой и выбежала на улицу.
    Я сидел над третьей чашкой кофе и думал.  О  Мод  Слокум.  В  ее
истории не отыщешь ни злодеев, ни героев. Здесь некем восхищаться  и
никого нельзя винить. Каждый причинил страдания и себе, и другим.  И
каждый потерпел неудачу. Каждый пострадал.
    Воpможно,  больше  всех  Кэти  Слокум.  Мои  мысли  и   симпатии
переместились от умершей матери к живой  дочери.  Кэти  родилась  на
этот свет ни в чем не виновной. Ее отняли от груди и  сразу  окунули
в море ненависти, ее школьные годы проходили в сущем аду, где  ничто
не было настоящим, кроме ее любви к отцу. Который вовсе  не  был  ее
отцом.


                              Глава 25

    Поездка в Куинто  в  автобусе,  забитом  уезжающими  на  уик-энд
любителями  моря,  -  долгая,  медлительная   и   жаркая.   Девушка,
источающая запахи пива и духов, подарила мне рассказ  о  том,  каких
успехов она достигла в кегельбане на  двадцатой  аллее  Вейкики-Боул
на Фигара-бульваре. При въезде в Куинто  я  поспешно  распрощался  с
ней и, покинув наконец автобус, направился к молу.
    Моя машина стояла там,  где  я  ее  оставил  и  где  парковаться
нельзя. Квитанция о штрафе была заткнута за  "дворник".  Я  разорвал
ее на восемь частей и бросил все восемь клочков, один за  другим,  в
океан. Я не собирался возвращаться в Куинто, где моя  помощь  никому
не нужна.
    Через перевал - снова в Нопэл-Велли. Главная улица задыхалась  в
потоке дневного транспорта и в  тисках  припаркованных  у  тротуаров
машин. Одна из них вырулила на проезжую часть  и  обогнала  меня,  и
тогда я  вернулся  и  поставил  свой  автомобиль  на  освободившееся
место. Я прошел квартал до  "Антонио",  зашел  в  ресторан  и  занял
место в конце переполненного посетителями зала. Антонио увидел  меня
и кивнул, давая понять, что узнал.
    Не говоря ни слова, он обернулся к сейфу и открыл его. Когда  он
подошел, чтоб принять мой заказ, в его руках был неуклюжий  газетный
сверток. Я поблагодарил Антонио. Он ответил,  что  "не  за  что".  Я
попросил себе двойной бурбон, который он и принес. Заплатил  ему  за
напиток. Он помог мне прикурить сигарету.  Одним  глотком  я  осушил
бокал.
    И ушел с деньгами в кармане...


    Гретхен  Кек  стояла  у  газовой  плиты.  Наряд   был   скромно-
минимальным: лиф и спортивные брюки.  Соломенные  волосы  собраны  в
пучок, который держался  на  голове  при  помощи  эластичной  ленты.
Яичница,  подпрыгивая  на  сковороде,  трещала  как   автоматический
пистолет, превращая в решето и меня - пулями голода.
    Гретхен не замечала меня до тех  пор,  пока  я  не  постучал  по
открытой  двери.  Увидев,  кто  пришел,  она  схватила  сквородку  и
замахнулась ею, как дубиной. Яичница упала на пол и осталась  лежать
там, истекая желтком.
    - Убирайтесь отсюда!
    - Через минуту.
    - Вы грязный бык, вы из тех,  кто  убил  Пэта,  да?  Мне  нечего
сказать вам.
    - Зато мне есть, что сказать.
    - Но только не мне. Я ничего не знаю. Можете убираться!
    С занесенной над головой горячей  сковородкой,  готовая  ударить
ею или бросить ее в меня, Гретхен могла бы выглядеть  смешно,  но  -
ничего смешного не было.
    Я заговорил быстро-быстро:
    - Перед тем как умереть, Пэт кое-что передал мне для вас...
    - Перед тем, как вы его убили...
    - Да замолчи же и выслушай меня, девочка. Я не могу  тратить  на
разговоры с тобой целый день.
    - Ну, давай завершай  свою  миссию!  Я  знаю,  легавый,  что  ты
врешь. Я знаю, что ты хочешь втянуть в свои грязные дела и меня,  но
я не знаю ничего!.. Как я могла знать,  что  он  собирается  кого-то
там убить?
    - Оставь ты это и послушай меня... Я вхожу.
    - Нет! Я ударю!
    Я перепрыгнул через порог, вырвал из ее руки сковородку и  силой
усадил девушку на одинокий стул.
    - Пэт никого не убивал, можешь ты это понять?
    - В газете сказано, что он убил. А ты врешь. - Но голос  Гретхен
потерял убежденность, которая так страстно звучала раньше.  Губы  ее
дрогнули.
    - Не следует доверять тому, что ты  читаешь  в  газетах.  Смерть
миссис Слокум - несчастный случай.
    - Тогда почему они убили Пэта, раз он невиновен?
    - Потому что сам наболтал, будто это он  убил  ту  женщину.  Пэт
слышал, как полицейский сказал мне, что она мертва. Он отправился  к
человеку, для которого работал, и  убедил  его,  что  это  он,  Пэт,
совершил убийство.
    - Пэт не был сумасшедшим до такой степени.
    - Конечно, не был. Он - как хитрая лисица.  Ведь  босс  дал  ему
десять  тысяч.  Пэт  оклеветал  себя,  чтобы  получить   деньги   за
убийство, которого не совершал.
    - Господи!  -  Ее  глаза  расширились  от  восхищения.  -  Я  же
говорила, что у него работает голова.
    - У него было и сердце, - соврал я, хоть эта  ложь  оставила  на
языке привкус желчи. - Когда он  понял,  что  не  сможет  сам  этого
сделать, он передал мне для тебя десять тысяч.  Он  сказал,  что  ты
его наследница.
    - Что? Он так сказал? - Глаза цвета лепестков  кукурузы  в  упор
поглядели на меня. - Что еще сказал?
    Мой язык пошел врать снова:
    - Он сказал, что хочет, чтобы ты взяла эти деньги, но при  одном
условии: что ты  уедешь  из  Нопэл-Велли  куда-нибудь,  где  сможешь
вести приличную жизнь. Он сказал, что такая жизнь стоит таких денег.
    - Я сделаю, как он  сказал!  -  воскликнула  Гретхен.  -  Десять
тысяч? Десять тысяч долларов?
    - Совершенно верно. - Я протянул ей сверток. - Не тратьте  их  в
Калифорнии, иначе кое-кто захочет проследить, откуда они  взялиcь...
Не говорите никому про то, что узнали от меня.  Поезжайте  в  другой
штат, положите деньги в банк и купите дом или  еще  что-нибудь.  Пэт
хотел, чтобы Гретхен Кек вот так и поступила бы с этими деньгами.
    - Он так сказал? - Гретхен  разорвала  пакет,  прижала  к  груди
яркие бумажки.
    - Да. Он так сказал, - и я добавил то, что она хотела  услышать,
потому что не видел причины не сделать этого:  -  Он  сказал  также,
что любил вас.
    - Да, - прошептала девушка. - Я его тоже любила.
    - Теперь, Гретхен, я должен идти.
    - Подождите минутку. - Она  поднялась,  и  губы  ее  дрогнули  в
попытке сформулировать вопрос. - Почему вы...  Я  хочу...  я  теперь
знаю... вы  по-настоящему  были  его  другом,  как  вы  и  говорили.
Простите  меня.  Я  думала,  что  вы  полицейский.  И  вдруг   вы...
приносите мне деньги от Пэта.
    - Забудьте обо всем этом, - сказал я. - Если  сможете,  уезжайте
из города сегодня же вечером.
    - Да, конечно. Я сделаю все так, как хотел Пэт. В конце  концов,
он и вправду был шикарный парень.
    Я повернулся к двери, не желая, чтоб она увидела мое лицо.
    - Всего хорошего, Гретхен.
    Эти деньги, разумеется,  не  обеспечат  ее  будущее.  Она  купит
норковую шубку и быструю, как стрела, машину, найдет парня,  который
украдет  шубу  и  разобьет  машину.  Второго  Ривиса.  Хотя  бы  они
оставили ей после себя что-то такое, что помогло бы ей потом,  через
годы, увидеть разницу между этими красавчиками. Но не было у  нее  и
не  будет  никаких  памятных  подарков.  Ну  так  пусть  эти  десять
тысяч... у меня слишком много собственных денег, для  моих  скромных
запросов, да и не хотел я иметь ничего, что напоминало бы  о  Ривисе
или о Килборне...
    Миссис  Стрэн  проводила  меня  к  Джеймсу  Слокуму.  Это   была
поистине  мужская  комната:  обитые  красной  кожей  стулья  и  иная
крепкая, темных  тонов  мебель,  обшитые  дубовыми  панелями  стены,
украшенные гравюрами с  изображениями  старинных  парусников,  окна,
похожие  на  крепостные  амбразуры,   которые   открывали   вид   на
неподвижное   море.   Встроенные   книжные   шкафы    ломились    от
разнообразных томов и ограничивала их  лишь  длина  и  высота  стен.
Комната из тех, которые полные надежд  матери  могут  обставить  для
своих сыновей.
    Сын Оливии Слокум сидел в халате на  огромном  ложе  с  пологом.
Под  прозрачной  кожей  лица,  казалось,  не  было  ни  кровинки.  В
льющемся  сквозь  окна  сером  вечернем  свете