на "Реслере" мигнул и тотчас обиженно померк.
  В полночь "Игер" дал малый ход. Он шел впереди "Улисса", надраивая
буксирный трос, заведенный с носа крейсера. Спустя две минуты "Улисс"
задрожал всем корпусом: винты, приводимые в движение четырьмя могучими
машинами, начали бешено вращаться, и взбаламученная вода забурлила как в
котле. Цепь, поданная с кормы "Реслера", была всего пятнадцать сажен
длиной, и поэтому буксир уходил вверх градусов на тридцать. Таким образом,
корма авианосца должна была погрузиться. Правда, ничтожно мало, но в
создавшейся обстановке даже эта малость имела значение, так как тогда бы
носовая часть корабля приобрела большую плавучесть. И, что еще важнее,
поскольку винты "Реслера", лишь наполовину погруженные в воду, работали
почти вхолостую, оба буксирующих корабля мощной стру„й от своих винтов
вымывали песок и ил из-под киля "Реслера".
  За двадцать минут до полной воды "Реслер" начал плавно сползать с мели.
Боцман на баке "Улисса" сразу же выбил чеку из скобы, крепившей буксирный
конец, поданный с "Игера", и крейсер, развернувшись на 189 градусов,
описал циркуляцию большого радиуса и оттащил авианосец, не имевший хода,
восточнее мели.
  К часу "Реслера" словно не бывало. Он ушел в сопровождении "Игера",
готового в случае ухудшения погоды взять авианосец на буксир. Стоявший на
мостике "Улисса" Тиндалл наблюдал, как исчезает во тьме "Реслер", идущий
зигзагом: командир авианосца пытался управляться с помощью машин.
  - Хлебнут горя, пока доберутся до Скапа-Флоу, - проворчал адмирал. Он
продрог и чувствовал себя так, как должен чувствовать командующий
эскадрой, потерявший три четверти всех своих авианосцев. Он тяжело
вздохнул и повернулся к Вэллери:
  - Как думаете, когда догоним конвои?
  Вэллери стал высчитывать. Но у Капкового мальчика уже был готов ответ:
  - В ноль-восемь ноль-пять, - четко отрапортовал он. - При скорости
двадцать семь узлов, если следовать рассчитанным мною курсом на соединение
с кораблями.
  - О, Боже! - простонал Тиндалл. - Опять этот сосунок! Навязался ты на мою
голову! Дело в том, молодоЙ человек, что нам необходимо догнать конвой до
рассвета.
  - Так точно, сэр. - Капковый был невозмутим. - Я тоже так полагал. Если
идти другим, также предварительно рассчитанным мною курсом, при ходе
тридцать три узла мы настигнем конвой за полчаса до рассвета.
  - Он тоже так полагал! Уберите его от меня! - взвыл Тиндалл. - Уберите, а
не то я этого проклятого штурмана с его циркулем...
  Внезапно умолкнув, он с трудом слез со своего стула и взял Вэллери под
руку.
  - Пойдем, командир, вниз. Какого дьявола две старые развалины вроде нас с
тобой будут мешать молодежи?
  Вслед за Вэллери он с усталой улыбкой ушел с мостика.
  Едва на "Улиссе", как обычно перед рассветом, была объявлена боевая
готовность номер один, из серой мглы возникли туманные очертания кораблей
конвоя. До него оставалось не более мили. На правой раковине двигался "Блу
Рейнджер". Не узнать его было невозможно. Шла крупная, но довольно плавная
волна, с запада дул легкий бриз, температура опустилась чуть ниже нуля, на
стылом небе не было видно ни облачка. Часы показывали ровно семь.
  В 07.02 "Блу Рейнджер" был торпедирован. "Улисс" находился в двух
кабельтовых на правой раковине авианосца. Те, кто стоял на мостике,
ощутили удар воздушной волны от двух взрывов, услышали, как они разорвали
тишину рассвета, и увидели, как над мостиком "Блу Рейнджера" и в кормовой
его части вздыбились два огненных столба. Секунду спустя все услышали
нечленораздельный вопль сигнальщика: он показывал куда-то вперед и вниз. К
кораблю мчалась еще одна торпеда. Она прошла по корме авианосца, оставляя
зловещий фосфоресцирующий след, и скрылась в темных глубинах Ледовитого
океана.
  Вэллери прокричал команду в машинное отделение: "Улиссу", который
по-прежнему мчался со скоростью двадцать узлов, чтобы избежать
столкновения с потерявшим управление авианосцем, следовало круто
отвернуть. Замигали три комплекта сигнальных фонарей и клотиковые лампы,
передавая кораблям конвоя кодовый сигнал: "Сохранять позицию". По телефону
Маршалл скомандовал старшему торпедисту подготовить глубинные бомбы к
сбрасыванию. Стволы орудий уже опускались вниз, хищно вглядываясь в
предательские воды. "Сиррусу" приказ не стали передавать: вздымая буруны
воды, он уже мчался через строй конвоя к предполагаемому местонахождению
подлодки.
  "Улисс" пронесся менее чем в пятидесяти метрах от горящего авианосца. На
такой скорости, при таком крене и со столь близкой дистанции картина
происходящего казалась как бы смазанной. Можно было разглядеть лишь клубы
густого дыма и зловещие языки пламени, выделявшегося на фоне еще темного
йеба,. наклоненную взлетную палубу, "грумманов" и "корсаров",
скатывающихся, точно игрушечные, в океан, вздымая фонтаны ледяной воды и
обдавая потрясенных жутким зрелищем людей. Развернувшись на обратный курс,
"Улисс" ринулся в атаку.
  Через минуту на "Вектре", шедшей впереди конвоя, замигал сигнальный
фонарь: "Слышу эхо-сигнал, семьдесят градусов правого борта. Сигнал
усиливается".
  - Подтвердить донесение, - кратко распорядился Тиндалл.
  Едва начал стучать сигнальный фонарь "Улисса", как "Вектра", прервав
депешу, сообщила:
  - "Эхо-сигналы. Повторяю, эхо-сигналы. Справа по траверзу, справа по
траверзу. Дистанция сокращается, быстро сокращается. Повторяю, слышу
эхо-сигналы".
  Тиндалл негромко выругался.
  - Подтвердить семафор, выяснить характер цели. - Повернувшись к Вэллери,
прибавил: - Присоединимся к "Вектре", командир. Началось. "Волчья стая"
номер один, причем немалая. По какому это праву она тут появилась? -
невесело пошутил он. - Хороша разведка у лордов адмиралтейства!
  "Улисс" снова сделал поворот, держа курс на "Вектру". Должно было
развиднеться, но из-за того, что "Блу Рейнджер" пылал гигантским факелом в
той стороне горизонта, где должно было взойти солнце, все вокруг
погрузилось в кромешную тьму. Авианосец, находившийся почти на траверзе
"Улисса", приближался с каждой минутой. Приникнув к окулярам ночного
бинокля, адмирал твердил: "Ах вы, бедняги!"
Жить "Блу Рейнджеру" оставалось считанные минуты. Корабль повалился на
правый борт. Одна за другой с треском рвались топливные цистерны,
взрывались боеприпасы. Внезапно над морем прокатился грохот слившихся
воедино нескольких взрывов - глухих и мощных. Вся средняя надстройка
авианосца вместе с мостиком пошатнулась, застыла на мгновение, точно в
раздумье, потом вся эта громада медленно и величественно рухнула в ледяную
тьму моря. Одному Богу известно, сколько человек, оказавшись в стальной
ловушке, нашли свой последний приют на дне Ледовитого океана. Это были
счастливцы.
  Находившаяся всего в двух милях "Вектра" круто ложилась на зюйд. Увидев
ее, Вэллери изменил курс, чтобы выйти ей наперехват. Бентли, находившийся
в дальнем углу компасной площадки, что-то кричал. Вэллери покачал головой,
но тут снова услышал настойчивый голос старшины сигнальщиков. Перегнувшись
через ветровое стекло, Бентли, словно обезумев, показывал куда-то, и
Вэллери тотчас ринулся к нему.
  Море горело. Отягощенное сотнями тонн мазута, оно стало ровным и гладким и
теперь походило на гигантский ковер, над которым плясали языки пламени. Но
в следующее мгновение каперанг увидел нечто такое, что заставило его
содрогнуться, как от внезапной мучительной боли: горящее море кишело
людьми. Люди барахтались, отчаянно размахивали руками. Не горстка, не
несколько десятков, а буквально сотни людей. Беззвучно крича, корчась в
страшных муках, они умирали от противоестественного сочетания воды и
пожирающего огня.
  - Донесение с "Вектры", сэр, - проговорил Бентли. Голос его звучал с
неестественной деловитостью. - "Сбрасываю глубинные бомбы. Слышу три,
повторяю, три эхо-сигнала. Прошу срочно оказать помощь".
  Теперь адмирал находился возле Вэллери. Услышав голос Бентли, он испытующе
посмотрел на Вэллери, перехватил его наполненный тоской взор, прикованный
к поверхности моря.
  Для человека, очутившегося в воде, нефть - сущее бедствие. Она связывает
его движения, жжет глаза, разрывает легкие и выворачивает наизнанку
желудок, вызывая мучительные, безудержные спазмы. Но горящая нефть - это
орудие дьявола, медленная, страшная смерть под пыткой. Человек
захлебывается, горит, задыхается, поскольку пламя пожирает весь кислород
над поверхностью моря. И даже в суровой Арктике несчастному не суждена
милосердная смерть от холода, так как человек, пропитанный нефтью, защищен
от переохлаждения и ему уготованы бесконечные крестные муки, длящиеся до
тех пор, пока в страдальце не погаснет жизнь. Все это Вэллери сознавал.
  Сознавал он также и то, что, если бы "Улисс", озаренный пламенем
авианосца, застопорил ход, это для него означало бы гибель. Может, круто
переложив руль, подойти к кораблю с правого борта, чтобы подобрать
гибнущих в огне людей? Но тогда будут потеряны драгоценные минуты, а за
это время подводные лодки успеют занять позицию для торпедной атаки
транспортов. Между тем главная обязанность "Улисса" состояла в том, чтобы
сберечь конвой. Все это Вэллери понимал. Но в ту минуту он чувствовал, что
обязан прежде всего оставаться человеком. Слева по носу, возле самого "Блу
Рейнджера" слой мазута был особенно густ, огонь особенно силен, а людей
особенно много. Вэллери оглянулся на вахтенного офицера.
  - Лево десять градусов!
  - Есть лево десять.
  - Прямо руль!
  - Есть прямо руль.
  - Так держать.
  Секунд десять или пятнадцать, рассекая горящее море, "Улисс" двигался к
месту, где сгрудилось сотни две людей, понуждаемых каким-то атавистическим
инстинктом держаться возле корабля. Задыхаясь, корчась в страшных
судорогах, они умирали в муках. На мгновение в самой гуще людей, точно
вспышка магния, взвился огромный столб белого пламени, осветив жуткую
картину, раскаленным железом врезавшуюся в сердца и умы людей,
находившихся на мостике, - картину, которую не выдержала бы -никакая
фотопластинка: охваченные огнем люди - живые факелы - безумно колотили
руками по воде, отмахиваясь от языков пламени, которые лизали, обжигали,
обугливали одежду, волосы, кожу. Некоторые чуть не выпрыгивали из воды;
изогнувшись точно натянутый лук, они походили на распятия; другие, уже
мертвые, плавали бесформенными грудами в море мазута. А горстка
обезумевших от страха моряков с искаженными, не похожими на человеческие
лицами, завидев "Улисс" и поняв, что сейчас произойдет, в ужасе бросились
в сторону, ища спасения, которое в действительности обозначало еще
несколько секунд агонии, после чего смерть была бы для них избавлением.
  - Право тридцать градусов!
  Эту команду Вэллери произнес тихо, почти шепотом, но в потрясенной тишине,
воцарившейся на мостике, слова прозвучали отчетливо.
  - Есть право тридцать градусов.
  Третий раз за последние десять минут "Улисс" менял курс, не снижая бешеной
скорости. При циркуляции на полном ходу корма корабля не движется вслед за
носовой частью, ее как бы заносит в сторону, точно автомобиль на льду; и
чем выше скорость хода, тем значительнее это боковое перемещение.
Разворачиваясь, крейсер всем бортом врезался в самую середину пожара, в
самую гущу умирающих страшной смертью людей.
  Большинству из них маневр этот принес кончину - мгновенную и милосердную.
Страшным ударом корпуса и силовых волн выбило из них жизнь, увлекло в
пучину, в благодатное забытье, а потом выбросило на поверхность, прямо под
лопасти четырех бешено вращающихся винтов...
  Находившиеся на борту "Улисса" моряки, для которых смерть и уничтожение
давно стали смыслом всего их существования и потому воспринимались с
черствостью и циничной бравадой (иначе можно спятить), - люди эти, сжав
кулаки, без конца выкрикивали бессмысленные проклятия и рыдали как малые
дети. Рыдали при виде жалких обожженных лиц, исполнившихся было радостью и
надеждой при виде "Улисса", которые сменялись изумлением и ужасом;
несчастные вдруг поняли, что сейчас произойдет, ибо в следующее мгновение
вода сомкнется у них над головой. С ненавистью глядя на "Улисс",
обезумевшие люди поносили его самой страшной бранью. Воздев к небу руки,
несчастные грозили побелевшими кулаками, с которых капал мазут, и тут
крейсер подмял их под себя. Суровые моряки рыдали нри виде двух
молоденьких матросиков; увлекаемые в водоворот винтов, те подняли большой
палец в знак одобрения. А один страдалец, словно только что снятый с
вертела, - жизнь лишь каким-то чудом еще теплилась в нем, - прижал
обгорелую руку к черному отверстию, где некогда был рот, и послал в
сторону мостика воздушный поцелуй в знак бесконечной признательности. Но
больше всего, как ни странно, моряки оплакивали одного весельчака,
оставшегося самим собой и в минуту кончины: подняв высоко над головой
меховую шапку, он почтительно и низко поклонился и погрузил лицо в воду,
встречая свою смерть.
  На поверхности моря не осталось вдруг никого. До странности неподвижный
воздух был пропитан зловонным запахом обугленного мяса и горящего мазута.
Корма "Улисса" проносилась почти в непосредственной близости от черного
навеса над средней частью авианосца, когда в борт крейсера впилось
несколько снарядов.
  Три снаряда калибром 3,7 дюйма прилетели с "Блу Рейнджера". Разумеется,
никого из комендоров на борту авианосца не осталось в живых; должно быть,
от жары взорвались капсюли боезарядов. Ударив в броню, первый снаряд
взорвался, не причинив вреда; второй разнес в щепы шкиперскую, там, к
счастью, никого не оказалось; третий, пробив палубу, проник в
низкочастотное помещение номер три. Там сгрудилось девять человек: офицер,
семь рядовых и помощник старшего торпедиста Нойес. Смерть их была
мгновенной.
  Несколько секунд спустя оглушительным, мощным взрывом вырвало огромную
дыру у ватерлиния "Блу Рейнджера". Корабль медленно, устало повалился на
правый борт, взлетная палуба встала вертикально. Казалось, авианосец
умирал, удовлетворенный тем, что успел перед смертью отомстить кораблю,
погубившему его экипаж.
  Вэллери по-прежнему стоял на сигнальном мостике, перегнувшись через
исцарапанное, ставшее матовым ветрозащитное стекло. Голова безжизненно
повисла, глаза закрыты. Его рвало кровавой рвотой. Кровь отливала зловещим
багрянцем в рубиновом зареве гибнущего авианосца. С беспомощным видом, не
зная, что предпринять, рядом стоял Тиндалл. Больной мозг его словно
оцепенел. Внезапно кто-то бесцеремонно отпихнул адмирала в сторону. Это
был Брукс. Прижав белое полотенце ко рту Вэллери, он осторожно повел
командира вниз. Все знали, согласно боевому расписанию, старому врачу
следовало находиться в лазарете, но никто не посмел что-либо возразить.
  В ожидании Тэрнера, находившегося на запасном командном пункте, Кэррингтон
повернул "Улисс" на курс сближения с конвоем. Через три минуты крейсер
догнал "Вектру", которая методически обшаривала море в поисках
притаившейся субмарины. Обнаружив гидролокатором лодку, оба корабля дважды
сбрасывали серии мощных бомб. На поверхность всплыло огромное жирное пятно
нефти. Возможно, то было попадание, а возможно, лишь уловка врага. В любом
случае кораблям некогда было продолжать поиск. Конвой находился в двух
милях под охраной лишь "Стерлинга" и "Викинга", для того чтобы защитить
суда от массированного удара вражеских субмарин.
  Не кто иной, как "Блу Рейнджер", выручил конвой Эф-Ар-77. В здешних
высоких широтах рассвет наступает бесконечно медленно, но к этому времени
стало достаточно светло, и транспорты, которые шли, плавно покачиваясь на
мертвой зыби, четко выделялись на безоблачном горизонте. О такой цели
командир любой подлодки мог лишь мечтать. Однако конвой был целиком закрыт
от "волчьей стаи", находившейся южнее: легкий западный ветер относил
густой черный дым, поднимавшийся над горящим авианосцем и стлавшийся над
морем, образуя плотную, непроницаемую завесу, которая закрывала южный
фланг конвоя. Почему лодки изменили своей обычной тактике утренних атак с
северной части горизонта с тем, чтобы цель оказалась против восхода,
объяснить трудно. Возможно, то был маневр. Как бы то ни было, именно это
обстоятельство спасло конвой. А час спустя транспорты конвоя,
подталкиваемые мощными ударами винтов, ушли далеко, оставив "волчью стаю"
позади.
  Скорость конвоя была настолько велика, что, однажды выпустив добычу из
лап, "волчья стая" уже не могла настигнуть ее.
  Передатчик флагманского корабля выстукивал шифрованную радиограмму в
Лондон. Теперь нет смысла сохранять радиомолчание, решил Тиндалл: враг
знал координаты конвоя с точностью до мили. Он мрачно усмехнулся,
представив ликование командования германского флота при известии, что
конвой Эф-Ар-77 остался без всякой авиационной поддержки. Видно, не
позднее чем через час пожалует в гости "Чарли".
  В депеше сообщалось следующее: "От командующего 14-й эскадрой авианосцев
начальнику штаба флота, Лондон. Встретил конвой Эф-Ар-77 вчера в 10.30.
Погода крайне неблагоприятна. Тяжелые повреждения получили авианосцы
"Дефендер", "Реслер". Оба возвращаются на базу в сопровождении охранения.
"Блу Рейнджер" торпедирован сегодня в 07.02, затонул в 07.30. В составе
эскорта остались "Улисс", "Стерлинг", "Сиррус", "Вектра", "Викинг".
Тральщиков не имею. "Игер" возвращается на базу, тральщик из Хвальфьорда
не пришел к месту рандеву. Срочно необходима авиационная поддержка. Прошу
отрядить боевую эскадру авианосцев. При невозможности выслать эскадру
прошу разрешения вернуться на базу. Прошу ответить немедленно".
  Текст можно было бы составить и в более удачных выражениях, размышлял
Тиндалл. Особенно конец депеши. Звучит точно угроза. Она, похоже, способна
взбесить старину Старра, который в своем малодушии усмотрит в последних
фразах лишнее доказательство того, что "Улисс" - как и сам Тиндалл - ни на
что не пригоден... Кроме того, вот уже два года - это началось до того,
как "Худ" был потоплен "Бисмарком", - политика адмиралтейства состояла в
том, чтобы сохранять целостность флота метрополии и не отряжать отдельные
боевые единицы - линейные корабли или авианосцы. Для участия в современных
морских операциях старые линкоры были слишком тихоходны, а такие корабли,
как "Рэмилиес" или "Малайя", использовались лишь для сопровождения
наиболее важных атлантических конвоев. Лишь эти корабли составляли
исключение. Официальная же стратегия, по существу, сводилась к тому, чтобы
беречь флот метрополии и подвергать риску конвои. В последний раз окинув
взглядом караван судов, Тиндалл со вздохом спустился на палубу. "Да ну их
к дьяволу, - подумал он, - сойдет и так". Если он понапрасну старался,
составляя депешу, пусть и Старр, читая ее, потеряет не меньше времени
Тяжело переваливаясь, он сошел по трапу с мостика и с трудом протиснулся в
дверь каюты командира корабля, находившейся рядом с авиационным командным
пунктом. Вэллери, наполовину одетый, лежал на койке, закрытый ослепительно
белыми, безукоризненно чистыми простынями Их отглаженные, острые, точно
лезвие ножа, складки казались донельзя неуместными по белоснежной ткани
расплывалось зловещее алое пятно. Мертвенно-бледный, с впалыми щеками,
заросшими темной щетиной, и красными, глубоко ввалившимися глазами,
Вэллери походил на покойника. Из уголка рта по пергаментной коже текла
струйка крови. Когда Тиндалл открыл дверь, Вэллери в знак приветствия с
усилием поднял иссохшую, в синих венах, руку.
  Тиндалл тихо, осторожно затворил дверь Он выждал некоторое время, вернее,
много времени, с избытком, чтобы с лица его успело исчезнуть выражение
ужаса. Когда он обернулся, лицо его было спокойно, но он даже не пытался
скрыть свою озабоченность
- Слава Богу, что рядом оказался старина Сократ, - проговорил он
взволнованно - На всем корабле лишь он один может хоть сколько-нибудь
вразумить тебя.
  Он уселся на край постели.
  - Как твое состояние. Дик?
  Вэллери криво усмехнулся.
  - Все зависит от того, какое состояние вы имеете в виду, сэр. Физическое
или душевное? Чувствую себя нескол