ашинально
прикрыл рукой утомленные веки: резало глаза. Он прищурился и с усилием
взглянул на стрелки ручных часов. Уже четыре! Неужели он так долго спал?
Боже, ну и колотун!
  Восседая в зубоврачебном кресле, он с трудом повернул голову назад. У
двери стоял Брукс. Запорошенный снегом капюшон, словно венец, обрамлял его
серебристые волосы. Онемевшими пальцами он пытался распечатать пачку
сигарет. Наконец ему удалось вытащить одну сигарету. Держа в руке горящую
спичку, он насмешливо поднял брови.
  - Привет, Джонни! Простите, что разбудил вас, но вы нужны командиру.
Правда, времени у вас еще хватит. - Поднеся сигарету к угасающему пламени,
он снова поднял глаза. - Как себя чувствуете? Хотя чего тут спрашивать? Я
себя чувствую еще хуже. Не осталось ли у вас этой отравы?
  - Отравы, сэр? - в тон ему ответил Николлс. - Она понадобилась вам только
потому, что поставили ошибочный диагноз? С адмиралом все будет в порядке,
не волнуйтесь.
  - О дьявол! До чего же несносны зеленые юнцы, особенно в тех, слава Богу,
редких случаях, когда они оказываются правы... Я имел в виду ту самую
бутылку контрабандного зелья, что изготовлено на острове Молл.
  - Колл! - поправил его Николлс. - Но это неважно, как оно называется, -
все равно его больше нет. Это вы его выпили, - прибавил он недружелюбно.
Он устало усмехнулся при виде огорченного лица Брукса, затем, сжалившись,
произнес: - Но бутылочка "Талис-кера" у нас найдется.
  Подойдя к шкафчику с надписью "Яд", он отвинтил крышку флакона с наклейкой
"Лизол". Он скорее услышал, чем увидел, как стекло коснулось стекла, и
машинально, как бы со стороны, попытался определить, почему у него так
сильно трясутся руки.
  Брукс опустошил свой стакан и блаженно вздохнул, чувствуя, как по всему
телу разливается благодатное тепло.
  - Спасибо, мой мальчик, спасибо. У вас налицо все задатки первоклассного
лекаря.
  - Вы так думаете, сэр? А я нет. Я больше так не думаю. После сегодняшнего
дня. - Он поморщился, вспомнив что-то. - Их было сорок четыре. Одного за
другим, словно мешки с мусором, их побросали за борт. На все ушло каких-то
десять минут.
  - Сорок четыре? - поднял глаза Брукс. - Неужели так много?
  - Не совсем, сэр. Это число пропавших без вести. Убитых человек тридцать,
и Бог знает, сколько кусков и клочьев... В посту управления авиацией
пришлось пустить в ход швабры и лопаты. - Он невесело усмехнулся. -
Сегодня я не обедал. Не думаю, что и у остальных из похоронной команды
появился аппетит. Задраю-ка я этот иллюминатор.
  Он поспешно отвернулся от Брукса и пересек лазарет. Невысоко над
горизонтом сквозь редкий снежок он заметил мигающий свет вечерней звезды.
Значит, туман рассеялся - туман, который спас конвой, укрыл корабли от
подводных лодок, когда транспорты резко повернули на север. Он увидел
"Вектру" с бомбосбрасывателями, на которых не оставалось ничего, даже
отдаленно похожего на глубинные бомбы. Увидел "Вайтуру", подбитый танкер,
почти по палубу осевший в воду, который угрюмо тащился в хвосте конвоя.
Видел четыре транспорта типа "Виктори" - огромные, мощные, надежные и в то
же время, при всей их кажущейся неуязвимости, какие-то жалкие. Захлопнув
водонепроницаемую крышку иллюминатора, туго закрутив все до последнего
барашка, Николлс круто обернулся.
  - Почему мы не поворачиваем назад, черт возьми? - вырвалось у него. - Кого
Старик хочет одурачить, нас или немцев? Без авиационной поддержки, без
радара, без малейшей надежды на помощь! Немцы теперь знают наши координаты
с точностью до дюйма, а дальше им будет еще проще следить за нами. А
впереди еще целая тысяча миль! - Повысив голос, он продолжал: - И теперь
каждый поганый немец, действующий в Ледовитом океане, - будь то надводный
корабль, субмарина или самолет - облизывается, выжидая момент, когда можно
будет прикончить нас на досуге. - Он в отчаянии покачал головой. - Я не
боюсь опасности, сэр. Вы это знаете. Но ведь мы свидетели самого
настоящего убийства, если не сказать самоубийства. Выбирайте, что вам
угодно, сэр. Все равно конец будет одинаков.
  - Послушайте, Джонни, что-то вы разговорились...
  - Почему же он не поворачивает назад? - Николлс даже не услышал замечания,
сделанного Бруксом. - Ему стоит только отдать приказ. Чего он хочет?
Смерти или славы? Чего ищет? Бессмертия за мой счет, за наш счет? - Он зло
выругался. - Пожалуй, Райли был прав. Не правда ли, заголок получится
превосходный: "Капитан первого ранга Ричард Вэллери, кавалер ордена "За
боевые заслуги", посмертно представлен..."
- Заткнитесь! - Фраза прозвучала как удар хлыста. Глаза Брукса стали
холодными, как Ледовитый океан, - И вы смеете подобным образом отзываться
о капитане первого ранга Вэллери? - продолжал старый врач. - Осмеливаетесь
чернить имя достойнейшего человека...
  Не окончив фразы, Брукс с гневным удивлением покачал головой. Он молчал,
тщательно подыскивая нужные слова, не сводя при этом глаз с побелевшего,
напряженного лица лейтенанта.
  - Он отличный офицер, лейтенант Николлс. Возможно, даже превосходный
офицер. Но это не самое главное. Это еще ничего не значит. Главное то, что
он самый честный, самый порядочный человек из всех, кто ходил по этой не
знающей милосердия, Богом забытой земле. Ни вы, ни я ему не чета. Никто
ему не чета. Он один в этом мире, но никогда не бывает одинок. С ним такие
люди, как апостол Петр, Беда Достопочтенный (*8), святой Франциск
Ассизский. - С коротким . смешком Брукс прибавил: - Не правда ли, забавно
слышать подобные речи от такого закоренелого циника, как я?.. Возможно,
мои слова кажутся вам святотатственными, хотя правда не может быть
святотатством. А я знаю, что это правда.
  Николлс ничего не сказал. Лицо его словно окаменело.
  - Гибель, слава, бессмертие... - безжалостно продолжал Брукс. - Таковы
были ваши слова, не так ли? Смерть? - Он усмехнулся и снова покачал
головой. - Для Ричарда Вэллери смерти не существует. Слава? Конечно, он
стремится к славе, каждый из нас ищет славы, но все великосветские "Лондон
Гэзетт", все букингемские дворцы мира, вместе взятые, не помогут нашему
командиру снискать такой славы, какая ему нужна. Капитан первого ранга
Вэллери не ребенок, а лишь дети забавляются побрякушками... Что касается
бессмертия... - Брукс усмехнулся, но уже без всякого сарказма, и положил
руку на плечо Николлсу. - Я вас спрашиваю, Джонни, разве это не глупо -
стремиться к бессмертию, если одной ногой стоишь в могиле?
  Николлс ничего не ответил. Затянувшееся молчание стало тягостным, шум
воздуха, втягиваемого вентилятором, - раздражающе громким. Наконец Брукс
откашлялся и многозначительно посмотрел на "Лизол".
  Наполнив стаканы, Николлс закрыл шкафчик. Заметив взгляд молодого
лейтенанта, Брукс почувствовал жалость. Да, что же сказал Каннингем (*9)
во время немецкого вторжения на Кипр?.. "Неразумно злоупотреблять
долготерпением людей". Банально, но справедливо. Справедливо даже по
отношению к таким людям, как Николлс. Какое тяжкое испытание пришлось,
должно быть, на долю этого мальчика. Целое утро он извлекал из-под
обломков изуродованные останки того, что недавно называлось людьми. В
довершение всего, ему было вменено в обязанность опознать каждый из
трупов, осмотреть все куски...
  - Еще один шаг, и я окажусь в дерьме. - Голос Николлса был едва слышен. -
Не знаю, что и сказать в свое оправдание. Не понимаю, как я мог говорить
подобным образом... Простите меня.
  - И вы меня простите, - искренне проговорил Брукс, - Я был с вами резок.
Мне действительно жаль, - подняв стакан, он стал любовно рассматривать его
содержимое. - За наших врагов, Джонни. За их гибель и посрамление. Не
забудем и адмирала Старра.
  Осушив залпом стакан, Брукс поставил его и пристально посмотрел на
Николлса.
  - Полагаю, вам следует выслушать и все остальное, Джонни. Знаете, почему
Вэллери не поворачивает назад? - Он криво усмехнулся. - Вовсе не потому,
что этих проклятых немецких лодок сзади ничуть не меньше, чем впереди, а
это наверняка так. - Брукс закурил новую сигарету и стал спокойно
продолжать: - Сегодня утром командир связался с Лондоном. Он высказал
предположение, что конвой Эф-Ар-77 отправят на дно (правда, он выразился
иначе, сказал, что конвой будет истреблен, что одно и то же) задолго до
того, как он достигнет мыса Нордкап. Вэллери просил хотя бы разрешить ему,
на худой конец, обогнуть Нордкап с севера, а не идти прямо на восток...
Жаль, что сегодня не было заката, - прибавил он не без юмора. - Хотелось
бы взглянуть на него еще раз.
  - Ну, разумеется, - нетерпеливо проговорил Николлс. - И каков же был ответ?
  - Что? Ах да, ответ... Вэллери рассчитывал получить его тотчас же. А ждать
пришлось целых четыре часа. - Брукс улыбнулся, но глаза его были невеселы.
- Кто-то где-то замышляет нечто грандиозное. Скорее всего, гигантскую
десантную операцию. Только об этом - молчок, Джонни.
  - Само собой, сэр.
  - Но что именно, не имею ни малейшего представления. Возможно, даже давно
обещанный Второй фронт. Во всяком случае, для операции, очевидно, крайне
необходима поддержка флота метрополии. Но флот метрополии по рукам и ногам
связан "Тирпицем". Отсюда - приказ во что бы то ни стало разделаться с
этим линкором. Любой ценой. - Брукс усмехнулся, в глазах сверкнул холодок.
- Мы - большие шишки, Джонни, важные персоны. Мы представляем собой самую
богатую, самую лакомую приманку и потребовались для того, чтобы заполучить
самую богатую, самую лакомую добычу в мире, хотя подозреваю, что шарниры
капкана, при помощи которого намереваются поймать эту добычу,
подзаржавели... Радиограмма была подписана первым лордом адмиралтейства...
и Старром. Решение принято на уровне кабинета. Мы должны следовать дальше.
Идем прямо на восток.
  - Выходит, мы и есть та самая "любая цена", - возмущенно проговорил
Николлс. - Нас заранее списали, как залежалый товар.
  - Да, нас заранее списали, - согласился Брукс. В динамике над его головой
щелкнуло, и он простонал: - Вот чертова музыка! Опять двадцать пять!
  Дождавшись, когда замрет горн, возвещающий вечернюю боевую тревогу, Брукс
протянул руку в сторону Николлса, поспешившего было к двери.
  - К вам это не относится, Джонни. Пока. Я говорил, вы нужны командиру.
Через десять минут после объявления тревоги он велел явиться на мостик.
  - Что? На мостик? Какого еще дьявола?
  - Восклицания такого рода не украшают младшего офицера, - с торжественной
миной произнес Брукс. - Какое впечатление произвели на вас морячки? -
продолжал он без всякой связи с предыдущим. - Ведь вы работали с ними все
утро. Такие же, как всегда?
  Николлс заморгал недоуменно, потом пришел в себя.
  - Пожалуй. - Помолчав, прибавил: - Как ни странно, дня два назад они были
в лучшей форме. Ну, а теперь они в таком же состоянии, как тогда, в
Скапа-Флоу. Зомби, бродячие привидения. Даже хуже. Теперь они и ходят-то
еле-еле! - Николлс сокрушенно покачал головой. - Одни носилки тащили
пять-шесть человек. То и дело запинаются, натыкаются на разные предметы.
Словом, спят на ходу. Глаза открыты, но ничего не видят. Люди чертовски
устали, даже под ноги себе не смотрят.
  - Знаю, Джонни, знаю, - кивнул Брукс. - Сам все видел.
  - В них не осталось больше ни бунтарства, ни злобы. - Николлс говорил с
каким-то изумлением, пытаясь сложить в стройное целое расплывчатые,
рассеянные впечатления. - Для мятежа они просто выдохлись. Но дело не в
этом. Когда мы расчищали пост наведения истребителей, то и дело слышались
от них такие вот фразы: "Счастливчик", "Умер легкой смертью" и все в таком
вот духе. А еще говорили: "Старый Джайлс совсем из ума выжил". Вы бы
видели, каким жестом сопровождалась эта фраза. Причем говорили без всякого
юмора, даже мрачного юмора висельников... - Николлс снова покачал головой.
- Не знаю, что это с ними, сэр. Апатия, безразличие, безнадежность,
называйте как хотите. Словом, люди они пропащие!
  Брукс пристально поглядел на него, потом негромко спросил:
  - Пропащие, говорите? - После некоторого раздумья он прибавил: - Знаете,
Джонни, пожалуй, вы правы... Но, как бы то ни было, поднимайтесь наверх.
Командир намерен сделать обход корабля.
  - Что? - Николлс был поражен. - Во время боевой тревоги? Покинуть мостик?
  - Вот именно.
  - Ну это невозможно, сэр. Это... это беспрецедентно!
  - Таков уж каперанг Вэллери. Об этом-то я и твержу вам весь вечер.
  - Но этим он убьет себя! - негодующе воскликнул Николлс.
  - Именно так и я сказал ему, - согласился Брукс. - С клинической точки
зрения он уже умирает. Он давно должен быть мертв. В чем у него душа
держится, одному Богу известно. Во всяком случае, жив он не переливанием
плазмы и не лекарствами... Иногда, Джонни, нам полезно напоминать, сколь
ограничены возможности медицины. Кстати, это я уговорил его взять вас с
собой... Не нужно заставлять ждать себя.
  То, что увидел лейтенант Николлс, напоминало чистилище. Во время
продолжавшегося целых два часа обхода корабля им с Вэллери пришлось
перешагивать через высокие комингсы дверей, втискиваться в невероятно
узкие люки и горловины, пробираться между изуродованными стальными
конструкциями, взбираться и спускаться по сотне трапов, стынуть на холоде,
от которого заходится сердце. Но воспоминание об этом обходе на всю жизнь
останется в его памяти, всякий раз согревая душу удивительно теплым и
светлым чувством признательности к Вэллери.
  Командир крейсера, Николлс и главный старшина Хартли начали обход корабля
с юта. Вэллери и слышать не хотел, чтобы его, как прежде, сопровождал
полицейский сержант Гастингс. Грузная фигура Хартли дышала какой-то
спокойной уверенностью. В тот вечер Хартли работал точно вол, открывая и
закрывая десятки водонепроницаемых дверей, поднимая и опуская бесчисленное
количество тяжелых люков, поворачивая тысячи задраек, закрывавших эти
двери и люки, и уже через десять минут после начала обхода, несмотря на
протест Вэллери, протянул свою могучую руку и предложил командиру помощь.
  По крутому бесконечному трапу все трое спустились в орудийный погреб
четвертой башни - темный, мрачный каземат, тускло освещенный крохотными,
как спичечные головки, лампочками. Здесь работали бывшие мясники,
булочники, ремесленники, то есть те, кто до мобилизации занимался мирным
ремеслом. Почти сплошь это были вояки, годные лишь для службы в военное
время. Распоряжался ими опытный кадровый артиллерист. Работа, которую они
выполняли, была грязной, тяжелой и неблагодарной. Как ни странно, до этих
людей никому не было никакого дела. Странно потому, что работа эта была
чрезвычайно опасна. В случае попадания в каземат восьмидюймового
бронебойного снаряда или торпеды четырехдюймовая броня оказалась бы не
более надежной защитой, чем лист газетной бумаги...
  Уставленные снарядами и гильзами стены погреба отпотели, по ним стекали
струйки ледяной воды. Часть матросов сидели или лежали, прислонясь к
стеллажам. Лица у людей посинели, осунулись; все дрожали от стужи. В
холодном воздухе тяжелым облаком повис пар от их дыхания. Несколько
человек топтались вокруг элеватора по лужам ледяной воды. Засунув руки в
карманы, понурив голову, сгорбленные, изнемогающие от усталости, бедняги
то и дело спотыкались. Ходячие привидения, думал Николлс, привидения, да и
только. И чего они бродят? Лежали бы уж лучше.
  Наконец все заметили присутствие командира корабля. Один за другим моряки
останавливались или поднимались со своих мест, прилагая мучительные
усилия. Зрение у них настолько ослабло, ум притупился до такой степени,
что никто не поразился, не удивился приходу командира.
  - Вольно, волвно, - поспешно сказал Вэллери. - Кто здесь старший?
  - Я, сэр. - Облаченная в робу грузная фигура медленно вышла вперед и
остановилась перед командиром.
  - Ах, это вы, Гардинер, не правда ли? - Командир показал на людей, ходящих
вереницей вокруг элеватора. - Ради Бога, объясните, Гардинер, что тут
происходит?
  - Лед, - лаконично ответил унтер-офицер. - Приходится месить воду ногами.
А не то она сразу же замерзнет. Замерзнет сию же минуту. А раз на палубе
погреба образовался лед - пиши пропало.
  - Разумеется, разумеется! Но почему не пустите в ход помпы, осушительную
систему?
  - Все замерзло!
  - Но не все же время вы ходите?
  - В штилевую погоду - все время, сэр.
  - Боже правый! - Вэллери покачал головой. Он был потрясен. Прямо по воде
он направился к группе, находившейся в центре помещения. Прикрыв рот
огромным зеленым в белую клетку шарфом, худенький, невзрачный паренек
надрывно кашлял.
  - Здоровы ли вы, мой мальчик? - Вэллери участливо положил руку на дрожащее
плечо юноши.
  - Да, сэр. Как же иначе? - Юноша поднял бледное лицо, искаженное болью. -
Конечно, здоров, - прибавил он с вызовом.
  - Как ваша фамилия?
  - Мак-Куэйтер, сэр.
  - Должность?
  - Камбузник.
  - Сколько вам лет?
  - Восемнадцать, сэр.
  "Боже милостивый, - подумал Вэллери, - я не крейсером командую, а детским
садом!"
  - Родом из Глазго, верно? - улыбнулся Вэллери.
  - Оттуда, сэр, - смело ответил юноша.
  - Я так и подумал. - Командир посмотрел на ноги Мак-Куэйтера, по щиколотки
стоявшего в воде.
  - Почему сапоги не надели? - спросил внезапно Вэллери.
  - Нам их не выдают, сэр.
  - Дружище, но у вас же насквозь мокрые ноги!
  - Не знаю, сэр. Наверно. Да и что из того? - сказал просто Мак-Куэйтер. -
Я их все равно не чувствую.
  Вэллери поморщился. Понимает ли командир, подумал, глядя на него, Николлс,
сколь угнетающее, жалкое зрелище представляет он сам со своим изможденным,
бескровным лицом, красными, воспаленными глазами, с пятнами крови на губах
и на носу, вечно с полотенцем в левой руке - потемневшим и мокрым.
Неожиданно, без всякой причины, Николлсу стало стыдно; он вдруг понял, что
подобная мысль не могла даже в голову прийти такому человеку.
  - Скажи мне, сынок, по чести, ты устал?
  - Что да, то да. Устал, сэр.
  - Я тоже, - признался Вэллери. - Но не сможешь ли ты потерпеть еще
немного? - Командир ощутил, как хрупкие плечи расправились под его
пальцами.
  - Конечно смогу, сэр! - произнес юноша обиженно, почти сердито. - Как же
иначе?
  Вэллери медленно обвел взглядом матросов. Когда он услышал негромкий хор
одобрительных голосов, темные глаза его засветились. Он хотел было сказать
что-то, но не смог: помешал острый приступ кашля. Потом, снова подняв
глаза, он обвел встревоженные лица моряков и неожиданно отвернулся.
  - Мы вас не забудем, - проговорил он. - Обещаю, мы вас не забудем.
  И старый моряк прямо по луже пошагал к трапу. Через десять минут все трое
выбрались из башни. Очистившись, ночное небо было сплошь усыпано алмазными
блестками звезд, этими брызгами застывшего огня, рассыпанными по синему
бархату бездонного свода. Стужа была невыносимой. Когда дверь башни
захлопнулась за ними, капитан первого ранга невольно поежился от холода.
  - Хартли!
  - Слушаю, сэр!
  - В башне я почуял запах рома!
  - Да, сэр. Я тоже, - как ни в чем не бывало, даже весело отозвался
главстаршина. - Дух там, как в хорошем кабаке. Только вы не беспокойтесь,
сэр. Люди приберегают свои порции рома для боевой вахты. Полэкипажа так
делает.
  - Это же строго-настрого запрещено уставом, главный! Вы сами прекрасно
знаете!
  - Знаю. Но что в этом за беда, сэр? Ром людей согревает. А если и придает
морячкам пьяной храбрости, тем лучше. Помните тот вечер, когда носовая
зенитная батарея сбила два пикировщика?
  - Конечно.
  - Расчет был пьян в стельку. Иначе вряд ли бы у них что вышло... Теперь
же, сэр, это им просто необходимо.
  - Возможно, вы правы, главный. Я их осуждаю. - Вэллери хмыкнул. - Не
утруждайте себя, давно знал об этом. Но там стоял такой дух, хоть топор
вешай.
  Поднялись в третью башню, которую обслуживали морские пехотинцы, потом
спустились орудийный погреб. Где бы ни появлялся Вэллери, как это было в
четвертой башне, своим приходом он ободрял моряков. Он обладал обаянием,
был наделен необъяснимой силой, заставлявшей людей подниматься над собой,
силой, пробуждавшей в них душе